Следом летела Бериза, ее машина совершала короткие рывки, оставляя за собой белый пунктир.
Когда гондола в синюю и серую полоску заслонила собой весь обзор, Толлер увидел копошащихся людей. Он насчитал восемь солдат, сгорбившихся на концах радиально растянутых канатов, – конечно, они целились в него.
«Вот чего я хочу, – подумал он, снимая правую перчатку. – Только этого, и ничего другого».
Он выхватил стрелу из колчана, поджег наконечник и вложил ее в лук. Затем врубил двигатель и направил машину на оболочку. Истребитель быстро набирал скорость; Толлера клонило назад. В реве сопла терялись хлопки выстрелов, но он видел грибы-поганки, выросшие над стволами мушкетов. Когда чудовищная выпуклость шара превратилась в кривую бурую стену, заслонив львиную долю вселенной, он вздыбил истребитель, загораживаясь от большинства неприятельских стрелков его крепким «брюхом». Мир и Верхний Мир покорно переместились вдоль небесного свода.
Одним отточенным движением Толлер вскинул лук и выпустил стрелу. И в тот же миг услышал пушечный дуплет Беризы. Стрела вонзилась в оболочку, и Толлер, не снижая скорости, круто взял в сторону. Что-то ударило его по левой ноге, и клочья ватной подкладки остались за хвостом истребителя. Он еще ниже пригнулся к округлой спине машины и погнал ее прочь, к звездам, на безопасное расстояние. Наконец он вырубил двигатель и позволил машине описать полукруг, чтобы поглядеть со стороны на сцену сражения.
Над ним, немного правее, такой же маневр выполнила Бериза. По боку вражеского шара расползался огонь. На гондоле не было заметно повреждений, но Толлер твердо знал, что Бериза не промахнулась.
Не теряя времени, она прочистила казенники пушек и зарядила их железными ядрами. Закончив, подняла руку, и Толлер снова двинулся на шар, стараясь вызвать на себя весь огонь. Ему это удалось; благополучно всадив стрелу в теряющего форму гиганта, он отошел подальше и отыскал в небесной синеве Беризу. На этот раз она не дала себе передышки и заряжала пушки во время разворота. Через несколько мгновений она промчалась под машиной Толлера, заходя на гондолу снизу.
Не успели мушкетеры на канатах взять ее в прицел, как она дала залп из обеих пушек. Ядра вспороли палубу, и гондола содрогнулась, но с виду осталась невредимой, а солдаты продолжали палить сквозь густой черный дым, окутывавший подбитый корабль.
Толлер, ожидавший взрыва кристаллов, остановил машину. Едва ли Рассамарден погиб: человек – слишком маленькая цель по сравнению с гондолой. А им было необходимо знать наверняка, что вражеский король убит. Он поискал глазами Беризу; она спускалась к нему в сверкающем нимбе пара. Выждав, когда она приблизится, он постучал себя пальцем в грудь и указал на небесный корабль, давая понять, что на этот раз сам ударит по гондоле. Бериза сдернула со рта шар и выкрикнула что-то неразборчивое; Толлер едва успел заметить на ее обтекателе паутину белых трещин. Затем она до предела открыла дроссель и с оглушительным ревом рванула вперед – прямо на небесный корабль.
С криком, в котором гнев смешался с испугом, Толлер помчался за ней вдогонку; он уже понял, что Бериза не изменит курса. За две секунды до столкновения она спрыгнула с машины. Истребитель пробил борт гондолы и поразил сердце корабля – газовую горелку. От удара корабль крутануло и подкинуло вверх; во все стороны полетели горящие клочья шара. Ускорительные стойки вырвались из пазов и замолотили в разные стороны, а солдат завертело на извивающихся веревках. Спустя мгновение раздался взрыв пикона и халвелла, его сопровождал яростный всплеск зеленоватого пламени. Теперь Толлер не сомневался, что погибли все до единого.
Бериза, оттолкнувшись ногами от кожуха истребителя, сумела лишь чуть-чуть отклониться от его курса и тотчас скрылась в клубах дыма. У Толлера кровь застыла в жилах, нервы, и без того натянутые до предела, грозили лопнуть. Он завел двигатель и описал полукруг вдоль кромки медленно вращающегося хаоса, пока не достиг синей безмятежности по ту сторону корабля. Беризу он заметил не сразу – белым мерцающим мотыльком она улетала к звездам и серебристым завиткам. Чтобы убедиться, он вскинул к глазу трубу – да, это Бериза, до нее примерно миля, и энергия движения, доставшаяся от истребителя, заставляет ее удаляться.
Он пустился вдогонку, боясь увидеть изувеченный труп. Неподалеку от девушки он сбросил скорость. Истребитель стало кидать из стороны в сторону, и Толлеру пришлось привстать на «стременах», чтобы схватить ее за руку и подтянуть к себе. Он сразу понял, что Бериза цела и невредима: она подались навстречу и, мигом оказавшись верхом на истребителе, лицом к Толлеру, обвила руками его шею.
Ее лицо сияло безумным восторгом, и даже сквозь двойную толщину костюмов он чувствовал, как сильно она дрожит. Им ничего не оставалось, как слиться в поцелуе. У нее были ледяные губы, даже язык, и все-таки Толлер – навсегда, как ему казалось, забывший сексуальную страсть – не мог погасить жар, вновь и вновь толкавший его к этой женщине. Обхватив Толлера ногами, Бериза жадно прильнула к его губам, но в конце концов сжала его щеки ладонями и оторвалась.
– Ну, Толлер, как тебе это понравилось? – хрипло спросила она. – Признайся, ты в жизни не видал такой красоты!
– Да, да, но ведь ты чудом осталась жива, – сказал он.
– Знаю! – Бериза со смехом приникла к его губам, и они долго летели, затерянные среди звезд и светящихся завитков вселенной, которая принадлежала только им двоим.
* * *
На борту небесного корабля тишина нарушалась редко. Примерно в двухстах милях над зоной невесомости Толлер выполнил инверсионный маневр, и теперь корабль плавно падал на Верхний Мир. В ближайшие несколько дней от экипажа никакой работы не потребуется, разве что время от времени подкачивать горячий газ в огромный шар, чтобы его не смяло растущим давлением наружного воздуха. Вокруг царила стужа, но на этот раз она переносилась легче – помогали отопители, работающие на кристаллах. Вдобавок с недавних пор гондолы небесных кораблей для улучшения теплоизоляции покрывали тонким пергаментом.
И все-таки в цилиндрическом пространстве гондолы было довольно холодно. Когда Бериза сняла блузку, ее соски стянулись в коричневые бугорки. Толлер, уже обнаженный и укрывшийся под толстым стеганым пуховым одеялом, протянул ей руку, но она замешкалась, опустившись перед ним на колени и держась за один из протянутых тут и там канатов, без которых не обойтись при длительном отсутствии силы тяжести на борту.
– Ты уверен, что стоит это делать? – спросила она. – Ты совсем потерял осмотрительность.
Недавно он заявил о своем намерении представить ее королю и вместо того, чтобы вернуться домой на парашюте, специально для них двоих вызвал небесный корабль.
– Ты медлишь, давая мне возможность передумать? – Он улыбался, разглядывая ее, – при обычной силе тяжести женские груди никогда не бывают так восхитительно приподняты. – Или наоборот, чтобы я не передумал?
Бериза провела ладонью по своей груди.
– Я думаю о леди Джесалле. Почти наверняка ей все расскажут, и я не хочу, чтобы ты потом глядел на меня букой.
– Мы с леди Джесаллой живем в разных мирах, – сказал Толлер. – И оба делаем не то, что хотим, а то, что нам суждено.
– Ну, если так… – Маленькое женское тело нырнуло к нему под одеяло, и он крякнул от прикосновения холодных пальцев.
Дни сменялись ночами, и Толлер заново открывал для себя радости, без которых в последние годы жизнь его стала сухой и блеклой. Головокружительное наслаждение уживалось с невыносимой горечью – то и дело внутренний голос напоминал ему, что он вершит своего рода расправу над собой, духовное самоубийство…
А кругом полыхали метеориты.
Часть III
БЕСШУМНЫЕ ВТОРЖЕНИЯ
Глава 11
Спустя восемьдесят дней после исчезновения Сондевиры Бартан Драмме освоился с новым укладом жизни. Каждое утро он уходил из дома и обрабатывал ближайшие участки земли – пренебрегать этой обязанностью он не мог, однако и не слишком усердствовал в полевых работах. Куда больше внимания он уделял стеклянным и керамическим бутылям – источнику бодрости и утешения. Производство и поглощение вина занимали едва ли не все часы бодрствования. Бартан привык обходиться без такой роскоши, как свежая закваска и осветление; последнюю процедуру он вообще считал бессмысленным эстетством, ибо она никак не влияла на содержание алкоголя в напитке.
Как только жижа переставала булькать, Бартан процеживал ее через фильтр, а освободившуюся емкость заполнял новой порцией фруктового или ягодного сока и добавлял старой закваски. Сусло быстро загрязнялось дикими дрожжами и бактериями, вино получалось кислое и лишенное букета, но неоспоримое преимущество этого метода заключалось в его скорости. Во главу угла Бартан ставил высокую производительность. Его часто тошнило, он страдал потливостью, но это не казалось высокой ценой за лекарство от угрызений совести и мучительной бессонницы. Весьма устраивало его и снижение потребности в обычной пище – вино давало большую часть питательных веществ, необходимых для томительного, бесцветного существования.
Теперь даже семья Форатере покинула Корзину Яиц, и Бартан лишился возможности общаться с соседями, а в Новый Миннетт его больше не тянуло. В дороге Бартана разбирала тоска, и вообще визиты в таверну казались бессмысленными – ведь он и дома мог набраться до чертиков. К тому же с каждым разом горожане встречали его все прохладнее, и не замечать этого было нельзя. Мэр Кэрродалл лез с советами насчет трезвости и опрятности и уже не выглядел своим в доску парнем, с которым приятно посидеть и опрокинуть кувшинчик-другой.
Однажды на закате Бартан возвращался с поля и заметил впереди на пыльной тропе какое-то копошение. Приблизившись, он узнал ползучего гада, подобных которому не встречал уже давно. Коричневое существо двигалось по тропе к дому и поблескивало сероватым брюшком, перебираясь через камешки.
С минуту Бартан взирал на него, дергая ртом от омерзения, потом огляделся в поисках увесистого булыжника. Увидев камень, который можно было поднять лишь обеими руками, он обрушил его на тварь. Затем, отвернувшись, чтобы взгляд ненароком не упал на тошнотворный результат удара, перешагнул через булыжник и подошел к синерогу.
На Верхнем Мире хватало разнообразных форм жизни, по большей части отвратительных на вид, но Бартан, встречая какое-нибудь мелкое существо, всегда мирно уступал ему дорогу. Исключение он делал только для коричневых ползучек, подчиняясь страстному желанию расправиться с ними на месте.
Дом и хозяйственные постройки купались в тыквенно-рыжем золоте. Подъехав ближе, Бартан привычно упал духом – его ждала долгая одинокая ночь. Больше всего на свете он боялся вечернего часа возвращения, когда вместо смеха Сондевиры его встречала тишина, а от темного купола неба отлетало эхо пустоты. Он миновал свинарник – тоже безмолвный, ибо всю скотину Бартан выпустил на волю, чтобы сама искала себе пропитание, – пересек двор, поднялся на крыльцо и вдруг замер, прежде чем отворить входную дверь. Что-то не так. Сердце его бешено заколотилось.
– Сонди! – В необъяснимом порыве он метнулся в кухню, распахнул дверь спальни. Ни души. Внутри все тот же беспорядок, которому Бартан отдал на откуп свой дом. Последними словами ругая себя за глупость, он все-таки вернулся к выходу и обвел пристальным взглядом окрестности. В печальном бронзовом свете по-прежнему ничего не двигалось, и только синерог щипал траву возле фруктового сада.
Бартан вздохнул и помотал головой, отгоняя дурацкое наваждение. В висках пульсировала боль – закономерный итог послеполуденного возлияния. Почувствовав, что в горле пересохло, он выбрал из шеренги в углу полную бутыль, прихватил чашку и вышел на крыльцо. Вкус вина уступал обычному, но Бартан пил его как воду и с жадностью осушил три чашки, желая лишь блаженной одури, притупления разума и чувств: без сомнения, в ближайшие часы пьяный туман пойдет ему только на пользу.
Когда собралась тьма и расцветилась обычными ночными узорами, он нашел на небе Дальний Мир – единственное зеленоватое пятнышко на небесном своде. К религии Бартан относился все еще скептически, хотя теперь понимал, какое утешение давала она надломленному судьбой человеку.
Если допустить, что Сондевира умерла… Как хорошо было бы верить – хоть наполовину, – что на самом деле она ушла по Горнему Пути в иной мир и там родилась вновь! Простая реинкарнация без сохранения памяти или личности, постулируемая альтернистской религией, почти не отличалась от обычной смерти, но все-таки она кое-что обещала. У Бартана теплилась надежда, что своим упрямством и невежеством он не погубил чудесную человеческую жизнь, что где-нибудь в вечности они с Сондевирой встретятся – возможно, не один раз, – и тогда ему удастся кое-что исправить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Когда гондола в синюю и серую полоску заслонила собой весь обзор, Толлер увидел копошащихся людей. Он насчитал восемь солдат, сгорбившихся на концах радиально растянутых канатов, – конечно, они целились в него.
«Вот чего я хочу, – подумал он, снимая правую перчатку. – Только этого, и ничего другого».
Он выхватил стрелу из колчана, поджег наконечник и вложил ее в лук. Затем врубил двигатель и направил машину на оболочку. Истребитель быстро набирал скорость; Толлера клонило назад. В реве сопла терялись хлопки выстрелов, но он видел грибы-поганки, выросшие над стволами мушкетов. Когда чудовищная выпуклость шара превратилась в кривую бурую стену, заслонив львиную долю вселенной, он вздыбил истребитель, загораживаясь от большинства неприятельских стрелков его крепким «брюхом». Мир и Верхний Мир покорно переместились вдоль небесного свода.
Одним отточенным движением Толлер вскинул лук и выпустил стрелу. И в тот же миг услышал пушечный дуплет Беризы. Стрела вонзилась в оболочку, и Толлер, не снижая скорости, круто взял в сторону. Что-то ударило его по левой ноге, и клочья ватной подкладки остались за хвостом истребителя. Он еще ниже пригнулся к округлой спине машины и погнал ее прочь, к звездам, на безопасное расстояние. Наконец он вырубил двигатель и позволил машине описать полукруг, чтобы поглядеть со стороны на сцену сражения.
Над ним, немного правее, такой же маневр выполнила Бериза. По боку вражеского шара расползался огонь. На гондоле не было заметно повреждений, но Толлер твердо знал, что Бериза не промахнулась.
Не теряя времени, она прочистила казенники пушек и зарядила их железными ядрами. Закончив, подняла руку, и Толлер снова двинулся на шар, стараясь вызвать на себя весь огонь. Ему это удалось; благополучно всадив стрелу в теряющего форму гиганта, он отошел подальше и отыскал в небесной синеве Беризу. На этот раз она не дала себе передышки и заряжала пушки во время разворота. Через несколько мгновений она промчалась под машиной Толлера, заходя на гондолу снизу.
Не успели мушкетеры на канатах взять ее в прицел, как она дала залп из обеих пушек. Ядра вспороли палубу, и гондола содрогнулась, но с виду осталась невредимой, а солдаты продолжали палить сквозь густой черный дым, окутывавший подбитый корабль.
Толлер, ожидавший взрыва кристаллов, остановил машину. Едва ли Рассамарден погиб: человек – слишком маленькая цель по сравнению с гондолой. А им было необходимо знать наверняка, что вражеский король убит. Он поискал глазами Беризу; она спускалась к нему в сверкающем нимбе пара. Выждав, когда она приблизится, он постучал себя пальцем в грудь и указал на небесный корабль, давая понять, что на этот раз сам ударит по гондоле. Бериза сдернула со рта шар и выкрикнула что-то неразборчивое; Толлер едва успел заметить на ее обтекателе паутину белых трещин. Затем она до предела открыла дроссель и с оглушительным ревом рванула вперед – прямо на небесный корабль.
С криком, в котором гнев смешался с испугом, Толлер помчался за ней вдогонку; он уже понял, что Бериза не изменит курса. За две секунды до столкновения она спрыгнула с машины. Истребитель пробил борт гондолы и поразил сердце корабля – газовую горелку. От удара корабль крутануло и подкинуло вверх; во все стороны полетели горящие клочья шара. Ускорительные стойки вырвались из пазов и замолотили в разные стороны, а солдат завертело на извивающихся веревках. Спустя мгновение раздался взрыв пикона и халвелла, его сопровождал яростный всплеск зеленоватого пламени. Теперь Толлер не сомневался, что погибли все до единого.
Бериза, оттолкнувшись ногами от кожуха истребителя, сумела лишь чуть-чуть отклониться от его курса и тотчас скрылась в клубах дыма. У Толлера кровь застыла в жилах, нервы, и без того натянутые до предела, грозили лопнуть. Он завел двигатель и описал полукруг вдоль кромки медленно вращающегося хаоса, пока не достиг синей безмятежности по ту сторону корабля. Беризу он заметил не сразу – белым мерцающим мотыльком она улетала к звездам и серебристым завиткам. Чтобы убедиться, он вскинул к глазу трубу – да, это Бериза, до нее примерно миля, и энергия движения, доставшаяся от истребителя, заставляет ее удаляться.
Он пустился вдогонку, боясь увидеть изувеченный труп. Неподалеку от девушки он сбросил скорость. Истребитель стало кидать из стороны в сторону, и Толлеру пришлось привстать на «стременах», чтобы схватить ее за руку и подтянуть к себе. Он сразу понял, что Бериза цела и невредима: она подались навстречу и, мигом оказавшись верхом на истребителе, лицом к Толлеру, обвила руками его шею.
Ее лицо сияло безумным восторгом, и даже сквозь двойную толщину костюмов он чувствовал, как сильно она дрожит. Им ничего не оставалось, как слиться в поцелуе. У нее были ледяные губы, даже язык, и все-таки Толлер – навсегда, как ему казалось, забывший сексуальную страсть – не мог погасить жар, вновь и вновь толкавший его к этой женщине. Обхватив Толлера ногами, Бериза жадно прильнула к его губам, но в конце концов сжала его щеки ладонями и оторвалась.
– Ну, Толлер, как тебе это понравилось? – хрипло спросила она. – Признайся, ты в жизни не видал такой красоты!
– Да, да, но ведь ты чудом осталась жива, – сказал он.
– Знаю! – Бериза со смехом приникла к его губам, и они долго летели, затерянные среди звезд и светящихся завитков вселенной, которая принадлежала только им двоим.
* * *
На борту небесного корабля тишина нарушалась редко. Примерно в двухстах милях над зоной невесомости Толлер выполнил инверсионный маневр, и теперь корабль плавно падал на Верхний Мир. В ближайшие несколько дней от экипажа никакой работы не потребуется, разве что время от времени подкачивать горячий газ в огромный шар, чтобы его не смяло растущим давлением наружного воздуха. Вокруг царила стужа, но на этот раз она переносилась легче – помогали отопители, работающие на кристаллах. Вдобавок с недавних пор гондолы небесных кораблей для улучшения теплоизоляции покрывали тонким пергаментом.
И все-таки в цилиндрическом пространстве гондолы было довольно холодно. Когда Бериза сняла блузку, ее соски стянулись в коричневые бугорки. Толлер, уже обнаженный и укрывшийся под толстым стеганым пуховым одеялом, протянул ей руку, но она замешкалась, опустившись перед ним на колени и держась за один из протянутых тут и там канатов, без которых не обойтись при длительном отсутствии силы тяжести на борту.
– Ты уверен, что стоит это делать? – спросила она. – Ты совсем потерял осмотрительность.
Недавно он заявил о своем намерении представить ее королю и вместо того, чтобы вернуться домой на парашюте, специально для них двоих вызвал небесный корабль.
– Ты медлишь, давая мне возможность передумать? – Он улыбался, разглядывая ее, – при обычной силе тяжести женские груди никогда не бывают так восхитительно приподняты. – Или наоборот, чтобы я не передумал?
Бериза провела ладонью по своей груди.
– Я думаю о леди Джесалле. Почти наверняка ей все расскажут, и я не хочу, чтобы ты потом глядел на меня букой.
– Мы с леди Джесаллой живем в разных мирах, – сказал Толлер. – И оба делаем не то, что хотим, а то, что нам суждено.
– Ну, если так… – Маленькое женское тело нырнуло к нему под одеяло, и он крякнул от прикосновения холодных пальцев.
Дни сменялись ночами, и Толлер заново открывал для себя радости, без которых в последние годы жизнь его стала сухой и блеклой. Головокружительное наслаждение уживалось с невыносимой горечью – то и дело внутренний голос напоминал ему, что он вершит своего рода расправу над собой, духовное самоубийство…
А кругом полыхали метеориты.
Часть III
БЕСШУМНЫЕ ВТОРЖЕНИЯ
Глава 11
Спустя восемьдесят дней после исчезновения Сондевиры Бартан Драмме освоился с новым укладом жизни. Каждое утро он уходил из дома и обрабатывал ближайшие участки земли – пренебрегать этой обязанностью он не мог, однако и не слишком усердствовал в полевых работах. Куда больше внимания он уделял стеклянным и керамическим бутылям – источнику бодрости и утешения. Производство и поглощение вина занимали едва ли не все часы бодрствования. Бартан привык обходиться без такой роскоши, как свежая закваска и осветление; последнюю процедуру он вообще считал бессмысленным эстетством, ибо она никак не влияла на содержание алкоголя в напитке.
Как только жижа переставала булькать, Бартан процеживал ее через фильтр, а освободившуюся емкость заполнял новой порцией фруктового или ягодного сока и добавлял старой закваски. Сусло быстро загрязнялось дикими дрожжами и бактериями, вино получалось кислое и лишенное букета, но неоспоримое преимущество этого метода заключалось в его скорости. Во главу угла Бартан ставил высокую производительность. Его часто тошнило, он страдал потливостью, но это не казалось высокой ценой за лекарство от угрызений совести и мучительной бессонницы. Весьма устраивало его и снижение потребности в обычной пище – вино давало большую часть питательных веществ, необходимых для томительного, бесцветного существования.
Теперь даже семья Форатере покинула Корзину Яиц, и Бартан лишился возможности общаться с соседями, а в Новый Миннетт его больше не тянуло. В дороге Бартана разбирала тоска, и вообще визиты в таверну казались бессмысленными – ведь он и дома мог набраться до чертиков. К тому же с каждым разом горожане встречали его все прохладнее, и не замечать этого было нельзя. Мэр Кэрродалл лез с советами насчет трезвости и опрятности и уже не выглядел своим в доску парнем, с которым приятно посидеть и опрокинуть кувшинчик-другой.
Однажды на закате Бартан возвращался с поля и заметил впереди на пыльной тропе какое-то копошение. Приблизившись, он узнал ползучего гада, подобных которому не встречал уже давно. Коричневое существо двигалось по тропе к дому и поблескивало сероватым брюшком, перебираясь через камешки.
С минуту Бартан взирал на него, дергая ртом от омерзения, потом огляделся в поисках увесистого булыжника. Увидев камень, который можно было поднять лишь обеими руками, он обрушил его на тварь. Затем, отвернувшись, чтобы взгляд ненароком не упал на тошнотворный результат удара, перешагнул через булыжник и подошел к синерогу.
На Верхнем Мире хватало разнообразных форм жизни, по большей части отвратительных на вид, но Бартан, встречая какое-нибудь мелкое существо, всегда мирно уступал ему дорогу. Исключение он делал только для коричневых ползучек, подчиняясь страстному желанию расправиться с ними на месте.
Дом и хозяйственные постройки купались в тыквенно-рыжем золоте. Подъехав ближе, Бартан привычно упал духом – его ждала долгая одинокая ночь. Больше всего на свете он боялся вечернего часа возвращения, когда вместо смеха Сондевиры его встречала тишина, а от темного купола неба отлетало эхо пустоты. Он миновал свинарник – тоже безмолвный, ибо всю скотину Бартан выпустил на волю, чтобы сама искала себе пропитание, – пересек двор, поднялся на крыльцо и вдруг замер, прежде чем отворить входную дверь. Что-то не так. Сердце его бешено заколотилось.
– Сонди! – В необъяснимом порыве он метнулся в кухню, распахнул дверь спальни. Ни души. Внутри все тот же беспорядок, которому Бартан отдал на откуп свой дом. Последними словами ругая себя за глупость, он все-таки вернулся к выходу и обвел пристальным взглядом окрестности. В печальном бронзовом свете по-прежнему ничего не двигалось, и только синерог щипал траву возле фруктового сада.
Бартан вздохнул и помотал головой, отгоняя дурацкое наваждение. В висках пульсировала боль – закономерный итог послеполуденного возлияния. Почувствовав, что в горле пересохло, он выбрал из шеренги в углу полную бутыль, прихватил чашку и вышел на крыльцо. Вкус вина уступал обычному, но Бартан пил его как воду и с жадностью осушил три чашки, желая лишь блаженной одури, притупления разума и чувств: без сомнения, в ближайшие часы пьяный туман пойдет ему только на пользу.
Когда собралась тьма и расцветилась обычными ночными узорами, он нашел на небе Дальний Мир – единственное зеленоватое пятнышко на небесном своде. К религии Бартан относился все еще скептически, хотя теперь понимал, какое утешение давала она надломленному судьбой человеку.
Если допустить, что Сондевира умерла… Как хорошо было бы верить – хоть наполовину, – что на самом деле она ушла по Горнему Пути в иной мир и там родилась вновь! Простая реинкарнация без сохранения памяти или личности, постулируемая альтернистской религией, почти не отличалась от обычной смерти, но все-таки она кое-что обещала. У Бартана теплилась надежда, что своим упрямством и невежеством он не погубил чудесную человеческую жизнь, что где-нибудь в вечности они с Сондевирой встретятся – возможно, не один раз, – и тогда ему удастся кое-что исправить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42