Только вообрази! Споткнешься о канат – и вниз. Обычные гондолы – тоже, конечно, не подарок, но у них – борта, хоть какая-то иллюзия безопасности. Нет, Илвен, не нравится мне это… – Он умолк, с удивлением заметив, что Завотл согласно кивает.
– Ты абсолютно прав, и я бы еще добавил, что пять дней на возвращение – слишком большая роскошь, – произнес Завотл. – Ты, да и остальные пилоты, понадобитесь на Верхнем Мире гораздо раньше. Я уже не говорю о шарах и двигателях.
– Ну и?..
Завотл безмятежно улыбнулся.
– Надеюсь, тебе знакомо слово «парашют».
– Еще бы, – обеспокоился Толлер. – Воздушная Служба ими уже лет десять пользуется, а то и больше. К чему ты клонишь?
– Пусть люди возвращаются на парашютах.
– Гениально. – Толлер хлопнул себя по лбу – на тот случай, если сарказм остался незамеченным. – Но просвети меня, невежду, разве парашютист не будет спускаться примерно с той же скоростью, что и небесный корабль?
Улыбка Завотла стала прямо-таки блаженной.
– Будет, но только при раскрытом парашюте.
– Только при… – Глядя под ноги, Толлер обошел тесный кабинет и снова уселся в кресло. – Ты имеешь в виду, что пилот выиграет время, если пролетит изрядное расстояние, не раскрывая парашюта. А на какой высоте надо раскрыть?
– Ну… как насчет тысячи футов?
– Нет! – выкрикнул Толлер не рассуждая, а лишь подчиняясь инстинктивному страху. – Ты не посмеешь!
– Почему?
Толлер угрюмо поглядел в лицо собеседника и увидел на нем знакомое выражение.
– Илвен, ты помнишь наш первый полет? Помнишь, как мы все стояли у борта и смотрели, как гибнет Фленн? Он падал дольше суток.
– У него не было парашюта.
– Но он падал дольше суток, – с мольбой повторил Толлер, страшась того, что годы сделали с Завотлом. – Это слишком долго.
– Маракайн, да что с тобой? – вмешался в разговор король, на чьем широком коричневом лице проглядывало раздражение. – Что день падать, что минуту – итог один. Есть парашют – ты живой, нет парашюта – мертвец.
– Ваше Величество, а вам бы не хотелось самому пережить такое падение?
Чаккел посмотрел на Толлера с откровенным недоумением.
– Куда девался почтительный тон?
Завотл опередил Толлера с ответом:
– Ваше Величество, лорду Толлеру, бесспорно, есть из-за чего беспокоиться. Мы совершенно не представляем, как может падение отразиться на человеке. Нельзя исключить, что он замерзнет насмерть… или задохнется… Возможны и другие неприятные явления. Мало проку в пилоте, который здоров телом, но хвор рассудком. – Завотл на несколько секунд умолк, и его карандаш забегал по бумаге, выводя непонятный рисунок. – Раз уж только я отстаиваю этот способ, полагаю, мне и надлежит его испытать.
«Ах ты, хитрюга, провел-таки меня, – подумал Толлер, вновь проникаясь признательностью и уважением к старому другу. – Уж я-то позабочусь, чтобы ты остался на своем месте. Тут, на планете».
Было трудно отличить тех, кто сам вызвался на это задание, от тех, кого просто поставили перед фактом. И те, и другие очень хорошо понимали, что противиться королевскому приказу на войне равносильно гибели, и кое-кто из добровольцев попросту выдавал нужду за добродетель. Как бы то ни было, все воспряли духом, узнав, что могут, ничем не рискуя, летать без кораблей. «Живы будем – не помрем», – все чаще слышал от них Толлер, и самым ярким проявлением всеобщего оптимизма служил оживленный гомон, когда команда, хорошенько освоив новые навыки, бралась за очередную задачу.
Но на этот раз, заметил Толлер, они вновь погрузились в молчание.
От крепостных секций отделились последние оболочки и, отягощенные только круглыми ложными палубами и двигательными узлами, отошли на небольшое расстояние. И хотя эти наполненные газом пузыри казались нереальными, они господствовали над всем небесным окружением. Для снующих в воздухе людей они были дружелюбными великанами, способными благополучно переносить их с планеты на планету, – и вот эти великаны бросили своих подопечных на произвол судьбы во враждебной синей пустоте.
Даже Толлер, командированный сюда на время монтажа крепостей, ощутил в кишечнике хрусткий ледок, когда заметил, как малы ничем не поддерживаемые секции в туманной бесконечности, со всех сторон обступившей эту точку пространства. Казалось, для человека не может быть ничего страшнее долгого падения к поверхности планеты, но сейчас Толлер был, пожалуй, в гораздо более выгодном положении, чем те, кому предстояло остаться в зоне невесомости.
Мысль эта встряхнула его, и он почувствовал себя обманутым. Разве он хотел такой привилегии?
«Да что это со мной?» – подумал Толлер, начиная волноваться. Он редко анализировал свои чувства, считая это пустой тратой времени, но с некоторых пор его эмоциональная реакция на события стала такой противоречивой, что просто вынуждала заглядывать в собственное сознание. К примеру, он жалел экипажи крепостей, а в следующее мгновение почти завидовал им. Лучше любого другого он знал истинную цену боевой славе и потому не мог утешиться видом очередного выводка патриотов, национальных героев, защитников хрупких деревянных форпостов в безжизненном небесном чертоге.
«Что со мной творится? – снова произнес он про себя. – Мне чего-то не хватает, но ведь раньше этого не было. Если я не безумец, то почему лезу напролом там, где отступил бы любой здравомыслящий человек?»
Толлер спохватился: довольно самокопания, нельзя забывать о служебном долге. Он привел в действие воздухоструй и подлетел к ближайшей крепости. Ее средняя и концевая секция были уже благополучно отделены от шаров и состыкованы, осталось лишь присоединить третью часть. Она находилась на достаточном расстоянии от двух своих спутниц, чтобы люди, держащиеся за буксирные тросы, могли действовать слаженно и споро. Четверо, цепляясь за борт средней секции, работали свободными руками в едином ритме, и концевая секция двигалась поначалу неуклюже, но затем набрала скорость. Толлер следил, как она приближается к месту стыковки. Он знал, что секция ничего не весит, а следовательно, не причинит вреда, если столкнется с другими, однако не любил, когда в конструкторском деле злоупотребляли силой. Возможно, секция отскочит, и ее снова придется подтягивать.
– Стоп! – крикнул он буксировщикам. – Слишком быстро. Приготовьтесь затормозить ее.
Взмахами рук люди сообщили, что приказ ясен, и приготовились встретить надвигающийся цилиндр. Фамарж, отвечавший за сборку крепости, дал сигнал двум матросам, которые удерживали среднюю секцию за короткие канаты, чтобы те помогли товарищам. Один из них добрался до обтянутой кожей стенки цилиндра и сжал ее ногами с двух сторон.
Концевая секция неслась на поджидающего человека и, почти не теряя скорости, легко сминала натянутые канаты, которые попадались ей на пути. «Странно, – мелькнуло в голове у Толлера. – Она же невесома, как перо». И тут им овладела тревога: он вспомнил, что совсем недавно видел подобную аномалию. Готлон, хоть и ничего не весил, в конце своего первого свободного полета нанес ему довольно сильный удар, как если бы…
– Уходи с борта! – проревел Толлер. – Быстрее! Человек в уродливом костюме повернулся к нему – и только. В леденящее мгновение Толлер узнал грубые черты Гнэпперла, а затем концевая секция обрушилась на крепость. Гнэпперл завопил, когда у него сломалась тазовая кость. Крепость вздыбилась, стряхнув с себя людей, а концевая секция, расточая кинетическую энергию, частично вошла в главное сооружение. Края цилиндров, точно лезвия мечей, рассекли тело Гнэпперла, и вопли оборвались. Потом секции разошлись и остановились.
Толлер машинально врубил воздухоструй, но помочь ничем не смог, а лишь дальше отлетел от места трагедии. Он развернулся и, подкачав в аппарат воздух, направился обратно в суматошную человеческую стаю. Мягко столкнувшись со средней секцией, он ухватился за канат, чтобы остановиться и взглянуть на пострадавшего. Гнэпперл уплывал в пространство, разметав руки и ноги; в его небесном костюме виднелась длинная прорезь, из нее торчала пропитанная кровью подбивка, от чего дыра походила на страшную рану, а вокруг роились, мерцая на солнце, ярко-красные шарики. Не могло быть сомнений, что Гнэпперл мертв.
– Почему этот болван не убрался с дороги, когда ты ему крикнул? – удивленно спросил Юмол, подбираясь по канату к Толлеру.
– Кто его знает. – Толлер подумал о загадочном параличе, сковавшем Гнэпперла за миг до смерти. Может, он реагировал бы быстрее, предупреди его кто-нибудь другой? Должно быть, не поверил. Как бы то ни было, его гибель – на совести Толлера.
– Все равно он был тупоголовым скотом, – рассудительно произнес Юмол. – Сам виноват, что загнулся. Уж лучше он, чем кто-нибудь из нас. Хоть чему-то полезному научил.
– Чему?
– Что здесь можно точно так же раздавить человека, как и на земле. Стало быть, если вещь не имеет веса, это еще ни о чем не говорит. Как ты это объяснишь, а, Толлер?
Усилием воли Толлер вернулся из области этики в область физики.
– Может быть, полная невесомость как-то повлияла на наши тела. В любом случае впредь надо быть осторожнее.
– Да, а пока у нас – труп, и надо от него избавиться. Надеюсь, мы его просто бросим.
– Нет. – Толлер не раздумывал ни секунды. – Заберем с собой на Верхний Мир.
Всю ночь шесть кораблей летели вниз на реактивной тяге, и с каждым часом Верхний Мир все сильнее тянул их к себе за гравитационные паутинки. Но все-таки это было только начало спуска; едва возвратился свет дня и Верхний Мир, участвуя в парном танце, целиком спрятался в тени, двигатели умолкли, и сопротивление воздуха остановило корабли. Требовалось их развернуть, и тут на помощь воздухоплавателям пришли крошечные горизонтальные сопла. Все происходило с величавой неторопливостью; по воле шести обыкновенных людей вселенная со всеми своими звездами совершила сальто-мортале, и солнце послушно утонуло под ногами. Маневр был выполнен безукоризненно, и наступило время для того, что никогда прежде не делалось.
Толлер сидел в пилотском кресле, затянутый в ремни безопасности. Рядом, по ту сторону двигательного узла, находился Типп Готлон. Ложная палуба, служившая им опорой, представляла собой круглую деревянную платформу – всего четыре шага в диаметре, – и за ее неогражденной кромкой владычествовала пустота. Оступишься – и будешь падать две с лишним тысячи миль, пока не превратишься в мокрое пятнышко на поверхности планеты.
Остальные пять кораблей висели в воздухе на фоне сложного голубовато-серебристого узора небес. На каждом летели по два человека; они скрывались в цилиндрических тенях палуб, и только сияющие спирали туманностей и брызги метеоритов высвечивали их силуэты. Огромные шары под ними, залитые солнечным светом, казались твердыми, как планеты; формой они походили на жемчужины, а канаты и швы на них напоминали меридианы и параллели.
Но Толлера меньше волновали поразительные картины окружающего мира, чем требования его личного микрокосма. Всю палубу загромождали припасы и оборудование – от трубопроводов горизонтальных дюз до сундуков с энергокристаллами, контейнеров с пищей и водой и мешков для падения. Камышовые перегородки высотой по пояс отделяли примитивный гальюн и тесный камбуз, откуда торчали ноги Гнэпперла, привязанного к палубе, чтобы не пугал остальных стремлением взмыть и повитать в невесомости.
– Ну что ж, юный Готлон, пора расставаться, – сказал Толлер. – Как ты себя чувствуешь?
– Как вы, сэр, так и я. – Готлон блеснул щербатым оскалом. – Сэр, вы ведь знаете: я мечтаю стать пилотом и почту за великую честь, если вы разрешите дернуть за вытяжной трос.
– Честь? Скажи-ка, Готлон, для тебя это все – развлечение?
– Еще бы, сэр. – Готлон умолк – над кораблем промчался необычайно большой метеорит, и его преследовали громовые раскаты. – Хотя слово «развлечение» тут, пожалуй, не годится. Просто у меня душа ни к чему другому не лежит.
«Прекрасный ответ», – подумал Толлер, давая себе слово позаботиться о карьере юноши.
– Хорошо, как будешь готов, дергай.
Ни секунды не медля, Готлон наклонился, стиснул красный трос, что тянулся изнутри шара к палубе, и рванул на себя. Трос обвис в его руке. С устойчивостью и движением корабля не произошло заметных изменений, но высоко над головой, в зыбком колоколе, случилось необратимое. Из макушки шара вырвался большой лоскут ткани, и в тот же миг корабль оказался во власти тяготения Верхнего Мира. Теперь кораблю и его экипажу оставалось только падать – больше от них не зависело ничего. И все же Толлер испытывал непонятный страх перед следующим – неизбежным – шагом.
– Не вижу смысла тут куковать. – Толлер оставил попытки уследить за своими чувствами. Он уже засунул ноги в мешок для падения – подбитый шерстью и достаточно просторный, чтобы можно было забраться в него с головой, – расстегнул страховочные ремни, поднялся с кресла и лишь сейчас заметил свой меч, пристегнутый к ближайшей стойке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Ты абсолютно прав, и я бы еще добавил, что пять дней на возвращение – слишком большая роскошь, – произнес Завотл. – Ты, да и остальные пилоты, понадобитесь на Верхнем Мире гораздо раньше. Я уже не говорю о шарах и двигателях.
– Ну и?..
Завотл безмятежно улыбнулся.
– Надеюсь, тебе знакомо слово «парашют».
– Еще бы, – обеспокоился Толлер. – Воздушная Служба ими уже лет десять пользуется, а то и больше. К чему ты клонишь?
– Пусть люди возвращаются на парашютах.
– Гениально. – Толлер хлопнул себя по лбу – на тот случай, если сарказм остался незамеченным. – Но просвети меня, невежду, разве парашютист не будет спускаться примерно с той же скоростью, что и небесный корабль?
Улыбка Завотла стала прямо-таки блаженной.
– Будет, но только при раскрытом парашюте.
– Только при… – Глядя под ноги, Толлер обошел тесный кабинет и снова уселся в кресло. – Ты имеешь в виду, что пилот выиграет время, если пролетит изрядное расстояние, не раскрывая парашюта. А на какой высоте надо раскрыть?
– Ну… как насчет тысячи футов?
– Нет! – выкрикнул Толлер не рассуждая, а лишь подчиняясь инстинктивному страху. – Ты не посмеешь!
– Почему?
Толлер угрюмо поглядел в лицо собеседника и увидел на нем знакомое выражение.
– Илвен, ты помнишь наш первый полет? Помнишь, как мы все стояли у борта и смотрели, как гибнет Фленн? Он падал дольше суток.
– У него не было парашюта.
– Но он падал дольше суток, – с мольбой повторил Толлер, страшась того, что годы сделали с Завотлом. – Это слишком долго.
– Маракайн, да что с тобой? – вмешался в разговор король, на чьем широком коричневом лице проглядывало раздражение. – Что день падать, что минуту – итог один. Есть парашют – ты живой, нет парашюта – мертвец.
– Ваше Величество, а вам бы не хотелось самому пережить такое падение?
Чаккел посмотрел на Толлера с откровенным недоумением.
– Куда девался почтительный тон?
Завотл опередил Толлера с ответом:
– Ваше Величество, лорду Толлеру, бесспорно, есть из-за чего беспокоиться. Мы совершенно не представляем, как может падение отразиться на человеке. Нельзя исключить, что он замерзнет насмерть… или задохнется… Возможны и другие неприятные явления. Мало проку в пилоте, который здоров телом, но хвор рассудком. – Завотл на несколько секунд умолк, и его карандаш забегал по бумаге, выводя непонятный рисунок. – Раз уж только я отстаиваю этот способ, полагаю, мне и надлежит его испытать.
«Ах ты, хитрюга, провел-таки меня, – подумал Толлер, вновь проникаясь признательностью и уважением к старому другу. – Уж я-то позабочусь, чтобы ты остался на своем месте. Тут, на планете».
Было трудно отличить тех, кто сам вызвался на это задание, от тех, кого просто поставили перед фактом. И те, и другие очень хорошо понимали, что противиться королевскому приказу на войне равносильно гибели, и кое-кто из добровольцев попросту выдавал нужду за добродетель. Как бы то ни было, все воспряли духом, узнав, что могут, ничем не рискуя, летать без кораблей. «Живы будем – не помрем», – все чаще слышал от них Толлер, и самым ярким проявлением всеобщего оптимизма служил оживленный гомон, когда команда, хорошенько освоив новые навыки, бралась за очередную задачу.
Но на этот раз, заметил Толлер, они вновь погрузились в молчание.
От крепостных секций отделились последние оболочки и, отягощенные только круглыми ложными палубами и двигательными узлами, отошли на небольшое расстояние. И хотя эти наполненные газом пузыри казались нереальными, они господствовали над всем небесным окружением. Для снующих в воздухе людей они были дружелюбными великанами, способными благополучно переносить их с планеты на планету, – и вот эти великаны бросили своих подопечных на произвол судьбы во враждебной синей пустоте.
Даже Толлер, командированный сюда на время монтажа крепостей, ощутил в кишечнике хрусткий ледок, когда заметил, как малы ничем не поддерживаемые секции в туманной бесконечности, со всех сторон обступившей эту точку пространства. Казалось, для человека не может быть ничего страшнее долгого падения к поверхности планеты, но сейчас Толлер был, пожалуй, в гораздо более выгодном положении, чем те, кому предстояло остаться в зоне невесомости.
Мысль эта встряхнула его, и он почувствовал себя обманутым. Разве он хотел такой привилегии?
«Да что это со мной?» – подумал Толлер, начиная волноваться. Он редко анализировал свои чувства, считая это пустой тратой времени, но с некоторых пор его эмоциональная реакция на события стала такой противоречивой, что просто вынуждала заглядывать в собственное сознание. К примеру, он жалел экипажи крепостей, а в следующее мгновение почти завидовал им. Лучше любого другого он знал истинную цену боевой славе и потому не мог утешиться видом очередного выводка патриотов, национальных героев, защитников хрупких деревянных форпостов в безжизненном небесном чертоге.
«Что со мной творится? – снова произнес он про себя. – Мне чего-то не хватает, но ведь раньше этого не было. Если я не безумец, то почему лезу напролом там, где отступил бы любой здравомыслящий человек?»
Толлер спохватился: довольно самокопания, нельзя забывать о служебном долге. Он привел в действие воздухоструй и подлетел к ближайшей крепости. Ее средняя и концевая секция были уже благополучно отделены от шаров и состыкованы, осталось лишь присоединить третью часть. Она находилась на достаточном расстоянии от двух своих спутниц, чтобы люди, держащиеся за буксирные тросы, могли действовать слаженно и споро. Четверо, цепляясь за борт средней секции, работали свободными руками в едином ритме, и концевая секция двигалась поначалу неуклюже, но затем набрала скорость. Толлер следил, как она приближается к месту стыковки. Он знал, что секция ничего не весит, а следовательно, не причинит вреда, если столкнется с другими, однако не любил, когда в конструкторском деле злоупотребляли силой. Возможно, секция отскочит, и ее снова придется подтягивать.
– Стоп! – крикнул он буксировщикам. – Слишком быстро. Приготовьтесь затормозить ее.
Взмахами рук люди сообщили, что приказ ясен, и приготовились встретить надвигающийся цилиндр. Фамарж, отвечавший за сборку крепости, дал сигнал двум матросам, которые удерживали среднюю секцию за короткие канаты, чтобы те помогли товарищам. Один из них добрался до обтянутой кожей стенки цилиндра и сжал ее ногами с двух сторон.
Концевая секция неслась на поджидающего человека и, почти не теряя скорости, легко сминала натянутые канаты, которые попадались ей на пути. «Странно, – мелькнуло в голове у Толлера. – Она же невесома, как перо». И тут им овладела тревога: он вспомнил, что совсем недавно видел подобную аномалию. Готлон, хоть и ничего не весил, в конце своего первого свободного полета нанес ему довольно сильный удар, как если бы…
– Уходи с борта! – проревел Толлер. – Быстрее! Человек в уродливом костюме повернулся к нему – и только. В леденящее мгновение Толлер узнал грубые черты Гнэпперла, а затем концевая секция обрушилась на крепость. Гнэпперл завопил, когда у него сломалась тазовая кость. Крепость вздыбилась, стряхнув с себя людей, а концевая секция, расточая кинетическую энергию, частично вошла в главное сооружение. Края цилиндров, точно лезвия мечей, рассекли тело Гнэпперла, и вопли оборвались. Потом секции разошлись и остановились.
Толлер машинально врубил воздухоструй, но помочь ничем не смог, а лишь дальше отлетел от места трагедии. Он развернулся и, подкачав в аппарат воздух, направился обратно в суматошную человеческую стаю. Мягко столкнувшись со средней секцией, он ухватился за канат, чтобы остановиться и взглянуть на пострадавшего. Гнэпперл уплывал в пространство, разметав руки и ноги; в его небесном костюме виднелась длинная прорезь, из нее торчала пропитанная кровью подбивка, от чего дыра походила на страшную рану, а вокруг роились, мерцая на солнце, ярко-красные шарики. Не могло быть сомнений, что Гнэпперл мертв.
– Почему этот болван не убрался с дороги, когда ты ему крикнул? – удивленно спросил Юмол, подбираясь по канату к Толлеру.
– Кто его знает. – Толлер подумал о загадочном параличе, сковавшем Гнэпперла за миг до смерти. Может, он реагировал бы быстрее, предупреди его кто-нибудь другой? Должно быть, не поверил. Как бы то ни было, его гибель – на совести Толлера.
– Все равно он был тупоголовым скотом, – рассудительно произнес Юмол. – Сам виноват, что загнулся. Уж лучше он, чем кто-нибудь из нас. Хоть чему-то полезному научил.
– Чему?
– Что здесь можно точно так же раздавить человека, как и на земле. Стало быть, если вещь не имеет веса, это еще ни о чем не говорит. Как ты это объяснишь, а, Толлер?
Усилием воли Толлер вернулся из области этики в область физики.
– Может быть, полная невесомость как-то повлияла на наши тела. В любом случае впредь надо быть осторожнее.
– Да, а пока у нас – труп, и надо от него избавиться. Надеюсь, мы его просто бросим.
– Нет. – Толлер не раздумывал ни секунды. – Заберем с собой на Верхний Мир.
Всю ночь шесть кораблей летели вниз на реактивной тяге, и с каждым часом Верхний Мир все сильнее тянул их к себе за гравитационные паутинки. Но все-таки это было только начало спуска; едва возвратился свет дня и Верхний Мир, участвуя в парном танце, целиком спрятался в тени, двигатели умолкли, и сопротивление воздуха остановило корабли. Требовалось их развернуть, и тут на помощь воздухоплавателям пришли крошечные горизонтальные сопла. Все происходило с величавой неторопливостью; по воле шести обыкновенных людей вселенная со всеми своими звездами совершила сальто-мортале, и солнце послушно утонуло под ногами. Маневр был выполнен безукоризненно, и наступило время для того, что никогда прежде не делалось.
Толлер сидел в пилотском кресле, затянутый в ремни безопасности. Рядом, по ту сторону двигательного узла, находился Типп Готлон. Ложная палуба, служившая им опорой, представляла собой круглую деревянную платформу – всего четыре шага в диаметре, – и за ее неогражденной кромкой владычествовала пустота. Оступишься – и будешь падать две с лишним тысячи миль, пока не превратишься в мокрое пятнышко на поверхности планеты.
Остальные пять кораблей висели в воздухе на фоне сложного голубовато-серебристого узора небес. На каждом летели по два человека; они скрывались в цилиндрических тенях палуб, и только сияющие спирали туманностей и брызги метеоритов высвечивали их силуэты. Огромные шары под ними, залитые солнечным светом, казались твердыми, как планеты; формой они походили на жемчужины, а канаты и швы на них напоминали меридианы и параллели.
Но Толлера меньше волновали поразительные картины окружающего мира, чем требования его личного микрокосма. Всю палубу загромождали припасы и оборудование – от трубопроводов горизонтальных дюз до сундуков с энергокристаллами, контейнеров с пищей и водой и мешков для падения. Камышовые перегородки высотой по пояс отделяли примитивный гальюн и тесный камбуз, откуда торчали ноги Гнэпперла, привязанного к палубе, чтобы не пугал остальных стремлением взмыть и повитать в невесомости.
– Ну что ж, юный Готлон, пора расставаться, – сказал Толлер. – Как ты себя чувствуешь?
– Как вы, сэр, так и я. – Готлон блеснул щербатым оскалом. – Сэр, вы ведь знаете: я мечтаю стать пилотом и почту за великую честь, если вы разрешите дернуть за вытяжной трос.
– Честь? Скажи-ка, Готлон, для тебя это все – развлечение?
– Еще бы, сэр. – Готлон умолк – над кораблем промчался необычайно большой метеорит, и его преследовали громовые раскаты. – Хотя слово «развлечение» тут, пожалуй, не годится. Просто у меня душа ни к чему другому не лежит.
«Прекрасный ответ», – подумал Толлер, давая себе слово позаботиться о карьере юноши.
– Хорошо, как будешь готов, дергай.
Ни секунды не медля, Готлон наклонился, стиснул красный трос, что тянулся изнутри шара к палубе, и рванул на себя. Трос обвис в его руке. С устойчивостью и движением корабля не произошло заметных изменений, но высоко над головой, в зыбком колоколе, случилось необратимое. Из макушки шара вырвался большой лоскут ткани, и в тот же миг корабль оказался во власти тяготения Верхнего Мира. Теперь кораблю и его экипажу оставалось только падать – больше от них не зависело ничего. И все же Толлер испытывал непонятный страх перед следующим – неизбежным – шагом.
– Не вижу смысла тут куковать. – Толлер оставил попытки уследить за своими чувствами. Он уже засунул ноги в мешок для падения – подбитый шерстью и достаточно просторный, чтобы можно было забраться в него с головой, – расстегнул страховочные ремни, поднялся с кресла и лишь сейчас заметил свой меч, пристегнутый к ближайшей стойке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42