Ночью прошел дождь, и воздух теперь был свеж, густ и сладок; дыша полной грудью, Бартан испытывал странное возбуждение, словно он вновь стал мальчишкой с мечтательным взором, когда будущее кажется озаренным вот таким же золотистым сиянием. И радость эта подогревалась мыслью, что будущее не обмануло его, оправдало врожденный юношеский оптимизм.
Жизнь – хороша!
Позволив синерогу брести не спеша, Бартан вспоминал обстоятельства, сделавшие этот день особенным. От мэра Кэрродалла пришло известие, что все заявки Тринчила благополучно зарегистрированы в главном городе провинции. Фермеры счастливы были занять готовые дома и расчищенные земли, и в Бартане видели благодетеля. Через двадцать дней он женится на Сондевире – дату назначил сам Джоп Тринчил. А сегодня вечером – праздник, поселенцы хотят отметить утверждение заявок, будет пир горой и танцы до глубокой ночи.
Вряд ли гулянка начнется в назначенный час, но обязательно разойдется, когда с окрестных наделов подтянется семейный народ. Бартан выехал из дому загодя, надеясь, что Сондевира поступит точно так же и у них будет несколько лишних часов. Они уже тринадцать дней не виделись, и Бартан истосковался по красоте ее лица, по нежности голоса, по головокружительным прикосновениям к ее телу. А может, она уже у Форатере? Едва подумав об этом, он подхлестнул синерога и вскоре достиг вершины небольшого холма, откуда глазам предстал широкий простор пасторальной безмятежности – картина, прекрасно подходящая его настроению. Ночной дождь оттенил синеву неба – тем яснее в нем виднелись несколько светлых завитков вдобавок к щедрому сиянию звезд. На горизонте проглядывали девственные луга, где ничто не шевелилось, кроме случайных отблесков от почти невидимых отсюда шаров птерты, кочующих по воле ветров. На полпути к ним, в бахроме вспаханных полей, расположилось поместье Форатере – несколько белых и серых прямоугольничков. Ферма эта стояла в центре поселения, поэтому Харро и Эннда Форатере предложили устроить гулянку у них.
Насвистывая, Бартан скатил фургон с холма по подсохшим дорожным колеям. Подъехав к самому большому – жилому – дому Форатере, он увидел возле хлева несколько фургонов, но повозки Тринчилов, в которой всегда ездила Сондевира, среди них не было. Пока, видимо, собрались лишь те семьи, чьи женщины вызвались помочь с приготовлениями к пирушке.
Уже был сооружен длинный стол, и возле него, праздно беседуя, стояла небольшая группа гостей. Поблизости с криками и смехом играла разновозрастная стайка детей, и взрослые не обращали на них внимания. Остановив фургон около хлева, Бартан понял, что они чем-то встревожены.
– Здорово, Бартан. Чего-то ты рано. – От толпы отделился краснощекий парень с жесткой щеткой соломенных волос на голове.
– Здравствуй… Крэйн. – Бартан не без труда припомнил имя этого молодца – у Харро Форатере было много домочадцев, в том числе несколько племянников, схожих возрастом и обличьем. – Рано, говоришь? Может, мне уехать и вернуться попозже?
– Да нет, все в порядке. Тут, понимаешь, стряслось кое-что, и маленько нам подпортило обедню.
– Что-то серьезное?
Крэйн, похоже, пребывал в замешательстве.
– Ты… зайди в дом, ладно? Харро просил. Мы уж было собрались за тобой верхового посылать, ан глядь – твой фургон с холма катит. – Он повернулся и отошел, прежде чем Бартан успел задать хоть один вопрос.
С растущим интересом Бартан поднялся на крыльцо. Харро Форатере был типичным крестьянином, обремененным большим семейством, – хитроватый неразговорчивый мужик сорока лет. В отличие от других поселенцев он не проникся симпатией к Бартану и если уж попросил его зайти в дом, значит, и впрямь случилось что-то из ряда вон выходящее. Бартан постучал в дверь, обитую рейками, переступил порог и оказался в большой квадратной кухне. Там, у другой двери, что вела, должно быть, в спальню, стоял Харро. К щеке он прижимал тряпку, и его лицу недоставало густого румянца – родовой черты всех Форатере.
– Ага, Бартан, вот и ты, – сдержанно произнес он. – Хорошо, что так рано. Тут без тебя никак не обойтись. Я, конечно, виноват, до сих пор не шибко жаловал тебя, но…
– Не бери в голову, – сказал Бартан, подходя ближе. – Так чем я могу помочь?
– Говори потише, ладно? – Харро прижал к губам указательный палец. – Помнишь, ты нам показывал чудные такие инструментики, ну, эти, для ремонта побрякушек. Они у тебя с собой?
Удивление Бартана сменилось растерянностью.
– Да, у меня всегда кое-что с собой… В фургоне.
– Можешь отпереть эту дверь? Даже если с той стороны в замке ключ?
Бартан осмотрел дверь – необычайно добротную для крестьянского дома, с замком вместо засова – свидетельством того, что прежний владелец был не из простолюдинов. Впрочем, сам замок был дешевым, очень примитивной конструкции.
– Дело нехитрое, – прошептал Бартан. – У тебя там жена, да? Она что, заболела?
– Да, там Эннда, только я боюсь, у нее с головой неладно. Вот почему я не выломал дверь. Стоит только до ручки дотронуться, как она – в крик.
Бартан вспомнил Эннду Форатере – красивую, хорошо сложенную женщину лет тридцати, лучше воспитанную и более сдержанную на язык, чем жены остальных фермеров. Она славилась практичностью и редким чувством юмора, и уж от нее-то Бартан никак не ожидал душевного недомогания.
– С головой неладно? С чего ты взял?
– Это ночью началось. Просыпаюсь, гляжу – Эннда ко мне жмется… ну, ты понимаешь – в любовном смысле. Настойчиво так подбирается да еще постанывает, я, конечно, пошел навстречу. Да и выбирать-то не приходилось, ежели правду сказать. – Харро помолчал, вперив в Бартана жесткий взгляд. – Но это – между нами, ладно?
– Конечно. – Бартан давно заметил, что фермеры, хоть и сыплют напропалую сальными словечками, весьма неохотно рассказывают о своих интимных отношениях с женами.
Харро кивнул.
– Так вот, как дошли мы до этой, ну, как ее…
– Вершины блаженства, – подсказал Бартан.
– Ага… Эннда как цапнет зубами!
– Но… – Бартан замялся, удивляясь, сколь велика, оказывается, разница в любовных играх горожан и селян. – В порыве страсти… разве это редко бывает?
– Вот так вот? – Харро отнял тряпку от щеки, и Бартан содрогнулся, увидев рану в форме открытого рта– почти замкнутый круг, зашитый внахлест черной ниткой и щедро припудренный толченым перечным цветом – излюбленным кровоостанавливающим снадобьем колкорронцев, – но все же кое-где сочилась кровь. Кожа вокруг укуса сильно потемнела, и было ясно, что шрам останется на всю жизнь.
– Извини, – промямлил Бартан. – Ничего не понимаю.
– А после как накинется! Как начнет вопить и дубасить меня кулаками по голове! Убирайся, кричит, из комнаты! Я так растерялся, что пулей оттуда вылетел, а когда спохватился, Эннда уже заперлась. И все время выкрикивала что-то вроде: «Не сон! Не сон!» А потом умолкла, и уже несколько часов – ни звука. Только если кто-то пытается отпереть дверь… Бартан, я за нее боюсь. Надо к ней попасть, а то как бы она чего с собой не сотворила. Как она кричала! Как…
– Жди здесь. – Бартан вышел из дома и, не реагируя на вопросительные взгляды гостей, быстро зашагал к своему фургону. Там он открыл ящик и вытащил сверток с ювелирными инструментами. Рядом появился Крэйн Форатере.
– Сможешь, – осведомился он, – с дверью справиться?
– Надеюсь.
– Молодчина. Знаешь, Бартан, когда она развопилась, мы все побросали и – в дом. Глядим, а он – голый и в кровище. Напялили на него тряпье какое-то, рану заштопали, в кухне прибрали… Он ничего не рассказывает – стесняется, наверно. Думали, может, не стоит нынче гулянку устраивать, дела-то вон какие…
– Посмотрим, когда в спальню войдем, – сказал Бартан, торопясь назад. – Держись рядом. Понадобится помощь, я тебя кликну.
– Молодчина, Бартан! – пылко повторил Крэйн.
Харро сидел на корточках около двери в спальню. Бартан опустился рядом с ним на колени, хорошенько рассмотрел замок и удовлетворенно хмыкнул. Затем выбрал подходящий инструмент и поднял голову.
– Сейчас надо действовать быстро, чтобы она не успела ничего сообразить, – произнес он. – Когда открою, сразу вбегай, понял?
Харро кивнул.
Одним движением Бартан провернул ключ в замочной скважине и отпрянул. Харро кинулся на дверь плечом. Через дверной проем в свете из разбитого окна Бартан увидел Эннду Форатере – она забилась в дальний угол, дико взлохмаченные черные волосы падали ей на лицо, в котором не осталось почти ничего человеческого. Зрачков не было видно, одни белки, а на подбородке запеклась кровь, и на груди, на ночной рубашке, тоже багровели потеки.
– Ты кто?! – визгливо крикнула она мужу. – Убирайся! Не подходи!
– Эннда! – Харро метнулся вперед и обхватил жену за плечи, не замечая града ударов. – Разве не узнаешь? Это же я! Я только помочь хочу! Только помочь! Эннда, пожалуйста!
– Ты – не Харро! Ты… – Она умолкла, прижав ладонь ко рту. – Харро? Харро?
– У тебя был кошмар, но все уже позади. Успокойся, милая. – Харро подвел жену к постели и заставил сесть, многозначительно косясь на Бартана и кивая на окно – мол, постереги.
Бартан подошел к окну, распахнул ставни, превратив полоску сияния в поток солнечного света. Эннда непонимающе оглядела комнату и повернулась к мужу.
– Лицо! Посмотри, что я сделала с твоим лицом! – Послышался всхлип, жалобнее которого Бартану не доводилось слышать, после чего Эннда опустила голову и, увидев кровавые пятна на тонком хлопке ночной рубашки, стала рвать ее с себя.
– Пойду воды принесу. – Бартан двинулся к выходу.
Крэйн переминался у порога, и Бартан махнул ему рукой, чтобы пока не входил. Затем окинул взглядом кухню и обнаружил на буфете кувшин из зеленого стекла и таз. Как можно неторопливее налил в таз воды, взял мочалку, мыло и полотенце и постучался в спальню. Там уже лежала на полу ночная рубашка, а ее хозяйка куталась в простыню, сдернутую с кровати.
– Все в порядке, дружище, – сказал Харро. – Входи.
Бартан вошел в комнату и держал таз, пока Харро смывал кровь с лица жены. По мере исчезновения безобразного струпа Харро заметно веселел, и Бартан подумал, что уход за страждущими в равной степени полезен и ухаживающему. У него тоже полегчало на душе, хоть и было совестно за свой эгоизм – как-никак особенный, долгожданный праздник едва не сорвался. Эннде Форатере приснился очень плохой сон с довольно тяжелыми последствиями, но жизнь возвращается в свою привычную колею, и вскоре Бартан будет отплясывать с Сондевирой – живот к животу, бедра к бедрам.
– Вот так-то лучше, – сказал Харро, вытирая полотенцем лицо жены. – Всего-то навсего кошмар приснился… Скоро все позабудешь и…
– Это не кошмар. – Голос Эннды звучал надломленно, плачуще, что слегка ослабило оптимизм Бартана. – Все было на самом деле.
– Да что ты несешь! – возразил трезвомыслящий Харро.
– А как же твое лицо? – Эннда принялась ритмично раскачиваться вперед-назад. – На сон это было не похоже. Как наяву. И мне казалось, так будет всегда… Всегда-всегда…
Харро решил пошутить:
– Разве это могло быть хуже, чем мои сны после твоей стряпни – особенно пирогов на нутряном сале?
– Я ела твое лицо. – Эннда спокойно – и оттого жутко – улыбнулась мужу. – Харро, я не просто укусила тебя за щеку. Я съела все твое лицо. За несколько часов… Я отхватывала тебе губы и пережевывала их. Оттягивала зубами ноздри и тоже пережевывала. Прокусывала глаза и высасывала жидкость. Когда я закончила, у тебя не осталось лица. Ничего не осталось, даже ушей… Только красный череп с клочком волос на макушке. Вот что я с тобой сделала сегодня ночью, мой любимый. Так что не рассказывай мне про кошмары.
– Все уже позади, – произнес Харро с тревогой в голосе.
– Ты так думаешь? – Эннда закачалась энергичнее, точно под воздействием невидимого двигателя, который вдруг прибавил обороты. – Но ведь это еще не все. Я тебе не рассказала про черный подземный ход… Про кишащих во мгле гадов… которые льнули ко мне плоскими чешуйчатыми телами…
– Я, пожалуй, лучше пойду. – С тазом в руках Бартан повернулся к двери.
– Э, нет, парень, не уходи. – Харро поспешно вскинул руку. – В компании ей легче.
– У них много ног… и у меня… у меня было много ног… и туловище… и щупальца… Они росли прямо из горла. – Эннда перестала раскачиваться, подперла щеку плечом, вытянула руку перед собой и начала ею плавно покачивать. Она явно кому-то подражала, и этот «кто-то» жил в глубинах сознания Бартана, порождая безотчетный страх.
– Ну, я только таз вынесу. – Он сам себе казался предателем: знал, что ни секунды не задержится в доме, и пускай эта злосчастная парочка улаживает свои проблемы без него. А он тут вообще случайный человек, и чужие дела его совершенно не касаются. Бартан увернулся от руки Харро, торопливо вышел на кухню и поставил таз с хлюпающей в нем мочалкой на каминную полку. Он уже повернулся и двинулся к выходу, но тут хозяйка дома, не заметив, что с ее нагого тела соскользнула простыня, поднялась на ноги и пустилась в диковинный танец, раскачивая и дергая перед собою рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42