– И все это – когда правительство утверждает, что оно выше всяких скандалов и не может совершать ошибки! По крайней мере, американцы погрязли в своих историйках.
Они проговорили часа два. Вернулся Погодин. Он внимательно слушал, морща лоб, когда они обсуждали проблемы, к которым он относился болезненно, но вмешался лишь один раз, спросив:
– Разве американцы не поняли, насколько продажны они сами?
Мирский кивнул.
– Они всегда это знали, по крайней мере, когда их пресса обнаруживала подобные факты.
– Их пресса не контролируется?
– Ею манипулируют, да. – Но полностью она никогда не контролировалась. У них были тысячи историков, каждый – со своей собственной точкой зрения. Их история была достаточно путанной, но преднамеренные искажения обычно всплывали.
Погодин перевел взгляд с Велигорского на Мирского и, повернувшись, пошел к выходу.
– То, что говорили нам о Сталине, Хрущеве, Брежневе, Горбачеве… – Велигорский не договорил, тряхнув головой.
– Отличается от того, что говорили нашим отцам, – закончил за него Мирский, – а до них их отцам.
Они проговорили еще час, на этот раз, о своей армейской жизни. Мирский рассказал, как он чуть не стал политработником. Велигорский кратко поведал об ускоренных курсах, которые он и другие замполиты закончили, прежде чем уйти с космическим десантом.
– В конце концов, нас разделяет не слишком многое, – заметил Велигорский. Мирский налил воды из термоса, пожал плечами и протянул стаканчик полковнику. – Вы знаете о значении политработника… о долге перед партией, перед революцией…
– Какой революцией? – мягко спросил Мирский.
Лицо Велигорского налилось кровью.
– Мы должны оставаться преданными делу революции. Наша жизнь, наш разум зависят от этого.
– Революция начинается здесь, сейчас, – сказал генерал-лейтенант. – Мы освободились от груза прошлого.
Они долго смотрели друг на друга. Вернулся Погодин и молча сел в стороне, смущенно потирая руки.
– Власть должна быть поделена, – заявил Велигорский. – Партия должна быть восстановлена.
– Хватит с нас убийц и невежд, – резко возразил Мирский. – Россию слишком долго насиловали убийцы и невежды от имени революции и партии. Хватит. Лучше я покончу с этим здесь, чем привезу на Землю нашим детям.
Велигорский достал из кармана старинные золотые часы.
– Белозерский и Языков сейчас, наверное, сходят с ума. Не к чему рассказывать, что они сделают, если не найдут меня.
– Это их обессилит, – бросил Мирский. – Пусть немного подождут или повесятся.
Велигорский оскалился и погрозил Мирскому пальцем.
– Ублюдок. Я знаю, кто вы такой. Мечтатель. Мечтатель-диссидент.
– И единственный, с кем вы могли бы безопасно делить власть. – Вы знаете, что они в конце концов постараются убрать вас, и доверяете им не более, чем бешеному псу.
Велигорского это, кажется, не убедило.
– Может быть, теперь мы поймем друг друга?
Велигорский пожал плечами; уголки его рта опустились.
В 12.00 следующего дня Погодин направил антенну грузовика в сторону южной скважины, и Велигорский передал сообщение для Языкова и Белозерского:
– Советские войска четвертой камеры взяли в плен Мирского и его сторонников. Присоединяйтесь к нам. Суд состоится в библиотеке.
Глава 42
Они молча наблюдали, как красная линия сингулярности ведет их к черному щиту. Лэньер присоединился к Карен Фарли и Леноре Кэрролсон, пытаясь найти хоть какой-то смысл в показаниях приборов. Периодически они выдавали осмысленные данные, которых, однако, не было никакого толка.
– Что-то приближается к нам по сингулярности… Это машина, большая и черная, – сказал Хайнеман. – Идет быстро.
Лэньер, оттолкнувшись, подплыл поближе. Оседлав светящуюся им навстречу красную линию, двигалась круглая в поперечном сечении машина вдвое толще трубоход. Ее поверхность была черной и блестела: яркие пурпурные линии вычерчивали на ней квадраты и прямоугольники, расположенные симметричными группами. Лэньер восхищенно смотрел, как они открываются и изнутри появляются всякие захваты и членистые рычаги. Теперь машина напоминала глубоководную подлодку или спятивший перочинный нож.
– Что она собирается делать?
– Она снижает скорость. Похоже, что…
В кабине замигали разноцветные огни. Хайнеман вздрогнул и отодвинулся назад; Лэньер закрыл глаза и заслонил лицо руками.
– Что это? – крикнула Кэрролсон.
Красные и зеленые полупрозрачные объекты снова затанцевали перед Лэньером. Он протянул руку к одному из них, но он оказался нематериальным.
– Это символы или нечто в этом роде, – предположил Хайнеман. – Ты их видишь?
– Вижу. Не знаю, что это и откуда оно взялось.
Радио снова зашипело.
– Пожалуйста, назовите себя и причину, по которой вы приближаетесь к границам Аксиса.
Лэньер взял микрофон у Хайнемана.
– Я Гарри Лэньер. – Интересно, говорит ли это им хоть что-нибудь, мрачно подумал он. – Мы исследователи. Если есть какие-то проблемы…
– Вы желаете адвоката?
– Простите… что?
– Вам немедленно будет назначен адвокат. Являетесь ли вы воплощенным человеком, претендующим на соответствующие права в суде Гексамона?
– Скажите «да», – посоветовала Кэрролсон.
– Да.
– Сейчас вы будете изъяты из потока и препровождены в Аксис Надер.
Один из рычагов машины прошел под брюхом трубохода. Летающие вспышки заслонили лобовое стекло; АВВП накренился и завибрировал. Вокруг фюзеляжа зашипел газ, лампы на пульте погасли. Послышался треск, и после рывка они свободно поплыли.
Трубоход был отрезан от сингулярности и теперь летел по инерции. Затем АВВП был отделен от трубохода.
Хайнеман посмотрел на яркую красную линию и черную машину, все еще вцепившуюся в заднюю часть искореженного, ставшего бесполезным трубохода.
– Они нас оторвали. – Его голос охрип от гнева. – Пойду проверю, все ли цело.
Лэньер забрался в кресло второго пилота. Он тщательно пристегнулся и попытался успокоить дыхание. Почти как вынужденная посадка, подумал он. Ничем не хуже, а может быть, и лучше…
– Вроде бы протечек нет, но я все же предпочитаю находиться в атмосфере! – крикнул из кабины Хайнеман.
Машина отбросила трубоход и растопырила свои захваты, двигаясь в сторону АВВП. Хайнеман снова пробрался вперед между Кэрролсон и Фарли.
– Дерьмо.
Лэньер впервые слышал от него ругательство.
Машины заслонила лобовое стекло, и самолет резко завалился на бок. Плавая в проходе, Хайнеман не завертелся вместе с ним, но Лэньер описал круг вокруг ошеломленного инженера, потом еще один.
– Держись! – крикнул он.
Хайнеман схватился одной рукой за пилотское кресло. Самолет снова закрутился и, словно мастер каратэ, использовал собственную массу Хайнемана, чтобы вывихнуть ему плечо.
Инженер закричал и, выпустив кресло, отлетел в противоположную сторону. Лэньер беспомощно смотрел на него, ожидая, когда вращение прекратиться. Когда наконец наступило затишье, он отстегнулся и, взяв Хайнемана за запястье, мягко подтолкнул его. На лице инженера застыла гримаса боли; глаза его были широко распахнуты, словно у ребенка, которого случайно изувечил друг.
Кэрролсон и Фарли отделались небольшими царапинами, успев ухватиться за поручни. Фарли держала голову Хайнемана, а Кэрролсон – его лягающуюся ногу, пока Лэньер осматривал руку.
– Сукин сын! – взвыл Хайнеман. – Оставь ее в покое.
– Чем дольше она будет вывихнута, тем дольше будет болеть, – объяснил Лэньер. – Не думаю, что что-то повреждено. Господи, как мне ее вправить при нулевой гравитации?
– Зацепитесь ногой за эту стойку, а мы будем держать его, – подсказала Ленора Кэрролсон.
Хайнеман дернулся, вытаращив глаза. Его коротко подстриженные волосы торчали во все стороны. Лэньер зацепился ного за перекладину, а другую прижал к ребрам Хайнемана. Кэрролсон и Фарли крепко держали инженера.
– Отпустите меня, – умолял Хайнеман. Лицо его было мокрым от пота и слез.
Лэньер схватил его за руку и резко повернул ее, одновременно дернув. Хайнеман снова закричал и закатил глаза, так что виднелись одни лишь белки. Послышался щелчок, напоминающий звук от столкновения бильярдных шаров, и рука встала на место. Голова инженера безвольно упала набок, рот открылся. Ларри потерял сознание.
– Теперь он никогда нам этого не простит, – сказала Ленора.
– Сделайте ему холодный компресс, – велел Лэньер и снова прижался лицом к боковому иллюминатору. Машина полностью закрывала обзор.
– Не пытайтесь ускоряться, – снова посоветовал голос по радио. – Не включайте двигатели. Вас транспортируют в Аксис Надер.
Фарли помогла Хайнеману сесть в кресло. Он оглянулся и посмотрел на Ленору; лицо его было бледным. Ленора осмотрела его глаза, приподняв веки двумя пальцами.
– Шок, – определила она, открыла аптечку и, достав шприц, воткнула иглу в его здоровую руку.
Лэньер сидел в кабине и пытался извлечь из приборов хоть какую-то информацию. АВВП двигался быстро, и по крайней мере, хоть это было несомненно.
Ольми вошел в центр управления движением, изобразив пропуск, выданный президентом, воплощенному охраннику. Высокое овальное помещение было заполнено расплывчатыми информационными изображениями, предназначенными для двух неоморфов, дежуривших у мониторов. Он подплыл к ним и оказался в окружении картин, во всех деталях демонстрирующих разрушенный дрейфующий трубоход и самолет под контролем машины, регулирующей поток движения.
– Это секретная операция, проводящаяся по особому распоряжению президента, – изобразил Ольми старшему неоморфу.
– Я не могу с этим согласиться, – ответил тот. – Допущено серьезное нарушение, и о нем немедленно должно быть сообщено суду. Им будет назначен адвокат…
– У них уже есть адвокат. Вы обязаны выполнить распоряжение представителя президента, – нажал Ольми.
Неоморф в форме яйца с руками-захватами с каждой стороны и с человеческим лицом спереди окружил себя изображением белого круга, символизируя подчинение. Однако Ольми этого было недостаточно.
– По распоряжению президента Бесконечного Нексуса Гексамона, вы освобождаетесь от своих обязанностей, – сообщил он.
Неоморф, покидая помещение, выражал отчаянный протест нечленораздельными звуками и красными изображениями.
Ольми занял его место, обменявшись взглядами с оставшимся неоморфом.
– Дело не дойдет до суда, – заявил он.
– Информация уже передана, – возразил оставшийся.
Ольми связался с кабинетом Сули Рам Кикуры в Центральном Городе, но перед ним появилась стилизованная личная эмблема.
– Сер Рам Кикура в настоящее время отсутствует. Это один из ее дублей. Могу ли я помочь?
– Это срочно. У нас появились новые гости. Они нарушили закон Гексамона, и их дело по распоряжению премьер-министра должно быть немедленно рассмотрено в суде. – Он изобразил код соответствующих полномочий.
– Принято. Совсем как живой, дубль покачал головой. – В самом деле, Ольми, ты доставляешь нам много проблем. – Она отключилась, и Ольми связался по другому каналу с Аксис Надером, потребовав, чтобы франт препроводил Патрицию в инспекционный ангар и чтобы весь путь туда был свободен. Это могло вызвать некоторые подозрения и обиду, но иного способа он не видел.
– Кроме этого, нам нужно еще несколько жилых помещений.
Он продемонстрировал франту свой код полномочий и закончил связь.
Затем Ольми полностью переключил все свое внимание на устройство контроля за движением и на самолет.
– Они не пострадали? – спросил он, окрасив свой вопрос в требовательный пурпурный цвет.
– К настоящему моменту они не получили повреждений, – с некоторой тревогой ответил неоморф.
– Вы осознаете, что операция секретна? – Неоморф с мягким зеленым оттенком согласился. – Хорошо. Тогда направьте ваше устройство и нарушителей в инспекционный ангар.
Ольми выплыл из помещения и самым коротким путем отправился в Аксис Надер.
– Сколько индивидуумов в вашем аппарате? – спросил голос.
– Четверо, – сказал Лэньер. – Один ранен.
– Воплощенные люди?
– Мы все люди. Кто вы?
– Сейчас вы находитесь в зоне приема незаконных транспортных средств. Не пытайтесь бежать; зона изолирована.
Машина отвела захваты и отделилась от самолета. Лэньер увидел, что они находятся в обширном пустом помещении, напоминающем ангар, с гладкими темно-серыми стенами. За лобовым стеклом кабины тянулись тонкие серебристые нити. Самолет висел на тросах, прикрепленных к бледно-серебристому тору, укрепленному под потолком. Три больших серых металлических робота окружили самолет, толкая его вперед. Каждый двигался на четырех изящных членистых ногах, а их массивные тела были разделены на полусферы с узкими гибкими трубками между ними.
В ангаре не было признаков людей. В двух местах стену прорезали овальные ворота шириной около четырех метров, но они никак не объясняли гостям, что и кто их ожидает.
– Хотите ли вы поговорить с человеком, который только что подтвердил вашу личность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73