– Вы хорошо себя чувствуете?
Неубедительная улыбка и кивок.
– Что-то не так, Гарри. Я достаточно долго знаю вас…
– Мы будем там примерно через час, – объявил Хайнеман.
– Так в чем дело? – настаивала Карен.
Лэньер глубоко вздохнул и покраснел.
– Я не могу ничего поделать, Карен. Это безумие. Я… испытываю сексуальную потребность в течение последних двадцати часов. Это не проходит.
Она посмотрела на Гарри без всякого выражения, потом ее глаза слегка расширились.
– Вы сами спросили, черт побери, – рассердился он.
– Просто так, вообще?
– Нет.
– К кому-то конкретно?
– Да.
– Кто… или я слишком много спрашиваю?
Он ткнул пальцем в Карен, трясясь от сдавленного смеха и покраснев, как рак.
– Это так забавно?
– Н… нет, – Лэньер наконец справился с собой. – Это безумие.
– Вы никогда не интересовались мной раньше?
– Нет… Вы, конечно, привлекательны, но…
– Тогда заткнитесь.
Замедление уже началось. Карен отстегнула ремни и медленно поплыла к кабине, хватаясь за ручки кресел и багажные сетки под потолком.
– Подождите, – Лэньер попытался удержать ее. Он оглянулся, изо всех сил вывернув шею. – Карен!
Фарли висела в проходе, ведущем в кабину.
– Разбудите нас, когда мы будем у стены, – многозначительно сказала она, задвигая перегородку решительным поворотом рычага. Затем добралась обратно и оперлась коленом о его кресло.
– Простите… – начал Лэньер.
– Ничего особенного. Фарли потянула за замок молнии своего комбинезона и расстегнула ее, открыв футболку с китайским иероглифом на груди, обозначавшим «Кит» – китайское название Камня. Затем быстро сбросила комбинезон и сняла белые шелковые трусики. Лэньер потрясенно смотрел на нее.
– Могли бы сказать и раньше, – укоризненно сказала она. – Все, что мешает вам здраво рассуждать, вредит нашей миссии.
Стянув через голову футболку, она запихнула одежду в карман на спинке сиденья.
Лэньер снял комбинезон, нервно поглядывая в сторону кабины. Карен устроилась на двух соседних сиденьях; замедление трубохода создавало некоторое, хотя и искаженное, чувство направления.
– Вы никогда не включали себя в общественный список, – заметила она, беря Гарри за руку и привлекая к себе. – Уверена, что не из-за излишней застенчивости.
Лэньер с отчаянно бьющимся сердцем дотронулся до ее груди и с нежностью провел тыльной стороной ладони по ее бедрам и животу.
– Мне никогда в жизни не был нужен, кто-то до такой степени, – признался он.
Кэрролсон поднялась по лесенке в середину салона. Фарли и Лэньер уже были одеты и сидели друг напротив друга.
– Еще десять минут, и мы на месте, – невозмутимо сообщила Ленора. Она на мгновение задержала взгляд на лице Фарли, а затем повернулась к Лэньеру: – Похоже, это такая же стена, как и предыдущая, но большей высоты и с более узким проходом – сто метров – вокруг сингулярности. Мы должны сделать те же тесты, что и раньше.
– Согласна, – сказала Фарли.
– Гарри… – начала Кэрролсон, пристально глядя на него.
– Что?
– Нет, ничего.
Она спустилась по лесенке и вернулась в кабину.
– Господи, мне стыдно, – пробормотал Лэньер.
– Почему? Потому что вы человек?
– У меня есть обязательства.
– На Камне нет никого, у кого бы их не было, – улыбнулась она. – Но с тех пор как я здесь, было столько обманывания…
Он невольно усмехнулся.
– Обмана.
– Неважно. Только не говорите, что вы этого не замечали!
Он покачал головой.
– Нет, я действительно ничего не замечал. Начальник обо всем узнает последним.
– Только если у начальника закрыты глаза. Сомневаюсь, что Хоффман оставляет подобное безнаказанным.
– Ладно, значит, я… Я не знаю. Я не стыдлив, но, может, слегка наивен.
– Вы вовсе не наивны. Фарли похлопала его по руке. – И не беспокойтесь. Вы все еще начальник.
Глава 39
Велигорский с трудом сохранял спокойствие. Он охрип и сильно вспотел, от него плохо пахло. Мирский почти жалел полковника.
Торжественно открылся вход в библиотеку третьей камеры, и Погодин с Притыкиным поторопили пленника несколькими хорошо рассчитанными толчками своих автоматов. Мирский неторопливо шел следом.
– Так вот где вы впустую тратили свое время! – крикнул через плечо Велигорский.
– Вы никогда здесь не были? – спросил Мирский, изображая удивление. – Я все же считал вас более любопытным.
– Это бессмысленно, – заявил Велигорский. – Здесь все забито американской пропагандой. Зачем зря терять время?
Мирский громко рассмеялся – больше от злости, чем от веселья.
– Бедный вы сукин сын, – сказал он. – Те, кто построил этот космический корабль, не в большей степени американцы, чем вы и я.
Они остановились перед рядами кресел и хромированных капель.
– Если вы меня убьете, Белозерский и Языков вполне готовы продолжить дело, – сказал Велигорский.
– Я не собираюсь вас убивать. Мы нужны друг другу. Я хочу, чтобы вы сели.
Велигорский стоял, трясясь, словно продрогший пес.
– Кресло вас не съест, – успокаивал Погодин, снова подталкивая его.
– Вы не сможете промыть мне мозги! – взревел полковник.
– Нет. Но, может быть, я смогу обучить вас. Сядьте.
Велигорский медленно опустился в ближайшее кресло, со страхом глядя на каплю.
– Вы хотите заставить меня читать? Очень глупо.
Мирский обошел кресло сзади и протянул руку, чтобы открыть крышку пульта.
– Хотите научиться говорить по-английски, по-французски, по-немецки?
Велигорский не ответил.
– Нет? Тогда, может быть, немного истории? Не с американской точки зрения – с точки зрения наших потомков. Русских, переживших Гибель.
– Меня это не интересует, – сказал Велигорский; отражение его бледного мокрого лица в капле представляло собой почти целиком один большой нос.
– Это то, что американцы скрывали от нас, – пояснил Мирский. – Разве не ваш долг – познакомиться с сокровищем, за которое мы боролись? Ваше руководство не может этого сделать. Они мертвы или скоро будут мертвы. Вся Земля будет покрыта дымом в течение многих лет. Миллионы погибнут от голода или замерзнут. К концу десятилетия в живых останется менее десяти миллионов наших соотечественников.
– Вы несете чушь. – Велигорский вытер лицо рукавом.
– Наши потомки построили этот корабль, – сказал Мирский. – Это не пропаганда. Звучит фантастично, но это правда, Велигорский, и все наши ссоры друг с другом не могут скрыть ее. Мы тренировались и прилетели сюда, и сражались, и погибали, чтобы найти эту правду. Вы будете предателем, если отвернетесь от нее.
– Вы предлагаете поделиться властью? – поинтересовался Велигорский, глядя на него.
Мирский выругался себе под нос и повернулся к аппарату.
– Он будет говорить с вами по-русски, – сказал он. – Он ответит на ваши вопросы и научит вас, как им пользоваться. Теперь спрашивайте.
Велигорский широко раскрытыми глазами смотрел на плавающий перед ним библиотечный символ.
– Спрашивайте.
– С чего я должен начать?
– Начните с нашего прошлого. С того, что учили в школе.
Символ превратился в вопросительный знак.
– Расскажите мне… – Велигорский посмотрел на Мирского.
– Продолжайте. Это не больно, но это увлекает.
– Расскажите о Николае I.
– Это неинтересно, – возразил Мирский. – Слишком далекое прошлое. Попросите его рассказать о великих стратегических планах Советской Армии с 1960 по 2005 годы. – Он улыбнулся. – Вас это никогда не интересовало?
– Расскажите мне… об этом, – попросил Велигорский.
Библиотека бесшумно вела поиск и упорядочение информации; множество разноцветных символов мелькало перед глазами. Потом начался сеанс.
Полчаса спустя Мирский повернулся к Погодину и Притыкину и приказал возвращаться в четвертую камеру. Он кивнул в сторону погруженного в транс Велигорского.
– С ним проблем не будет, я послежу.
– Когда мы сможем воспользоваться этим? – спросил Притыкин.
– В любое время, когда будете свободны. Библиотека открыта для всех.
Белозерский выдернул мускулистого Плетнева из кресла и с удивительной силой развернул его лицом к себе.
– Когда я слышу подобное, я знаю, что это лишь плод фантазии, – прорычал он.
– Это легко доказать, – заявил Плетнев, повернув голову, чтобы уклониться от кулака Белозерского, сжимающего его воротник. – Мы можем отправиться туда – товарищи Притыкин и Зиновьев рассказали все, что им известно. Седьмая камера не имеет конца. Она продолжается до бесконечности.
Белозерский отпустил его и медленно отступил назад, сжав кулаки.
– Чепуха! Притыкин и Зиновьев – интеллигенты. Почему я должен им верить?
Языков сделал знак солдатам, чтобы те взяли Плетнева за руки.
– Вы предали нас ради собственной ничтожной шкуры, – заявил он. – Вашей обязанностью было умереть здесь, а не ползти на брюхе к американцам.
– Все было кончено, – сказал Плетнев. – У нас не было выбора.
– Этот кусок скалы может стать нашим! – закричал Языков. – Где Мирский?
– Я же вам сказал. Он в четвертой камере.
– Дерьмо. Он в своей любимой библиотеке, – подытожил Белозерский.
– Вот там мы его и арестуем, – решил Языков. – Сейчас нужно найти Гарабедяна и Анненковского – это тоже люди Мирского. Товарищ Плетнев, я лично расстреляю вас у дальней стены седьмой камеры. Я размажу вашу кровь и контрреволюционные мозги по вещественному доказательству вашей виновности. – Он с отвращением махнул рукой. – Пусть сидит здесь, пока мы не найдем остальных.
Римская нес сообщение от Белозерского. Он поднялся по ступенькам к бывшему кабинету Лэньера, принадлежащему теперь Хоффман, и постучал в дверь. Ему ответила Берил Уоллес.
– Сообщение от русских, – коротко сообщил он. Лицо Римская было бледным, и выглядел он так, словно не спал несколько дней.
– Что-нибудь важное? – спросила Берил.
– Берил, не стройте из себя мелкого чиновника. Где Джудит?
– Она внизу, совещается с медиками. Не хочу показаться чересчур официальной, Джозеф, но она очень занята.
– Да, конечно, а советские очень заняты тем, что они советские, и, думаю, из-за этого могут возникнуть проблемы. – Ученый вытер глаза и подслеповато моргнул.
– Я позвоню ей. Она встретится с вами внизу у столика секретаря.
Римская что-то проворчал и тяжело спустился вниз.
Хоффман вышла из помещения, где проходило совещание, и, взяв у Римская электронный блокнот, быстро прочитала его. Она тоже выглядела усталой, хотя и не до такой степени. Глаза ее покраснели, а щеки припухли от недосыпания.
– Кто такой этот Белозерский… Его должность, звание?
– Замполит – политический офицер, – сообщил Джозеф. Руки его дрожали. – Майор. Я разговаривал с ним пару раз.
– Что вы о нем думаете?
Римская угрюмо покачал головой.
– Твердолобый, невежественный, лишенный воображения. Меня больше беспокоят двое других – Языков и Велигорский. Они умнее и потому более опасны. Если они утверждают, что отстранили Мирского и мы должны иметь дело непосредственно с ними, то, вероятно, это действительно так.
– Тогда организуйте встречу. Мы не можем прекратить переговоры из-за их внутренних ссор. И выясните у… как его?.. Зиновьева или Притыкина. Выясните, что происходит и в какой мере это касается русского гражданского персонала.
– Их нигде нет. Возможно, они арестованы или убиты.
– Думаете, все зашло далеко? – поинтересовалась Хоффман.
– Они действуют очень по-русски. – Ученый развел руками.
– Я буду занята примерно еще час. Предложите им встретиться с нами через полтора часа.
– Лучше пусть они сами назначат время, а потом немного подождут, – предложил Римская.
– Это ваше дело.
Джудит смотрела, как высокий мрачный математик выходит за дверь, а затем уставилась на голую стену над столом Энн. Секретарша ушла на ленч в кафетерий.
– Только тридцать секунд, – прошептала Хоффман, сосредотачиваясь.
Она стояла в одиночестве, размеренно дыша, слегка постукивая пальцем по краю стола, отсчитывая время по неким внутренним часам. Когда прошло полминуты, она крепко зажмурилась, затем широко открыла глаза, глубоко вздохнула и повернулась к двери конференц-зала.
Глава 40
Трубоход медленно скользнул за вторую стену. С другой стороны, начинаясь, примерно, в километре от стены, параллельно ей, на голой, бронзового цвета, поверхности располагались ряды темных структур. Каждая крепилась на квадратном основании со стороной, примерно, в двести метров, поднимаясь ступенями вверх, причем каждый уровень слегка изгибался, образуя круглую пирамиду.
– Смотрите. – Хайнеман махнул рукой вперед. Поверхность была покрыта движущимися огнями, перемещавшимися вдоль трасс, расположенных на множестве уровней, словно сверхплотная сеть автострад. – Мы не одни.
– Как далеко мы забрались? – спросила Кэрролсон.
– Семьсот семьдесят тысяч километров, плюс-минус два, – сказал Хайнеман. – Гарри, можешь немного посидеть за пультом? Мне нужно кое-что проверить.
– Мы будем продолжать двигаться вперед со скоростью девяносто или сто километров в час?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73