– Можно было ожидать, – мягко заметил я. – Я слышал, там побывал Будек с королями всего побережья и со своими придворными. Они понавезли дочерей, заглядываясь на пустующую половину трона. – Я засмеялся. – Это наверняка устраивает Утера.
– Говорят, он уже перезнакомился с половиной лондонских девушек, – сказал Кадал, ставя передо мной блюдо с уэльской бараниной под луковым соусом. Горячая еда пахла вкусно и аппетитно.
– Наговорить могут что угодно. – Я приступил к еде. – Это даже может оказаться правдой.
– Если серьезно, то назревают большие неприятности по женской части.
– О боже, Кадал, пощади меня. Это судьба Утера.
– Я не в этом смысле. Люди из нашего эскорта поговаривают – поэтому и Ульфин молчит, – что неприятности связаны с женой Горлуа.
Я взглянул на него, пораженный.
– Герцогиня Корнуолла? Не может быть!
– Это пока. Но поговаривают, что это только дело времени.
Я выпил вина.
– Можешь быть уверен, это лишь слухи. Она вдвое моложе своего мужа и очень недурна собой. Утер, наверное, оказывает ей знаки внимания, так как герцог его помощник, а люди и рады посплетничать, зная натуру Утера и учитывая его высокое положение.
Кадал положил кулаки на стол и поглядел на меня. Голос его звучал непривычно серьезно.
– Знаки внимания? Рассказывают, что он от нее не отходит. Каждый день угощает ее лучшими блюдами; следит, чтобы ей подавали первой, даже раньше его; поднимая кубок, он пьет только за ее здоровье. Никто больше ни о чем не говорит от Лондона до Винчестера. Говорят, даже на кухнях заключают пари.
– Несомненно. А что Горлуа?
– Сначала старался вести себя так, как ни в чем не бывало, но обстановка такая, что не мог он больше притворяться, будто ничего не замечает. Он пытался представить дело так, как будто Утер оказывает почести им двоим, но когда дошло до того, что леди Игрейн, так ее зовут, посадили по правую руку от Утера, а старика на шесть мест дальше... – Кадал замолчал.
– Должно быть, он сошел с ума, – смущенно заметил я. – В данный момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие, что связаны с Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами, Кадал, ведь именно Корнуолл помог Амброзиусу завоевать страну, а Утеру стать тем, кем он сейчас является. А кто выиграл для него битву у Дэймена?
– И люди говорят о том же.
– В самом деле? – Я задумался, нахмурясь. – А сама леди? Что, кроме обычных вымыслов, говорят о ней?
– Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я не сомневаюсь, Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем. Рассказывают, что она теперь не поднимает глаз при народе, боится встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на нее из-за кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте.
– Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я имею в виду, что она собой представляет?
– Об этом как раз умалчивается, говорят лишь, что она молчунья и невероятно хороша собой. – Он выпрямился. – Видит бог, Утеру нет необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом. Он может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне не найдется девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд.
– Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду?
– Об этом я не слышал. Напротив, он был чрезвычайно сердечен, и попервоначалу ему все сходило с рук, старик был польщен. Но сейчас, Мерлин, назревают неприятности. Она более чем вдвое моложе Горлуа и проводит свою жизнь взаперти в одном из холодных корнийских замков, вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь не о старике с седой бородой.
Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно все равно, что делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в цель. Когда-то жила другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала...
– Ладно, Кадал, – резко сказал я. – Хорошо, что я узнал. Надеюсь только, что мы сами не окажемся замешаны в этом деле. Бывало, Утер и раньше сходил с ума из-за женщин, но все они были досягаемы. А это – самоубийство.
– Сумасшествие, ты сказал. Люди говорят о том же, – медленно проговорил Кадал. – Говорят, что его околдовали. – Он посмотрел на меня искоса. – Возможно, именно поэтому он послал за тобой молодого Ульфина в такой спешке, призывая в Лондон. Может быть, он хочет, чтобы ты снял чары?
– Я не снимаю чары, – кратко ответил я. – Я их налагаю.
Кадал поглядел на меня, хотел что-то сказать, но раздумал. Затем он отвернулся, чтобы взять кувшин с вином, ибо когда при полном молчании наполнял мой стакан, я заметил, что его рука творит знак против нечистой силы. Тем вечером мы больше не разговаривали.
4
Представ перед Утером, я понял, что Кадал был прав. Назревали настоящие неприятности.
Мы прибыли в Лондон перед самой коронацией. Было позднее время, и ворота уже заперли. Однако относительно нас, наверное, предупредили, поэтому наш отряд впустили без лишних вопросов и прямиком препроводили в королевский замок. Я едва успел сменить заляпанную грязью одежду, как меня тут же проводили к королю в спальню. Слуги немедленно вышли, оставив нас одних.
Утер приготовился ко сну, облачившись в длинную ночную сорочку из темно-коричневого вельвета, отороченную мехом. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар. Пахло ароматным вином, и у меня от нетерпения пересохло в горле. Однако король и не думал предложить мне чашку. Он беспокойно метался по комнате, как тигр по клетке. Следом за ним, шаг в шаг, следовал его волкодав.
Как только за слугами закрылась дверь, он резко обратился ко мне.
– Не торопишься.
– Четыре дня? Тебе следовало прислать лошадей получше.
Это сбило его, поскольку он не ожидал подобного ответа.
– Это были лучшие лошади в моей конюшне, – сказал он, смягчаясь.
– Тогда не мешало бы приобрести лошадей с крыльями, если ты хочешь, чтобы мы передвигались быстрее, чем сейчас. И людей покрепче. По дороге от нас двое отстали.
Но Утер уже не слушал. Углубившись в свои мысли, он снова начал мерять шагами комнату. Я наблюдал за ним. Он похудел и передвигался легко и быстро, как голодный волк. Глаза от недосыпания запали, в его манерах появилось нечто ему несвойственное. Руки его постоянно двигались. Он то сцеплял их сзади, хрустя суставами, то теребил сорочку или бороду.
– Мне требуется твоя помощь, – бросил он через плечо.
– Я так и понял.
– Тебе известно, какая? – обернулся он.
Я пожал плечами.
– Никто больше не говорит ни о чем, как о страсти короля к жене Горлуа. Понятно, ведь ты не скрываешь ее. Но прошло уже больше недели с тех пор, как ты послал за мной Ульфина. Что случилось за это время? Горлуа с женой еще здесь?
– Конечно. Они не могут покинуть Лондон без моего разрешения.
– Понятно. Вы уже говорили по этому поводу с Горлуа?
– Нет.
– Но он наверняка знает.
– Он понимает все так же хорошо, как и я: если дело дойдет до разговора с ним, то нас уже ничто не сможет остановить, а завтра коронация. Я не могу с ним объясняться.
– Или с ней?
– Нет, нет. О боже, Мерлин, я не могу даже приблизиться к ней. Ее охраняют, как Данаю.
Я нахмурился.
– Он ее охраняет? Это настолько выходит за рамки обычного, что равносильно публичному признанию, что что-то не так.
– Я имел в виду, что вокруг нее постоянно крутятся ее слуги и люди Горлуа. Среди них не только телохранители, но и воины, сражавшиеся с нами на севере. Я могу подойти к ней только в обществе. Тебе еще расскажут об этом, Мерлин.
– Так. Передавал ты ей тайное послание?
– Нет. Она очень осторожна и целыми днями находится со своими дамами, у дверей стоят ее слуги, а он... – Утер запнулся, на лице его выступил пот. – Он находится с ней каждую ночь.
Шелестя одеянием, он отвернулся и мягкими шагами прошелся по комнате, спрятавшись в тени. Оказавшись ко мне лицом, он протянул ко мне руки и по-мальчишески спросил:
– Что мне делать, Мерлин?
Я подошел к камину, взял кувшин и наполнил ароматным вином два кубка, протянув ему один из них.
– Для начала сядь. Я не могу разговаривать с ураганом. Держи.
Он повиновался и откинулся в кресле, держа кубок между ладонями. Я попробовал, смакуя, вино и сел по другую сторону от камина.
Утер не пил. По-моему, он даже не понимал, что держит в руках. Сквозь прозрачный пар он глядел на пламя в камине.
– Как только он привез ее и представил мне, я понял. Видит бог, поначалу я считал это преходящей горячкой, которой я болел тысячу раз. Но в этот раз она оказалась во много раз сильнее.
– Ты избавлялся от горячки за ночь, за неделю, ну за месяц. Не помню, чтобы женщина удерживала тебя месяц, от силы три, и ставила при этом под угрозу все королевство.
Он обжег меня голубым, как сталь меча, взглядом прежнего Утера.
– Клянусь Гадесом! Иначе зачем я послал за тобой? Я мог развалить королевство сто раз за прошедшие недели, если бы решился. Почему бы, ты думаешь, я еще не перешел границ? В чем-то я уже наглупил, признаю, но это горячка, которой я еще не испытывал. Я весь в огне и не могу спать. Как мне править, сражаться и общаться с людьми, если я не могу спать?
– Ты проводил время с девушками?
Он поглядел на меня и пригубил вино.
– С ума сошел?
– Извини меня, глупый вопрос. Ты даже не спишь?
– Нет, – он отставил кубок и сплел руки. – Бесполезно. Все бесполезно. Ты должен достать ее для меня, Мерлин. Ты все можешь. Поэтому я и позвал тебя. Достань ее для меня так, чтобы никто не знал. Заставь ее полюбить меня. Приведи ее ко мне, пока он спит. Ты можешь это сделать.
– Заставить ее полюбить тебя? Волшебством? Нет, Утер, чары здесь бессильны. Ты должен знать об этом.
– Любая старуха поклянется, что может добиться этого. А у тебя могущества больше, чем у любого человека на земле. Ты поднял Висячие камни, ты поднял королевский камень, чего не смог Треморинус.
– У меня хорошие математические способности, и все. Клянусь богом, Утер, уж ты-то знаешь, в чем дело, что бы ни говорили люди. Волшебство здесь ни при чем.
– Ты разговаривал с моим братом на расстоянии, когда он был при смерти. Ты будешь это отрицать?
– Нет.
– Разве ты не клялся служить мне всегда?
– Да.
– Сейчас ты мне потребовался, ты и твое могущество, в чем бы оно ни заключалось. Может, ты мне скажешь, что ты не волшебник?
– Не из тех, кто проходит сквозь стены, – ответил я, – и выносит людей через запертые двери.
Он сделал резкое движение, и я поймал лихорадочный блеск его глаз, светившихся не злобой, а на этот раз болью.
– Но я не отказываюсь помочь тебе, – добавил я.
– Ты поможешь мне? – Он оживился.
– Да, я помогу тебе. Во время нашей последней встречи я говорил тебе, что придет время, и мы будем действовать заодно. Время пришло. Я пока не знаю, что мне делать, но скоро увижу. В результатах положимся на бога. Сегодня ночью я могу оказать тебе лишь одну услугу – вернуть тебе сон. Нет, подожди и выслушай... Поскольку завтра предстоит коронация, и вся Британия будет вручена тебе, сегодня вечером делай так, как я скажу. Выпей снотворное, которое я приготовлю, и переспи с девушкой, как всегда. Будет лучше, если рядом окажется кто-нибудь, помимо слуги, чтобы засвидетельствовать, что ты был у себя.
– Зачем? Что ты собираешься предпринять? – Он напрягся.
– Я попытаюсь поговорить с Игрейн.
Он наклонился в кресле вперед, ухватившись руками за подлокотники.
– Да, поговори с ней. Ты можешь прийти к ней в отличие от меня. Скажи ей...
– Минутку. Перед этим ты просил «заставить ее полюбить тебя». Ты хочешь, чтобы я применил все свои силы, чтобы достать ее для тебя. Если ты никогда не признавался ей в любви и не говорил с ней наедине, откуда знать, что она пойдет тебе навстречу, если все получится? Знаешь ли ты, король, что у нее за душой?
– Нет, она ничего не говорит. Она лишь улыбается, глядя в землю, и ничего не говорит. Но я знаю, знаю. Раньше я как будто играл в любовь, это были отдельные ноты. В ней же они слились в песню.
Установилась тишина. Позади него на возвышении под балдахином стояла кровать с откинутым пологом. Сверху в прыжке на стену застыл огромный дракон из червонного золота. В свете пламени он двигался, вытягивая свои когти.
Неожиданно Утер сказал:
– Последний раз, когда мы разговаривали, стоя посредине каменного круга, ты сказал, что тебе ничего от меня не надо. Клянусь богом, Мерлин, если ты мне сейчас поможешь и я получу ее, то можешь просить у меня чего тебе угодно. Клянусь.
Я покачал головой, и он замолчал. По-моему, он заметил, что я его не слушаю. Мной овладели особые силы, заполнившие освещенную огнем комнату. На темной стене пылал и мерцал дракон. С ним слилась другая тень. Глазам стало больно, словно в них вцепилась когтистая лапа. Я закрыл их и погрузился в тишину. Когда я снова взглянул на окружающий мир, огонь угас, и стена оказалась в темноте. Я бросил взгляд на неподвижно сидевшего и наблюдавшего за мной короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58