Поэтому решил смыться.
– К Вортигерну?
– Понятия не имею, – искренне ответил я. – У меня не было конкретного плана. Может быть, и к Вортигерну. Кроме него, никого не остается. Саксы волками вцепились в горло британцам и будут рвать Британию на клочки, пока ничего не останется. К кому же еще?
– Ну, – сказал Маррик, – к Амброзиусу.
Я рассмеялся.
– Ну, конечно, к Амброзиусу. Я думал, вы серьезно. Я по акценту понял, вы из Малой Британии, но...
– Ты же спрашивал, кто мы. Мы люди Амброзиуса.
Установилась тишина. Устье исчезло из виду. Далеко на севере мерцал огонек – маяк. Дождь уменьшился, а скоро перестал совсем. Стало холодно, с берега дул ветер. По воде пошла зыбь. Лодку кидало и качало. Я почувствовал первые признаки морской болезни. От холода и дурноты я крепко сцепил руки на животе.
– Люди Амброзиуса? – резко спросил я. – Выходит, вы лазутчики? Его шпионы?
– Называй нас верными людьми.
– Выходит, верно, что он ждет своего часа в Малой Британии?
– Да, верно.
– Вы направляетесь в Малую Британию? – спросил я, пораженный своей догадкой. – Вы надеетесь доплыть туда в этой утлой посудине?
Маррик рассмеялся.
– И пришлось бы плыть, если бы ушел корабль, – кисло сказал Ханно.
– Какой корабль зимой? – допытывался я. – В такую погоду не плавают.
– Плавают, если хорошо заплатить, – заметил Маррик сухо.
– Амброзиус платит. Корабль будет ждать на месте.
Уже участливо он положил руку мне на плечо.
– Оставим этот разговор. Мне хотелось бы узнать еще кое-что.
Я свернулся калачиком, сжав живот и делая большие глотки свежего воздуха.
– Могу порассказать вам многое. Однако мне все равно нечего терять, если вы собираетесь отправить меня за борт. Поэтому я предпочел бы или не говорить ничего, или подождать, пока Амброзиус назначит за мои сведения свою цену. Вон ваш корабль, слепые, что ли? Больше я не буду говорить. Мне плохо.
– Да ты, я гляжу, уж точно не из пугливых. Ага, вот и корабль. Хорошо виден. Учитывая твое положение, возьмем тебя на борт. Скажу одну вещь. Мне понравилось, как ты рассказывал о своем друге. Это звучало правдиво. Значит, ты умеешь быть верным, да? Быть верным Камлаку или Вортигерну у тебя нет оснований. Мог бы ты засвидетельствовать свою верность Амброзиусу?
– Сначала погляжу на него, потом скажу.
От удара кулаком я растянулся на дне лодки.
– Принц ты или еще кто – соблюдай приличия, говоря о нем. Немало людей почитают его за своего короля.
Я встал, меня тошнило. Откуда-то рядом донесся тихий окрик, через секунду мы уже качались в тени корабля.
– Мне достаточно, что он человек, – сказал я.
Корабль был небольшой, но вместительный, с низкой осадкой. Он стоял в ночном море без огней. Его мачта покачивалась на фоне бегущих по черному небу облаков. Судно было оснащено как одно из многих торговых, заходивших в Маридунум в мореходный сезон, однако выглядело оно покрепче, да и ходовые качества, наверное, были получше.
Маррик откликнулся на голос. Сверху бросили канат, Ханно поймал его и закрепил.
– Давай пошевеливайся. Можешь лазить или нет?
Кое-как в шатающейся лодке я поднялся на ноги. Канат намок и скользил в руках. Сверху настойчиво торопили:
– Побыстрее же. Хорошо, если вообще сможем отплыть при такой погоде.
– Наверх, наверх. Черт бы тебя побрал. – Маррик снизу подтолкнул меня. Этого-то и не хватило. Руки разжались, и я упал обратно в лодку, ударившись о борт. Я беспомощно растянулся поперек лодки, и меня опять начало тошнить. Мне было совершенно наплевать на божью стезю и ожидавшие меня королевства. Ударьте ножом или киньте за борт – только бы стало легче. Я перевесился через борт как груда мокрых тряпок. Меня рвало.
Последующие события запомнились плохо. Стояла несусветная ругань. Ханно настойчиво советовал Маррику смириться с потерей и кинуть меня за борт. Тем не менее я был в целости поднят на борт. Меня проволокли вниз и бросили на тряпки. Рядом поставили ведро и пустили струю свежего воздуха.
Путешествие заняло, по-моему, четыре дня. Погода была, конечно, скверная, но вскоре мы оставили ее позади. Корабль быстро устремился вперед. Весь путь я провел в трюме на тряпках у открытого проема, не в силах поднять головы. Самые сильные приступы морской болезни прошли, но я по-прежнему не мог шевельнуться. Слава богу, что меня никто не тревожил.
Один раз ко мне спускался Маррик. Встреча запомнилась плохо, как во сне. Он перелез через сваленную в кучу старую якорную цепь и встал рядом, наклонился, рассматривая меня.
– Подумать только, – сказал он, покачав головой. – А мы-то думали, что нам с тобой повезло. Надо было с самого начала бросить тебя за борт. Меньше беспокойства. По-моему, тебе нечего нам больше сказать.
Я не ответил.
Он издал тихое странное хрюканье, походившее на смех, и вышел. Измученный, я заснул. Когда проснулся, обнаружил, что с меня сняли мокрую одежду и завернули в сухие одеяла. У изголовья стоял кувшин с водой и лежал ломоть ячменного хлеба.
Есть я совершенно не мог. На закате в один из дней вдали показался Дикий берег. Мы бросили якорь в спокойных водах Морбихана, который люди еще называют Малым морем.
КНИГА ВТОРАЯ.
СОКОЛ
1
Первое, что я помню после тяжелого изнуряющего сна, – это пробуждение от раздававшихся прямо над моей головой голосов.
– Ладно, пусть так, если ты веришь ему. Но ты действительно думаешь, что даже внебрачный принц может быть в таких одеждах? Все промокшее, нет даже позолоченной пряжки на поясе, а взгляни на его туфли. Я согласен с тобой, что плащ хороший, но он изношен. Более вероятна первая история: он просто раб, сбежавший от своего хозяина и прихвативший его вещи.
Это был голос Ханно, разговаривали на британском. К счастью я лежал спиной к ним, свернувшись под грудой одеял. Поэтому мне было нетрудно делать вид, что я сплю. Я не шевелился и даже старался не дышать.
– Нет, это в самом деле внебрачный принц; я видел его в городе. И узнал бы его раньше, если бы была возможность его рассмотреть.
А это говорил Маррик.
– В любом случае вряд ли имеет значение, кем он был, раб или побочный принц, но он посвящен в дела дворца, и Амброзиус захочет его послушать. А он сообразительный парень. Да, да, он именно тот, за кого он себя выдает. Судя по его разговору, не скажешь, что он воспитывался на кухонных задворках.
– Да, но... – От изменившегося голоса Ханно у меня натянулась кожа на костях. Я замер.
– Да, но что?
Проныра еще больше понизил свой голос:
– Может быть, заставить его сначала нам все выложить... Я хочу сказать, что давай-ка прикинем, как это сделать. Все, что он нам сообщил о намерениях короля Камлака... Если мы сами заполучим все эти сведения и сообщим о них, то нас ждут туго набитые кошельки, согласен?
В ответ Маррик проворчал:
– А когда он попадет на берег и проболтается кому-нибудь? Дойдет до Амброзиуса. Мимо него никогда ничего не проходит.
– Ты что, простачком прикидываешься? – последовал язвительный вопрос.
Мне оставалось одно – не шевелиться. Лопатки впились в натянутую на спине кожу.
– Да не такой уж я простак. Соображаю, куда ты клонишь. Но не представляю, что это возможно.
– Никто в Маридунуме не знает, куда он ушел, – заговорил Ханно быстрым и нетерпеливым шепотом. – Что касается тех, кто видел его при посадке на судно, то они подумают, что мы увезли его с собой. На самом же деле мы сейчас заберем его с собой, а по дороге в город...
Я услышал, что Ханно судорожно проглотил слюну.
– Еще до выхода в море я говорил тебе: бессмысленно тратиться на его проезд, – продолжал Ханно. Затем раздался резкий голос Маррика:
– Если мы собирались от него избавиться, то, конечно, было бы лучше вообще не тратить деньги на его провоз. Но пораскинь немножко мозгами: мы получим деньги в любом случае и, может быть, приличный куш сверх того.
– Как это ты себе представляешь?
– Ну, если у парнишки есть что сказать, то Амброзиус оплатит его провоз, можешь не сомневаться. Затем, если окажется, что мальчик побочный принц, а я в этом не сомневаюсь, то и тут мы получим сверху. Сыновья или внуки королей – из них всегда можно извлечь пользу, и кому, как не Амброзиусу, об этом знать.
– Амброзиус должен знать, что невыгодно держать парня в качестве заложника, – пробурчал угрюмо Ханно.
– А если он все-таки не пригодится Амброзиусу, то мы оставим его у себя, продадим и поделим выручку. Вот давай так и сделаем. Живой он еще чего-то стоит, мертвый – ничего, и тогда плакали бы наши денежки, потраченные на его провоз.
Я почувствовал довольно-таки жесткие тычки Ханно ногой.
– На данный момент он вообще ничего не стоит. Таких дохлых я еще ни разу не видел. У него, должно быть, девчачий желудок. Вы думаете, что он способен передвигаться?
– Сейчас посмотрим, – сказал Маррик и потряс меня. – Послушай, парень, подымайся.
Я застонал и медленно перевернулся, показав им, как и предполагал, свое несчастное бледное лицо.
– Что это? Мы на месте? – спросил я на уэльском.
– Да, мы на месте. Давай-ка вставай, мы собираемся на берег.
Я застонал опять, но на сей раз сильнее и схватился за живот.
– О боже. Нет, оставьте меня.
– Черпак морской воды, – предложил Ханно.
Маррик выпрямился.
– Время прижимает. – Он опять заговорил на британском. – Судя по всему, нам придется его нести.
– Нет, нам придется оставить его: мы должны идти прямо к графу. Не забывай, что вечером встреча. Он уже знает, что судно пришвартовалось, и рассчитывает увидеть нас перед своим отъездом. Нам лучше прямо сообщить ему, иначе могут быть неприятности. Парнишку мы оставим пока здесь. Закроем его и скажем, кто останется охранять, чтоб не спускал с него глаз. А назад мы сможем вернуться еще до полуночи.
– Сможем, думаешь? – угрюмо спросил Ханно.
– У меня есть то, что не будет ждать.
– Амброзиус тоже не будет ждать. Поэтому, если хочешь получить деньги, тебе лучше пойти. Разгрузка судна наполовину уже закончена. Кто останется охранять?
Ханно сказал что-то, но скрип тяжелой двери, закрывшейся за ними, и глухой стук задвигаемых засовов заглушили ответ. Слышно было, как в засовы вставляют клинья. Затем звук их голосов и шагов затерялся в шуме разгрузки. Работа шла полным ходом; скрип воротов, крики людей, скрежет разматывающихся тросов, глухой звук от перетаскиваемых на пристань тяжелых грузов.
Я откинул одеяла и сел. После того, как прекратилась эта ужасная качка, я опять почувствовал себя нормально – даже хорошо. Ощущения какой-то легкости и очищения вызывали во мне необычное состояние: я почувствовал себя здоровым и полным сил. Я встал на колени и оглядел себя.
На пристани горели фонари, свет их проникал через маленький квадратный бортовой иллюминатор. Я увидел кувшин с широким горлом и большой кусок ячменного хлеба. Откупорив кувшин, осторожно попробовал воду. Отдавало плесенью, известняком, но пить можно было, от воды у меня пропал металлический привкус во рту. Хлеб был как кремень, но я держал его в воде до тех пор, пока он не стал разламываться на кусочки. Затем я поднялся и подтянулся к окошку.
Для этого мне пришлось добраться до подоконника, подтянуться на руках, опереться ногой на выступ одной из распорок перегородки. Я и ранее предполагал, что моя тюрьма находится на носу судна, а сейчас убедился в этом. Судно было пришвартовано к каменной пристани, где на столбах висела пара фонарей, при свете которых около двадцати воинов сгружали тюки и полные упаковочные клети. Дальше за пристанью выстроился ряд капитальных сооружений – вероятно склады.
Создавалось впечатление, будто товары отправляли еще куда-то. У фонарных столбов ожидали повозки с привязанными мулами. Воины были в форме и вооружены. За разгрузкой наблюдал офицер. Судно стояло среди других кораблей и близко к пристани, где находились сходни. Носовой канат располагался от перил до пристани прямо над моей головой. Между мною и берегом было примерно пятнадцать футов. Канат убегал вниз в спокойную темень ночи, дальше шла густая темнота складских сооружений. Но я решил, что мне придется подождать, пока не закончится разгрузка, а повозки и с ними, вероятно, воины не уйдут. У меня еще оставалась надежда на побег, учитывая, что на борту будет всего лишь один часовой и, возможно, на пристани уберут фонари.
Конечно, я должен бежать. Если останусь здесь, то моя безопасность будет зависеть единственно от доброй воли Маррика, а это в свою очередь – от исхода его разговора с Амброзиусом. А если по каким-то причинам Маррик не вернется сюда, а вместо него придет Ханно...
Кроме того, я хотел есть. Вода и та отвратительная каша из размоченного хлеба привели соки в моем ужасно пустом желудке в кипение. Сама мысль, что придется еще ждать два или три часа, пока кто-то вернется, казалась мне невыносимой, даже если исключить страх перед тем, что могло принести их возвращение. И даже если бы произошло самое благоприятное и Амброзиус послал за мной, я, находясь в его руках и выдав ему все сведения, которыми располагал, тем не менее не испытывал уверенности в своей безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– К Вортигерну?
– Понятия не имею, – искренне ответил я. – У меня не было конкретного плана. Может быть, и к Вортигерну. Кроме него, никого не остается. Саксы волками вцепились в горло британцам и будут рвать Британию на клочки, пока ничего не останется. К кому же еще?
– Ну, – сказал Маррик, – к Амброзиусу.
Я рассмеялся.
– Ну, конечно, к Амброзиусу. Я думал, вы серьезно. Я по акценту понял, вы из Малой Британии, но...
– Ты же спрашивал, кто мы. Мы люди Амброзиуса.
Установилась тишина. Устье исчезло из виду. Далеко на севере мерцал огонек – маяк. Дождь уменьшился, а скоро перестал совсем. Стало холодно, с берега дул ветер. По воде пошла зыбь. Лодку кидало и качало. Я почувствовал первые признаки морской болезни. От холода и дурноты я крепко сцепил руки на животе.
– Люди Амброзиуса? – резко спросил я. – Выходит, вы лазутчики? Его шпионы?
– Называй нас верными людьми.
– Выходит, верно, что он ждет своего часа в Малой Британии?
– Да, верно.
– Вы направляетесь в Малую Британию? – спросил я, пораженный своей догадкой. – Вы надеетесь доплыть туда в этой утлой посудине?
Маррик рассмеялся.
– И пришлось бы плыть, если бы ушел корабль, – кисло сказал Ханно.
– Какой корабль зимой? – допытывался я. – В такую погоду не плавают.
– Плавают, если хорошо заплатить, – заметил Маррик сухо.
– Амброзиус платит. Корабль будет ждать на месте.
Уже участливо он положил руку мне на плечо.
– Оставим этот разговор. Мне хотелось бы узнать еще кое-что.
Я свернулся калачиком, сжав живот и делая большие глотки свежего воздуха.
– Могу порассказать вам многое. Однако мне все равно нечего терять, если вы собираетесь отправить меня за борт. Поэтому я предпочел бы или не говорить ничего, или подождать, пока Амброзиус назначит за мои сведения свою цену. Вон ваш корабль, слепые, что ли? Больше я не буду говорить. Мне плохо.
– Да ты, я гляжу, уж точно не из пугливых. Ага, вот и корабль. Хорошо виден. Учитывая твое положение, возьмем тебя на борт. Скажу одну вещь. Мне понравилось, как ты рассказывал о своем друге. Это звучало правдиво. Значит, ты умеешь быть верным, да? Быть верным Камлаку или Вортигерну у тебя нет оснований. Мог бы ты засвидетельствовать свою верность Амброзиусу?
– Сначала погляжу на него, потом скажу.
От удара кулаком я растянулся на дне лодки.
– Принц ты или еще кто – соблюдай приличия, говоря о нем. Немало людей почитают его за своего короля.
Я встал, меня тошнило. Откуда-то рядом донесся тихий окрик, через секунду мы уже качались в тени корабля.
– Мне достаточно, что он человек, – сказал я.
Корабль был небольшой, но вместительный, с низкой осадкой. Он стоял в ночном море без огней. Его мачта покачивалась на фоне бегущих по черному небу облаков. Судно было оснащено как одно из многих торговых, заходивших в Маридунум в мореходный сезон, однако выглядело оно покрепче, да и ходовые качества, наверное, были получше.
Маррик откликнулся на голос. Сверху бросили канат, Ханно поймал его и закрепил.
– Давай пошевеливайся. Можешь лазить или нет?
Кое-как в шатающейся лодке я поднялся на ноги. Канат намок и скользил в руках. Сверху настойчиво торопили:
– Побыстрее же. Хорошо, если вообще сможем отплыть при такой погоде.
– Наверх, наверх. Черт бы тебя побрал. – Маррик снизу подтолкнул меня. Этого-то и не хватило. Руки разжались, и я упал обратно в лодку, ударившись о борт. Я беспомощно растянулся поперек лодки, и меня опять начало тошнить. Мне было совершенно наплевать на божью стезю и ожидавшие меня королевства. Ударьте ножом или киньте за борт – только бы стало легче. Я перевесился через борт как груда мокрых тряпок. Меня рвало.
Последующие события запомнились плохо. Стояла несусветная ругань. Ханно настойчиво советовал Маррику смириться с потерей и кинуть меня за борт. Тем не менее я был в целости поднят на борт. Меня проволокли вниз и бросили на тряпки. Рядом поставили ведро и пустили струю свежего воздуха.
Путешествие заняло, по-моему, четыре дня. Погода была, конечно, скверная, но вскоре мы оставили ее позади. Корабль быстро устремился вперед. Весь путь я провел в трюме на тряпках у открытого проема, не в силах поднять головы. Самые сильные приступы морской болезни прошли, но я по-прежнему не мог шевельнуться. Слава богу, что меня никто не тревожил.
Один раз ко мне спускался Маррик. Встреча запомнилась плохо, как во сне. Он перелез через сваленную в кучу старую якорную цепь и встал рядом, наклонился, рассматривая меня.
– Подумать только, – сказал он, покачав головой. – А мы-то думали, что нам с тобой повезло. Надо было с самого начала бросить тебя за борт. Меньше беспокойства. По-моему, тебе нечего нам больше сказать.
Я не ответил.
Он издал тихое странное хрюканье, походившее на смех, и вышел. Измученный, я заснул. Когда проснулся, обнаружил, что с меня сняли мокрую одежду и завернули в сухие одеяла. У изголовья стоял кувшин с водой и лежал ломоть ячменного хлеба.
Есть я совершенно не мог. На закате в один из дней вдали показался Дикий берег. Мы бросили якорь в спокойных водах Морбихана, который люди еще называют Малым морем.
КНИГА ВТОРАЯ.
СОКОЛ
1
Первое, что я помню после тяжелого изнуряющего сна, – это пробуждение от раздававшихся прямо над моей головой голосов.
– Ладно, пусть так, если ты веришь ему. Но ты действительно думаешь, что даже внебрачный принц может быть в таких одеждах? Все промокшее, нет даже позолоченной пряжки на поясе, а взгляни на его туфли. Я согласен с тобой, что плащ хороший, но он изношен. Более вероятна первая история: он просто раб, сбежавший от своего хозяина и прихвативший его вещи.
Это был голос Ханно, разговаривали на британском. К счастью я лежал спиной к ним, свернувшись под грудой одеял. Поэтому мне было нетрудно делать вид, что я сплю. Я не шевелился и даже старался не дышать.
– Нет, это в самом деле внебрачный принц; я видел его в городе. И узнал бы его раньше, если бы была возможность его рассмотреть.
А это говорил Маррик.
– В любом случае вряд ли имеет значение, кем он был, раб или побочный принц, но он посвящен в дела дворца, и Амброзиус захочет его послушать. А он сообразительный парень. Да, да, он именно тот, за кого он себя выдает. Судя по его разговору, не скажешь, что он воспитывался на кухонных задворках.
– Да, но... – От изменившегося голоса Ханно у меня натянулась кожа на костях. Я замер.
– Да, но что?
Проныра еще больше понизил свой голос:
– Может быть, заставить его сначала нам все выложить... Я хочу сказать, что давай-ка прикинем, как это сделать. Все, что он нам сообщил о намерениях короля Камлака... Если мы сами заполучим все эти сведения и сообщим о них, то нас ждут туго набитые кошельки, согласен?
В ответ Маррик проворчал:
– А когда он попадет на берег и проболтается кому-нибудь? Дойдет до Амброзиуса. Мимо него никогда ничего не проходит.
– Ты что, простачком прикидываешься? – последовал язвительный вопрос.
Мне оставалось одно – не шевелиться. Лопатки впились в натянутую на спине кожу.
– Да не такой уж я простак. Соображаю, куда ты клонишь. Но не представляю, что это возможно.
– Никто в Маридунуме не знает, куда он ушел, – заговорил Ханно быстрым и нетерпеливым шепотом. – Что касается тех, кто видел его при посадке на судно, то они подумают, что мы увезли его с собой. На самом же деле мы сейчас заберем его с собой, а по дороге в город...
Я услышал, что Ханно судорожно проглотил слюну.
– Еще до выхода в море я говорил тебе: бессмысленно тратиться на его проезд, – продолжал Ханно. Затем раздался резкий голос Маррика:
– Если мы собирались от него избавиться, то, конечно, было бы лучше вообще не тратить деньги на его провоз. Но пораскинь немножко мозгами: мы получим деньги в любом случае и, может быть, приличный куш сверх того.
– Как это ты себе представляешь?
– Ну, если у парнишки есть что сказать, то Амброзиус оплатит его провоз, можешь не сомневаться. Затем, если окажется, что мальчик побочный принц, а я в этом не сомневаюсь, то и тут мы получим сверху. Сыновья или внуки королей – из них всегда можно извлечь пользу, и кому, как не Амброзиусу, об этом знать.
– Амброзиус должен знать, что невыгодно держать парня в качестве заложника, – пробурчал угрюмо Ханно.
– А если он все-таки не пригодится Амброзиусу, то мы оставим его у себя, продадим и поделим выручку. Вот давай так и сделаем. Живой он еще чего-то стоит, мертвый – ничего, и тогда плакали бы наши денежки, потраченные на его провоз.
Я почувствовал довольно-таки жесткие тычки Ханно ногой.
– На данный момент он вообще ничего не стоит. Таких дохлых я еще ни разу не видел. У него, должно быть, девчачий желудок. Вы думаете, что он способен передвигаться?
– Сейчас посмотрим, – сказал Маррик и потряс меня. – Послушай, парень, подымайся.
Я застонал и медленно перевернулся, показав им, как и предполагал, свое несчастное бледное лицо.
– Что это? Мы на месте? – спросил я на уэльском.
– Да, мы на месте. Давай-ка вставай, мы собираемся на берег.
Я застонал опять, но на сей раз сильнее и схватился за живот.
– О боже. Нет, оставьте меня.
– Черпак морской воды, – предложил Ханно.
Маррик выпрямился.
– Время прижимает. – Он опять заговорил на британском. – Судя по всему, нам придется его нести.
– Нет, нам придется оставить его: мы должны идти прямо к графу. Не забывай, что вечером встреча. Он уже знает, что судно пришвартовалось, и рассчитывает увидеть нас перед своим отъездом. Нам лучше прямо сообщить ему, иначе могут быть неприятности. Парнишку мы оставим пока здесь. Закроем его и скажем, кто останется охранять, чтоб не спускал с него глаз. А назад мы сможем вернуться еще до полуночи.
– Сможем, думаешь? – угрюмо спросил Ханно.
– У меня есть то, что не будет ждать.
– Амброзиус тоже не будет ждать. Поэтому, если хочешь получить деньги, тебе лучше пойти. Разгрузка судна наполовину уже закончена. Кто останется охранять?
Ханно сказал что-то, но скрип тяжелой двери, закрывшейся за ними, и глухой стук задвигаемых засовов заглушили ответ. Слышно было, как в засовы вставляют клинья. Затем звук их голосов и шагов затерялся в шуме разгрузки. Работа шла полным ходом; скрип воротов, крики людей, скрежет разматывающихся тросов, глухой звук от перетаскиваемых на пристань тяжелых грузов.
Я откинул одеяла и сел. После того, как прекратилась эта ужасная качка, я опять почувствовал себя нормально – даже хорошо. Ощущения какой-то легкости и очищения вызывали во мне необычное состояние: я почувствовал себя здоровым и полным сил. Я встал на колени и оглядел себя.
На пристани горели фонари, свет их проникал через маленький квадратный бортовой иллюминатор. Я увидел кувшин с широким горлом и большой кусок ячменного хлеба. Откупорив кувшин, осторожно попробовал воду. Отдавало плесенью, известняком, но пить можно было, от воды у меня пропал металлический привкус во рту. Хлеб был как кремень, но я держал его в воде до тех пор, пока он не стал разламываться на кусочки. Затем я поднялся и подтянулся к окошку.
Для этого мне пришлось добраться до подоконника, подтянуться на руках, опереться ногой на выступ одной из распорок перегородки. Я и ранее предполагал, что моя тюрьма находится на носу судна, а сейчас убедился в этом. Судно было пришвартовано к каменной пристани, где на столбах висела пара фонарей, при свете которых около двадцати воинов сгружали тюки и полные упаковочные клети. Дальше за пристанью выстроился ряд капитальных сооружений – вероятно склады.
Создавалось впечатление, будто товары отправляли еще куда-то. У фонарных столбов ожидали повозки с привязанными мулами. Воины были в форме и вооружены. За разгрузкой наблюдал офицер. Судно стояло среди других кораблей и близко к пристани, где находились сходни. Носовой канат располагался от перил до пристани прямо над моей головой. Между мною и берегом было примерно пятнадцать футов. Канат убегал вниз в спокойную темень ночи, дальше шла густая темнота складских сооружений. Но я решил, что мне придется подождать, пока не закончится разгрузка, а повозки и с ними, вероятно, воины не уйдут. У меня еще оставалась надежда на побег, учитывая, что на борту будет всего лишь один часовой и, возможно, на пристани уберут фонари.
Конечно, я должен бежать. Если останусь здесь, то моя безопасность будет зависеть единственно от доброй воли Маррика, а это в свою очередь – от исхода его разговора с Амброзиусом. А если по каким-то причинам Маррик не вернется сюда, а вместо него придет Ханно...
Кроме того, я хотел есть. Вода и та отвратительная каша из размоченного хлеба привели соки в моем ужасно пустом желудке в кипение. Сама мысль, что придется еще ждать два или три часа, пока кто-то вернется, казалась мне невыносимой, даже если исключить страх перед тем, что могло принести их возвращение. И даже если бы произошло самое благоприятное и Амброзиус послал за мной, я, находясь в его руках и выдав ему все сведения, которыми располагал, тем не менее не испытывал уверенности в своей безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58