Когда на следующее утро Горлуа распрощался с нами, у каждого человека, отправившегося с ним на юго-восток, имелась лошадь и приличное оружие. Мы с Кадалом повернули на юг к Маридунуму и достигли его рано вечером.
Первым, кого я встретил на пути к монастырю Святого Петра, был Диниас. Мы столкнулись с ним неожиданно за углом. Он подпрыгнул и побледнел. Наверное, слухи после приезда матери без меня распространились по Маридунуму, как лесной пожар.
– Мерлин, я думал... думал...
– Удачная встреча, кузен. Как раз собирался найти тебя.
– Подожди, клянусь, что не знал, кто эти люди, – быстро перебил он. – Я знаю. Ты не виноват в случившемся. Я ищу тебя не поэтому.
– ...И я был пьян, ты сам видел. И даже, если бы я знал, кто они такие, откуда мне догадаться, что они тебя возьмут? До меня доходили слухи, что их интересует, признаю, но клянусь, мне и в голову не приходило...
– Я же говорю, здесь нет твоей вины. Вот я, целый и невредимый. Хорошо то, что хорошо кончается. Оставим это, Диниас. Но я хотел поговорить с тобой не об этом.
Однако он не слушал.
– Я взял деньги, ты видел?
– Ну даже если взял. Ты же не продал меня, ты взял их потом. По-моему, это совсем другое. Если Вортигерн изволит сорить деньгами, отберем их у него. Забудь об этом. Тебе известно что-нибудь о моей матери?
– Я слышал об этом по дороге на юг. Что с ней? В каком она состоянии?
– Мне сказали, простуда, но говорят, она поправляется. Мне показалось, она в неважном состоянии, утомлена дорогой, волнуется о тебе. Зачем ты понадобился Вортигерну в конце концов?
– Чтобы убить меня, – коротко ответил я.
Диниас оцепенел, когда же заговорил, начал заикаться.
– Я... клянусь богом, Мерлин... Ты и я... Да мы никогда... Были времена... – он остановился и проглотил комок. – Я не предаю родственников.
– Говорю же, я верю тебе. Забудь обо всем. Это не имеет к тебе отношения. Его предсказатели наговорили чепухи. Вот я – целый и невредимый.
– Твоя мать ничего не говорила об этом.
– Она не знала. Ты думаешь, она безропотно позволила бы отправить себя домой, если бы знала о его намерениях? А вот люди, сопровождавшие ее, знали, будь уверен. Получается, они ей не сказали?
– Похоже, нет, – ответил Циниас. – Но...
– И хорошо. Надеюсь, я скоро ее увижу. Постараюсь до заката.
– Вортигерн больше не представляет для тебя опасности?
– Вроде бы нет. Но если бы здесь остались его люди... У ворот мне сказали, что они выехали к нему на воссоединение.
– Да, это так. Кто-то отправился на север, кто-то на восток, в Кэр-Гвент. Ты знаешь новости?
– Какие?
Хотя на улице никого не было, он оглянулся, скрытно осматриваясь. Я спрыгнул с коня и передал поводья Кадалу.
– Какие новости? – повторил я.
– Амброзиус, – тихо произнес он. – Он высадился на юго-западе, и рассказывают, что он идет на север. Известие пришло вчера с кораблем. Люди Вортигерна, услышав о нем, тут же выехали. Но, если вы едете с севера, то вы должны были их наверняка встретить?
– Да, мы видели сегодня утром два отряда. Вовремя заметив их, мы съехали с дороги. За день до этого мы повстречали на развилке эскорт, сопровождавший мою мать.
– Повстречали? – он поразился. – Но если они знали, что Вортигерн хочет убить тебя...
– То поняли, что мне нечего делать на юге, и прикончили бы меня? Совершенно верно. Поэтому нам пришлось их убить. Не смотри на меня так. Это вовсе не волшебство, а обычное солдатское дело: нам попались на пути уэльсцы, собиравшиеся присоединиться к Амброзиусу. Мы устроили на дороге засаду и перебили отряд Вортигерна.
– Уэльсцы уже знали? Они слышали о пророчестве? – я заметил, как в сумерках блеснули белки его глаз. – Я слышал о нем тоже. Все только и говорят об этом. Рассказывают, ты показал им большое озеро под скалой, где мы давным-давно останавливались на привал однажды. Могу поклясться, что там и не пахло озером. Но в озере были и драконы под основанием башни. Это правда?
– Правда, что я показал им озеро.
– А драконы? Откуда они?
– Драконы, – медленно произнес я. – Они предстали перед ними из ничего. Не увидев их, люди не стали бы слушать, не говорю даже, верить.
Мы помолчали. Со страхом в голосе он спросил:
– Ты узнал о приходе Амброзиуса благодаря волшебству?
– И да, и нет. – Я улыбнулся. – Я знал, что он придет, но не знал когда. Волшебство показало мне, что он уже в пути.
Диниас снова уставился на меня.
– Ты знал, что он придет? У тебя имелись сведения еще в Корнуолле? Мог бы мне сказать!
– Зачем?
– Я бы присоединился к нему.
Я поглядел на него, прикидывая.
– У тебя еще есть время. У тебя и твоих друзей, сражавшихся вместе с Вортимером. А как там брат Вортимера, Пасентиус? Тебе известно, где он? Он по-прежнему непримирим к Вортигерну?
– Да, но говорят, он отправился заключать мир с Хенгистом. Он никогда не примкнет к Амброзиусу. Британия нужна ему самому.
– А ты? – спросил я. – Чего хочешь ты?
Диниас ответил просто и на этот раз безо всякой бравады.
– Места, которое я смогу назвать своим собственным. Вот это, например. В конце концов оно мое. Ты знаешь, что он убил королевских детей?
– Нет. Но это не удивительно. Это вошло у него в привычку.
Я помолчал.
– Ладно, Диниас. Нам есть о чем поговорить, и я хочу о многом рассказать тебе. Но сначала хочу просить тебя об одном одолжении.
– Каком?
– Оказать мне гостеприимство. Мне некуда податься, пока я не обзавелся собственным жильем. Мне хотелось бы остановиться в доме моего деда.
– Он теперь не тот, что был, – ответил Диниас без притворства и экивоков.
Я рассмеялся.
– Сохраняется ли что-нибудь неизменным? Была бы крыша от проливного дождя и огонь, просушить одежду, да поесть чего-нибудь, не имеет значения чего. Что, если мы пошлем Кадала за едой и поужинаем дома? За кувшином вина и пирогом я расскажу тебе обо всем. Но предупреждаю, если ты только потянешься за игральными костями, я сам позову людей Вортигерна.
Диниас вдруг расслабленно улыбнулся.
– Не беспокойся. Пойдем. В нескольких комнатах еще можно жить. Мы подыщем тебе кровать.
Мне досталась комната Камлака, пыльная, в ней тянуло сквозняком. Кадал не разрешил мне ложиться на постель, пока не просушил ее у камина в течение часа. У Диниаса не было слуг, не считая неопрятной девчонки, которая присматривала за ним, очевидно, в обмен на право разделять с ним ложе. Кадал отправил ее собирать хворост и греть воду, а сам пошел в монастырь отнести записку моей матери и в таверну за вином и ужином.
Мы поужинали у камина. Нам прислуживал Кадал, и мы засиделись за разговорами допоздна. Здесь достаточно упомянуть, что я рассказал Диниасу о своих приключениях, опустив непонятные для него части. Я мог бы испытать подобие удовлетворения, раскрыв ему свое происхождение, но решил подождать, пока не смогу быть полностью уверенным в этом человеке и пока в округе еще рыщут люди Вортигерна. Поэтому я рассказал ему, как попал в Британию и стал человеком Амброзиуса. Диниас был наслышан о моем пророчестве у королевского форта и уже верил в грядущую победу Амброзиуса. Наш разговор закончился тем, что он дал обещание направиться с новостями на запад собирать силы на окраинах Уэльса. Он побоялся бы, я уверен, поступить вопреки своему обещанию. Что бы солдаты ни говорили о происшедшем в Динас Бренине, этого было достаточно, чтобы поразить небогатое воображение моего кузена Диниаса, навеять на него страх перед моим могуществом. Но и без страха я мог доверять ему в этом поручении. Мы проговорили до рассвета, я дал ему денег и пожелал спокойной ночи.
Он уехал утром, до того, как я проснулся. Он сдержал свое слово и позже присоединился к Амброзиусу у Йорка с несколькими сотнями людей. Его приняли с почестями, и он зарекомендовал себя доблестным воином. Но вскоре в одной мелкой стычке он получил тяжелые ранения, от которых и скончался. Я же больше его не встречал.
Кадал закрыл за ним дверь.
– По крайней мере здесь есть хороший замок и прочный запор.
– Ты опасаешься Диниаса? – спросил я.
– В этом чертовом городе я боюсь всех. Я не успокоюсь, пока мы не уедем отсюда и не присоединимся к Амброзиусу.
– Сейчас ты можешь уже не беспокоиться. Люди Вортигерна уехали. Ты же слышал, что сказал Диниас.
– Да. Я также слышал, что сказал ты. – Он остановился забрать одеяла от камина и встал с занятыми постельными принадлежностями руками, глядя на меня.
– Что ты имел в виду, говоря о собственном жилье? Не собираешься же ты заводить здесь себе дом?
– Не дом.
– Пещеру?
Я улыбнулся, увидев выражение его лица.
– Когда я больше не нужен буду Амброзиусу и в стране станет спокойно, именно туда я и отправлюсь. Я же говорил тебе, что если ты останешься со мной, то тебе придется жить далеко от дома.
– Насколько я помню, мы говорили о смерти. Ты имеешь в виду – жить там?
– Не знаю. Может быть, нет. Но думаю, мне потребуется место, где я смогу уединиться, отстраниться от происходящего. Размышлять и планировать в жизни – одно дело, действовать – другое. Человек не может постоянно «действовать».
– Скажи об этом Утеру.
– Я не Утер.
– Приходится поступать по-всякому, как говорят. – Кадал свалил одеяла на постель. – Почему ты улыбаешься?
– Разве? Ничего. Давай ложиться спать, чтобы явиться в монастырь пораньше. Тебе снова пришлось давать взятку старухе?
– Старуха – это еще ничего. – Он выпрямился. – На этот раз меня встретила девушка. Тоже привратница, судя по дерюжной накидке и капюшону. Тот, кто посылает такую девчонку в монастырь, заслуживает, чтобы его...
Кадал начал объяснять, чего заслуживает тот человек, но я прервал его.
– Ты узнал, как чувствует себя моя мать?
– Говорят, лучше. Жар прошел, но спокойствие не вернется к ней, пока она не увидит тебя. Ты расскажешь ей обо всем?
– Да.
– А потом?
– Мы поедем к Амброзиусу.
– А... – сказал он и расстелил себе на полу матрац. Потушив лампу, он без лишних слов улегся и заснул.
Доставшаяся мне кровать оказалась достаточно удобной. Комната, несмотря на запущенность, казалась роскошью после долгого путешествия. Но спалось мне плохо. Я представлял себя уже в пути, вместе с Амброзиусом, по дороге в Довард. Судя по тому, что мне было известно о Доварде, его покорение станет нелегкой задачей. Я начал беспокоиться, не оказал ли отцу медвежью услугу, выгнав Вортигерна из крепости в Сноудоне. Было бы лучше, если бы он там остался, думал я. Пускай торчал бы себе там со своей вонючей башней, пока Амброзиус не скинул бы его в море.
Удивительно, какие мне понадобились усилия, чтобы вспомнить свое собственное пророчество. Сотворенное мною в Динас Бренине не принадлежало мне. Но я решил послать Вортигерна прочь из Уэльса. Ко мне обращались из темноты, из глуши, от сверкающих звезд. Красный Дракон победит, Белый падет. Голос, сказавший-так, снова звучал в заплесневелой комнате Камлака. Он не был моим. Он принадлежал богу. Кое-кто не стал искать доводов, а выслушал и заснул.
3
Ворота нам открыла девушка, о которой рассказывал Кадал. Должно быть, она ждала нас. Как только Кадал поднял руку к колокольчику, ворота открылись, и она пригласила нас пройти. Передо мной быстро промелькнули широко раскрытые глаза под коричневым капюшоном и очертания гибкого молодого тела, прикрытого грубым монашеским одеянием. Она заперла тяжелые ворота и быстро повела нас по двору. Ее голые ноги в полотняных сандалиях замерзли и были заляпаны грязью из луж, покрывавших двор. Они выглядели стройными и ладными. Ее руки также были хороши. Не говоря ни слова, она провела нас через двор по узкому проходу между двумя строениями, и мы оказались на квадратной площадке. Под стенами росли фруктовые деревья и были разбиты цветочные клумбы, на которых большей частью росли сорняки и полевые цветы. Двери келий, выходящих во двор, были некрашены. Некоторые были открыты и обнажали комнаты, обезображенные скудостью и запустением.
Чего нельзя было сказать о комнате моей матери. Она жила с соответствующими, если не с королевскими удобствами. Ей позволили привезти собственную мебель, комнату выбелили известкой до слепящей белизны. С наступлением апреля в окно пробивалось солнце, бросая лучи сквозь узенькое окошко прямо на постель. Я помню обстановку: ее собственная кровать, взятая из дома, занавеска на окне, вытканная ею самой. Та самая красная ткань с зеленым узором, которую она ткала в день приезда дяди Камлака. На полу лежала волчья шкура. Мой дед убил зверя голыми руками и рукояткой сломанного кинжала. В детстве я пугался глаз-бусин и злого оскала. На стене, в ногах кровати, висело распятие из тусклого серебра, украшенное изящным узором сплетенных линий и вкраплениями аметиста, отражавшего свет.
Девушка молча показала мне на дверь и ушла. Кадал присел на скамейке во дворе подождать.
Мать полулежала на подушках, освещаемая солнцем. Она выглядела бледной и усталой и говорила почти шепотом. Но, по ее словам, ей было уже лучше. Когда я спросил мать о болезни и прикоснулся рукой к ее вискам, она, улыбаясь, отвела мою руку, сказав, что за ней и так хорошо присматривают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Первым, кого я встретил на пути к монастырю Святого Петра, был Диниас. Мы столкнулись с ним неожиданно за углом. Он подпрыгнул и побледнел. Наверное, слухи после приезда матери без меня распространились по Маридунуму, как лесной пожар.
– Мерлин, я думал... думал...
– Удачная встреча, кузен. Как раз собирался найти тебя.
– Подожди, клянусь, что не знал, кто эти люди, – быстро перебил он. – Я знаю. Ты не виноват в случившемся. Я ищу тебя не поэтому.
– ...И я был пьян, ты сам видел. И даже, если бы я знал, кто они такие, откуда мне догадаться, что они тебя возьмут? До меня доходили слухи, что их интересует, признаю, но клянусь, мне и в голову не приходило...
– Я же говорю, здесь нет твоей вины. Вот я, целый и невредимый. Хорошо то, что хорошо кончается. Оставим это, Диниас. Но я хотел поговорить с тобой не об этом.
Однако он не слушал.
– Я взял деньги, ты видел?
– Ну даже если взял. Ты же не продал меня, ты взял их потом. По-моему, это совсем другое. Если Вортигерн изволит сорить деньгами, отберем их у него. Забудь об этом. Тебе известно что-нибудь о моей матери?
– Я слышал об этом по дороге на юг. Что с ней? В каком она состоянии?
– Мне сказали, простуда, но говорят, она поправляется. Мне показалось, она в неважном состоянии, утомлена дорогой, волнуется о тебе. Зачем ты понадобился Вортигерну в конце концов?
– Чтобы убить меня, – коротко ответил я.
Диниас оцепенел, когда же заговорил, начал заикаться.
– Я... клянусь богом, Мерлин... Ты и я... Да мы никогда... Были времена... – он остановился и проглотил комок. – Я не предаю родственников.
– Говорю же, я верю тебе. Забудь обо всем. Это не имеет к тебе отношения. Его предсказатели наговорили чепухи. Вот я – целый и невредимый.
– Твоя мать ничего не говорила об этом.
– Она не знала. Ты думаешь, она безропотно позволила бы отправить себя домой, если бы знала о его намерениях? А вот люди, сопровождавшие ее, знали, будь уверен. Получается, они ей не сказали?
– Похоже, нет, – ответил Циниас. – Но...
– И хорошо. Надеюсь, я скоро ее увижу. Постараюсь до заката.
– Вортигерн больше не представляет для тебя опасности?
– Вроде бы нет. Но если бы здесь остались его люди... У ворот мне сказали, что они выехали к нему на воссоединение.
– Да, это так. Кто-то отправился на север, кто-то на восток, в Кэр-Гвент. Ты знаешь новости?
– Какие?
Хотя на улице никого не было, он оглянулся, скрытно осматриваясь. Я спрыгнул с коня и передал поводья Кадалу.
– Какие новости? – повторил я.
– Амброзиус, – тихо произнес он. – Он высадился на юго-западе, и рассказывают, что он идет на север. Известие пришло вчера с кораблем. Люди Вортигерна, услышав о нем, тут же выехали. Но, если вы едете с севера, то вы должны были их наверняка встретить?
– Да, мы видели сегодня утром два отряда. Вовремя заметив их, мы съехали с дороги. За день до этого мы повстречали на развилке эскорт, сопровождавший мою мать.
– Повстречали? – он поразился. – Но если они знали, что Вортигерн хочет убить тебя...
– То поняли, что мне нечего делать на юге, и прикончили бы меня? Совершенно верно. Поэтому нам пришлось их убить. Не смотри на меня так. Это вовсе не волшебство, а обычное солдатское дело: нам попались на пути уэльсцы, собиравшиеся присоединиться к Амброзиусу. Мы устроили на дороге засаду и перебили отряд Вортигерна.
– Уэльсцы уже знали? Они слышали о пророчестве? – я заметил, как в сумерках блеснули белки его глаз. – Я слышал о нем тоже. Все только и говорят об этом. Рассказывают, ты показал им большое озеро под скалой, где мы давным-давно останавливались на привал однажды. Могу поклясться, что там и не пахло озером. Но в озере были и драконы под основанием башни. Это правда?
– Правда, что я показал им озеро.
– А драконы? Откуда они?
– Драконы, – медленно произнес я. – Они предстали перед ними из ничего. Не увидев их, люди не стали бы слушать, не говорю даже, верить.
Мы помолчали. Со страхом в голосе он спросил:
– Ты узнал о приходе Амброзиуса благодаря волшебству?
– И да, и нет. – Я улыбнулся. – Я знал, что он придет, но не знал когда. Волшебство показало мне, что он уже в пути.
Диниас снова уставился на меня.
– Ты знал, что он придет? У тебя имелись сведения еще в Корнуолле? Мог бы мне сказать!
– Зачем?
– Я бы присоединился к нему.
Я поглядел на него, прикидывая.
– У тебя еще есть время. У тебя и твоих друзей, сражавшихся вместе с Вортимером. А как там брат Вортимера, Пасентиус? Тебе известно, где он? Он по-прежнему непримирим к Вортигерну?
– Да, но говорят, он отправился заключать мир с Хенгистом. Он никогда не примкнет к Амброзиусу. Британия нужна ему самому.
– А ты? – спросил я. – Чего хочешь ты?
Диниас ответил просто и на этот раз безо всякой бравады.
– Места, которое я смогу назвать своим собственным. Вот это, например. В конце концов оно мое. Ты знаешь, что он убил королевских детей?
– Нет. Но это не удивительно. Это вошло у него в привычку.
Я помолчал.
– Ладно, Диниас. Нам есть о чем поговорить, и я хочу о многом рассказать тебе. Но сначала хочу просить тебя об одном одолжении.
– Каком?
– Оказать мне гостеприимство. Мне некуда податься, пока я не обзавелся собственным жильем. Мне хотелось бы остановиться в доме моего деда.
– Он теперь не тот, что был, – ответил Диниас без притворства и экивоков.
Я рассмеялся.
– Сохраняется ли что-нибудь неизменным? Была бы крыша от проливного дождя и огонь, просушить одежду, да поесть чего-нибудь, не имеет значения чего. Что, если мы пошлем Кадала за едой и поужинаем дома? За кувшином вина и пирогом я расскажу тебе обо всем. Но предупреждаю, если ты только потянешься за игральными костями, я сам позову людей Вортигерна.
Диниас вдруг расслабленно улыбнулся.
– Не беспокойся. Пойдем. В нескольких комнатах еще можно жить. Мы подыщем тебе кровать.
Мне досталась комната Камлака, пыльная, в ней тянуло сквозняком. Кадал не разрешил мне ложиться на постель, пока не просушил ее у камина в течение часа. У Диниаса не было слуг, не считая неопрятной девчонки, которая присматривала за ним, очевидно, в обмен на право разделять с ним ложе. Кадал отправил ее собирать хворост и греть воду, а сам пошел в монастырь отнести записку моей матери и в таверну за вином и ужином.
Мы поужинали у камина. Нам прислуживал Кадал, и мы засиделись за разговорами допоздна. Здесь достаточно упомянуть, что я рассказал Диниасу о своих приключениях, опустив непонятные для него части. Я мог бы испытать подобие удовлетворения, раскрыв ему свое происхождение, но решил подождать, пока не смогу быть полностью уверенным в этом человеке и пока в округе еще рыщут люди Вортигерна. Поэтому я рассказал ему, как попал в Британию и стал человеком Амброзиуса. Диниас был наслышан о моем пророчестве у королевского форта и уже верил в грядущую победу Амброзиуса. Наш разговор закончился тем, что он дал обещание направиться с новостями на запад собирать силы на окраинах Уэльса. Он побоялся бы, я уверен, поступить вопреки своему обещанию. Что бы солдаты ни говорили о происшедшем в Динас Бренине, этого было достаточно, чтобы поразить небогатое воображение моего кузена Диниаса, навеять на него страх перед моим могуществом. Но и без страха я мог доверять ему в этом поручении. Мы проговорили до рассвета, я дал ему денег и пожелал спокойной ночи.
Он уехал утром, до того, как я проснулся. Он сдержал свое слово и позже присоединился к Амброзиусу у Йорка с несколькими сотнями людей. Его приняли с почестями, и он зарекомендовал себя доблестным воином. Но вскоре в одной мелкой стычке он получил тяжелые ранения, от которых и скончался. Я же больше его не встречал.
Кадал закрыл за ним дверь.
– По крайней мере здесь есть хороший замок и прочный запор.
– Ты опасаешься Диниаса? – спросил я.
– В этом чертовом городе я боюсь всех. Я не успокоюсь, пока мы не уедем отсюда и не присоединимся к Амброзиусу.
– Сейчас ты можешь уже не беспокоиться. Люди Вортигерна уехали. Ты же слышал, что сказал Диниас.
– Да. Я также слышал, что сказал ты. – Он остановился забрать одеяла от камина и встал с занятыми постельными принадлежностями руками, глядя на меня.
– Что ты имел в виду, говоря о собственном жилье? Не собираешься же ты заводить здесь себе дом?
– Не дом.
– Пещеру?
Я улыбнулся, увидев выражение его лица.
– Когда я больше не нужен буду Амброзиусу и в стране станет спокойно, именно туда я и отправлюсь. Я же говорил тебе, что если ты останешься со мной, то тебе придется жить далеко от дома.
– Насколько я помню, мы говорили о смерти. Ты имеешь в виду – жить там?
– Не знаю. Может быть, нет. Но думаю, мне потребуется место, где я смогу уединиться, отстраниться от происходящего. Размышлять и планировать в жизни – одно дело, действовать – другое. Человек не может постоянно «действовать».
– Скажи об этом Утеру.
– Я не Утер.
– Приходится поступать по-всякому, как говорят. – Кадал свалил одеяла на постель. – Почему ты улыбаешься?
– Разве? Ничего. Давай ложиться спать, чтобы явиться в монастырь пораньше. Тебе снова пришлось давать взятку старухе?
– Старуха – это еще ничего. – Он выпрямился. – На этот раз меня встретила девушка. Тоже привратница, судя по дерюжной накидке и капюшону. Тот, кто посылает такую девчонку в монастырь, заслуживает, чтобы его...
Кадал начал объяснять, чего заслуживает тот человек, но я прервал его.
– Ты узнал, как чувствует себя моя мать?
– Говорят, лучше. Жар прошел, но спокойствие не вернется к ней, пока она не увидит тебя. Ты расскажешь ей обо всем?
– Да.
– А потом?
– Мы поедем к Амброзиусу.
– А... – сказал он и расстелил себе на полу матрац. Потушив лампу, он без лишних слов улегся и заснул.
Доставшаяся мне кровать оказалась достаточно удобной. Комната, несмотря на запущенность, казалась роскошью после долгого путешествия. Но спалось мне плохо. Я представлял себя уже в пути, вместе с Амброзиусом, по дороге в Довард. Судя по тому, что мне было известно о Доварде, его покорение станет нелегкой задачей. Я начал беспокоиться, не оказал ли отцу медвежью услугу, выгнав Вортигерна из крепости в Сноудоне. Было бы лучше, если бы он там остался, думал я. Пускай торчал бы себе там со своей вонючей башней, пока Амброзиус не скинул бы его в море.
Удивительно, какие мне понадобились усилия, чтобы вспомнить свое собственное пророчество. Сотворенное мною в Динас Бренине не принадлежало мне. Но я решил послать Вортигерна прочь из Уэльса. Ко мне обращались из темноты, из глуши, от сверкающих звезд. Красный Дракон победит, Белый падет. Голос, сказавший-так, снова звучал в заплесневелой комнате Камлака. Он не был моим. Он принадлежал богу. Кое-кто не стал искать доводов, а выслушал и заснул.
3
Ворота нам открыла девушка, о которой рассказывал Кадал. Должно быть, она ждала нас. Как только Кадал поднял руку к колокольчику, ворота открылись, и она пригласила нас пройти. Передо мной быстро промелькнули широко раскрытые глаза под коричневым капюшоном и очертания гибкого молодого тела, прикрытого грубым монашеским одеянием. Она заперла тяжелые ворота и быстро повела нас по двору. Ее голые ноги в полотняных сандалиях замерзли и были заляпаны грязью из луж, покрывавших двор. Они выглядели стройными и ладными. Ее руки также были хороши. Не говоря ни слова, она провела нас через двор по узкому проходу между двумя строениями, и мы оказались на квадратной площадке. Под стенами росли фруктовые деревья и были разбиты цветочные клумбы, на которых большей частью росли сорняки и полевые цветы. Двери келий, выходящих во двор, были некрашены. Некоторые были открыты и обнажали комнаты, обезображенные скудостью и запустением.
Чего нельзя было сказать о комнате моей матери. Она жила с соответствующими, если не с королевскими удобствами. Ей позволили привезти собственную мебель, комнату выбелили известкой до слепящей белизны. С наступлением апреля в окно пробивалось солнце, бросая лучи сквозь узенькое окошко прямо на постель. Я помню обстановку: ее собственная кровать, взятая из дома, занавеска на окне, вытканная ею самой. Та самая красная ткань с зеленым узором, которую она ткала в день приезда дяди Камлака. На полу лежала волчья шкура. Мой дед убил зверя голыми руками и рукояткой сломанного кинжала. В детстве я пугался глаз-бусин и злого оскала. На стене, в ногах кровати, висело распятие из тусклого серебра, украшенное изящным узором сплетенных линий и вкраплениями аметиста, отражавшего свет.
Девушка молча показала мне на дверь и ушла. Кадал присел на скамейке во дворе подождать.
Мать полулежала на подушках, освещаемая солнцем. Она выглядела бледной и усталой и говорила почти шепотом. Но, по ее словам, ей было уже лучше. Когда я спросил мать о болезни и прикоснулся рукой к ее вискам, она, улыбаясь, отвела мою руку, сказав, что за ней и так хорошо присматривают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58