– Мы поможем тебе, – воскликнул Дионкет. – Даже ценой жизни.
Элизабет спустилась в Аврен note 15 и пробыла там шесть часов подряд.
Стены словно бы растворились. Трое целителей стояли возле кушетки, на которой безжизненно лежало хрупкое существо. Раздавленные, измученные черной, липкой, смрадной агонией, истерзанные осколками безумной памяти, задыхающиеся от ее неистовой ярости и детской беспомощности перед страшными унижениями, оглушенные непрерывными умственными криками, они терпели.
Несмотря на психоэлектронный барьер комнаты без дверей, часть ядовитых испарений, вместо того чтобы осесть в недрах Черного Утеса, выплескивалась в атмосферу. Зловонное грохочущее облако повисло в воздухе, изрыгая оранжевые молнии, сплетавшиеся над крышей шале. Горячие, подернутые пылью ветры опаляли вечнозеленые растения, губили альпийские цветы. Певчие птички градом сыпались с ветвей наземь. Слабосильные охранники в золотых торквесах с криками устремились вниз по обрывистой тропе; даже самые твердолобые, обезумев от звенящего психического напряжения, попрятались в глубоких подвалах и лежали там, не понимая, на каком они свете.
– Пойдем, Фелиция, – позвала Элизабет.
Но бесформенное нечто боролось, извергалось, пятилось, трепало заботливо подставленные крылья, отталкивая их и все еще надеясь убежать, хотя собственные оковы любви крепко удерживали его. Нормальные мозговые клетки, так долго пребывавшие в атрофированном состоянии, теперь начали пробуждаться к жизни и петь от восторга и тревоги, свойственной новорожденным. А черные наэлектризованные каналы – их яд уже застывал – упорно требовали притока свежей силы, последней передышки в горниле знакомой боли, заслуженных, выстраданных объятий смерти (это ты, любимый?), ее отвратительных засасывающих поцелуев.
– Иди за мной, дитя мое. Выходи оттуда, освободись, сбрось свои путы, оставь это тело, переселяйся в новое. Забудь тех злобных негодяев, которые тебя зачали шутки ради, поиграли живой игрушкой и жестоко отшвырнули ее за ненадобностью. Будь самозванкой! Самородком! Исцелись! Взгляни на себя как на человека, достойного любви. Помнишь, как безоглядно были преданы тебе твои друзья животные? Помнишь чистую, незапятнанную любовь сестры Амери? Я тоже подарю тебе свою любовь и жизнь, стану твоей матерью, а эти двое – твоими братьями. Иди сюда, дай нам обнять тебя!
«Амери не захотела…»
– Пойдем, Фелиция. Гляди, восхищайся своим сияющим обновленным существом. Ты прекрасна, девочка, и тело твое наполнено жизненной силой. А твой ум… о, посмотри, как он великолепен! Да, он рожден в физической агонии и нечистотах, но способен к духовному перевоплощению, полюби его за это.
«Он, все он! Мой Возлюбленный! Его я должна благодарить за высвобождение моих метафункций, за то, что он перерубил мои оковы своим сверкающим обоюдоострым лезвием. Куллукет!»
– Нет, Фелиция, это не он.
«Он, Куллукет!»
– Не смотри в ту сторону. Не надо. Ты доплыла, моя маленькая, стала такой чистой, такой сильной и почти доброй…
«Амери?»
– Отвернись от прошлого. Обрати взор к свету, к миру, к единению с другими умами, которые по-настоящему любят тебя.
«Куллукет? Амери?»
– Смотри: взбаламученный омут тих, эмоции управляемы, воля сильна и направлена. А теперь стань на путь бескорыстной любви! Выбери доброту, благородство, щедрость…
«Я выбираю… выбираю…»
– Просыпайся, Фелиция, открой глаза.
Огромные карие глаза распахнулись на бескровном лице под серо-пепельными бровями и нимбом платиновых волос. Они удивленно оглядели Элизабет, Дионкета, Крейна, опять вернулись к Элизабет. На миг затуманились слезами, потом засияли как звезды.
– Я здорова? – Фелиция приподнялась на локте и окинула взглядом самое себя. – То же тело, тот же ум, но все иначе. – Она тихонько засмеялась. Карие глаза сверкнули, сцепились с горящим взором Элизабет. – Зачем ты меня разбудила, ведь я еще не сделала выбор?
Целительница промолчала.
– Ты хочешь, чтобы я была похожа на тебя, Элизабет?
– Сделай собственный выбор. – Голос Великого Магистра звучал мягко, но ум был напряжен, встревожен.
– Хочешь, чтобы я была такой, как ты. – На щеках девушки проступили два красных пятна, и волосы точно вдруг ожили. Одним прыжком она вскочила на постели, маленькая, хрупкая, неимоверно сильная. Все ее тело светилось жемчужной аурой. – Такой, как ты, да, Элизабет?! – Фелиция откинула головку и засмеялась, звенящий смех был наполнен диким ликованием. – Я выбираю себя! Посмотри на меня! Загляни мне внутрь! А ты не хотела бы стать такой, как я? Свободной в своем выборе, не связанной нуждами других?
– И снова раздался радостный, здоровый смех. – Бедная Элизабет!.. – Богиня протянула руку и коснулась плеча Великого Магистра. – Но все равно спасибо тебе.
Она вмиг исчезла.
Элизабет сидела неподвижно, устремив взгляд на пустую кушетку, на слезы и отчаяние уже не было сил. Огненный кокон пылал рядом, манил к себе, но она рассматривала его с ощущением некой отстраненности, сознавая, что истинный выбор уже сделан, а все остальное – лишь его последствия.
– Не уходи, – попросил Дионкет.
Крейн глядел на ее бледное окровавленное чело и чувствовал, как впервые золотой торквес до боли сдавил горло. Длинные, унизанные перстнями пальцы с выпуклыми суставами протянули ей чашу:
– На, попей.
Однажды такое уже было.
Она отхлебнула горьковатого чаю из трав, затем опустила умственный заслон, чтобы целители могли ясно увидеть огненный саван, маячивший перед нею как соблазн, как испытание.
– Ты нужна нам как никогда, – проговорил Крейн.
Однако суровый Дионкет оказался мудрее и нашел слова, которые смогли утешить ее.
– Ты не заслужила чистилища. Ты должна быть здесь, пока сама все не исправишь.
– Да.
Она улыбнулась и зарыдала.
8
Клу положила цветы на холм и выпрямилась. Совершенно сухие глаза были устремлены на самую крупную орхидею, которая заслоняла от нее могилу. Букет был огромный, из тридцати разных цветков. Она собрала его за пять минут, даже не удаляясь от причала на реке Хениль.
– Тану называют Испанию Конейном, – проговорила девушка. – Это значит Земля Цветов. Я слышала, как кто-то из них говорил, что нигде в Европе не встретишь такого разнообразия цветов. Я, пожалуй, больше всего люблю голубые орхидеи. И бледно-зеленые с бархатно-черными краями. Орхидеи в трауре… Бедная Джилл!
– Мы сделали все возможное. Стейнбреннер предупреждал нас об опасности менингита.
Элаби посмотрел на каменную плиту, установленную меж старых корней платана, и камень светился под взглядом психокинетика, пока он высекал надпись. Гарь и дым от расплавленного минерала заглушили своей вонью и тонкий аромат цветов, и веяние свежего бриза от реки. Наконец, довольный своей работой, Элаби с помощью психокинеза водрузил плиту на вершине могильного холма.
ДЖИЛИАН МИРИАМ МОРГЕНТАЛЛЕР 20 СЕНТЯБРЯ – 3-2 ИЮНЯ (27 ЛЕТ)
«ГДЕ ТА ЗЕМЛЯ, КУДА КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ?
МАТРОСАМ НЕИЗВЕСТНО НАПЕРЕД…»
– Как думаешь, простоит она шесть миллионов лет? – спросила Клу.
– Кто знает? Залив Гвадалквивир будет погребен под илом.
Клу медленно пошла к вытащенной на берег шлюпке.
– Прошлой зимой, когда мы только затевали все это, я спросила Алексиса Маниона, не было ли обнаружено в исследованных плиоценовых породах следов Изгнания. Он ответил, что нет, но мне трудно поверить. Неужели ничего не сохранилось?
Она залезла в шлюпку, Элаби прыгнул за ней и, снова включив психокинез, начал толкать надувную посудину по коричневой, словно крепкий чай, стоячей воде. В пятидесяти километрах от Муласена они должны были встретиться со специально приспособленной для речных мелей яхтой Эйкена Драма.
– Если бы какой-нибудь палеонтолог и нашел в плиоценовых скальных образованиях скелет Homo sapiens, то, скорее всего, промолчал бы, чтобы не вылететь из клуба костокопателей. Что же до ископаемого бермудского кеча…
– Доктор Манион говорит, что будущее уже е ст ь и , чем бы мы тут ни занимались, мы не в силах на него повлиять.
– Ничего себе, утешение! Напомни мне о нем, когда мы с Эйкеном Драмом снесем к дьяволу вершину Муласена.
Шлюпка подплыла прямо к веревочной лестнице. Клу закрепила фалинь и взобралась на борт.
– Оуэн еще спит, – заметила она, послав легкий корректирующий импульс в нижнюю каюту.
– Хорошо. Пусть оклемается, а то ведь сколько ночей вы не спали из-за Джилл. Я думал, он станет настаивать, чтобы его взяли на похороны. – Он порылся в холодильнике, достал флягу с кокосовым пуншем и гамма-сандвичи, захваченные из Окалы. – Это вместо поминального пирога. Расслабься, детка. Передохни перед встречей с королем эльфов.
Они уселись в шезлонгах на корме; навес защищал их от солнца. Клу жадно набросилась на сандвичи.
– О-о, цивилизованная пища! Боже, как я устала от рыбы, жареных речных угрей и безвкусных кокосов! Во Флориде сейчас время завтрака. Ты только представь: яичница с беконом, овсянка с медом, апельсиновый сок и сладкий чай со льдом.
– Прекрати, жестокая! – рявкнул на нее Элаби и наполнил ее бокал тягучей жидкостью молочного цвета. – Что, уже раскаиваешься?
Она покачала головой:
– Нет, я понимаю, это необходимо для всех нас. Даже ребята, которых папа загнал в Африку, ни о чем не жалеют. Все-таки мы хоть немного да приблизились к цели. Заставили папу принимать нас и наши требования всерьез. – Она помолчала. – Знаешь, он сам скоро прибудет в Европу.
– Это точно?
– Не сомневайся, уж я-то его знаю.
– Он будет с нами или против?
– Кажется, он еще не решил. – Девушка отодвинула тарелку с гамма-сандвичами и силой психокинеза поймала бабочку, что летала над поручнями. Клу долго и внимательно рассматривала дрожащие антенны-усики, потом выпустила насекомое, и оно припустилось вслед за остальными. – Я была права, папа не хочет нас убивать. Он не станет этого делать, если мы его не вынудим: намеренно не навлечем на него и на всех наших стариков угрозу открытия врат… или сами не попытаемся его убить.
– Кое-кто из нас и раздумывать не стал бы.
– Знаю, – спокойно отозвалась она. – Хаген… и ты.
– Но не ты? – Сдвинув брови, молодой человек потряс кубики льда в своем стакане и, не дождавшись ответа, задал новый вопрос: – Ты пойдешь против всех, если у нас не будет другого выхода?
– Я хочу, чтобы все мы были свободны. Если бы старое и молодое поколения могли работать вместе, а не на противоположных полюсах!.. Ты отдаешь себе отчет, что смонтировать аппарат и установить его посреди варварского круга будет очень трудно? Скорей всего, невозможно.
– Напрасно ты так быстро сбросила нас со счетов. Да, часть своих позиций мы утратили, но кое-что, думаю, приобрели. Наша конспирация полетела к черту благодаря твоему бешеному братцу. Марк слегка усомнился в нашей с тобой верности. Но в предстоящей схватке не только у твоего отца будет большое оружие. Не забывай об узурпаторе. Если все в Многоцветной Земле посыплется в пропасть, он, вероятно, попытается расширить свои горизонты.
Клу с сомнением повела плечами.
– Это здесь Эйкен – крупная рыба в маленьком пруду, а кем он будет на фоне Единства? Если уж папа своими репетициями поверг его в такой трепет…
Элаби тихонько хмыкнул.
– Не обольщайся. Он еще молод. Однако же в двадцать два года умудрился без оружия, одним лишь мозгом подчинить себе истэблишмент, который сорок лет управлял плиоценом.
– Брось ты, он только подобрал обломки кораблекрушения. Король обломков! Полубог после гибели богов!
– Как знать, как знать. По-моему, он настроен очень даже оптимистически. И не надо его недооценивать, детка, это первоклассный ум. Сдается мне, твой отец поймал на крючок рыбку, которая ему не по зубам.
Клу отвернулась и стала глядеть на берег, туда, где в обрамлении роскошных цветов светился надгробный камень.
– Неужели ты думаешь, Эйкен справится с такой массированной синергией? Вполне возможно, что папа в решающий момент перехватит у него инициативу.
– Я до сих пор не могу понять, как он согласился сделать Эйкена наводчиком. Либо Марк действительно верит в гениальность золотого мальчика, либо это его обычные козни. Будем надеяться, что он снова потерпит поражение, и тогда мы со временем перетянем плута на свою сторону.
– Представить себе не могу, чтобы кто-то во Вселенной мог тягаться с папой, – озадаченно пробормотала Клу.
– Он слишком долго воображал себя богом, – с горечью заметил Элаби. – Даже мы забыли, что Марк – всего лишь человек. Причем неудачник. Он все поставил на карту в Содружестве и проиграл, потом у него не прошел номер с нами, а теперь он боится, что его точно так же подставят Эйкен и Фелиция.
– Неправда, папа был и остается Великим Магистром принуждения, творчества, ясновидения. Будь у него достойная поддержка, он бы не сидел в плиоцене, а давно бы стал, как прежде, вторым по величине координатором галактики. По силе его превосходит только дядя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59