Прочие предпочли помилование, хотя и сопряженное с некоторым риском.
Марк изложил им свой новый замысел – как, обеспечив собственную безопасность, пойти навстречу желаниям детей. Однако в случае провала под угрозой оказывалась не только жизнь мятежников, но и жизнь ни о чем не подозревающих обитателей Многоцветной Земли.
– Таков в общих чертах мой план, – заключил Марк Ремилард. – Кто за?
Бывшие члены галактического Консилиума единогласно одобрили предложение и тем самым вновь утвердили его своим лидером.
– Хорошо. Нынче же ночью свяжусь с Оуэном. А завтра начнем реконструкцию поискового оборудования и сборку нового агрегата. Да, пусть посидят в Африке: мы покамест не готовы к встрече с ними. Думаю, в конце августа, если ничего не случится, можно будет отплыть в Европу.
3
Угрюмая фея в белой кожаной юбке нетерпеливо расхаживала по балкону Черной Скалы; глаза лесной лани, словно два прожектора, ощупывали склон.
– Здесь ты в полной безопасности.
Элизабет стояла в дверном проеме, одетая в старый хлопчатобумажный комбинезон красного цвета, который запомнился Фелиции еще на постоялом дворе, и теперь она воспринимала его как давнего друга, как связующую нить с прошлым. Уже две недели ворон ежедневно прилетал в маленькое шале, садился на край балкона и превращался в испуганную девчонку. Но, несмотря на огромную силу убеждения, которой обладала Элизабет, несмотря на то, что во время долгих разговоров с ней Фелиция отдыхала душой, она упорно отказывалась остаться. Сегодня их беседа затянулась на два часа.
– Прошлой ночью мне опять являлись кошмары.
– Бедная ты моя!
– Еще немного – и я не выдержу, закричу в голос. Если это случится, я умру, захлебнусь в золоте и в дерьме.
– Да, – согласилась Элизабет, – если не будешь лечиться.
Взгляд Фелиции стал совсем безумным; хищные стальные когти потянулись к мозгу Элизабет, но та недаром была Великим Магистром коррекции – успела поставить непроницаемый барьер, и когти лишь беспомощно поскребли зеркально-гладкую поверхность.
– Я… я нечаянно, – оправдывалась Фелиция.
– Нет, нарочно, – с грустью возразила Элизабет. – Ты готова убить каждого, кто угрожает тебе своей любовью.
– Нет!
– Да. У тебя в голове короткое замыкание. Хочешь, покажу тебе разницу между твоим мозгом и тем, который можно считать нормальным?
– Покажи.
Образы ужасающей сложности громоздились под сводом черепа, но корректор снабдила их пояснениями, доступными даже необученному ребенку. Минут пятнадцать Фелиция рассматривала обе проекции, прячась за своим экраном. Потом приоткрылась щелочка, и в ней засветилось робкое, стыдливое любопытство.
– Это что… мой мозг?
– Максимальное приближение, какого я смогла достичь извне.
– А другой… чей он?
– Сестры Амери.
Девушка содрогнулась. Соскочила с парапета и подошла вплотную к Элизабет – маленькая, бледная, такая одинокая и беззащитная.
– Я чудовище. Я не человек, правда?
– Временами – да. В основном твои поступки неосознанны, хотя после того, что ты устроила на Гибралтаре, твое сознание тоже затронуто… Но тебя можно вылечить, дитя мое. Пока можно.
– Почему «пока»?
– Потому что для терапии необходимо добровольное согласие, а ты скоро перестанешь осознавать эту необходимость. Применить к тебе насилие я не могу: мне с тобой не справиться. Даже если ты подчинишься добровольно, я все равно очень рискую. Пока ты не пришла ко мне, я и не понимала, насколько это опасно – тебя лечить.
– Боишься, как бы я тебя не убила ненароком?
– Не без того.
– Значит, ты рискуешь жизнью и все равно хочешь мне помочь?
– Да.
Фелиция вздернула чуть заостренный подбородок. В темных глазах блеснули непролитые слезы.
– Зачем? Чтобы спасти от меня мир?
– Отчасти, – призналась Элизабет. – Но также для того, чтобы спасти тебя.
Фелиция отвела взгляд; на губах заиграла странная усмешка.
– Ты ничуть не лучше Амери. Все вы гоняетесь за моей душой. Ты ведь тоже католичка, верно?
– Да.
– И что в этом проку – тут, в плиоцене?
– В общем, немного. Но основные моральные устои остаются, и я должна им следовать.
Девушка засмеялась:
– Даже когда сомнения одолевают?
– Особенно тогда, – ответила Элизабет. – Ты очень проницательна, Фелиция. – Она вынулась в комнату, села на один из двух стульев перед окном. – Проходи, садись.
Фелиция заколебалась. Целительница почти физически ощутила вихрь противоречивых чувств, охвативших девушку: темный ужас, борющийся против искренней жажды любви и участия, чистота, отчаянно сопротивляющаяся, но почти раздавленная бременем извращений и вины.
Элизабет не сводила глаз с вырисовывающихся в окне округлых очертаний Черной Скалы и Провансальского озера, стараясь не смотреть на ворона, который все еще не решался влететь. Робкий, любопытный, горящий последней надеждой лучик все пытался проникнуть сквозь заслон корректора.
Элизабет закрыла лицо руками и стала молиться. Затем решительно убрала барьер.
– Загляни мне в мозг, если хочешь. Только будь осторожна, Фелиция. Ты увидишь, я не солгала, я только хочу помочь тебе.
Не в силах противостоять соблазну, лучик скользнул внутрь, невольно отбрасывая тень направившей его личности. О Боже, проклятые родители, сотворить такое со своим ребенком! Неужели их подлость сделала ее неспособной откликнуться на всякое материнское чувство?
– Ты меня… л юб иш ь ? – (Недоверие и с трудом сдерживаемая ярость.)
– У меня не было своих детей, но в Содружестве я многих любила как своих. Лечила их, воспитывала – тем и жила.
– Но никто из них… не был хуже меня.
– Никто из них так не нуждался во мне, как ты, Фелиция.
Девушка сидела, не отрывая взгляда от красного комбинезона и от закрытого руками лица. Это же Элизабет! Она уговорила чиновников на постоялом дворе не приковывать тебя к стулу после покушения на советника. А потом чуть не испортила всю охоту на лося, но в конце концов благодарила тебя за то, что ты взялась сама освежевать и выпотрошить тушу. Помнишь, как она горевала по своему погибшему мужу? И все мечтала улететь на воздушном шаре, чтобы обрести свободу и мир в плиоцене… но потом отказалась и от мира, и от свободы, чтобы спасти тебя от Куллукета.
– Я не верю тебе, – прошептала Фелиция; чудовище отступило на задний план.
Элизабет отвела руки от лица, выпрямилась, улыбнулась.
– Рассказать тебе, как это будет?
Фелиция кивнула: Платиновые волосы от волнения стояли вокруг ее головы наэлектризованным нимбом.
– Нам надо уединиться, чтобы разряды твоего мозга не повредили окружающим. Ты когда-нибудь слышала о комнате Бреды без дверей?.. Нет?.. Это очень мощное устройство для защиты ума. Бреда пользовалась им как укрытием, когда психологическое давление становилось невыносимым. Изнутри ей было все видно, но ни один телепат не мог ее достать. Бреда позволила мне одно время делить с ней ее убежище. Перед смертью она передала приспособление мне и моим друзьям. Комната без дверей – не тюрьма, оттуда можно выйти, когда пожелаешь. Но ты должна обещать, что останешься со мной в этой комнате, пока лечение не закончится. Возможно, несколько недель.
– Я согласна.
– Есть еще одно условие. На определенных этапах лечения мне понадобятся помощники. Я уже не такая сильная, какой была в Содружестве. Ты ведь знаешь, я растеряла свой метапсихический дар, и он вернулся ко мне только после шока, с которым связано прохождение через врата времени.
– Знаю. Кто эти помощники?
– Крейн и Дионкет.
Девушка нахмурилась.
– Крейна я не боюсь. Но лорд Целитель… он сильнее моего Куллукета, однако не остановил пытку – струсил. А теперь с Минананом и этой безмозглой фракцией пацифистов прячется в Пиренеях, вместо того чтобы помочь своему народу сражаться против фирвулагов. По-моему, это неслыханная подлость!
– Тебе этого не понять. Тем не менее ты должна смириться – без Дионкета и Крейна я не справлюсь.
– И что они будут со мной делать, эти гуманоиды? Не думай, что им удастся меня удержать.
– Да нет, это не силовая практика, а чисто психологическая. Они будут мне ассистировать, пока я занята более сложной операцией. Точно так же хирург проникает глубоко в организм, в то время как ассистенты подают ему нужный инструмент и следят за реакциями больного.
Фелиция молчала. Огромные карие глаза задумчиво наблюдали за полетом орла, медленно кружившего в безоблачном небе.
– И после операции, – вымолвила она, – я стану… д об ро й ?
– Ты будешь здорова, дитя мое. Остальное в руках Господа.
Чудовище опять выглянуло, насмешливо ощерилось.
– Даже если ваш Господь и существует, кто поручится, что ему не наплевать на нас? Амери не смогла мне этого доказать, а ты можешь?
– Есть логические доказательства первопричины и сущности, Отца и Сына. Есть эмпирические доказательства Любви, которую мы называем Святым Духом. Но никто и никогда не приходил к вере путем доказательств. Как правило, к ним прибегают уже после обращения в какую-либо веру…
– Чтобы заглушить сомнение, да?
– Чтобы поддержать нас в нашей слабости. Мы верим оттого, что нам это необходимо. Единственное реальное доказательство – наша потребность в любви и поддержке.
– Амери уже говорила что-то подобное. Я хотела поверить в Бога, потому что мне нужна была его помощь. Быть может, тогда он и существовал для меня. Но не теперь. Нет ни Бога, ни черта, да и ты существуешь лишь в моем воображении. Ну вот! Понятно тебе, что я думаю?
– Послушай, Фелиция…
– Мое неверие что-нибудь меняет? Или ты все равно сможешь меня вылечить?
– Уверена, что смогу.
Усмешка чудовища расцвела, словно ядовитый цветок.
– А твой Бог, он бы одобрил такую уверенность? Не откусывай больше, чем можешь прожевать, иначе плохо будет. И не только тебе…
Элизабет встала.
– Выбор за тобой, Фелиция. Оставайся или уходи. Совсем уходи!
Дьявольская ухмылка исчезла, уступив место всегдашнему ужасу и неутолимой жажде. Бедное истерзанное дитя, мешающее боль с любовью, грязь с красотой, смерть с жизнью.
– Ну? – сурово спросила Элизабет.
– Остаюсь! – прошелестел нежный голосок.
Барьер со звоном рассыпался. Обнаженный ум в ожидании предстал перед Элизабет.
4
«Порой, – думал Эйкен, – нет более дерьмового занятия, чем быть королем».
Он проснулся в три утра и теперь угрюмо наблюдал, как черные совы гоняются за мышами по лестницам и балконам Стеклянного замка. Все огни были потушены. Ему пришлось издать декрет о еженедельных затемнениях, чтобы предоставить пернатым охотникам возможность бороться с грызунами, которые в результате пристрастия его подданных к пиршествам под открытым небом невероятно расплодились.
День прошел мучительно. Вначале Селадейр Афалийский воспротивился генеральному плану набега на логово Фелиции, заявив, что не выделит для кампании ни одного халика, если встреча состоится в заливе Гвадалквивир, а не в его собственном городе. И сдался только после того, как Эйкен применил свою королевскую власть.
Затем Йош Ватанабе сообщил ему, что новый бамбуковый змей непригоден для воздушной битвы. Сооружение слишком непрочно для тяжелых грузов и слишком неустойчиво для легких. Надо вернуть змея в конструкторское бюро и провести повторные испытания на болтах, иначе нынешней осенью на Великом Турнире их ждет провал.
В середине дня поступила весть о бунте голошеих на росиланской кондитерской фабрике. Эйкен послал Альборана разобраться, и выяснилось, что несколько выскочек, которым Эйкен незаслуженно надел золотые торквесы, до предела взвинтили нормы выработки, так что голошеим и рамапитекам передохнуть некогда, а надзиратели тайно сплавляют излишки продукции на черный рынок первобытных. Золотым мошенникам посносили головы, на предприятии пересмотрели нормы, но Эйкен не мог успокоиться, размышляя о том, сколько злоупотреблений совершают его рекруты, и наконец решил собрать всю свою отборную гвардию в Гории, где она была бы под его непосредственным контролем. Правда, это ослабит гарнизоны в провинции, но ему в испанском походе все равно понадобятся дополнительные силы.
К тому же предстояло что-то решать с Барделаском. Маленький народ из Фаморели все ближе подбирается к нему, одну за другой выжигая лежащие на пути плантации. Леди Армида не на шутку встревожилась и потребовала от монарха подкрепления, дабы призвать к порядку старого Мини и его банду.
Разумеется, Эйкен не мог на это пойти. Барделаском придется пожертвовать, не ставя в известность Армиду. Главной целью предстоящей кампании были фотонное Копье и склад золотых торквесов, доставшиеся Фелиции. Элизабет со дня на день закончит операцию и выпустит чудовище на свободу. Как сообщал агент Эйкена с Черного Утеса, для завершения мозговой коррекции понадобится еще недели две – но разве может он так рисковать? Надо обчистить сокровищницу до того, как Фелиция выйдет из комнаты без дверей, а затем, следуя плану Куллукета, напасть на нее из засады, пока она не поняла, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Марк изложил им свой новый замысел – как, обеспечив собственную безопасность, пойти навстречу желаниям детей. Однако в случае провала под угрозой оказывалась не только жизнь мятежников, но и жизнь ни о чем не подозревающих обитателей Многоцветной Земли.
– Таков в общих чертах мой план, – заключил Марк Ремилард. – Кто за?
Бывшие члены галактического Консилиума единогласно одобрили предложение и тем самым вновь утвердили его своим лидером.
– Хорошо. Нынче же ночью свяжусь с Оуэном. А завтра начнем реконструкцию поискового оборудования и сборку нового агрегата. Да, пусть посидят в Африке: мы покамест не готовы к встрече с ними. Думаю, в конце августа, если ничего не случится, можно будет отплыть в Европу.
3
Угрюмая фея в белой кожаной юбке нетерпеливо расхаживала по балкону Черной Скалы; глаза лесной лани, словно два прожектора, ощупывали склон.
– Здесь ты в полной безопасности.
Элизабет стояла в дверном проеме, одетая в старый хлопчатобумажный комбинезон красного цвета, который запомнился Фелиции еще на постоялом дворе, и теперь она воспринимала его как давнего друга, как связующую нить с прошлым. Уже две недели ворон ежедневно прилетал в маленькое шале, садился на край балкона и превращался в испуганную девчонку. Но, несмотря на огромную силу убеждения, которой обладала Элизабет, несмотря на то, что во время долгих разговоров с ней Фелиция отдыхала душой, она упорно отказывалась остаться. Сегодня их беседа затянулась на два часа.
– Прошлой ночью мне опять являлись кошмары.
– Бедная ты моя!
– Еще немного – и я не выдержу, закричу в голос. Если это случится, я умру, захлебнусь в золоте и в дерьме.
– Да, – согласилась Элизабет, – если не будешь лечиться.
Взгляд Фелиции стал совсем безумным; хищные стальные когти потянулись к мозгу Элизабет, но та недаром была Великим Магистром коррекции – успела поставить непроницаемый барьер, и когти лишь беспомощно поскребли зеркально-гладкую поверхность.
– Я… я нечаянно, – оправдывалась Фелиция.
– Нет, нарочно, – с грустью возразила Элизабет. – Ты готова убить каждого, кто угрожает тебе своей любовью.
– Нет!
– Да. У тебя в голове короткое замыкание. Хочешь, покажу тебе разницу между твоим мозгом и тем, который можно считать нормальным?
– Покажи.
Образы ужасающей сложности громоздились под сводом черепа, но корректор снабдила их пояснениями, доступными даже необученному ребенку. Минут пятнадцать Фелиция рассматривала обе проекции, прячась за своим экраном. Потом приоткрылась щелочка, и в ней засветилось робкое, стыдливое любопытство.
– Это что… мой мозг?
– Максимальное приближение, какого я смогла достичь извне.
– А другой… чей он?
– Сестры Амери.
Девушка содрогнулась. Соскочила с парапета и подошла вплотную к Элизабет – маленькая, бледная, такая одинокая и беззащитная.
– Я чудовище. Я не человек, правда?
– Временами – да. В основном твои поступки неосознанны, хотя после того, что ты устроила на Гибралтаре, твое сознание тоже затронуто… Но тебя можно вылечить, дитя мое. Пока можно.
– Почему «пока»?
– Потому что для терапии необходимо добровольное согласие, а ты скоро перестанешь осознавать эту необходимость. Применить к тебе насилие я не могу: мне с тобой не справиться. Даже если ты подчинишься добровольно, я все равно очень рискую. Пока ты не пришла ко мне, я и не понимала, насколько это опасно – тебя лечить.
– Боишься, как бы я тебя не убила ненароком?
– Не без того.
– Значит, ты рискуешь жизнью и все равно хочешь мне помочь?
– Да.
Фелиция вздернула чуть заостренный подбородок. В темных глазах блеснули непролитые слезы.
– Зачем? Чтобы спасти от меня мир?
– Отчасти, – призналась Элизабет. – Но также для того, чтобы спасти тебя.
Фелиция отвела взгляд; на губах заиграла странная усмешка.
– Ты ничуть не лучше Амери. Все вы гоняетесь за моей душой. Ты ведь тоже католичка, верно?
– Да.
– И что в этом проку – тут, в плиоцене?
– В общем, немного. Но основные моральные устои остаются, и я должна им следовать.
Девушка засмеялась:
– Даже когда сомнения одолевают?
– Особенно тогда, – ответила Элизабет. – Ты очень проницательна, Фелиция. – Она вынулась в комнату, села на один из двух стульев перед окном. – Проходи, садись.
Фелиция заколебалась. Целительница почти физически ощутила вихрь противоречивых чувств, охвативших девушку: темный ужас, борющийся против искренней жажды любви и участия, чистота, отчаянно сопротивляющаяся, но почти раздавленная бременем извращений и вины.
Элизабет не сводила глаз с вырисовывающихся в окне округлых очертаний Черной Скалы и Провансальского озера, стараясь не смотреть на ворона, который все еще не решался влететь. Робкий, любопытный, горящий последней надеждой лучик все пытался проникнуть сквозь заслон корректора.
Элизабет закрыла лицо руками и стала молиться. Затем решительно убрала барьер.
– Загляни мне в мозг, если хочешь. Только будь осторожна, Фелиция. Ты увидишь, я не солгала, я только хочу помочь тебе.
Не в силах противостоять соблазну, лучик скользнул внутрь, невольно отбрасывая тень направившей его личности. О Боже, проклятые родители, сотворить такое со своим ребенком! Неужели их подлость сделала ее неспособной откликнуться на всякое материнское чувство?
– Ты меня… л юб иш ь ? – (Недоверие и с трудом сдерживаемая ярость.)
– У меня не было своих детей, но в Содружестве я многих любила как своих. Лечила их, воспитывала – тем и жила.
– Но никто из них… не был хуже меня.
– Никто из них так не нуждался во мне, как ты, Фелиция.
Девушка сидела, не отрывая взгляда от красного комбинезона и от закрытого руками лица. Это же Элизабет! Она уговорила чиновников на постоялом дворе не приковывать тебя к стулу после покушения на советника. А потом чуть не испортила всю охоту на лося, но в конце концов благодарила тебя за то, что ты взялась сама освежевать и выпотрошить тушу. Помнишь, как она горевала по своему погибшему мужу? И все мечтала улететь на воздушном шаре, чтобы обрести свободу и мир в плиоцене… но потом отказалась и от мира, и от свободы, чтобы спасти тебя от Куллукета.
– Я не верю тебе, – прошептала Фелиция; чудовище отступило на задний план.
Элизабет отвела руки от лица, выпрямилась, улыбнулась.
– Рассказать тебе, как это будет?
Фелиция кивнула: Платиновые волосы от волнения стояли вокруг ее головы наэлектризованным нимбом.
– Нам надо уединиться, чтобы разряды твоего мозга не повредили окружающим. Ты когда-нибудь слышала о комнате Бреды без дверей?.. Нет?.. Это очень мощное устройство для защиты ума. Бреда пользовалась им как укрытием, когда психологическое давление становилось невыносимым. Изнутри ей было все видно, но ни один телепат не мог ее достать. Бреда позволила мне одно время делить с ней ее убежище. Перед смертью она передала приспособление мне и моим друзьям. Комната без дверей – не тюрьма, оттуда можно выйти, когда пожелаешь. Но ты должна обещать, что останешься со мной в этой комнате, пока лечение не закончится. Возможно, несколько недель.
– Я согласна.
– Есть еще одно условие. На определенных этапах лечения мне понадобятся помощники. Я уже не такая сильная, какой была в Содружестве. Ты ведь знаешь, я растеряла свой метапсихический дар, и он вернулся ко мне только после шока, с которым связано прохождение через врата времени.
– Знаю. Кто эти помощники?
– Крейн и Дионкет.
Девушка нахмурилась.
– Крейна я не боюсь. Но лорд Целитель… он сильнее моего Куллукета, однако не остановил пытку – струсил. А теперь с Минананом и этой безмозглой фракцией пацифистов прячется в Пиренеях, вместо того чтобы помочь своему народу сражаться против фирвулагов. По-моему, это неслыханная подлость!
– Тебе этого не понять. Тем не менее ты должна смириться – без Дионкета и Крейна я не справлюсь.
– И что они будут со мной делать, эти гуманоиды? Не думай, что им удастся меня удержать.
– Да нет, это не силовая практика, а чисто психологическая. Они будут мне ассистировать, пока я занята более сложной операцией. Точно так же хирург проникает глубоко в организм, в то время как ассистенты подают ему нужный инструмент и следят за реакциями больного.
Фелиция молчала. Огромные карие глаза задумчиво наблюдали за полетом орла, медленно кружившего в безоблачном небе.
– И после операции, – вымолвила она, – я стану… д об ро й ?
– Ты будешь здорова, дитя мое. Остальное в руках Господа.
Чудовище опять выглянуло, насмешливо ощерилось.
– Даже если ваш Господь и существует, кто поручится, что ему не наплевать на нас? Амери не смогла мне этого доказать, а ты можешь?
– Есть логические доказательства первопричины и сущности, Отца и Сына. Есть эмпирические доказательства Любви, которую мы называем Святым Духом. Но никто и никогда не приходил к вере путем доказательств. Как правило, к ним прибегают уже после обращения в какую-либо веру…
– Чтобы заглушить сомнение, да?
– Чтобы поддержать нас в нашей слабости. Мы верим оттого, что нам это необходимо. Единственное реальное доказательство – наша потребность в любви и поддержке.
– Амери уже говорила что-то подобное. Я хотела поверить в Бога, потому что мне нужна была его помощь. Быть может, тогда он и существовал для меня. Но не теперь. Нет ни Бога, ни черта, да и ты существуешь лишь в моем воображении. Ну вот! Понятно тебе, что я думаю?
– Послушай, Фелиция…
– Мое неверие что-нибудь меняет? Или ты все равно сможешь меня вылечить?
– Уверена, что смогу.
Усмешка чудовища расцвела, словно ядовитый цветок.
– А твой Бог, он бы одобрил такую уверенность? Не откусывай больше, чем можешь прожевать, иначе плохо будет. И не только тебе…
Элизабет встала.
– Выбор за тобой, Фелиция. Оставайся или уходи. Совсем уходи!
Дьявольская ухмылка исчезла, уступив место всегдашнему ужасу и неутолимой жажде. Бедное истерзанное дитя, мешающее боль с любовью, грязь с красотой, смерть с жизнью.
– Ну? – сурово спросила Элизабет.
– Остаюсь! – прошелестел нежный голосок.
Барьер со звоном рассыпался. Обнаженный ум в ожидании предстал перед Элизабет.
4
«Порой, – думал Эйкен, – нет более дерьмового занятия, чем быть королем».
Он проснулся в три утра и теперь угрюмо наблюдал, как черные совы гоняются за мышами по лестницам и балконам Стеклянного замка. Все огни были потушены. Ему пришлось издать декрет о еженедельных затемнениях, чтобы предоставить пернатым охотникам возможность бороться с грызунами, которые в результате пристрастия его подданных к пиршествам под открытым небом невероятно расплодились.
День прошел мучительно. Вначале Селадейр Афалийский воспротивился генеральному плану набега на логово Фелиции, заявив, что не выделит для кампании ни одного халика, если встреча состоится в заливе Гвадалквивир, а не в его собственном городе. И сдался только после того, как Эйкен применил свою королевскую власть.
Затем Йош Ватанабе сообщил ему, что новый бамбуковый змей непригоден для воздушной битвы. Сооружение слишком непрочно для тяжелых грузов и слишком неустойчиво для легких. Надо вернуть змея в конструкторское бюро и провести повторные испытания на болтах, иначе нынешней осенью на Великом Турнире их ждет провал.
В середине дня поступила весть о бунте голошеих на росиланской кондитерской фабрике. Эйкен послал Альборана разобраться, и выяснилось, что несколько выскочек, которым Эйкен незаслуженно надел золотые торквесы, до предела взвинтили нормы выработки, так что голошеим и рамапитекам передохнуть некогда, а надзиратели тайно сплавляют излишки продукции на черный рынок первобытных. Золотым мошенникам посносили головы, на предприятии пересмотрели нормы, но Эйкен не мог успокоиться, размышляя о том, сколько злоупотреблений совершают его рекруты, и наконец решил собрать всю свою отборную гвардию в Гории, где она была бы под его непосредственным контролем. Правда, это ослабит гарнизоны в провинции, но ему в испанском походе все равно понадобятся дополнительные силы.
К тому же предстояло что-то решать с Барделаском. Маленький народ из Фаморели все ближе подбирается к нему, одну за другой выжигая лежащие на пути плантации. Леди Армида не на шутку встревожилась и потребовала от монарха подкрепления, дабы призвать к порядку старого Мини и его банду.
Разумеется, Эйкен не мог на это пойти. Барделаском придется пожертвовать, не ставя в известность Армиду. Главной целью предстоящей кампании были фотонное Копье и склад золотых торквесов, доставшиеся Фелиции. Элизабет со дня на день закончит операцию и выпустит чудовище на свободу. Как сообщал агент Эйкена с Черного Утеса, для завершения мозговой коррекции понадобится еще недели две – но разве может он так рисковать? Надо обчистить сокровищницу до того, как Фелиция выйдет из комнаты без дверей, а затем, следуя плану Куллукета, напасть на нее из засады, пока она не поняла, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59