«Думал ли он о путешествии? – интересовало Алана. – Или просто забыл о них теперь, когда они согласились?»
Почему-то он чувствовал, что скорее верно последнее.
В Огненном Шуте причудливо смешались идиот и мудрец. Алан решил, что он, возможно, безумен, но к чему могло привести его безумие – к гибели Земли? – понять было нелегко. Надо подождать. Возможно, он чему-то научится в путешествии, куда он там их возьмет. На Марс, может быть, или на Ганимед.
Глава 10
Хэлен по понятным причинам все больше беспокоилась. Прошло пять часов. Огненный Шут все стоял в той же позе, привалившись к переборке. Корсо и Корнелия Фишер время от времени заговаривали с Аланом, но Хэлен отказывалась присоединиться. Алан сочувствовал ей. Она так надеялась добыть у Огненного Шута информацию и, догадывался он, отчаянно хотела, чтобы этот человек опроверг заявления, делавшиеся теперь на Земле в его адрес. Но, к их разочарованию, они не приблизились к тому, чтобы заполучить некое объяснение; их замешательство усилилось, если не сказать больше.
Следя за любым другим человеком, Алан заподозрил бы, что тот спит с открытыми глазами. Но в позе Огненного Шута не было и намека на дремоту. Он, видимо, упорно размышлял над какой-то занимавшей его задачей. Возможно, природа этой задачи была такова, что обычный человек не увидел бы ни ее логики, ни сути.
Казалось, Огненный Шут живет в своем собственном времени, и его ум оставался непостижим.
Наконец гротескный великан пошевелился.
– Сейчас, – пророкотал он, – «Пи-мезон» будет готов. Удачно, что мы нашли прибежище у этих монахов, поскольку они, возможно, единственные люди, которые могут подойти близко к пониманию природы нашего корабля, и, без сомнения, теперь уже сделали свою работу. Пойдемте. – Он махнул рукой по направлению к двери.
Алан глянул на Хэлен, а потом на остальных двоих. Корсо и Корнелия Фишер остались там же, где сидели. Хэлен медленно поднялась. Когда они подошли к двери, Огненный Шут уже топал по коридору.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – прошептала она. – Я боюсь, Алан. Что, если он на самом деле собирается нас убить?
– Может, и так, – он постарался, чтобы в его словах прозвучало самообладание. – Но ведь он может сделать это здесь так же легко, как в глубоком космосе, правда?
– Есть несколько способов смерти.
Она взяла его за руку, и он заметил, что Хэлен дрожит. До этого он не представлял себе, что кто-то может так бояться смерти. И тут же почувствовал сострадание к ее страхам.
Они следовали за яркой фигурой Огненного Шута, пока не добрались до причалов.
Там их встретил Курт.
– Только что закончили, – сказал он Огненному Шуту, вращая колесо открывавшегося вручную люка. – Ваши уравнения совершенно верны – это мы ошибались. Поле работает со стопроцентной точностью. Пятеро из нас совсем с ним измучились. То, что Биас может достать необходимые детали – большая удача.
В благодарность Огненный Шут кивнул, и они втроем, пройдя по короткому шлюзовому тоннелю, оказались на неожиданно просторной палубе. Алан, видевший «Пи-мезон» из космоса, удивился, как она может быть такой большой, поскольку значительную часть космических кораблей занимали двигатели и топливо.
Нажав кнопку, Огненный Шут закрыл люк корабля.
Часть внутренней стены ушла вверх, обнаружив короткую лестницу. Они взобрались по ступенькам и вошли в большую рубку. Прикрытые громадные окна занимали больше половины площади стен. Часть приборов с виду показалась знакомой, часть – нет. А еще имелось множество едва ли функциональных предметов: роскошные красные диваны и кресла, светильники из золота и меди, тяжелые желтые и темно-синие бархатные занавеси, висевшие на окнах. Все это выглядело причудливо и слегка старомодно, чем-то напомнив Алану кабинет его деда.
– Я затемню комнату, – объявил Огненный Шут. – Я так лучше управляюсь с кораблем. Садитесь, где пожелаете.
Огненный Шут не сел, когда Алан и Хэлен уселись вместе на один из удобных диванов. Он стоял у пульта управления, его огромное тело загораживало Алану половину приборов. Он потянулся к какому-то переключателю и щелкнул им. Огни медленно погасли, и они остались в холодной тьме.
Хэлен схватила ладонь Алана, а он похлопал ее по колену, думая о другом. С пола поднималось низкое завывание.
Алан чувствовал напряжение в движениях Огненного Шута, звуки которых доносились из темноты. Он попытался разобраться в них, но неудачно. Вдруг экран стал ослепительно белым, водоворотом закружились цвета, и они увидели изображение космоса.
Но, в отличие от черноты вселенной, в кружившихся на экране сферах, которые, вспыхивая, проносились мимо, как стайки разноцветных бильярдных шаров, невозможно было узнать никакие из когда-либо виданных Аланом небесных тел. Никак не астероиды, не планеты – слишком ровного цвета и внешнего вида в целом; они сияли, но не блеском отраженного солнечного света.
Тронутый красотой, изумленный невиданным зрелищем, Алан не мог вымолвить вопросов, затопивших его разум.
В неверном свете экрана непрестанно двигался силуэт Огненного Шута. Завывание прекратилось. Сферы на экране начали прыгать и двигаться медленнее. Изображение дернулось, и одна из сфер, дымчато-голубая, стала расти, пока весь экран не засветился голубым. Потом она словно взорвалась, они пронеслись к осколкам, потом сквозь них, и увидели… звезду.
– Солнце, – пояснил Огненный Шут.
Они все приближались и приближались к светилу.
– Сгорим! – в страхе крикнул Алан.
– Нет… «Пи-мезон» – особый корабль. Я исключил всякую возможность того, что мы сгорим. Смотрите – какое пламя!
Пламя… Алан подумал, что это слово едва ли описывает это вихрящееся, корчащееся чудо выстреливающих струй огня. Рубка не нагрелась, но Алану стало жарко от одного вида.
Огненный Шут ревел своим загадочным смехом, показывая рукой на экран.
– Вот, – закричал он, и слишком громок был в замкнутом пространстве кабины его голос. – Вот, пообвыкните немного. Смотрите!
Им ничего не оставалось, кроме как смотреть. Обоих зрелище заворожило. И все же Алан чувствовал резь в глазах и не сомневался, что яркий свет ослепит его.
Огненный Шут шагнул к другому пульту и повернул какую-то рукоятку.
Занавеси начали медленно подниматься, и свет палящим потоком влился в кабину, заставляя все невиданно сиять.
Когда окна открылись полностью, Алан вскрикнул от изумления. Они, видимо, очутились в самом сердце Солнца. Почему их не ослепил ярчайший свет? Почему они не сгорели?
– Это невозможно! – прошептал Алан. – Нас бы уничтожило в один миг. Что это – какая-то иллюзия? Вы нас гипнотизируете?
– Помолчите, – сказал Огненный Шут, шарик черноты посреди невероятного света. – Объясню позже – если удастся заставить вас понять.
Притихшие, они отдались на волю танцующему сиянию.
Душа Алана словно впервые заполнилась, даже находиться здесь казалось естественным. Он чувствовал родство с пламенем. Он начал отождествлять себя с ним, пока не стал им.
Остановилось время.
Остановились мысли.
Осталась одна только жизнь.
Вновь нахлынула чернота. Откуда-то издалека он наблюдал, как трясли его неподвижное тело, как кто-то орал ему в ухо.
– …ты видел! Ты видел! Теперь ты знаешь. Теперь ты знаешь! Возвращайся – есть еще на что посмотреть!
Потрясенный, – кажется, снова в своем теле – он открыл глаза. Зрение еще не вернулось к нему, но он ощущал, что его держат за плечи, и знал, что Огненный Шут, возбужденный, – возможно, безумный – кричит где-то у него перед носом.
– Вот почему я называю себя Огненным Шутом. Я полон радости этого пламени жизни!
– Как? – хрипло, с трудом слетело с его губ.
Но руки Огненного Шута отпустили его плечи, и Алан услышал, как он кричит, обращаясь к Хэлен, и тоже встряхивает ее.
Теперь не могло быть страха, решил Алан. Хотя раньше его мог бы смутить неистовый рев Огненного Шута, сейчас он едва обращал на него внимание, зная, что слушать необязательно.
Что ему требовалось сейчас – так это объяснение.
– Как смогли мы увидеть такое и выжить? – выкрикнул он, на ощупь ухватившись и дернув за лохмотья Огненного Шута. – Как?
Он услышал, как забормотала Хэлен. Удовлетворенный, Огненный Шут отошел от нее, вырвавшись из рук Алана.
Алан встал и в темноте последовал за Огненным Шутом, снова дотронулся до него, чувствуя громадную силу этого человека.
Огненный Шут опять со смехом стряхнул его руку.
– Одну минутку, – прохохотал он. – Надо дать кораблю дальнейшие указания.
Алан услышал, как он подошел к пульту, как играл с кнопками и рычажками, услышал теперь уже знакомое завывание. Он ощупью вернулся к Хэлен. Она обняла его, плача.
– Что случилось?
– Ничего. Правда, ничего. Просто… эмоции, я думаю.
Зажегся свет.
Подбоченясь, Огненный Шут с усмешкой взирал на них.
– Вижу, вы вроде бы ошеломлены. Я надеялся свести вас с ума, но, очевидно, вы слишком зарылись в собственное узенькое «здравомыслие», чтоб оставалась надежда вам помочь. Это меня печалит.
– Вы обещали мне, что объясните, – неуверенно напомнил ему Алан.
– Если б вы смогли понять, сказал я, если помните. Я объясню немного. Я еще не готов рассказать вам обо всех причинах, по которым взял вас с собой. А теперь смотрите…
Он повернулся, нажал кнопку, и занавеска одного из окон ушла вверх; за ней виднелось обычное пространство, в котором полыхало Солнце – все еще рядом, но не в опасной близости.
– Мы на время вернулись в наше обычное состояние. Теперь вы видите Солнце, каким его увидел бы из этой области пространства любой путешественник. Что вы на этот счет думаете?
– Думаем? Я вас не понимаю.
– Это хорошо.
– Что вы хотите этим сказать?
– Сколь важными кажутся вам теперь происходящие сейчас на Земле столкновения?
– Я не… – Он не мог подобрать слов. Столкновения по-прежнему оставались важными. Полагал ли Огненный Шут, что этот опыт, пусть и трансцендентальный, мог изменить его взгляд на земные опасности?
Огненный Шут нетерпеливо повернулся к Хэлен.
– А ваше стремление стать президентом Земли столь же сильно, как и прежде, мисс Картис?
Она кивнула.
– Это – видение или что-то еще – не имеет отношения к мирским заботам нашего общества, покуда они вас волнуют. Я по-прежнему хочу сделать в политике все, на что способна. Этот опыт ничего не изменил. Возможно, он пошел мне на пользу. В таком случае я смогу успешнее справляться с земными делами.
Огненный Шут фыркнул, но Алан чувствовал, что Хэлен никогда не говорила так самоуверенно, как сейчас.
– Мне все так же интересно, как вы этого добились, – настаивал Алан.
– Ну, ладно. Попросту говоря, мы вывели часть самих себя и часть корабля из обычного времени и колебались на его краю, неподвластные многим его законам.
– Но это невозможно. Ученые никогда…
– Если это невозможно, Алан Пауйс, это не могло бы произойти, а вы не смогли бы этого испытать. Что же касается ваших ученых, то они никогда не удосуживались проверить. Я открыл этот принцип после того, как побывал в одном происшествии, в результате которого едва не погиб и который определенно повлиял на мое мышление. Солнце почти убило меня, вдумайтесь. Но я не затаил на него злобы. Вы, я и корабль существовали в своего рода застывшем времени. «Мозг» корабельного компьютера сработан по моим указаниям, не имеющим смысла для закоснелых земных ученых, но мне они годятся, потому что я – Огненный Шут! Таких, как я, больше нет, ибо я выжил в огне. И огонь дал жизнь моему разуму, вдохновению, знанию! – Он показал рукой на уменьшавшееся теперь позади них Солнце. – Это огонь породил Землю и дал жизнь ее обитателям. Поклоняйтесь ему – поклоняйтесь благодарно, ведь без него вы не смогли бы и не стали существовать. Вот истина – возможно, все истины вместе. Он пылает, живой, он существует; самодостаточный, не заботящийся, почему, ибо почему – вопрос, на который не надо – невозможно – отвечать. Мы – глупцы, коли задаемся им.
– В таком случае вы отказываете человеку в разуме? – твердо спросил Алан. – Именно к этому ведет логика ваших рассуждений. Разве следовало нам оставаться в пещерах, не пользуясь мозгами, которые, – он пожал плечами, – дало Солнце, если хотите? Не пользуясь большой частью самих себя – частью, ставящей нас выше животных, позволившей нам, слабым, жить в мире сильных и свирепых, размышлять, строить, задумывать? Вы говорите, что мы должны довольствоваться простым существованием – а я говорю, что мы должны думать. И если наше существование бессмысленно, то наши мысли могут, со временем, дать ему смысл.
Огненный Шут покачал своей разукрашенной головой.
– Я знал, что вы не поймете, – сказал он печально.
– Меж нами невозможно общение, – сказал Алан. – Я в здравом уме, вы безумны.
Огненного Шута впервые, кажется, задело сказанное Аланом. Тихо, без обычного жара, он сказал:
– Я знаю истину. Я ее знаю.
– В прошлом многим людям открывались свои истины, как и тому, кто вам известен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26