Валинов крепок, его тело значительно усилено и защищено, но и оно не сможет устоять перед ударом энергетического ножа.
Внезапно Валинов развернулся и прикладом ружья ударил Риггенсена в грудь. Дознаватель упал, сильно ударившись головой о холодный металл платформы.
Валинов, стоя на коленях, нагнулся над распростертым Риггенсеном. Но Риггенсен еще не умер.
У него осталось одно последнее оружие. Такое, какого нет ни у кого другого. Риггенсену напомнила о нем гибель астропата Никсоса; дознаватель ощутил ответную реакцию мыслей астропата, ускользающих из реальности, угасающую искру его психики.
Однажды он уже сломил Валинова. Он сможет сделать это вновь.
Через пелену боли и шока Риггенсен обратился к тому участку мозга, который отвечал за оружие, сделавшее его экспликатором. Внутренний глаз открылся и заглянул в мысли Валинова, стараясь копьем восприятия дотянуться до души бывшего инквизитора. Риггенсен сможет вновь сломить его оборону, проникнуть в его разум, оглушить его, ослепить, наполнить голову непереносимым шумом и безумием.
Риггенсен сосредоточился и собрал все, что в нем было, чтобы расколоть алмазное средоточие души Валинова. Он обратился к своему полузабытому детству в трущобах Гидрапура. К еще более мучительным месяцам бесконечного тестирования и закаливания на подобравшем его Черном Корабле. Он вспомнил боль унижения, страх перед растущей в его голове силой, которая каждое мгновение могла стоить ему жизни.
Он вытащил все эти воспоминания и спрессовал в кристально твердое мысленное копье. Он собрал все, чему научили его Маллеус, и ринулся на Валинова.
Но бить оказалось не во что. Там ничего не было.
Мысленное копье Риггенсена беспомощно качнулось в пустоте, поскольку у Валинова не было души.
Та бездна, где должна была находиться душа Валинова, была последним, что увидел Риггенсен. За этой пустотой он даже не заметил обхвативших его рук сервитора-палача, когда Валинов забросил его тело наверх.
Началось быстрое и деловитое расчленение экспликатора Риггенсена.
Когда Гаргатулот был молод — относительно молод, поскольку демоны не знают ни рождения, ни смерти, — он вел себя как любой смертный и лишь изредка заглядывал в варп, когда появлялась возможность овладеть знаниями могучей психической силы.
Он поступал так же, как поступали все демоны. Он упивался ощущением облекавшей его плоти. Он танцевал на своих новых ногах. Он рассказывал своим новым языком истории, которые недальновидные люди считали безумным бредом. Любой, кто его видел, понимал, что это не человек. Какое бы тело он ни носил — могущество, словно слезы, брызгало из его глаз голубыми искрами. Его речь была полна загадок, сводивших людей с ума.
Но Гаргатулоту везло: его первые вторжения в реальный мир пришлись на эпоху ничем не сдерживаемого разрушения и войн. Люди называли свое время Веком Раздора, и это был один из редких случаев в истории человечества, когда название эпохи полностью соответствовало ее содержанию.
Гаргатулот видел, как гибли цивилизации, оставляя после себя лишь груды почерневших костей. Он видел, как королями становились безумцы, как свирепые правители сжигали целые миры, используя их как топливо для своей личной власти. Человечество в этой бойне утратило навыки межзвездных путешествий и оставалось на своих планетах, словно черви в норах. Люди поглощали друг друга в бунтах и междоусобных войнах.
Тысячеликий Принц наблюдал, как люди вновь открыли для себя космос. Как человечество внезапно разделилось на миллионы истекающих кровью общин, брошенных в один кипящий котел. Гаргатулот, сменив несколько тел безумцев, стал героем. Ему поклонялись миллиарды людей. Он был принцем под пеленой тысячи лиц, и каждое из них было снято с головы предателя. Он был женщиной, которая каждое утро плавала в океане крови, чтобы завладеть силами обескровленных ею врагов. Он был королем пиратов, объединившим десятки систем только для того, чтобы натравить их друг на друга и посмотреть, кто выживет.
Век Раздора длился дольше, чем записано в человеческой истории. В те времена Гаргатулот прожил несколько жизней среди сражений, страданий и увечий. Он познал победы и поражения, торжество триумфа и горечь смерти. Каждое мгновение служило пищей для неутолимой жажды знаний, которая снедала всех слуг Тзинча.
Но мало-помалу Гаргатулот постигал истину. Он был ребенком, а Век Страданий — его игровой площадкой. Чем больше он понимал человечество, тем яснее постигал желание сил Хаоса. Каждая победа, достигнутая людьми в битвах, неизменно оборачивалась поражением. Каждая обретающая власть империя рано или поздно должна была пасть.
Человечество оказалось слишком слабым. Оно было не способно одержать настоящие победы: оно всегда проигрывало. Всегда. А в варпе были боги — существа, накопившие столько могущества, что они навеки оставались богами. Люди были не в состоянии с ними соперничать. Когда Гаргатулот осознал эту истину, он стал презирать народы, так долго его забавлявшие.
Ему стало скучно. Время от времени он совершал набеги на реальные миры, чтобы повергнуть их в хаос ужаса, но это занятие казалось пустым и бессмысленным. Не осталось нераскрытых тайн. Человечество представлялось ему грубым и невежественным животным, не способным собрать воедино даже свои небогатые силы.
До тех пор, пока не был начат Великий Крестовый Поход.
Человек, называющий себя Императором, завоевал свой родной мир — колыбель всего человечества, священную Терру. Он возглавил Крестовый Поход от одной звезды к другой, завоевывая пространство и объединяя все человеческие нации в Империум. Каждый человек, обитавший в Галактике, был автоматически объявлен подданным Империума, даже если он никогда о нем не слышал. Великий Крестовый Поход так и не был закончен, но на протяжении всей своей жизни Империум пытался вовлечь в деспотические объятия каждый человеческий мир.
Галактика неожиданно вновь стала интересной. Впервые за свою историю человечество смогло собрать устойчивую и внушительную силу и установить господство над разведанной частью Галактики. Оно продолжалось более десяти тысяч лет. Это начинание пережило смерть самого Императора от рук благословленного Хаосом Воителя Хоруса; пережило гражданские войны и вторжения — все, что могла противопоставить людям Вселенная. Империум выдержал испытания, несмотря на ограниченность человеческой фантазии и скудость мыслей.
Но, как не раз убеждался Гаргатулот, каждая победа неизбежно превращается в поражение. Каждая построенная империя должна рухнуть.
Существование Гаргатулота вновь обрело смысл. Настанет день, когда Империум падет. И Тысячеликий Принц демонов будет присутствовать при этом.
Лигейя тяжело прислонилась к стене своей спальни; ее одежда пропиталась потом, во рту пересохло, дыхание вырывалось горячими болезненными толчками. Инквизитор дрожала всем телом. На столике у противоположной стены лежала книга; от ее зловещего содержания жалобно потрескивала древняя патина на обложке. Книга была маленькой и тонкой: томик свободно умещался на ладони одной руки, — но ее страницы содержали ничем не прикрашенные откровения Гаргатулота. Тирады, полные безумия.
В комнатах Лигейи царил ужасный беспорядок. Повсюду была разбросана одежда, недоеденная пища засыхала на серебряных тарелках, стоявших на каждой свободной поверхности. Мысли Лигейи были слишком заняты, чтобы поддерживать образ знатной дамы: теперь, когда она увидела ужасные силы, разрывающие ткань реальности, это больше не имело значения.
Гаргатулот говорил с ней. Гаргатулот был не просто демоническим существом — он был знанием. Он воплотил в себе все знания, которые собрал за неимоверно долгую жизнь, и потому его можно только изгнать, но не убить. Тысячеликий Принц оставлял знания в сердцах и мыслях своих культистов, и даже в случае изгнания из реального мира слишком большая его часть оставалась в головах безумцев. Этим же обеспечивалось его возвращение.
Лигейя не могла его победить. Она не в силах противостоять ничему подобному. Самое основное понятие сущности Гаргатулота оказалось настолько сложным и обширным, что ее разум отказывался его воспринимать.
Инквизитор пожалела, что рядом нет культистов смерти, которым можно было объяснить свои чувства. Конечно, они никогда не разговаривали, но возможность высказаться облегчила бы ее состояние. Ни о чем подобном нельзя было поговорить с Серыми Рыцарями, даже с Алариком. И экипаж Маллеус, таящийся в недрах «Рубикона», был не лучше — как и инквизитор Клаэс и остальные Ордо Маллеус. Лигейя осталась в одиночестве, если не считать образа Гаргатулота в ее мыслях.
А культисты смерти ушли. И они никогда не вернутся.
Где-то недалеко, в ее комнатах, прогремел взрыв — это болтерный снаряд сорвал с петель дверь ее покоев. Лигейя услышала громкий приказ, и в соседней комнате среди антикварной мебели раздались шаги.
Лигейя выпрямилась. На ее руке все еще оставалось оружие в виде большого красивого перстня, где-то в вещах лежал игольчатый пистолет, которым она владела в совершенстве. Но она понимала, что все это бесполезно. Тзинч готовится поглотить Галактику. Что толку в каком-то оружии?
Дверь в спальню распахнулась от удара ногой. Лигейя, дрожа, отступила к дальней стене, представляя себе, какой жалкой она покажется незваным гостям. Растрепанная, измученная и больная, инквизитор выглядела старше своего возраста.
Она узнала вошедшего в комнату правосудора Санторо, самого прямолинейного Серого Рыцаря. Он был как раз тем, кто мог прилететь с «Рубикона», чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Никакого воображения. Никакого шанса, что он прислушается к ее мольбам.
Санторо приставил дуло штурмболтера к ее голове. Если Лигейя вздумает шевельнуться или заговорить, он убьет ее.
Она почему-то всегда знала, что так все и закончится. Еще до того, как она впервые услышала о Гаргатулоте, еще будучи молодым дознавателем Ордо Еретикус, не знавшим Ордо Маллеус, она была уверена, что закончит свои дни под дулом болтера в руках тех, кто должен был быть ее союзниками. Так поступала Инквизиция, так существовал весь Империум: в критические моменты человечество истребляло самих себя.
Еще трое воинов в громоздких доспехах заполнили своими телами всю комнату, наставили болтеры на Лигейю. Лигейя вздрогнула от неожиданного холода.
— Все чисто, — бросил Санторо.
Вслед за Серыми Рыцарями в спальню вошел инквизитор Клаэс. В одной руке он держал электронный планшет, другая покоилась на рукояти энергетического меча.
— Инквизитор Бризейс Лигейя, — настороженно произнес он. — Мы получили послание от Конклава Ордо Маллеус, состоявшегося на Энцеладе, в котором содержится требование твоего незамедлительного ареста. Являясь высшим представителем власти Инквизиции в этой местности, я обязан выполнить этот приказ. Теперь у тебя нет выбора, Лигейя. Сдайся, или правосудор Санторо тебя убьет.
Лигейя подняла вверх дрожащие руки. По жесту Санторо один из космодесантников, которого Лигейя знала под именем брат Трэван, схватил ее за руку, сдернул с пальца перстень и растоптал драгоценное оружие бронированным сапогом.
— У тебя есть другое оружие? — спросил Санторо.
Лигейя отрицательно качнула головой.
— Свяжите ее.
Трэван свел руки Лигейи впереди, и она почувствовала, как на запястьях сомкнулись наручники. Она сознавала, что только благодаря профессиональной солидарности Клаэса ее не стали обыскивать и не заковали в цепи.
— Инквизитор Лигейя, — вновь заговорил Клаэс, теперь читая по экрану планшета. — Приказом Священной Инквизиции Императора ты арестована за преступную ересь, сношения с врагами Императора, разложение слуг Империума и другие прегрешения — вплоть до слушания дела. Ты будешь отправлена на Мимас, где расскажешь всю правду, а потом твою судьбу будет решать Конклав Ордо Маллеус. Лишение свободы предупредит твои дальнейшие преступления. Твое звание инквизитора отныне аннулировано. Эти преступления связаны с помощью, оказанной Голику Рен-Сару Валинову, и с гибелью имперских служителей при исполнении священных обязанностей. По решению Ордо Маллеус, твои преступления не совершены по незнанию. Остается только определить степень виновности. До тех пор ты перестаешь быть гражданином Империума и поступаешь в распоряжение Ордо Маллеус. Да пребудет с тобой милосердие Императора, а мы не можем тебя помиловать.
Клаэс защелкнул планшет. В его глазах Лигейя увидела только печаль. Ни один инквизитор не в состоянии радоваться падению своего коллеги — это напоминает, как мало отделяет его самого от той же пропасти.
— Лигейя, — сказал Клаэс. — Скажи, зачем ты это сделала, и я обещаю, к тебе будут хорошо относиться.
— Зачем? — По щеке Лигейи пробежала горячая слеза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Внезапно Валинов развернулся и прикладом ружья ударил Риггенсена в грудь. Дознаватель упал, сильно ударившись головой о холодный металл платформы.
Валинов, стоя на коленях, нагнулся над распростертым Риггенсеном. Но Риггенсен еще не умер.
У него осталось одно последнее оружие. Такое, какого нет ни у кого другого. Риггенсену напомнила о нем гибель астропата Никсоса; дознаватель ощутил ответную реакцию мыслей астропата, ускользающих из реальности, угасающую искру его психики.
Однажды он уже сломил Валинова. Он сможет сделать это вновь.
Через пелену боли и шока Риггенсен обратился к тому участку мозга, который отвечал за оружие, сделавшее его экспликатором. Внутренний глаз открылся и заглянул в мысли Валинова, стараясь копьем восприятия дотянуться до души бывшего инквизитора. Риггенсен сможет вновь сломить его оборону, проникнуть в его разум, оглушить его, ослепить, наполнить голову непереносимым шумом и безумием.
Риггенсен сосредоточился и собрал все, что в нем было, чтобы расколоть алмазное средоточие души Валинова. Он обратился к своему полузабытому детству в трущобах Гидрапура. К еще более мучительным месяцам бесконечного тестирования и закаливания на подобравшем его Черном Корабле. Он вспомнил боль унижения, страх перед растущей в его голове силой, которая каждое мгновение могла стоить ему жизни.
Он вытащил все эти воспоминания и спрессовал в кристально твердое мысленное копье. Он собрал все, чему научили его Маллеус, и ринулся на Валинова.
Но бить оказалось не во что. Там ничего не было.
Мысленное копье Риггенсена беспомощно качнулось в пустоте, поскольку у Валинова не было души.
Та бездна, где должна была находиться душа Валинова, была последним, что увидел Риггенсен. За этой пустотой он даже не заметил обхвативших его рук сервитора-палача, когда Валинов забросил его тело наверх.
Началось быстрое и деловитое расчленение экспликатора Риггенсена.
Когда Гаргатулот был молод — относительно молод, поскольку демоны не знают ни рождения, ни смерти, — он вел себя как любой смертный и лишь изредка заглядывал в варп, когда появлялась возможность овладеть знаниями могучей психической силы.
Он поступал так же, как поступали все демоны. Он упивался ощущением облекавшей его плоти. Он танцевал на своих новых ногах. Он рассказывал своим новым языком истории, которые недальновидные люди считали безумным бредом. Любой, кто его видел, понимал, что это не человек. Какое бы тело он ни носил — могущество, словно слезы, брызгало из его глаз голубыми искрами. Его речь была полна загадок, сводивших людей с ума.
Но Гаргатулоту везло: его первые вторжения в реальный мир пришлись на эпоху ничем не сдерживаемого разрушения и войн. Люди называли свое время Веком Раздора, и это был один из редких случаев в истории человечества, когда название эпохи полностью соответствовало ее содержанию.
Гаргатулот видел, как гибли цивилизации, оставляя после себя лишь груды почерневших костей. Он видел, как королями становились безумцы, как свирепые правители сжигали целые миры, используя их как топливо для своей личной власти. Человечество в этой бойне утратило навыки межзвездных путешествий и оставалось на своих планетах, словно черви в норах. Люди поглощали друг друга в бунтах и междоусобных войнах.
Тысячеликий Принц наблюдал, как люди вновь открыли для себя космос. Как человечество внезапно разделилось на миллионы истекающих кровью общин, брошенных в один кипящий котел. Гаргатулот, сменив несколько тел безумцев, стал героем. Ему поклонялись миллиарды людей. Он был принцем под пеленой тысячи лиц, и каждое из них было снято с головы предателя. Он был женщиной, которая каждое утро плавала в океане крови, чтобы завладеть силами обескровленных ею врагов. Он был королем пиратов, объединившим десятки систем только для того, чтобы натравить их друг на друга и посмотреть, кто выживет.
Век Раздора длился дольше, чем записано в человеческой истории. В те времена Гаргатулот прожил несколько жизней среди сражений, страданий и увечий. Он познал победы и поражения, торжество триумфа и горечь смерти. Каждое мгновение служило пищей для неутолимой жажды знаний, которая снедала всех слуг Тзинча.
Но мало-помалу Гаргатулот постигал истину. Он был ребенком, а Век Страданий — его игровой площадкой. Чем больше он понимал человечество, тем яснее постигал желание сил Хаоса. Каждая победа, достигнутая людьми в битвах, неизменно оборачивалась поражением. Каждая обретающая власть империя рано или поздно должна была пасть.
Человечество оказалось слишком слабым. Оно было не способно одержать настоящие победы: оно всегда проигрывало. Всегда. А в варпе были боги — существа, накопившие столько могущества, что они навеки оставались богами. Люди были не в состоянии с ними соперничать. Когда Гаргатулот осознал эту истину, он стал презирать народы, так долго его забавлявшие.
Ему стало скучно. Время от времени он совершал набеги на реальные миры, чтобы повергнуть их в хаос ужаса, но это занятие казалось пустым и бессмысленным. Не осталось нераскрытых тайн. Человечество представлялось ему грубым и невежественным животным, не способным собрать воедино даже свои небогатые силы.
До тех пор, пока не был начат Великий Крестовый Поход.
Человек, называющий себя Императором, завоевал свой родной мир — колыбель всего человечества, священную Терру. Он возглавил Крестовый Поход от одной звезды к другой, завоевывая пространство и объединяя все человеческие нации в Империум. Каждый человек, обитавший в Галактике, был автоматически объявлен подданным Империума, даже если он никогда о нем не слышал. Великий Крестовый Поход так и не был закончен, но на протяжении всей своей жизни Империум пытался вовлечь в деспотические объятия каждый человеческий мир.
Галактика неожиданно вновь стала интересной. Впервые за свою историю человечество смогло собрать устойчивую и внушительную силу и установить господство над разведанной частью Галактики. Оно продолжалось более десяти тысяч лет. Это начинание пережило смерть самого Императора от рук благословленного Хаосом Воителя Хоруса; пережило гражданские войны и вторжения — все, что могла противопоставить людям Вселенная. Империум выдержал испытания, несмотря на ограниченность человеческой фантазии и скудость мыслей.
Но, как не раз убеждался Гаргатулот, каждая победа неизбежно превращается в поражение. Каждая построенная империя должна рухнуть.
Существование Гаргатулота вновь обрело смысл. Настанет день, когда Империум падет. И Тысячеликий Принц демонов будет присутствовать при этом.
Лигейя тяжело прислонилась к стене своей спальни; ее одежда пропиталась потом, во рту пересохло, дыхание вырывалось горячими болезненными толчками. Инквизитор дрожала всем телом. На столике у противоположной стены лежала книга; от ее зловещего содержания жалобно потрескивала древняя патина на обложке. Книга была маленькой и тонкой: томик свободно умещался на ладони одной руки, — но ее страницы содержали ничем не прикрашенные откровения Гаргатулота. Тирады, полные безумия.
В комнатах Лигейи царил ужасный беспорядок. Повсюду была разбросана одежда, недоеденная пища засыхала на серебряных тарелках, стоявших на каждой свободной поверхности. Мысли Лигейи были слишком заняты, чтобы поддерживать образ знатной дамы: теперь, когда она увидела ужасные силы, разрывающие ткань реальности, это больше не имело значения.
Гаргатулот говорил с ней. Гаргатулот был не просто демоническим существом — он был знанием. Он воплотил в себе все знания, которые собрал за неимоверно долгую жизнь, и потому его можно только изгнать, но не убить. Тысячеликий Принц оставлял знания в сердцах и мыслях своих культистов, и даже в случае изгнания из реального мира слишком большая его часть оставалась в головах безумцев. Этим же обеспечивалось его возвращение.
Лигейя не могла его победить. Она не в силах противостоять ничему подобному. Самое основное понятие сущности Гаргатулота оказалось настолько сложным и обширным, что ее разум отказывался его воспринимать.
Инквизитор пожалела, что рядом нет культистов смерти, которым можно было объяснить свои чувства. Конечно, они никогда не разговаривали, но возможность высказаться облегчила бы ее состояние. Ни о чем подобном нельзя было поговорить с Серыми Рыцарями, даже с Алариком. И экипаж Маллеус, таящийся в недрах «Рубикона», был не лучше — как и инквизитор Клаэс и остальные Ордо Маллеус. Лигейя осталась в одиночестве, если не считать образа Гаргатулота в ее мыслях.
А культисты смерти ушли. И они никогда не вернутся.
Где-то недалеко, в ее комнатах, прогремел взрыв — это болтерный снаряд сорвал с петель дверь ее покоев. Лигейя услышала громкий приказ, и в соседней комнате среди антикварной мебели раздались шаги.
Лигейя выпрямилась. На ее руке все еще оставалось оружие в виде большого красивого перстня, где-то в вещах лежал игольчатый пистолет, которым она владела в совершенстве. Но она понимала, что все это бесполезно. Тзинч готовится поглотить Галактику. Что толку в каком-то оружии?
Дверь в спальню распахнулась от удара ногой. Лигейя, дрожа, отступила к дальней стене, представляя себе, какой жалкой она покажется незваным гостям. Растрепанная, измученная и больная, инквизитор выглядела старше своего возраста.
Она узнала вошедшего в комнату правосудора Санторо, самого прямолинейного Серого Рыцаря. Он был как раз тем, кто мог прилететь с «Рубикона», чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Никакого воображения. Никакого шанса, что он прислушается к ее мольбам.
Санторо приставил дуло штурмболтера к ее голове. Если Лигейя вздумает шевельнуться или заговорить, он убьет ее.
Она почему-то всегда знала, что так все и закончится. Еще до того, как она впервые услышала о Гаргатулоте, еще будучи молодым дознавателем Ордо Еретикус, не знавшим Ордо Маллеус, она была уверена, что закончит свои дни под дулом болтера в руках тех, кто должен был быть ее союзниками. Так поступала Инквизиция, так существовал весь Империум: в критические моменты человечество истребляло самих себя.
Еще трое воинов в громоздких доспехах заполнили своими телами всю комнату, наставили болтеры на Лигейю. Лигейя вздрогнула от неожиданного холода.
— Все чисто, — бросил Санторо.
Вслед за Серыми Рыцарями в спальню вошел инквизитор Клаэс. В одной руке он держал электронный планшет, другая покоилась на рукояти энергетического меча.
— Инквизитор Бризейс Лигейя, — настороженно произнес он. — Мы получили послание от Конклава Ордо Маллеус, состоявшегося на Энцеладе, в котором содержится требование твоего незамедлительного ареста. Являясь высшим представителем власти Инквизиции в этой местности, я обязан выполнить этот приказ. Теперь у тебя нет выбора, Лигейя. Сдайся, или правосудор Санторо тебя убьет.
Лигейя подняла вверх дрожащие руки. По жесту Санторо один из космодесантников, которого Лигейя знала под именем брат Трэван, схватил ее за руку, сдернул с пальца перстень и растоптал драгоценное оружие бронированным сапогом.
— У тебя есть другое оружие? — спросил Санторо.
Лигейя отрицательно качнула головой.
— Свяжите ее.
Трэван свел руки Лигейи впереди, и она почувствовала, как на запястьях сомкнулись наручники. Она сознавала, что только благодаря профессиональной солидарности Клаэса ее не стали обыскивать и не заковали в цепи.
— Инквизитор Лигейя, — вновь заговорил Клаэс, теперь читая по экрану планшета. — Приказом Священной Инквизиции Императора ты арестована за преступную ересь, сношения с врагами Императора, разложение слуг Империума и другие прегрешения — вплоть до слушания дела. Ты будешь отправлена на Мимас, где расскажешь всю правду, а потом твою судьбу будет решать Конклав Ордо Маллеус. Лишение свободы предупредит твои дальнейшие преступления. Твое звание инквизитора отныне аннулировано. Эти преступления связаны с помощью, оказанной Голику Рен-Сару Валинову, и с гибелью имперских служителей при исполнении священных обязанностей. По решению Ордо Маллеус, твои преступления не совершены по незнанию. Остается только определить степень виновности. До тех пор ты перестаешь быть гражданином Империума и поступаешь в распоряжение Ордо Маллеус. Да пребудет с тобой милосердие Императора, а мы не можем тебя помиловать.
Клаэс защелкнул планшет. В его глазах Лигейя увидела только печаль. Ни один инквизитор не в состоянии радоваться падению своего коллеги — это напоминает, как мало отделяет его самого от той же пропасти.
— Лигейя, — сказал Клаэс. — Скажи, зачем ты это сделала, и я обещаю, к тебе будут хорошо относиться.
— Зачем? — По щеке Лигейи пробежала горячая слеза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50