– Голос его был не совсем твердым. – Бренди... и только Бог знает, кто нуждается в нем сегодня больше, чем мы трое. Что касается меня, то я сегодня умирал тысячу раз, особенно когда один наш друг, находящийся здесь, чуть было не испортил все, увидев меня в кабинете начальника тюрьмы, а что касается вас, то вы настолько замерзли и вымокли, что сейчас верные кандидаты на воспаление легких. А также из-за того, как я подозреваю, что с вами обращались не совсем вежливо? Я прав?
– Да. – Ответил Янчи, потому что Рейнольдс закашлялся, глотнув живительную влагу. – Обычные наркотики для подавления воли плюс еще один, изобретенный самим начальником тюрьмы, и, как вы знаете, паровые процедуры.
– Об этом нетрудно было догадаться, – кивнул Граф. – Не очень-то довольными вы выглядели. Вы уже давно должны были свалиться с ног, но, видимо, вас поддерживала одна надежда, что вот-вот появлюсь я.
– Сомнительно, – сухо отозвался Янчи. Он приложился к фляге с бренди, на глазах выступили слезы, задыхаясь, он судорожно глотал морозный воздух. – Яд, чистый яд, но никогда не пробовал ничего вкуснее!
– Бывают минуты, когда следует придерживать свои критические суждения, – с иронией заметил Граф. Он поднес флягу ко рту, глотнул, как обычный человек глотает воду, – со стороны эффект действия на него был таким же, – и сунул флягу в карман. – Совершенно необходимая остановка, но нам надо поторапливаться – время работает не на нас. – Он выжал сцепление, и грузовик тронулся.
Рейнольдсу пришлось кричать, чтобы его слова были услышаны, – так громко ревел мотор.
– Вы, конечно, расскажете нам...
– Попытайтесь не позволить мне этого! – сказал Граф. – Но если не возражаете, не на ходу. И попозже. Что касается сегодняшних событий... Прежде всего я должен сообщить, что вышел из рядов АВО. Не по своей воле, конечно...
– Конечно, – проговорил Янчи. – Кто-нибудь об этом уже знает?
– Предполагаю, что, помимо Фурминта, полковник Гидаш знает. – Глаза Графа не отрывались от дороги, он с трудом удерживал грузовик на узкой колее.
– Я не подал положенного в таких случаях рапорта, а оставил Фурминта связанным и с кляпом во рту в его кабинете. Не думаю, что он не понял моих намерений.
Рейнольдс и Янчи молчали, казалось, не находилось подходящих для ситуации слов. Молчание затягивалось, и они видели, как тонкие губы Графа растягивались в улыбке.
– Фурминт! – прервал молчание Янчи. Голос его звучал напряженно. – Фурминт! Вы хотите сказать, что ваш шеф...
– Бывший шеф, – поправил Граф. – Никто иной. Но позвольте начать с утра. Вспомните, что я отправил с Козаком донесение, кстати, прибыл ли он с «опелем» в полном порядке?
– Да!
– Чудо. Видели бы вы, как он трогает с места. Я сообщил ему, что меня посылают в Годолье – некая важная проверка безопасности. Я ожидал, что ее проведет лично полковник Гидаш, но полковник сказал мне, что у него важное дело в Гворе.
Итак, мы поехали в Годолье – восемь человек, я и капитан Кальман Злот – человек, в совершенстве владеющий резиновой дубинкой, но в остальном заурядная личность. В дороге меня внезапно охватило предчувствие опасности – перед тем, как покинуть Андраши Ут, я поймал в зеркале странный взгляд, который бросил на меня шеф. Напомню вам, что в странных взглядах, которыми одаривает кого-либо шеф, нет ничего особенного – он не доверяет даже собственной жене; странным было то, что это был взгляд человека, лишь на прошлой неделе сделавшего мне комплимент и назвавшего меня самым способным офицером АВО в Будапеште.
– Вы незаменимы, – пробормотал Янчи.
– Спасибо... Итак, когда мы прибыли в Годолье, Злот преподнес мне «бомбу». Он случайно проговорился, что утром разговаривал с шофером Гидаша и понял, что полковник собирается в Шархазу, при этом недоумевая, какого черта полковнику понадобилось делать в этой Богом забытой дыре. Он продолжал рассказывать о чем-то, я не помню уже точно о чем. Я уверен, что моим лицом в эти минуты заинтересовался бы любой, кто случайно взглянул бы на меня.
У меня в голове все встало на свои места с таким громким щелканьем, что капитан Злот чудом не услышал это. То, что меня убрали с дороги, послав в Годолье, странный взгляд шефа, ложь Гидаша, легкость, с которой я узнал, что профессор находится в Шархазе, еще большая легкость, с которой я добыл бумаги и печати из кабинета Фурминта. Бог мой, я готов был орать от злости на самого себя, когда вспомнил все это. Меня должно было насторожить поведение Фурминта и эти «случайности». Я должен был заметить, что Фурминт переиграл самого себя, – он сказал, что поедет на собрание с офицерами, таким образом недвусмысленно давая понять, что его кабинет будет пуст какое-то время в обед и в других комнатах тоже никого не будет... Как они «вычислили» меня, я, наверное, никогда не узнаю. Клянусь, сорок восемь часов назад мне доверяли больше, чем любому офицеру Будапешта. Но это уже так, между прочим, к слову.
Надо было действовать, и немедленно. Я знал, что мосты сожжены и терять мне нечего. Я исходил из того, что только Фурминт и Гидаш «вычислили» меня. Очевидно, Злот ничего не подозревал, Фурминт и Гидаш ничего ему обо мне не рассказали, он слишком глуп к тому же. Фурминт и Гидаш очень осторожны, хитры и недоверчивы и не будут рисковать, посвящая в это «дело» еще кого-нибудь. – Граф широко улыбнулся. – В конце концов они ошиблись в лучшем человеке, откуда же знать, как далеко распространилась плесень?
– В самом деле, – согласился Янчи.
– Прибыв в Годолье, мы отправились к мэру и заняли его дом. Я оставил в нем Злота, а сам собрал людей и сказал, что их долг до пяти вечера состоит в том, чтобы ходить по кафе и барам, притворяясь, будто они разочарованы службой в АВО, и прислушиваться, что ответят другие на подобные разговоры. Они должны выявить недовольных и враждебно настроенных среди населения. Эта работа пришлась им по душе. Я выдал им денег для этой «операции», и сейчас они, вероятно, уже здорово напились.
Потом я бросился обратно в дом мэра и, изображая сильное волнение, сказал Злоту, что узнал нечто чрезвычайно важное. Он, даже не спрося что, стрелой полетел вместе за мной – в глазах его так и сияла мечта о повышении. – Граф закашлялся. – Неприятную часть пропускаю. Достаточно будет сказать, что мэр заперт в пустом подвале в пятидесяти ярдах от дома. Чтобы его вызволить оттуда, понадобится ацетиленовая горелка.
Граф замолчал, нажал на тормоз и вышел из грузовика прочистить ветровое стекло. Валил густой снег, но Янчи и Рейнольдс, слушая рассказ Графа, даже не заметили этого.
– Я взял у капитана Злота удостоверение личности. – Граф продолжал рассказывать, ведя грузовик. – Спустя сорок минут, остановившись один раз, чтобы купить бельевую веревку, я был уже в нашем штабе, а несколькими минутами позже в кабинете Фурминта – сам факт, что я добрался туда и меня никто не остановил, свидетельствовал, что, кроме Фурминта и Гидаша, никто не знал о моей измене: все получалось, как я и предполагал, и оказалось до смешного просто. Терять мне было нечего, официально я был вне подозрений, и ничто так не способствует успеху, как внезапность и наглость. Фурминт настолько поразился, увидев меня, что раньше, чем закрылись его челюсти, я сунул дуло пистолета ему между зубов. В кабинете у него расставлены всевозможные кнопки и звонки на случай вызова охраны в экстремальной ситуации, но от меня они спасти его не могли. Я всунул ему в рот кляп, потом предложил написать письмо под диктовку. Фурминт оказался смелым человеком, он попытался воспротивиться, но ничто так не довлеет над моральными принципами, как дуло пистолета, прижатое к уху. Письмо было адресовано начальнику тюрьмы Шархаза, тот знал почерк Фурминта так же хорошо, как собственный, в письме приказывалось передать вас в распоряжение капитана Злота. Фурминт подписал его, наставил практически все печати, которые мы только смогли найти, положил в конверт, запечатал личной печатью, о существовании которой было известно лишь десятку людей в Венгрии, к счастью, я был одним из них, хотя Фурминт об этом не подозревал. У меня было двадцать метров бельевой веревки, и когда я закончил его связывать, Фурминт стал похож на кокон. Двигать он мог лишь глазами и бровями и, надо сказать, использовал их очень эффектно, когда я звонил по прямому проводу в Шархазу и разговаривал с начальником тюрьмы. Я горжусь той имитацией голоса Фурминта, которая у меня получилась. Думаю, Фурминт только теперь начал понимать и находить объяснение множеству вещей, удивлявших его последние несколько месяцев. Итак, я сказал начальнику тюрьмы, что посылаю за заключенными капитана Злота, а с ним отправляю письменное подтверждение с личной подписью и печатью. Не должно быть никаких помех к исполнению его приказа.
– А что, если бы там оказался Гидаш? – с любопытством спросил Рейнольдс. – Ведь он, вероятно, уехал перед самым вашим звонком.
– Ничто не могло быть легче и лучше. – Граф взмахнул рукой и вынужден был вновь схватиться за руль, так как грузовик тут же занесло на обочину. Я бы просто приказал ему немедленно доставить вас обратно.
Разговаривая с начальником тюрьмы, я время от времени кашлял и чихал, поэтому голос звучал хрипловато. Я сказал ему, что в дороге чертовски замерз и простудился. Позже объясню почему. Потом поговорил по настольному микрофону с охранниками и приказал, чтобы меня не беспокоили ни при каких обстоятельствах три часа, даже если со мной захочет поговорить министр, ясно дав понять, что произойдет в случае неповиновения. Мне показалось, что Фурминта вот-вот хватит апоплексический удар. Затем опять его голосом я позвонил в гараж, приказал подать грузовик для майора Говарта и выделить четырех человек охраны для сопровождения. Сами понимаете, они совсем были мне не нужны, но необходимо было их взять для правдоподобия ситуации. Потом я запихнул Фурминта в шкаф, запер его и ушел, заперев кабинет снаружи, а ключ сейчас у меня. Так мы оказались в Шархазе... Интересно, о чем думает сейчас Фурминт? Или Злот? Или же группа АВО, из которой лишь несколько человек в Годолье еще не напились. Представьте себе физиономии Гидаша и начальника тюрьмы, когда они узнают правду?! – Граф рассмеялся. – О таком я мог бы размышлять целый день.
Несколько минут они ехали в молчании. Снегопад усилился, и Граф должен был уделять управлению грузовика все свое внимание. Сидящие рядом с ним Янчи и Рейнольдс, еще по глотку хлебнувшие из фляги Графа, постепенно отогревались в теплой кабине. Тепло возвращалось в их замерзшие тела, озноб стихал, и тысячи булавок медленно начали покалывать ноги и руки, кровообращение болезненно восстанавливалось. Они продолжали молчать. Рейнольдс не находил слов благодарности этому удивительному человеку, потому что вряд ли уместными окажутся какие-либо слова благодарности в данной ситуации.
– Вы заметили, на какой машине приезжал Гидаш? – внезапно спросил Граф.
– Черный русский «ЗИС», – ответил Рейнольдс.
– Хорошо знаю его. Стальной корпус и пуленепробиваемые стекла.
Теперь Граф притормаживал, стараясь удерживать грузовик ближе к деревьям, росшим вдоль дороги.
– Навряд ли Гидаш не узнает один из собственных грузовиков и проследует мимо, не остановив его. Так, посмотрим, что можно сделать.
Он остановил грузовик, выпрыгнул на дорогу. Янчи и Рейнольдс последовали за ним. Через пятьдесят ярдов показался участок главной дороги, гладкий и ничем не потревоженный под свежим покровом снега.
– Очевидно, никто не проезжал здесь с тех пор, как начал падать снег, – заметил Янчи.
– Да, я тоже так думаю, – согласился Граф. Он бросил взгляд на часы. – Около трех часов прошло, как Гидаш уехал из Шархазы, а он сказал, что вернется через три часа. Обычно он не задерживается.
– А что, если перегородить дорогу и остановить его? – предложил Рейнольдс. – Это дало бы нам еще пару часов.
Граф с сожалением покачал головой.
– Нет. Я уже думал об этом, но время сейчас работает не на нас. Во-первых, те, кого мы оставили в зарослях, доберутся обратно в Шархазу за час – максимум за полтора. Чтобы открыть машину, нам понадобится лом или динамитная шашка, но дело даже не в этом: в такой снегопад водитель наверняка не увидит грузовик, пока не будет слишком поздно, а «ЗИС» весит около трех тонн. Он разобьет машину, а в ней вся наша надежда остаться в живых.
– Они могли проехать после того, как мы съехали с дороги, до снегопада? – спросил Янчи.
– Возможно, – согласился Граф. – Но... – Он внезапно замолчал, прислушался, и они услышали отдаленный, быстро приближающийся, приглушенный звук мощного мотора.
Они сбежали с дороги под укрытие деревьев как раз вовремя. Промелькнул черный «ЗИС», без сомнения машина Гидаша – его широкие покрышки с шипящим звуком вминали снег, и почти сразу же исчез, стих и шум мотора. Рейнольдс разглядел в снежном мареве шофера впереди и Гидаша, но ему показалось, что сзади была еще одна маленькая, съежившаяся фигура, но так ли это, сказать наверняка было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Да. – Ответил Янчи, потому что Рейнольдс закашлялся, глотнув живительную влагу. – Обычные наркотики для подавления воли плюс еще один, изобретенный самим начальником тюрьмы, и, как вы знаете, паровые процедуры.
– Об этом нетрудно было догадаться, – кивнул Граф. – Не очень-то довольными вы выглядели. Вы уже давно должны были свалиться с ног, но, видимо, вас поддерживала одна надежда, что вот-вот появлюсь я.
– Сомнительно, – сухо отозвался Янчи. Он приложился к фляге с бренди, на глазах выступили слезы, задыхаясь, он судорожно глотал морозный воздух. – Яд, чистый яд, но никогда не пробовал ничего вкуснее!
– Бывают минуты, когда следует придерживать свои критические суждения, – с иронией заметил Граф. Он поднес флягу ко рту, глотнул, как обычный человек глотает воду, – со стороны эффект действия на него был таким же, – и сунул флягу в карман. – Совершенно необходимая остановка, но нам надо поторапливаться – время работает не на нас. – Он выжал сцепление, и грузовик тронулся.
Рейнольдсу пришлось кричать, чтобы его слова были услышаны, – так громко ревел мотор.
– Вы, конечно, расскажете нам...
– Попытайтесь не позволить мне этого! – сказал Граф. – Но если не возражаете, не на ходу. И попозже. Что касается сегодняшних событий... Прежде всего я должен сообщить, что вышел из рядов АВО. Не по своей воле, конечно...
– Конечно, – проговорил Янчи. – Кто-нибудь об этом уже знает?
– Предполагаю, что, помимо Фурминта, полковник Гидаш знает. – Глаза Графа не отрывались от дороги, он с трудом удерживал грузовик на узкой колее.
– Я не подал положенного в таких случаях рапорта, а оставил Фурминта связанным и с кляпом во рту в его кабинете. Не думаю, что он не понял моих намерений.
Рейнольдс и Янчи молчали, казалось, не находилось подходящих для ситуации слов. Молчание затягивалось, и они видели, как тонкие губы Графа растягивались в улыбке.
– Фурминт! – прервал молчание Янчи. Голос его звучал напряженно. – Фурминт! Вы хотите сказать, что ваш шеф...
– Бывший шеф, – поправил Граф. – Никто иной. Но позвольте начать с утра. Вспомните, что я отправил с Козаком донесение, кстати, прибыл ли он с «опелем» в полном порядке?
– Да!
– Чудо. Видели бы вы, как он трогает с места. Я сообщил ему, что меня посылают в Годолье – некая важная проверка безопасности. Я ожидал, что ее проведет лично полковник Гидаш, но полковник сказал мне, что у него важное дело в Гворе.
Итак, мы поехали в Годолье – восемь человек, я и капитан Кальман Злот – человек, в совершенстве владеющий резиновой дубинкой, но в остальном заурядная личность. В дороге меня внезапно охватило предчувствие опасности – перед тем, как покинуть Андраши Ут, я поймал в зеркале странный взгляд, который бросил на меня шеф. Напомню вам, что в странных взглядах, которыми одаривает кого-либо шеф, нет ничего особенного – он не доверяет даже собственной жене; странным было то, что это был взгляд человека, лишь на прошлой неделе сделавшего мне комплимент и назвавшего меня самым способным офицером АВО в Будапеште.
– Вы незаменимы, – пробормотал Янчи.
– Спасибо... Итак, когда мы прибыли в Годолье, Злот преподнес мне «бомбу». Он случайно проговорился, что утром разговаривал с шофером Гидаша и понял, что полковник собирается в Шархазу, при этом недоумевая, какого черта полковнику понадобилось делать в этой Богом забытой дыре. Он продолжал рассказывать о чем-то, я не помню уже точно о чем. Я уверен, что моим лицом в эти минуты заинтересовался бы любой, кто случайно взглянул бы на меня.
У меня в голове все встало на свои места с таким громким щелканьем, что капитан Злот чудом не услышал это. То, что меня убрали с дороги, послав в Годолье, странный взгляд шефа, ложь Гидаша, легкость, с которой я узнал, что профессор находится в Шархазе, еще большая легкость, с которой я добыл бумаги и печати из кабинета Фурминта. Бог мой, я готов был орать от злости на самого себя, когда вспомнил все это. Меня должно было насторожить поведение Фурминта и эти «случайности». Я должен был заметить, что Фурминт переиграл самого себя, – он сказал, что поедет на собрание с офицерами, таким образом недвусмысленно давая понять, что его кабинет будет пуст какое-то время в обед и в других комнатах тоже никого не будет... Как они «вычислили» меня, я, наверное, никогда не узнаю. Клянусь, сорок восемь часов назад мне доверяли больше, чем любому офицеру Будапешта. Но это уже так, между прочим, к слову.
Надо было действовать, и немедленно. Я знал, что мосты сожжены и терять мне нечего. Я исходил из того, что только Фурминт и Гидаш «вычислили» меня. Очевидно, Злот ничего не подозревал, Фурминт и Гидаш ничего ему обо мне не рассказали, он слишком глуп к тому же. Фурминт и Гидаш очень осторожны, хитры и недоверчивы и не будут рисковать, посвящая в это «дело» еще кого-нибудь. – Граф широко улыбнулся. – В конце концов они ошиблись в лучшем человеке, откуда же знать, как далеко распространилась плесень?
– В самом деле, – согласился Янчи.
– Прибыв в Годолье, мы отправились к мэру и заняли его дом. Я оставил в нем Злота, а сам собрал людей и сказал, что их долг до пяти вечера состоит в том, чтобы ходить по кафе и барам, притворяясь, будто они разочарованы службой в АВО, и прислушиваться, что ответят другие на подобные разговоры. Они должны выявить недовольных и враждебно настроенных среди населения. Эта работа пришлась им по душе. Я выдал им денег для этой «операции», и сейчас они, вероятно, уже здорово напились.
Потом я бросился обратно в дом мэра и, изображая сильное волнение, сказал Злоту, что узнал нечто чрезвычайно важное. Он, даже не спрося что, стрелой полетел вместе за мной – в глазах его так и сияла мечта о повышении. – Граф закашлялся. – Неприятную часть пропускаю. Достаточно будет сказать, что мэр заперт в пустом подвале в пятидесяти ярдах от дома. Чтобы его вызволить оттуда, понадобится ацетиленовая горелка.
Граф замолчал, нажал на тормоз и вышел из грузовика прочистить ветровое стекло. Валил густой снег, но Янчи и Рейнольдс, слушая рассказ Графа, даже не заметили этого.
– Я взял у капитана Злота удостоверение личности. – Граф продолжал рассказывать, ведя грузовик. – Спустя сорок минут, остановившись один раз, чтобы купить бельевую веревку, я был уже в нашем штабе, а несколькими минутами позже в кабинете Фурминта – сам факт, что я добрался туда и меня никто не остановил, свидетельствовал, что, кроме Фурминта и Гидаша, никто не знал о моей измене: все получалось, как я и предполагал, и оказалось до смешного просто. Терять мне было нечего, официально я был вне подозрений, и ничто так не способствует успеху, как внезапность и наглость. Фурминт настолько поразился, увидев меня, что раньше, чем закрылись его челюсти, я сунул дуло пистолета ему между зубов. В кабинете у него расставлены всевозможные кнопки и звонки на случай вызова охраны в экстремальной ситуации, но от меня они спасти его не могли. Я всунул ему в рот кляп, потом предложил написать письмо под диктовку. Фурминт оказался смелым человеком, он попытался воспротивиться, но ничто так не довлеет над моральными принципами, как дуло пистолета, прижатое к уху. Письмо было адресовано начальнику тюрьмы Шархаза, тот знал почерк Фурминта так же хорошо, как собственный, в письме приказывалось передать вас в распоряжение капитана Злота. Фурминт подписал его, наставил практически все печати, которые мы только смогли найти, положил в конверт, запечатал личной печатью, о существовании которой было известно лишь десятку людей в Венгрии, к счастью, я был одним из них, хотя Фурминт об этом не подозревал. У меня было двадцать метров бельевой веревки, и когда я закончил его связывать, Фурминт стал похож на кокон. Двигать он мог лишь глазами и бровями и, надо сказать, использовал их очень эффектно, когда я звонил по прямому проводу в Шархазу и разговаривал с начальником тюрьмы. Я горжусь той имитацией голоса Фурминта, которая у меня получилась. Думаю, Фурминт только теперь начал понимать и находить объяснение множеству вещей, удивлявших его последние несколько месяцев. Итак, я сказал начальнику тюрьмы, что посылаю за заключенными капитана Злота, а с ним отправляю письменное подтверждение с личной подписью и печатью. Не должно быть никаких помех к исполнению его приказа.
– А что, если бы там оказался Гидаш? – с любопытством спросил Рейнольдс. – Ведь он, вероятно, уехал перед самым вашим звонком.
– Ничто не могло быть легче и лучше. – Граф взмахнул рукой и вынужден был вновь схватиться за руль, так как грузовик тут же занесло на обочину. Я бы просто приказал ему немедленно доставить вас обратно.
Разговаривая с начальником тюрьмы, я время от времени кашлял и чихал, поэтому голос звучал хрипловато. Я сказал ему, что в дороге чертовски замерз и простудился. Позже объясню почему. Потом поговорил по настольному микрофону с охранниками и приказал, чтобы меня не беспокоили ни при каких обстоятельствах три часа, даже если со мной захочет поговорить министр, ясно дав понять, что произойдет в случае неповиновения. Мне показалось, что Фурминта вот-вот хватит апоплексический удар. Затем опять его голосом я позвонил в гараж, приказал подать грузовик для майора Говарта и выделить четырех человек охраны для сопровождения. Сами понимаете, они совсем были мне не нужны, но необходимо было их взять для правдоподобия ситуации. Потом я запихнул Фурминта в шкаф, запер его и ушел, заперев кабинет снаружи, а ключ сейчас у меня. Так мы оказались в Шархазе... Интересно, о чем думает сейчас Фурминт? Или Злот? Или же группа АВО, из которой лишь несколько человек в Годолье еще не напились. Представьте себе физиономии Гидаша и начальника тюрьмы, когда они узнают правду?! – Граф рассмеялся. – О таком я мог бы размышлять целый день.
Несколько минут они ехали в молчании. Снегопад усилился, и Граф должен был уделять управлению грузовика все свое внимание. Сидящие рядом с ним Янчи и Рейнольдс, еще по глотку хлебнувшие из фляги Графа, постепенно отогревались в теплой кабине. Тепло возвращалось в их замерзшие тела, озноб стихал, и тысячи булавок медленно начали покалывать ноги и руки, кровообращение болезненно восстанавливалось. Они продолжали молчать. Рейнольдс не находил слов благодарности этому удивительному человеку, потому что вряд ли уместными окажутся какие-либо слова благодарности в данной ситуации.
– Вы заметили, на какой машине приезжал Гидаш? – внезапно спросил Граф.
– Черный русский «ЗИС», – ответил Рейнольдс.
– Хорошо знаю его. Стальной корпус и пуленепробиваемые стекла.
Теперь Граф притормаживал, стараясь удерживать грузовик ближе к деревьям, росшим вдоль дороги.
– Навряд ли Гидаш не узнает один из собственных грузовиков и проследует мимо, не остановив его. Так, посмотрим, что можно сделать.
Он остановил грузовик, выпрыгнул на дорогу. Янчи и Рейнольдс последовали за ним. Через пятьдесят ярдов показался участок главной дороги, гладкий и ничем не потревоженный под свежим покровом снега.
– Очевидно, никто не проезжал здесь с тех пор, как начал падать снег, – заметил Янчи.
– Да, я тоже так думаю, – согласился Граф. Он бросил взгляд на часы. – Около трех часов прошло, как Гидаш уехал из Шархазы, а он сказал, что вернется через три часа. Обычно он не задерживается.
– А что, если перегородить дорогу и остановить его? – предложил Рейнольдс. – Это дало бы нам еще пару часов.
Граф с сожалением покачал головой.
– Нет. Я уже думал об этом, но время сейчас работает не на нас. Во-первых, те, кого мы оставили в зарослях, доберутся обратно в Шархазу за час – максимум за полтора. Чтобы открыть машину, нам понадобится лом или динамитная шашка, но дело даже не в этом: в такой снегопад водитель наверняка не увидит грузовик, пока не будет слишком поздно, а «ЗИС» весит около трех тонн. Он разобьет машину, а в ней вся наша надежда остаться в живых.
– Они могли проехать после того, как мы съехали с дороги, до снегопада? – спросил Янчи.
– Возможно, – согласился Граф. – Но... – Он внезапно замолчал, прислушался, и они услышали отдаленный, быстро приближающийся, приглушенный звук мощного мотора.
Они сбежали с дороги под укрытие деревьев как раз вовремя. Промелькнул черный «ЗИС», без сомнения машина Гидаша – его широкие покрышки с шипящим звуком вминали снег, и почти сразу же исчез, стих и шум мотора. Рейнольдс разглядел в снежном мареве шофера впереди и Гидаша, но ему показалось, что сзади была еще одна маленькая, съежившаяся фигура, но так ли это, сказать наверняка было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40