— Понятно, — произнёс Джемисон. — Должен признаться с восхищением, боцман, что у вас дьявольски изощренный ум.
— Давайте будем надеяться, что какой-нибудь обер-лейтенант, являющийся командиром этой немецкой подводной лодки, обладает менее изощренным умом. — Маккиннон повернулся к Паттерсону. — Я поднимусь наверх, к Нейсбаю, и посмотрю, есть ли наверху какие-нибудь признаки жизни.
— Признаки жизни? Вы хотите сказать, что подводная лодка могла всплыть и теперь высматривает нас?
— Вполне возможно.
— Но ведь уже темно, вы сами сказали.
— В её распоряжении есть прожектор, а может быть, даже и два. Откуда мне известно?
— И вы считаете, что командир этой лодки воспользуется ими? — спросил Джемисон.
— Вполне, возможно. Но категорически утверждать не стану. Он наверняка уже знает, что произошло с другой немецкой подводной лодкой сегодня утром.
Паттерсон коснулся его руки.
— Надеюсь, вы не собираетесь пойти на очередное столкновение?
— Господи, мне это даже в голову не пришло. И, потом, я не думаю, что «Сан-Андреас» сможет остаться на плаву после ещё одного такого удара. Нет, конечно, и капитану подводной лодки это хорошо известно. Он наверняка убежден, что мы находимся в отчаянном положении.
— А разве это не так?
— До дна Норвежского моря далеко. — Маккиннон замолчал в задумчивости. — Единственное, чего нам не хватает, — привычной снежной бури. Хотя бы ненадолго.
— Это успокоит «кондоров» и прекратит наши поиски. Так, боцман?
— Всё это не так просто. — Он повернулся к Джемисону. — Через полчаса — в путь. Да, сэр?
— Да, через полчаса. Только осторожно, осторожно.
— Как скажете, сэр.
Маккиннон поднялся на верхнюю палубу, оглядел море и с правого, и с левого борта. Всё было тихо и спокойно. Он поднялся на мостик, но даже оттуда ничего не было видно. Ни луча прожектора, ничего. Сплошная тьма.
— Ну что ж, Джордж, это уже кое-что. Всё спокойно, всё мирно.
— Это хороший признак или плохой?
— Трудно сказать. Как у вас дела?
— Я только что попал в попутный поток и нашёл две звезды: одну по левому борту, а вторую — по правому. Понятия не имею, что это за звёзды, но они помогут нам держаться более или менее западного направления, пока мы не доберёмся до места назначения.
— Что произойдет нескоро, да?
На долгих пятнадцать минут «Сан-Андреас» замер намертво в водах моря.
В последующие пятнадцать минут он приходил к жизни, правда, очень, очень медленно. Никаких звуков из машинного отделения до мостика не долетало.
Только дрожание надстройки свидетельствовало о том, что судно постепенно оживает. Через несколько минут Маккиннон спросил:
— Как дела с нашим курсом, Джордж?
— Довольно сносно. Мы отклонились примерно градусов на десять от нашего прежнего курса. К югу. Пару минут — и мы вновь будем следовать прямо на запад. Интересно...
— Вам интересно, мне интересно, всем интересно — одни мы в Норвежском море или у нас есть попутчики, которые, однако, не заинтересованы в том, чтобы мы знали об этом? Думаю, мы — одни. Во всяком случае, очень хотелось бы этого.
Примерно через полчаса после появления Маккиннона на мостике раздался резкий телефонный звонок. Нейсбай поднял трубку и протянул её боцману.
— Боцман? Это палата А. Говорит Синклер. Думаю, вам лучше спуститься.
— Голос у Синклера был каким-то странным — то ли от усталости, то ли от подавленности, то ли от того и другого вместе. — Невидимка вновь объявился. Произошел несчастный случай. Только не мчитесь сломя голову. Никто не пострадал.
— Что-то давно у нас не было несчастных случаев. — Боцман, явно чувствовал не меньшую усталость, чем Синклер. — Что случилось?
— Передатчик разбит.
— Совсем прекрасно. Я иду — прогулочным шагом. — Он повесил трубку. — Невидимка, Джордж, вновь объявился. Похоже, от передатчика в палате А ничего не осталось.
— Господи Иисуси! — По голосу Джорджа чувствовалось, что он уже не испытывает ни ужаса, ни злости, что ему уже все чертовски надоело. — А почему не нажали сигнальную кнопку?
— Не сомневаюсь, это станет ясно, как только я доберусь туда. Я пошлю Трента вам на смену. Можете немного приложиться к запасам капитана Боуэна. А жизнь на борту «Сан-Андреаса», Джордж, идет своим чередом, так же как и везде: одна неприятность сменяет другую.
Когда Маккиннон оказался в палате А, первое, что он увидел, — лежащую на постели с закрытыми глазами Маргарет Моррисон и склонившуюся над ней Джанет Магнуссон. Боцман посмотрел в сторону доктора Синклера, который в отчаянии согнулся на стуле, где обычно сидела палатная сестра.
— Вы же сказали, что никто не пострадал!
— Никто не пострадал в медицинском смысле этого слова, хотя сестра Моррисон наверняка бы не согласилась со мной. Её отравили хлороформом, так что она придет в себя через несколько минут.
— Хлороформом? Похоже, Невидимка не обладает оригинальностью мышления.
— Он мерзкий негодяй. Эта девушка перенесла несколько ранений, одно из которых довольно неприятное, но у этого типа, видимо, нет ничего человеческого.
— А вы что же, ждёте деликатности и нежности чувств со стороны преступника, который пытается убить человека с помощью металлической балки? — Маккиннон подошёл к столу и посмотрел на ту груду, что осталась от передатчика. — Я понимаю, что вам хочется сказать, поэтому обойдусь без ваших замечаний. Естественно, никто ничего не знает, поскольку свидетелей нет.
— В том-то и дело. То, что произошло, обнаружила присутствующая здесь сиделка Магнуссон.
Маккиннон посмотрел на Джанет.
— Почему вы пришли сюда? Услышали шум? Девушка подняла голову и с недовольством посмотрела на него.
— Вы холодны как рыба, Арчи. Вот лежит несчастная, бедная девушка, вот разбитый передатчик, а вам хоть бы что. Вы даже не расстроились, я уж не говорю о раздражении или ярости. А я — в ярости!
— Я это вижу. Но Маргарет скоро придет в себя, а от передатчика ничего осталось, так что я не вижу оснований для ярости. Сделать я тут ничего не могу. Меня беспокоит другое. Вы что-нибудь слышали?
— Вы безнадежны. Нет, я ничего не слышала. Я просто зашла поговорить с нею. Она лежала, свалившись прямо на стол. Я сбегала за доктором Синклером, и мы вдвоем переложили её на постель.
— Наверняка кто-то что-то видел. Не могли же все спать.
— Капитан и его старший помощник не спали. — Она одарила его нежнейшей улыбкой. — Вы, наверное, заметили, мистер Маккиннон, — ехидным тоном произнесла она, — что глаза и капитана Боуэна, и старшего помощника Кеннета сильно забинтованы?
— Мы с вами потом разберемся, — вполголоса сказал Маккиннон, — когда я доставлю вас на Шетлендские острова. Меня хорошо знают в Леруике. — Девушка сделала недовольную гримасу, а боцман повернулся в сторону Боуэна:
— Вы что-нибудь слышали, капитан?
— Да, слышал. Какое-то звяканье. Что-то очень похожее на звон разбиваемого стекла. Точно не разобрал.
— А вы, мистер Кеннет?
— То же самое, боцман. И также не понял, что это такое.
— А тут и понимать не надо. Чтобы разбить несколько ламп, кувалды не требуется. Наступить башмаком на лампы — и дело сделано. — Он вновь повернулся к Джанет. — А Маргарет не следовало спать. Тем самым она себя обрекла, иначе бы он не осмелился пройти здесь. Ему пришлось бы идти через вашу палату. Я что-то сегодня совсем ничего не соображаю, как вы считаете?
— Это уж точно. — Девушка вновь улыбнулась ему, но уже без всякого недовольства Во всяком случае, до ястребиного взгляда далеко.
Маккиннон повернулся и обратил свой взор на дверь в послеоперационную палату, которая была чуть-чуть приоткрыта.
— Вполне логично, — произнёс он, кивая головой. — Зачем утруждать себя и закрывать дверь, когда всем и так станет очевидно, — он просто не подумал обо мне, — что иным образом он войти в палату не мог. Столовая, коридор, операционная, послеоперационная, палата А. Ясно как божий день.
Все двери, конечно, открыты, а разве может быть иначе? Мы сейчас тоже не будем утруждать себя и запирать их. Когда это произошло, кому-нибудь известно? Наверное, где-то между запуском двигателей и включением, да?
— Мне кажется, что примерно в это время, — сказал Синклер. — Самое идеальное время и лучшие условия. Примерно через десять минут после запуска двигателей и минут за пять до включения генератора мистер Паттерсон разрешил всем говорить нормально и передвигаться, не производя большого шума. Вокруг почти ничего не было видно, потому что аварийные лампы дают очень слабое освещение. Все возбужденно заговорили. Это можно рассматривать как спад напряжения, как выражение надежды, что удалось ускользнуть от подводной лодки, благодарности, что мы ещё все живы, что-то в этом роде. Началась ходьба. Так что незаметно исчезнуть и вернуться через минуту не представляло труда.
— Наверное, так и было, — согласился боцман, — причём этот мог сделать либо человек из вашей команды, либо кто-нибудь из тех, кого мы взяли на борт в Мурманске. Тем не менее, к разгадке мы не приближаемся. Мы так и не знаем, что же за человек имеет доступ к амбулатории. Капитан и вы, мистер Кеннет, меня удивляет только одно: почему вы не позвали сестру Моррисон? Вы же наверняка почувствовали запах хлороформа?
Арчи, успокойтесь, ну так нельзя — укоризненно произнесла Джанет. — Неужели вы не видите, что у них перевязаны даже носы? Почувствуете ли вы что-нибудь, когда у вас на носу платок?
— Сиделка, вы правы, но только наполовину, — сказал Боуэн. — Я действительно почувствовал запах, но он был слишком слаб. Вся беда в том, что в палате столько пахучих лекарств и антисептических средств, что я даже не обратил внимания.
— Ясно. Вернуться в столовую с губкой, пропитанной хлороформом, он, конечно, не мог. С руками в хлороформе тоже. Минуточку. Я сейчас вернусь.
Боцман взял лампу аварийного света, прошёл в послеоперационную палату, быстро осмотрел её, затем перешел в операционную, где включил свет. Тут же в корзине он нашёл то, что искал, и вернулся в палату А.
— Губка. Вся пропитана хлороформом. Разбитая ампула и пара резиновых перчаток. Совершенно бесполезные.
— Ну, по крайней мере, не для Невидимки, — сказал Синклер.
— Я говорю, бесполезные для нас. Бесполезные в качестве улики. Опять мы остаемся на месте.
Маккиннон уселся за сестринский стол и в каком-то раздражении уставился на обер-лейтенанта Клаусена, который метался на кровати.
— И он всё время так?
Синклер кивнул.
— Да, без остановки.
— Думаю, это чертовски раздражает. Других больных, а также дежурных сестер и сиделок. Почему его не положили в послеоперационную палату?
— Потому что сестра, ухаживающая за ним, а это Маргарет, если помните, против этого возражала, — терпеливым холодным голосом произнесла Джанет. — Он — её больной. Она хочет, чтобы он был постоянно у неё на виду. Есть ещё вопросы, Арчи?
— Намекаете на то, что мне пора успокоиться и заняться каким-то делом? Каким? Расследованием? — Он помрачнел. — А расследовать нечего. Я просто жду, когда Маргарет придет в себя.
— Наконец-то хоть какие-то признаки благородства.
— Мне хочется задать ей несколько вопросов.
— Мне следовало догадаться. Что ещё за вопросы? Ведь и так очевидно, что нападавший незаметно подкрался к ней сзади, приложил к её носу губку с хлороформом, она потеряла сознание, не понимая, что происходит. В противном случае она нажала бы на кнопку или позвала бы на помощь. Она не сделала ни того, ни другого. Вы не можете задать ей вопросы, на которые она не в состоянии ответить.
— Поскольку я с вами пари не заключал, денег брать у вас не буду. Вопрос первый. Откуда Невидимка знал или узнал, что все в палате А будут спать, за исключением, конечно, капитана Боуэна и мистера Кеннета, у которых забинтованы лица? Он никогда бы не осмелился сделать то, что он сделал, если бы существовала хоть малейшая возможность, что кто-то может проснуться. Так откуда он это знал? Ответьте, пожалуйста.
— Я... я не знаю. — Джанет явно опешила. — Это как-то раньше не приходило мне в голову. Думаю, другим — тоже.
— Вполне объяснимо. Такие вопросы могут прийти в голову только старым тупым боцманам. Вы только что перешли к защите, Джанет. Вопрос второй: кто сообщил ему об этом?
— И этого я не знаю.
— Может быть, Мэгги знает. Номер три. Кто из членов команды или пассажиров на корабле ненароком интересовался состоянием здоровья больных в палате А?
— Откуда я могу это знать?
— А Мэгги может, разве не так? В конце концов, ей могли задавать подобные вопросы, разве не так? А вы утверждали, что в состоянии ответить на любой вопрос, на который она сможет. Чепуха! Вопрос номер четвертый.
— Арчи, вы начинаете вести себя как прокурор. Я ни в чём не виновата.
— Не уплывайте в сторону. Вы — не в доке. Четвертый вопрос, и самый главный из всех. Невидимка, насколько нам известно, совсем не дурак. Наверняка он догадался, что рано или поздно Мэгги спросят: с кем вы, сестра Моррисон, обсуждали состояние ваших больных?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40