Ни торпед, ни мин, ничего подобного. С одной стороны корвета был эсминец, который снимал его команду, а мы — по другую сторону — снимали тех, кто уцелел на тонущей русской подводной лодке.
Внутри корвета раздалось несколько взрывов. В результате одного разнесло паровой котел, другие повредили пороховой погреб, разнесли пушки, а затем в трюме возник пожар. Примерно в это время мы и получили повреждение корпуса.
— Думаю, что всё произошло совсем иначе. Мне кажется, что кто-то из членов вашей команды, из людей, которым вы доверяете, что-то взорвал в трюме, в балластном пространстве по левому борту. Этот неизвестный точно знал, какой мощности должен быть заряд, чтобы судно не пошло ко дну, но получило бы вполне серьёзные повреждения и вынуждено было бы направиться в ближайшим порт на ремонт, в нашем случае — в Мурманск.
— Что же, в этом есть какой-то смысл. Так действительно могло произойти. Но ваши слова меня всё равно не убеждают.
— А когда вы были в Мурманске, кто-нибудь видел, каковы размеры повреждений в корпусе?
— Нет.
— А кто-нибудь пытался это сделать?
— Да. Мистер Кеннет и я.
— Но, как ни странно, вам это не удалось. Не удалось, потому что вам не разрешили это сделать.
— Да, действительно так и было. Откуда вы узнали?
— Повреждённую часть корпуса, которую решили ремонтировать, покрыли просмоленной парусиной, так?
— Да, так.
Маккиннон помрачнел.
— А какие-нибудь объяснения вам дали?
— Избегать ветра и снега.
— А это каким-нибудь образом может повлиять на повреждения?
— Очень незначительно.
— Вы просили разрешения поднять парусину и посмотреть, что за повреждения?
— Да, просили. Нам не дали это сделать. Сказали, что это слишком опасно и только будет мешать работе судоремонтников. Мы не стали спорить, потому что считали, что это не важно. Причин думать иначе у нас не было. Если бы вы имели дело с русскими, то должны были бы знать, как они могут быть упрямы, когда дело касается самых странных вещей. Кроме того, они оказывали нам любезность, а у нас не было оснований для подозрений. Ну ладно, ладно, лейтенант, нечего мне доказывать, что дважды два четыре. Для того чтобы понять, что пробоина в корпусе возникла в результате взрыва изнутри, не надо быть инженером или металлургом.
— А вам не показалось странным, что второе повреждение корпуса произошло точно в том же самом отсеке, в балластном отделении?
— До данного момента не казалось. Наши любезные — наши, а не ваши — любезные союзники почти наверняка оставили там заряд с достаточно длинным бикфордовым шнуром. Вы правы, лейтенант.
— Так что нам остается только одно: выяснить, кто из членов вашей команды разбирается во взрывчатке. Вам известно подобное лицо, мистер Маккиннон?
— Да.
— Что? — Ульбрихт приподнялся на локте. — Кто же это?
Маккиннон посмотрел в сторону палубы.
— Уже какой-то толк. — Ульбрихт опустился вновь на койку. — Большой толк.
Глава 6
Было чуть позднее десяти часов утра, когда снег пошёл вновь.
Маккиннон провёл в капитанской каюте ещё пятнадцать минут и ушёл только тогда, когда заметил, что у лейтенанта слипаются глаза. Затем он переговорил по очереди с Нейсбаем, Паттерсоном и Джемисоном, который опять руководил работами по укреплению надстройки. Все трое согласились, что Ульбрихт почти прав в своих предположениях, только толку от этого никакого. Когда Маккиннон вернулся на мостик, шёл густой снег.
Он осторожно попытался открыть боковую дверь, но сила ветра была такова, что её вырвало у него из рук. Снег шёл под углом, чуть ли не параллельно палубе. Что-то разглядеть сквозь него было невозможно, но, повернувшись к нему спиной, в сторону носа, боцман смог разглядеть, как меняется характер волн. При первых проблесках рассвета уже было видно, что это не ровные ряды, а вспенивающиеся, вздымающиеся вверх стены, которые, достигнув определённой высоты, рушились, превращаясь в бесформенные пузырьки. Палуба под его ногами задрожала. Холод стал невыносимым. Маккиннон с трудом закрыл дверь, возвращаясь на мостик.
Он перекидывался отрывочными фразами с Трентом, стоявшим за штурвалом, когда раздался телефонный звонок. Звонила сестра Моррисон.
Она сказала, что готова идти к лейтенанту Ульбрихту.
— Я бы не советовал вам этого делать, сестра. Наверху штормит. Время сейчас не для прогулок.
— Должна напомнить вам, что вы мне обещали, — произнесла она голосом благовоспитанной девушки.
— Я это помню. Просто погодные условия несколько изменились.
— Ну, право, мистер Маккиннон...
— Иду, иду. Пеняйте на себя. Когда он проходил через палату В, Джанет Магнуссон посмотрела на него с неодобрением.
— Госпиталь — не место для ряженых.
— Да я просто мимо проходил. Выполняю миссию милосердия. Так, по крайней мере, считает ваша крепколобая подружка.
Выражение лица сиделки Магнуссон несколько смягчилось.
— Значит, идете к лейтенанту Ульбрихту?
— Ну к кому же ещё? Самое главное, что я его уже видел, и он показался мне вполне здоровым. Просто она чокнулась.
— Вся беда в том, Арчи Маккиннон, что вы не способны на тёплые, человеческие чувства. Во всех отношениях, а не только когда дело касается больных. Сестру же вы считаете чокнутой только потому, что она рассказывает о вас разные вещи.
— Обо мне? Да она же не знает меня!
— Это уж точно, Арчи. — Она одарила его нежной улыбкой. — Зато капитан Боуэн знает.
Маккиннон хотел было сказать, что негоже капитанам болтать с сиделками, но не нашёл подходящих слов и молча прошёл в палату А. Сестра Моррисон, тепло одетая, ожидала его прихода. Рядом с нею на столике стоял небольшой медицинский саквояж. Маккиннон кивнул ей.
— Не могли бы вы снять эти очки, сестра?
— А зачем?
— В нём наверняка проснется донжуан, — с несколько развязной интонацией бросил Кеннет, — а без очков вы понравитесь ему ещё больше.
— Полярный день ещё не наступил, медведи спят, мистер Кеннет, а уж донжуаны тем более.
— Кстати, боцман, — вмешался в разговор капитан Боуэн, — какова сила ветра?
— Одиннадцать метров, сэр. Буря. Восемь ниже нуля. Девятьсот девяносто девять миллибар.
— Волна поднялась?
Даже в госпитале чувствовались содрогания судна.
— Да, сэр. Немного.
— Проблемы есть?
— Кроме присутствующей здесь сестры, жаждущей совершить самоубийство, нет.
Нет, подумал он, пока надстройка находится на своём месте.
Сестра Моррисон в ужасе ахнула, когда они поднялись на верхнюю палубу. Как бы мысленно она ни готовилась к тому, что её ожидает, она даже представить себе не могла, что ветер может дуть с такой ураганной силой и сопровождаться снежной бурей. Маккиннон не терял времени. Одной рукой он с силой притянул сестру Моррисон к себе, другой ухватился за леер. Их в буквальном смысле пронесло над предательски скользкой палубой в сторону надстройки. Оказавшись в укрытии, сестра, сняв капюшон, долго не могла отдышаться.
— В следующий раз, мистер Маккиннон, если, конечно, он будет, я обязательно прислушаюсь к вашим словам. Даю слово! Я представить себе не могла... мне даже в голову не приходило, что подобное возможно. А мои ребра! — Она осторожно провела руками по бокам, как бы убеждаясь, что всё на месте. — Вы же переломали мне все кости!
— Весьма сожалею, — с мрачным видом произнёс Маккиннон, — но, думаю, вам бы не понравилось, если бы вы вдруг свалились за борт. И следующий раз, к сожалению, будет. Не забывайте, что нам ещё придется возвращаться. И идти против ветра, а это значительно тяжелее.
— В данный момент я не спешу возвращаться. Благодарю вас покорно.
Маккиннон поднялся с ней по трапу наверх, к каютам экипажа. Она остановилась и в шоке уставилась на изогнутый коридор, сломанные перегородки и искорёженные двери.
— Так вот, где они все погибли, — хриплым голосом произнесла она. — Когда подобное видишь, нетрудно представить, как это всё произошло. Но сперва надо это видеть, иначе не поймёшь. Ужас! Просто ужас — иного слова и не найдёшь. Слава богу, что я не видела, как это всё произошло. А вам пришлось всё это приводить в порядок.
— Я делал это не один.
— Знаю, но самое ужасное выпало на вашу долю. Мистер Спенсер, мистер Ролингс, мистер Бейтсман пострадали больше всех. Это ведь так? Мне известно, что вы запретили к ним прикасаться. Джонни Холбрук рассказал об этом Джанет, а она — мне. — Она вздрогнула. — Я не могу больше стоять здесь. Пойдемте к лейтенанту.
Маккиннон отвел её к капитанской каюте, где Нейсбай не спускал глаз с лежащего на койке лейтенанта.
— Ещё раз доброе утро, лейтенант. Я только что имела удовольствие испытать на себе погоду, которой вы подвергались благодаря любезности мистера Маккиннона. Это было ужасно. Как вы себя чувствуете?
— Плохо, сестра. Очень плохо. Думаю, мне необходимы уход и внимание.
Она сняла с себя штормовку и пальто с капюшоном.
— По-моему, на больного вы совсем не похожи.
— Это только внешне. Я чувствую себя очень слабым. Конечно, я не собираюсь назначать себе какое-нибудь лекарство, но мне кажется, что мне просто необходимо какое-нибудь тонизирующее средство, восстанавливающее силы. — Он протянул безжизненную руку. — Вы, случайно, не знаете, что находится в том стенном шкафчике?
— Нет, не знаю, — резко ответила сестра, — но догадываюсь.
— Вы знаете, я подумал, что, может быть... при сложившихся обстоятельствах...
— Это личные запасы капитана Боуэна.
— Капитан просил передать, — вмешался в разговор Маккиннон, — что лейтенант Ульбрихт, пока занимается навигацией, имеет право опустошать его запасы. Клянусь, он так и сказал.
— Но я не вижу, чтобы он сейчас занимался навигацией. Ну, ладно. Только немного.
Маккиннон налил и протянул лейтенанту стакан виски. По выражению лица Моррисон было видно, что она совершенно по-иному, в отличие от боцмана, понимает слово «немного».
— Пойдёмте, Джордж, — сказал Маккиннон. — Здесь для нас места нет.
Сестра Моррисон даже не стала скрывать своего удивления.
— Вы можете остаться.
— Мы не выносим вида крови. Или страданий, если уж на то пошло.
Ульбрихт опустил свой стакан.
— Вы хотите оставить нас на милость Невидимки?
— Джордж, если вы подождёте в коридоре, я схожу и на время заменю Трента у штурвала. А вы, сестра, когда будете готовы отправиться в путь, знаете, где меня найти.
Маккиннон думал, что обязанности сестры займут у Моррисон минут десять, от силы — пятнадцать. На самом деле прошло почти сорок минут, прежде чем она появилась на мостике. Маккиннон с сочувствием посмотрел на неё.
— Оказалось больше проблем, чем вы думали? Да, сестра? Похоже, он не шутил, когда сказал, что очень плохо себя чувствует.
— Я бы так не сказала. Просто язык у него хорошо подвешен. Боже, как он говорит!
— Не со стенкой же он разговаривал!
— Что вы хотите этим сказать?
— Думаю, — с глубокомысленным видом произнёс Маккиннон, — он не стал бы растекаться по древу, если бы у него не было такой слушательницы.
Сестра Моррисон, которая, похоже, никуда не спешила и уходить не собиралась, несколько секунд помолчала, а затем с едва уловимой улыбкой на лице произнесла:
— Меня это... как бы это сказать... не бесит, а раздражает. Многим наверняка было бы интересно знать, о чём мы говорили.
— Лично меня это интересует, хотя по натуре я — человек не любопытный. Хотите что-то рассказать мне — рассказывайте. Если же я у вас буду о чём-то допытываться, а вы не захотите говорить, значит, не говорите, хотя, по правде говоря, мне было бы любопытно услышать, о чём вы говорили.
— Даже не знаю, взбесило меня это или нет. — Она помолчала. — Зачем вы сказали лейтенанту Ульбрихту, что я наполовину немка?
— А разве это секрет?
— Нет.
— Вам нечего стыдиться. Вы сами мне это сказали. Так что же в этом такого? Почему я не упомянул вам о том, что сказал ему? По правде говоря, не знаю. Мне это даже в голову не приходило.
— Но вы могли бы, по крайней мере, сказать мне о том, что он наполовину англичанин.
— Мне и это в голову не приходило. Какая разница? Лично меня совершенно не волнует, к какой национальности принадлежит человек. Я рассказывал вам о своём зяте. Как и лейтенант Ульбрихт, он — лётчик. И тоже лейтенант. Если бы он считал, что он должен сбросить бомбу прямо на меня, он бы это сделал не задумываясь. И, тем не менее, лучше человека вы вряд ли найдёте.
— Вы — очень великодушный человек, мистер Маккиннон.
— Великодушный? — Он посмотрел на неё с удивлением. — Вряд ли. Просто я хочу сказать, что бомбу на меня он ещё не сбросил.
— Я не об этом говорила. Даже если бы он сбросил, это все равно ничего не изменило бы.
— Почему вы так считаете?
— Я просто знаю.
Маккиннон решил сменить тему.
— Ну, я думаю, это не очень интересная тема для разговора. Во всяком случае на сорок минут её не растянешь.
— Ему, кстати, доставило большое удовольствие подчеркивать, что он в большей степени англичанин, нежели я. С точки зрения крови, я имею в виду. Пятьдесят процентов британской крови изначально плюс более двух пинт английской крови вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Внутри корвета раздалось несколько взрывов. В результате одного разнесло паровой котел, другие повредили пороховой погреб, разнесли пушки, а затем в трюме возник пожар. Примерно в это время мы и получили повреждение корпуса.
— Думаю, что всё произошло совсем иначе. Мне кажется, что кто-то из членов вашей команды, из людей, которым вы доверяете, что-то взорвал в трюме, в балластном пространстве по левому борту. Этот неизвестный точно знал, какой мощности должен быть заряд, чтобы судно не пошло ко дну, но получило бы вполне серьёзные повреждения и вынуждено было бы направиться в ближайшим порт на ремонт, в нашем случае — в Мурманск.
— Что же, в этом есть какой-то смысл. Так действительно могло произойти. Но ваши слова меня всё равно не убеждают.
— А когда вы были в Мурманске, кто-нибудь видел, каковы размеры повреждений в корпусе?
— Нет.
— А кто-нибудь пытался это сделать?
— Да. Мистер Кеннет и я.
— Но, как ни странно, вам это не удалось. Не удалось, потому что вам не разрешили это сделать.
— Да, действительно так и было. Откуда вы узнали?
— Повреждённую часть корпуса, которую решили ремонтировать, покрыли просмоленной парусиной, так?
— Да, так.
Маккиннон помрачнел.
— А какие-нибудь объяснения вам дали?
— Избегать ветра и снега.
— А это каким-нибудь образом может повлиять на повреждения?
— Очень незначительно.
— Вы просили разрешения поднять парусину и посмотреть, что за повреждения?
— Да, просили. Нам не дали это сделать. Сказали, что это слишком опасно и только будет мешать работе судоремонтников. Мы не стали спорить, потому что считали, что это не важно. Причин думать иначе у нас не было. Если бы вы имели дело с русскими, то должны были бы знать, как они могут быть упрямы, когда дело касается самых странных вещей. Кроме того, они оказывали нам любезность, а у нас не было оснований для подозрений. Ну ладно, ладно, лейтенант, нечего мне доказывать, что дважды два четыре. Для того чтобы понять, что пробоина в корпусе возникла в результате взрыва изнутри, не надо быть инженером или металлургом.
— А вам не показалось странным, что второе повреждение корпуса произошло точно в том же самом отсеке, в балластном отделении?
— До данного момента не казалось. Наши любезные — наши, а не ваши — любезные союзники почти наверняка оставили там заряд с достаточно длинным бикфордовым шнуром. Вы правы, лейтенант.
— Так что нам остается только одно: выяснить, кто из членов вашей команды разбирается во взрывчатке. Вам известно подобное лицо, мистер Маккиннон?
— Да.
— Что? — Ульбрихт приподнялся на локте. — Кто же это?
Маккиннон посмотрел в сторону палубы.
— Уже какой-то толк. — Ульбрихт опустился вновь на койку. — Большой толк.
Глава 6
Было чуть позднее десяти часов утра, когда снег пошёл вновь.
Маккиннон провёл в капитанской каюте ещё пятнадцать минут и ушёл только тогда, когда заметил, что у лейтенанта слипаются глаза. Затем он переговорил по очереди с Нейсбаем, Паттерсоном и Джемисоном, который опять руководил работами по укреплению надстройки. Все трое согласились, что Ульбрихт почти прав в своих предположениях, только толку от этого никакого. Когда Маккиннон вернулся на мостик, шёл густой снег.
Он осторожно попытался открыть боковую дверь, но сила ветра была такова, что её вырвало у него из рук. Снег шёл под углом, чуть ли не параллельно палубе. Что-то разглядеть сквозь него было невозможно, но, повернувшись к нему спиной, в сторону носа, боцман смог разглядеть, как меняется характер волн. При первых проблесках рассвета уже было видно, что это не ровные ряды, а вспенивающиеся, вздымающиеся вверх стены, которые, достигнув определённой высоты, рушились, превращаясь в бесформенные пузырьки. Палуба под его ногами задрожала. Холод стал невыносимым. Маккиннон с трудом закрыл дверь, возвращаясь на мостик.
Он перекидывался отрывочными фразами с Трентом, стоявшим за штурвалом, когда раздался телефонный звонок. Звонила сестра Моррисон.
Она сказала, что готова идти к лейтенанту Ульбрихту.
— Я бы не советовал вам этого делать, сестра. Наверху штормит. Время сейчас не для прогулок.
— Должна напомнить вам, что вы мне обещали, — произнесла она голосом благовоспитанной девушки.
— Я это помню. Просто погодные условия несколько изменились.
— Ну, право, мистер Маккиннон...
— Иду, иду. Пеняйте на себя. Когда он проходил через палату В, Джанет Магнуссон посмотрела на него с неодобрением.
— Госпиталь — не место для ряженых.
— Да я просто мимо проходил. Выполняю миссию милосердия. Так, по крайней мере, считает ваша крепколобая подружка.
Выражение лица сиделки Магнуссон несколько смягчилось.
— Значит, идете к лейтенанту Ульбрихту?
— Ну к кому же ещё? Самое главное, что я его уже видел, и он показался мне вполне здоровым. Просто она чокнулась.
— Вся беда в том, Арчи Маккиннон, что вы не способны на тёплые, человеческие чувства. Во всех отношениях, а не только когда дело касается больных. Сестру же вы считаете чокнутой только потому, что она рассказывает о вас разные вещи.
— Обо мне? Да она же не знает меня!
— Это уж точно, Арчи. — Она одарила его нежной улыбкой. — Зато капитан Боуэн знает.
Маккиннон хотел было сказать, что негоже капитанам болтать с сиделками, но не нашёл подходящих слов и молча прошёл в палату А. Сестра Моррисон, тепло одетая, ожидала его прихода. Рядом с нею на столике стоял небольшой медицинский саквояж. Маккиннон кивнул ей.
— Не могли бы вы снять эти очки, сестра?
— А зачем?
— В нём наверняка проснется донжуан, — с несколько развязной интонацией бросил Кеннет, — а без очков вы понравитесь ему ещё больше.
— Полярный день ещё не наступил, медведи спят, мистер Кеннет, а уж донжуаны тем более.
— Кстати, боцман, — вмешался в разговор капитан Боуэн, — какова сила ветра?
— Одиннадцать метров, сэр. Буря. Восемь ниже нуля. Девятьсот девяносто девять миллибар.
— Волна поднялась?
Даже в госпитале чувствовались содрогания судна.
— Да, сэр. Немного.
— Проблемы есть?
— Кроме присутствующей здесь сестры, жаждущей совершить самоубийство, нет.
Нет, подумал он, пока надстройка находится на своём месте.
Сестра Моррисон в ужасе ахнула, когда они поднялись на верхнюю палубу. Как бы мысленно она ни готовилась к тому, что её ожидает, она даже представить себе не могла, что ветер может дуть с такой ураганной силой и сопровождаться снежной бурей. Маккиннон не терял времени. Одной рукой он с силой притянул сестру Моррисон к себе, другой ухватился за леер. Их в буквальном смысле пронесло над предательски скользкой палубой в сторону надстройки. Оказавшись в укрытии, сестра, сняв капюшон, долго не могла отдышаться.
— В следующий раз, мистер Маккиннон, если, конечно, он будет, я обязательно прислушаюсь к вашим словам. Даю слово! Я представить себе не могла... мне даже в голову не приходило, что подобное возможно. А мои ребра! — Она осторожно провела руками по бокам, как бы убеждаясь, что всё на месте. — Вы же переломали мне все кости!
— Весьма сожалею, — с мрачным видом произнёс Маккиннон, — но, думаю, вам бы не понравилось, если бы вы вдруг свалились за борт. И следующий раз, к сожалению, будет. Не забывайте, что нам ещё придется возвращаться. И идти против ветра, а это значительно тяжелее.
— В данный момент я не спешу возвращаться. Благодарю вас покорно.
Маккиннон поднялся с ней по трапу наверх, к каютам экипажа. Она остановилась и в шоке уставилась на изогнутый коридор, сломанные перегородки и искорёженные двери.
— Так вот, где они все погибли, — хриплым голосом произнесла она. — Когда подобное видишь, нетрудно представить, как это всё произошло. Но сперва надо это видеть, иначе не поймёшь. Ужас! Просто ужас — иного слова и не найдёшь. Слава богу, что я не видела, как это всё произошло. А вам пришлось всё это приводить в порядок.
— Я делал это не один.
— Знаю, но самое ужасное выпало на вашу долю. Мистер Спенсер, мистер Ролингс, мистер Бейтсман пострадали больше всех. Это ведь так? Мне известно, что вы запретили к ним прикасаться. Джонни Холбрук рассказал об этом Джанет, а она — мне. — Она вздрогнула. — Я не могу больше стоять здесь. Пойдемте к лейтенанту.
Маккиннон отвел её к капитанской каюте, где Нейсбай не спускал глаз с лежащего на койке лейтенанта.
— Ещё раз доброе утро, лейтенант. Я только что имела удовольствие испытать на себе погоду, которой вы подвергались благодаря любезности мистера Маккиннона. Это было ужасно. Как вы себя чувствуете?
— Плохо, сестра. Очень плохо. Думаю, мне необходимы уход и внимание.
Она сняла с себя штормовку и пальто с капюшоном.
— По-моему, на больного вы совсем не похожи.
— Это только внешне. Я чувствую себя очень слабым. Конечно, я не собираюсь назначать себе какое-нибудь лекарство, но мне кажется, что мне просто необходимо какое-нибудь тонизирующее средство, восстанавливающее силы. — Он протянул безжизненную руку. — Вы, случайно, не знаете, что находится в том стенном шкафчике?
— Нет, не знаю, — резко ответила сестра, — но догадываюсь.
— Вы знаете, я подумал, что, может быть... при сложившихся обстоятельствах...
— Это личные запасы капитана Боуэна.
— Капитан просил передать, — вмешался в разговор Маккиннон, — что лейтенант Ульбрихт, пока занимается навигацией, имеет право опустошать его запасы. Клянусь, он так и сказал.
— Но я не вижу, чтобы он сейчас занимался навигацией. Ну, ладно. Только немного.
Маккиннон налил и протянул лейтенанту стакан виски. По выражению лица Моррисон было видно, что она совершенно по-иному, в отличие от боцмана, понимает слово «немного».
— Пойдёмте, Джордж, — сказал Маккиннон. — Здесь для нас места нет.
Сестра Моррисон даже не стала скрывать своего удивления.
— Вы можете остаться.
— Мы не выносим вида крови. Или страданий, если уж на то пошло.
Ульбрихт опустил свой стакан.
— Вы хотите оставить нас на милость Невидимки?
— Джордж, если вы подождёте в коридоре, я схожу и на время заменю Трента у штурвала. А вы, сестра, когда будете готовы отправиться в путь, знаете, где меня найти.
Маккиннон думал, что обязанности сестры займут у Моррисон минут десять, от силы — пятнадцать. На самом деле прошло почти сорок минут, прежде чем она появилась на мостике. Маккиннон с сочувствием посмотрел на неё.
— Оказалось больше проблем, чем вы думали? Да, сестра? Похоже, он не шутил, когда сказал, что очень плохо себя чувствует.
— Я бы так не сказала. Просто язык у него хорошо подвешен. Боже, как он говорит!
— Не со стенкой же он разговаривал!
— Что вы хотите этим сказать?
— Думаю, — с глубокомысленным видом произнёс Маккиннон, — он не стал бы растекаться по древу, если бы у него не было такой слушательницы.
Сестра Моррисон, которая, похоже, никуда не спешила и уходить не собиралась, несколько секунд помолчала, а затем с едва уловимой улыбкой на лице произнесла:
— Меня это... как бы это сказать... не бесит, а раздражает. Многим наверняка было бы интересно знать, о чём мы говорили.
— Лично меня это интересует, хотя по натуре я — человек не любопытный. Хотите что-то рассказать мне — рассказывайте. Если же я у вас буду о чём-то допытываться, а вы не захотите говорить, значит, не говорите, хотя, по правде говоря, мне было бы любопытно услышать, о чём вы говорили.
— Даже не знаю, взбесило меня это или нет. — Она помолчала. — Зачем вы сказали лейтенанту Ульбрихту, что я наполовину немка?
— А разве это секрет?
— Нет.
— Вам нечего стыдиться. Вы сами мне это сказали. Так что же в этом такого? Почему я не упомянул вам о том, что сказал ему? По правде говоря, не знаю. Мне это даже в голову не приходило.
— Но вы могли бы, по крайней мере, сказать мне о том, что он наполовину англичанин.
— Мне и это в голову не приходило. Какая разница? Лично меня совершенно не волнует, к какой национальности принадлежит человек. Я рассказывал вам о своём зяте. Как и лейтенант Ульбрихт, он — лётчик. И тоже лейтенант. Если бы он считал, что он должен сбросить бомбу прямо на меня, он бы это сделал не задумываясь. И, тем не менее, лучше человека вы вряд ли найдёте.
— Вы — очень великодушный человек, мистер Маккиннон.
— Великодушный? — Он посмотрел на неё с удивлением. — Вряд ли. Просто я хочу сказать, что бомбу на меня он ещё не сбросил.
— Я не об этом говорила. Даже если бы он сбросил, это все равно ничего не изменило бы.
— Почему вы так считаете?
— Я просто знаю.
Маккиннон решил сменить тему.
— Ну, я думаю, это не очень интересная тема для разговора. Во всяком случае на сорок минут её не растянешь.
— Ему, кстати, доставило большое удовольствие подчеркивать, что он в большей степени англичанин, нежели я. С точки зрения крови, я имею в виду. Пятьдесят процентов британской крови изначально плюс более двух пинт английской крови вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40