Во время первой встречи с героем Яннулом Сафка очень нервничала, а потому вела себя несколько вызывающе. На миг ее даже посетила недостойная ревность — до этого она была для своих людей предводителем и талисманом в одном лице. Она пыталась бороться с собой. Порой ей казалось, что внутри нее бесконечно ссорятся два разных человека. Но в конце концов Сафка научилась урезонивать и утихомиривать свою вторую половину.
Надо отдать должное, Яннул и впрямь был впечатляющей личностью. Его жена-эманакир очень понравилась беженцам из Ольма и сразу завоевала их глубокое уважение. С этим Сафке было легче смириться — Медаси чем-то напоминала ей пропавшую девочку, хотя если не считать цвета кожи, глаз и волос, они были очень разные. Дочь наместника никому не рассказывала о той, чье имя было Ашни. Ей казалось, что для этого еще не пришло время.
— Вы столько сделали и столь многим рискнули лишь из-за своего сна? — спросил у нее Яннул почти сразу же после того, как их представили друг другу.
— А разве вы поступали не так же, лорд Яннул? — парировала Сафка, с вызовом глянув ему в лицо поверх костра.
Тот не ответил на вызов — отвел глаза. Он выглядел усталым и побитым жизнью под своим внешним великолепием.
— Похоже, что я не меняю своих привычек, — сказал он с усмешкой.
Яннул ощущал смутное беспокойство в присутствии этой женщины, какое-то непонятное противостояние с ней, хотя не мог объяснить, в чем тут дело. Она выглядела вполне искренней и глубоко взволнованной, воздавая ему так много почестей, что в ответ он мог лишь улыбаться.
— Мы привыкли, что Анак — богиня мира, — сказал Яннул чуть позже, свернувшись рядом с Медаси под самодельным навесом. — Но в последнее время она сделалась воинственной. Теперь она учит женщин, как использовать для убийства шпильки и ножи.
Он почувствовал, как передернулась Медаси, и пожалел о сказанном. Ему очень не хотелось, чтобы ее беспокоили призраки с Равнин-без-Теней. А то, что творилось сейчас, до дрожи напоминало тогдашние события. Жители Ольма тоже вырезали свой оккупационный гарнизон и теперь искали убежища в разрушенном городе...
— Это толкование Сафки, — отозвалась Медаси. — И оно как две капли воды похоже на то, что когда-то предложил нам Ральднор. Ответить силой на силу. Может быть, мы не правы. Наверное, Анакир показывает нам и другой путь, но мы его не видим.
Медаси умолкла, и Яннул подумал, что она заснула, но спустя какое-то время вдруг снова послышался ее голос:
— Знаешь, когда-то моя бабушка рассказывала мне одну историю. О том, почему богиню изображают с восемью руками, хотя на самом деле их у нее всего две.
— Я слышал, что это по аналогии с пауками, — ответил он. — Восьмирукая, потому что самка паука сильнее самца.
— Да нет же! — чуть рассмеялась Медаси, и ее смех порадовал Яннула. — А история такова. Как-то один простак случайно забрел в священную рощу и столкнулся там с Анакир. По простоте своей он не испугался, да и богиня была добра к нему. Они разговорились, и он спросил: почему у Ее статуй восемь рук. Он же видит своими глазами — у нее две руки, как и у всех. И Анакир ответила: «Это потому, что невинность способна смотреть на Меня только так. А статуи ваяют те люди, которые видят Меня не глазами». Простак извинился и попросил объяснить еще раз — он не понял. Богиня ответила: «Ты никогда не поймешь Моих слов. Но мне хватает и того, что ты просто знаешь Меня».
Яннул долго лежал, обнимая жену и вслушиваясь в тихие звуки засыпающего лагеря. Ее рассказ распускался у него в душе теплым цветком. И снова он услышал, как, засыпая, она пробормотала «Лар-Ральднор». Но вскоре он тоже уснул и все позабыл.
Они шли уже пять дней, обходя огромные валуны, протискиваясь в узкие щели, карабкаясь на высокие скальные кручи, понукая и уговаривая своих зеебов и прочий домашний скот. Наконец они вышли на открытую каменную платформу, с которой можно было обозреть уже проделанный ими многотрудный путь. Этот день оказался несчастливым для беженцев. На одном из участков пути каменная осыпь, которую им пришлось преодолевать, подалась под ногами, и один из мужчин свалился в ущелье. Зеебы, которых он держал, получили свободу, и вслед за ним полетела повозка с мукой и вяленым мясом. Им стоило большого труда сдержать крики отчаяния. Жена погибшего несколько миль оглашала ущелье жалобными причитаниями, пока Сафка на своих отекших ногах не вернулась к ней и не попросила горевать немного потише.
Когда в сумерках разожгли костры, несколько ольмийцев снова подошли к краю платформы, чтобы осмотреться. Отсюда был виден даже самый первый склон, который им пришлось преодолевать. Но, кроме этого, они различили вдали множество огней лагеря, разбитого внизу у входа на горную дорогу.
— Кармианцы, — озвучил очевидное Яннул.
— Они отстают от нас дней на пять, — прикинул ланнец, который прежде был офицером стражи ольмского дворца, а теперь считался капитаном в их невоенном походе.
— Да, но им легче двигаться, — возразил Яннул. — У нас женщины, дети, животные и поклажа. И еще... мне довелось иметь дело с человеком, который служил у Кесара эм Кармисса. Он рассказывал не так уж много, но его реакции говорили сами за себя. В общем, будь я солдатом Кесара, я просто не посмел бы подвести своего повелителя.
За два часа до рассвета они подбили итоги.
Яннул переговорил с зорской девушкой-проводником. Это было странное создание, с черными волосами, извивающимися, как плети — или как змеи, да и в движениях ее было нечто змеиное. Из суеверного страха — говорили, что из храмов Истриса давно исчезли змеиные гнезда — кармианцы изрубили на куски ее любимую змею в Ольме. До сих пор было очень мало известно об отношениях зорской танцовщицы с ее партнером-змеей, но, скорее всего, это было то, что в ученых книгах именуется духовным родством. Змея могла быть для нее членом семьи, практически другом. Так или иначе, девушку переполняло горе и молчаливая ярость, что отнюдь не делало проще общение с ней. Говорила она на языке Висов, но то ли на весьма архаичном, то ли на независимо развившемся диалекте. Ее акцент был более приятен для слуха, чем придыхательное бормотание оммосцев, элисаарцев, или, того хуже, закорианцев, вечно глотающих гласные, но едва ли не сильнее затруднял понимание. Положение усугублялось еще и тем, что сама девушка никогда не бывала на своей родной земле. Ее мать родила девочку в Ланне и, когда она подросла, обучила танцу со змеей. Так что Вашту (так ее звали) хоть и знала умозрительно, как пройти в Зор, но сама прежде не ходила этой дорогой.
— Верхний туннель... Ты помнишь, Вашту, сколько до него осталось?
— Десять дней и еще десять дней, — отозвалась девушка. Или ему только послышалось?
— И как мы найдем его?
— Пещера. Сквозь всю гору.
Снова пошел дождь, затем перешел в град. Льдинки мелькали в воздухе, как стремительные кинжалы, и так же больно секли. Там, где градины ударялись о камень, рождались маленькие мертвенно-бледные вспышки. Теперь склоны отвесными стенами поднимались по обеим сторонам прохода. Время от времени сверху падали камни, награждая людей ссадинами и вызывая сильнейшую панику.
Все понимали, что кармианцы висят у них на хвосте. Они гнали их, как добычу. Правда, оба отряда не видели друг друга — извилистый путь мешал обзору.
Хотя теперь люди шли почти без остановок и отдыха, они понимали, что оторваться от погони им не удается.
Ланнский офицер собрал пятьдесят человек, чтобы перекрыть дорогу, в надежде задержать, а если повезет, то и уничтожить преследователей. Они обратились к Яннулу, который дипломатично привлек к обсуждению Сафку.
— Мы видели кармианские костры, — сообщил ей Яннул. — Но это лишь то, что мы смогли разглядеть. Пятьдесят человек способны удерживать проход не более пятнадцати минут. Надо сразу приготовиться к тому, что нас станет на пятьдесят человек меньше.
Сафка посоветовалась с Яннулом и, ссылаясь на его авторитет, приняла решение отказаться от этого опасного деяния.
На двадцать третий день похода люди были измучены, многие больны, и почти все — во власти уныния. Вдобавок снова пошел град, который нещадно колотил по лицам и спинам. И никаких признаков обещанной Вашту пещеры. Только скалы по обе стороны дороги да вдалеке — мрачные пики, больше не отливающие синевой. Но хуже всего было ощущение травли, сознание, что люди Кесара — за их спинами.
На двадцать четвертый день, вскоре после рассвета, перед ними выросла новая гора, стоящая прямо у них на пути. Оползень, очевидно, вызванный снегопадом, случился здесь около года назад. Эту громаду невозможно было ни обойти, не преодолеть. Единственное, на что она могла сгодиться — стать опорой для их спин, когда они встретятся лицом к лицу с кармианцами.
— Мне снился сон, — сказал сын Яннула. — Я видел другую сторону горы — там, за ней, огромная долина. Наверное, это Зор. Думаю, мой сон значит, что мы найдем проход.
Яннул ничего не ответил. Единственное, что он мог сказать: «Мой сын, ближе к Зору ты уже не подойдешь». Сейчас его занимали совсем другие мысли. Он хотел знать, сможет ли в случае крайней опасности сам убить жену и сына, чтобы спасти их от кармианского надругательства. Конечно, слышать о таком приходилось нечасто (Вольные закорианцы не в счет), да и женщина-эманакир в принципе священна. Но очень может быть, что сейчас, когда кармианцы не намерены оставлять живых свидетелей, об этой святости никто не вспомнит. Как известно, Кесар изгнал Ашару-Анак из храмов Истриса. К тому же Яннул припомнил сожженную деревню, мимо которой шел их караван. Нет, эманакир не будут здесь священными.
Но убить ее, убить мальчика... при одной мысли об этом горло Яннула сводило судорогой. Он не знал, что делать, а потому продолжал молча слушать.
— Еще там есть город, виднеется вдалеке. Он очень большой, но совсем заброшенный. Из черного камня, как на Равнинах. Ты говорил, что степные города черные, да, отец?
— Говорил, — кивнул Яннул.
— Но сама долина плодородная. Там растут фрукты, я видел овец и оринксов. И реку.
— Говорят, покинутый город похож на сломанный меч, — вмешался ольмский офицер. Яннул и не заметил, как тот подошел. — Будто бы он портится, ржавеет вдалеке от всех. Но тот город не такой. Я чувствовал — он жив. Там был свет. Ты тоже видел свет?
— Да, — ответил сын Яннула. — Когда темнеет, в руинах видно какое-то пламя.
— Тогда это город огня, а не ржавчины, — произнес еще кто-то.
Яннул почувствовал, как у него внутри что-то сжалось.
— Вы хотите сказать, что оба видели тот же сон, что и мой сын?
— Может быть. А вы, лорд Яннул?
Он помедлил с ответом. На дне его сознания шевельнулось нечто. Да, он видел сон, но решил, что это известный ему город на Равнинах — правда, очень удивлялся тому, что долину пересекает река...
В сотне шагов от них стояли Медаси и Сафка. Позади них вдоль дороги, от нижнего ее конца, бежал человек. Яннул поспешил к нему.
— Мой зееб пал замертво... Мне пришлось бежать несколько миль, — еле выговорил тот, задыхаясь. — Они уже совсем близко. Сто человек или даже больше. Они увидели моего товарища и пронзили его копьем. Меня не заметили, но это уже неважно... Госпожа, это снилось мне всю прошлую ночь, пока я трясся в седле. Я видел долину. Но мы никогда не попадем туда.
По толпе пронесся вздох. Оказалось, что все видели один и тот же сон, но обнаружилось это только сейчас. Ланнцы не способны воспринимать мысленную речь. Такая же всеобъемлющая связь умов была вообще запредельной и, стало быть, магической. А значит, на каком-то немыслимом уровне — допустимой и принятой.
Сафка взобралась на обломок скалы. Стоя на возвышении, она вскинула руки.
Яннул глядел на нее, не отрываясь. Одна часть его души, философская, благоговейно трепетала, в то время как простая человеческая была очень смущена.
Когда Сафки коснулась благодать богини, и она, по сути, стала ее жрицей, эта совсем не красивая женщина совершенно изменилась. Словно где-то внутри нее — в ее теле, за ее лицом — взошло солнце и пробивалось сквозь нее наружу. Именно так думали люди, глядя на Сафку в ту ночь, когда убивали кармианцев в Ольме. Преображенная.
Внезапно Яннул услышал внутри себя голос женщины из прошлого: «Никто из нас не сможет причинить ему зло. Он принадлежит богам, а боги защищают своих». Эти слова относились к Ральднору. К Ральднору, вышедшему из леса на втором континенте, отмеченному Анакир.
Сафка начала что-то выкрикивать. Она говорила людям, что богиня рядом и спасет их. Внезапно погода улучшилась, ветер утих. Теперь Сафку было хорошо видно и слышно. Она не впадала в транс, не закатывала глаза, не дергалась, пуская слюни и завывая. Она по-прежнему имела полную власть над собой, но интуитивно организовывала себя так, чтобы чудесная энергия могла беспрепятственно идти сквозь нее к людям.
Это была не ее сила. Кто-то направил ее на Сафку. Или подарил...
Она была очень похожа на ту, что исходила от Ральднора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79