И Дункан, и отец Шандон, молодой священник, помогающий ему сегодня утром, были одеты в скромные лиловые одежды, подходящие для начала Великого Поста. Внезапно Морган обратил внимание на неприятный факт: гораздо большее количество людей ожидает ритуала с той стороны алтаря, где стоит Шандон, а не с той, где Дункан. А ведь обычно люди предпочитают, чтобы помазание пеплом проводил епископ, а не простой священник.
Но это предполагает, что пепел они получают от обычного епископа, внезапно понял Морган, но епископ-Дерини — совсем другое дело. Зная официальную позицию Церкви по отношению к Дерини, не следовало удивляться, что новость о вчерашнем поступке Дункана распространилась достаточно быстро. Многие люди явно сомневаются, стоит ли позволять Дерини до себя дотрагиваться. И это несмотря на то, что за вчерашнем инцидентом наблюдали архиепископ и два епископа и ничего не сделали. Но уже сегодня нашлось немного желающих выяснить, ожидают ли их какие-нибудь неприятности после прикосновения епископа-Дерини.
Определенно, не все придерживались такого мнения. Слава Богу. Вот например, люди, склонившиеся с двух сторон Моргана, — молодой тяжеловооруженный всадник Макэвана и еще более молодой сержант из копьеносцев, который, как Морган точно помнил, присутствовал вчера в тронном зале. Они не могли не знать, кем были и он сам, и Дункан, но, казалось, без колебаний встали рядом с Морганом и готовились принять пепел из рук Дункана, который Уже приближался к ним, двигаясь вдоль алтарной ограды. В это мгновение Дункан наносил пеплом крест на лоб халдейнского лучника.
— Memento, homo, quid pulvis es, et in pulverem reveris…
Как Морган внезапно заметил, общим у тех, кто очевидно хотел, чтобы ритуал с ними провел Дункан, была молодость. Это по крайней мере давало надежу на будущее, если Дункану удастся пережить то, что последует в ближайшее время.
— Memento, homo, quia pulvis es…
Заинтригованный этим наблюдением, Морган вновь осмотрел собравшихся. Разделение по возрасту, на самом деле, имело место. Фактически, именно в эти минуты, когда отец Шандон дошел до середины алтаря и повернул назад, чтобы снова проводить ритуал с дальнего края, Морган заметил, как несколько человек более старшего возраста передвинулись в очередь, стоявшую к отцу Шандону, поняв, что до них он не доходит. Все было сделано украдкой, но тем не менее сделано. Вероятно, некоторым людям уже поздно меняться.
— Memento, homo, quia pulvis es…
Теперь Дункан мазал пеплом сержанта копьеносцев, и Морган поднял голову, чтобы встретиться взглядом с кузеном, когда епископ закончил с сержантом и продвинулся к нему самому.
— Memento, homo, quia pulvis es, et in pulverem reverteris… — произнес Дункан, с особым старанием выводя крест на лбу у Моргана.
«Очень рад, что ты все-таки смог прийти сегодня утром, — добавил Дункан ментально. — Встретимся в ризнице, попозже.»
Моргану пришлось опустить голову, скрывая улыбку. Он подождал, пока Дункан не закончит с всадником Макэвана и не пойдет дальше, перекрестился и поднялся с колен. Он отошел назад в относительно уединенное место у одной из колонн, где оказался в тени, для того, чтобы продолжить наблюдение, пока все кающиеся грешники не получат пепел. На самом деле, никто не поднялся с колен и не ушел, когда Дункан стал помогать Шандону справиться со склонившимися с его стороны алтаря. Никто не отказался получить помазание от Дункана, но Морган чувствовал тревогу и напряжение, исходящие от людей, покидающих место у алтаря, наконец, выполнив свой долг. Он даже заметил, как один мужчина украдкой тер лоб, чтобы стряхнуть пепел, полученный от Дункана, — считая, что его никто не видит.
Морган знал, что отцу Шандону потребуется несколько минут на переодевание, поэтому подождал еще некоторое время перед тем, как отправиться в ризницу. Подходя к ней, он услышал доносящиеся изнутри гневные голоса, и ни один из них не принадлежал Шандону. Когда Морган с беспокойством толкнул дверь и вошел, с его защитами столкнулись другие защиты Дерини, причем не только Дункана.
— На самом деле я не хочу это обсуждать, Денис, — говорил Дункан. Ни он, ни Арилан, оказавшийся в ризнице, даже не взглянули в сторону Моргана, когда тот прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, с тревогой наблюдая и слушая. Отец Шандон сидел на стуле, положив голову на стол, то ли заснув, то ли потеряв сознание, все еще облаченный в одежды, в которых проводил помазание. Очевидно, в такое состояние его погрузил кто-то из Дерини, когда спор принял оборот, слишком специфический для ушей посторонних.
— Тебе все-таки лучше снова подумать о том, что говорить дальше, — сказал Арилан. — Неужели ты не понимаешь: ты мог поставить в опасность всю Церковь. Ты видел, что произошло. Одно дело, когда они только подозревали, что ты можешь быть Дерини… Боже, Дункан, неужели ты не мог подождать?
— А сколько я должен был ждать? — парировал Дункан. — Двадцать с лишним лет, как ты? Именно столько ты служишь священником? И ты до сих пор не признался, кто ты есть! Кто-то должен был стать первым, если мы когда-нибудь хотим дождаться перемен.
Арилан слишком разозлился, чтобы отвечать, и резко отвернулся, невидящим взором уставившись в витраж. Окно было сделано из цветного стекла в разнообразных композициях, которые, как предполагалось, символизировали океанские волны. Сквозь стекло в помещение попадал солнечный свет. Лучи, проходящие сквозь цветное стекло, отбрасывали на лицо, руки и простую черную рясу Арилана цветные пятна. Морган взглянул на Дункана, не решаясь вмешиваться, но внимание Дункана в любом случае было сфокусировано только на собрате-епископе.
— Я был первым, когда-то, — наконец тихо произнес Арилан. — О, нет, не я — Джориан, но я оказался первым, кто успешно преодолел все преграды и не был обнаружен.
Он положил обе руки на край престола и уставился на белую напрестольную пелену, покрывающую его, затем обернулся назад через плечо.
— А ведь это не так уж плохо, так, Дункан? Быть первым Дерини, получившим сан за почти двести лет? И ты его получил. А после тебя, в последние два или три года, появилось несколько других. Готов поспорить: ты о них не знал. Но если бы я попытался все это провернуть, когда был первым, то уже покинул бы этот свет, как Джориан и все остальные, кого они убили до него! Поэтому, черт побери, не смей говорить мне о том, что кто-то должен был стать первым!
Когда Арилан снова повернулся к Дункану, чтобы бросить ему открытый вызов, Морган почувствовал, как оседает у двери, закрыв глаза и предаваясь воспоминаниям.
Джориан. Боже, он помнил Джориана! Моргану едва исполнилось тринадцать и он был оруженосцем при дворе Бриона, когда один из королевских капелланов настоял, чтобы домашний Дерини короля присутствовал на казни бывшего священника Дерини Джориана де Курси, бросившего вызов закону.
Морган был уверен: его собственный почти парализующий страх смерти от огня идет от того ужасного дня, когда его заставили смотреть, как языки пламени охватывают беспомощное извивающееся тело де Курси. И это был не последний раз, когда ему довелось видеть этот ужас.
Морган понял, что вспотел под тяжелым плащом, когда открыл глаза и содрогнулся от воспоминаний. Но его реакция была очень слабой по сравнению с реакцией Дункана. Маклайн стал белее стихаря, а его защита сделалась абсолютно непроницаемой, даже для Моргана.
— Что ты хочешь сказать: появилось несколько Других? — прошептал Дункан. — Ты хочешь сказать, что нас стало больше? Есть еще и другие священники Дерини?
— Немного, но есть, — холодно сказал Арилан, наполовину повернувшись к витражу, — И.., это ты организовал?
— Заплатив определенную цену, да. Сильно помогло то, что я — тайный Дерини среди духовенства.
А то, что я епископ, о котором не знают, что он — Дерини, помогло еще больше. Теперь же все знают или вскоре узнают, что по крайней мере один из нас проник в епископат, а где есть один, могут оказаться и другие. Это может не беспокоить здравомыслящих честных священников, таких как Вольфрам, после того, как они свыкнутся с этой мыслью. Но, предположим, есть еще несколько епископов или будущих епископов, подобных Эдмунду Лорису, а не Томасу Кардиелю? Ты что, хочешь, чтобы это снова вылилось на головы невиновных?
Дункан отшатнулся, словно получил физический удар. Арилан нисколько не щадил его.
— Я сделал то, что сделал, как раз ради того, чтобы остановить подобное, — прошептал Дункан, опускаясь на скамью, стоявшую за его спиной. — Мы должны показать миру примером наших жизней, что не являемся злом. Я сделал это, чтобы у моего сына был шанс стать частью этого примера.
— Вот она — суть дела, не так ли? — тихо спросил Арилан. — Дугал, твой сын. — Он вздохнул, скрестив руки на груди и глядя в пол. — Возможно, именно поэтому мы не позволяем священникам жениться, Дункан. Мы очень привязываемся к плоти от нашей плоти, и когда приходит время и нам нужно сделать выбор, очень трудно выбрать Бога, а не своего ребенка. Лишь немногие способны на подобное. Но их не следует просить об этом.
Резко вдохнув воздух, Дункан поднял голову.
— Я не изменю своего решения, Денис. Я — отец и священник, и я намерен продолжать быть и отцом, и священником. На самом деле, эта двойственность в конце концов и заставила меня сделать то, что я сделал — простое удивление от того, что Бог совершил свое таинство таким образом. Он призвал меня служить Ему и одновременно позволил мне зачать ребенка.
Арилан хмыкнул.
— Как романтично. Хочешь этим тронуть меня и надеешься, что я больше не буду сердиться? И ты абсолютно прав, что не изменишь своего решения. У тебя нет выбора.
— Это было решение, принятое в здравом уме, — сказал Дункан, защищаясь, в его голосе появилась резкость.
— О, я уверен в этом. Не знаю только, просчитывал ли ты, что этот твой сознательный акт может стоить тебе епископства, а то и вообще священного сана.
Морган задержал дыхание. Дункан медленно выпрямился и встал. Его лицо было серым, как мазок пепла, оставшийся у него на лбу.
— Что ты имеешь в виду?
Арилан пытался смотреть ему в глаза, но это у него не получилось.
— Как ты знаешь, синод должен заседать на следующей неделе в Валорете. Сегодня утром уже шли разговоры о запрете служения для тебя, по крайней мере до тех пор, пока синод не примет официального решения, — сказал он, нервно сжимая и разжимая пальцы. — Кардиель не хочет этого делать, но Вольфрам сомневается. И все может пойти дальше, чем просто временный запрет.
— Насколько дальше? — прошептал Дункан. — Епископский сан на самом деле не имеет значения.
Во-первых, я никогда особо не стремился к епископству. И для меня это будет не первое запрещение — меня ведь даже отлучали от церкви. Это было неприятно, но проходило, не изменив того, что есть в моем сердце. Но что они еще могут со мной сделать, Денис?
— Радуйся, что Церковь больше не сжигает Дерини на костре, — хрипло заметил Арилан. — По крайней мере, официально. Мы не считаем ренегатов, подобных Лорису, или то, что время от времени происходит в долинах. И даже если бы достаточное количество епископов и хотели бы это сделать, король никогда не позволит. Что может стать причиной другого кризиса — если король попытается вмешаться в дела Церкви, но пока нам об этом не нужно беспокоиться. Ни Кардиель, ни Браден не дадут делу зайти так далеко.
— Значит, меня не сожгут, — нетерпеливо сказал Дункан. — Это уже пытались сделать и провалились.
А что с духовным саном?
— Не дерзи! Не надо такой самоуверенности! — рявкнул Арилан. В следующий раз тебе может так не повезти. Или твоя удача не перейдет к Дугалу.
Дункан содрогнулся и опустил голову.
— Прости меня. Наверное, мне не следовало говорить этого. Так что с моим духовным саном?
Арилан пожал плечами и вздохнул.
— Ну, ты знаешь, что они не могут тебя полностью лишить его. Ти es sacerdos in aeternum. Именно поэтому оригинал Рамосских Уложений предписывал смертный приговор для Дерини, которому удастся получить духовный сан — нельзя сделать священника не-священником. Однако они могут низвести тебя.
Наверное, не нужно напоминать тебе, что это означает. Из личного опыта ты можешь знать, что означает запрещение в служении и отлучение от церкви, но с этим тебе еще никогда не приходилось сталкиваться.
Морган разделял ужас Дункана перед этой перспективой. Хотя нельзя лишить священнослужителя сана, если человек им стал, поскольку священником становятся навечно, можно лишить его права священнодействовать, не запрещая ему причащаться у другого священника, как происходит в случае отлучения от церкви. Но если он бросил вызов первым наложенным ограничениям, применяется одно из следующих наказаний, которые церковь может наложить в попытке приструнить отбившегося сына.
Морган знал, как страдал Дункан, когда ему просто запретили служение, впервые заподозрив в нем кровь Дерини. Затем они оба разделили отлучение от церкви, хотя и наложенное несправедливо, что очень тяжело сказалось на душевном равновесии Дункана, которое и так уже пострадало от необходимости соотносить свое призвание и позицию Церкви по вопросу посвящения Дерини в духовный сан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Но это предполагает, что пепел они получают от обычного епископа, внезапно понял Морган, но епископ-Дерини — совсем другое дело. Зная официальную позицию Церкви по отношению к Дерини, не следовало удивляться, что новость о вчерашнем поступке Дункана распространилась достаточно быстро. Многие люди явно сомневаются, стоит ли позволять Дерини до себя дотрагиваться. И это несмотря на то, что за вчерашнем инцидентом наблюдали архиепископ и два епископа и ничего не сделали. Но уже сегодня нашлось немного желающих выяснить, ожидают ли их какие-нибудь неприятности после прикосновения епископа-Дерини.
Определенно, не все придерживались такого мнения. Слава Богу. Вот например, люди, склонившиеся с двух сторон Моргана, — молодой тяжеловооруженный всадник Макэвана и еще более молодой сержант из копьеносцев, который, как Морган точно помнил, присутствовал вчера в тронном зале. Они не могли не знать, кем были и он сам, и Дункан, но, казалось, без колебаний встали рядом с Морганом и готовились принять пепел из рук Дункана, который Уже приближался к ним, двигаясь вдоль алтарной ограды. В это мгновение Дункан наносил пеплом крест на лоб халдейнского лучника.
— Memento, homo, quid pulvis es, et in pulverem reveris…
Как Морган внезапно заметил, общим у тех, кто очевидно хотел, чтобы ритуал с ними провел Дункан, была молодость. Это по крайней мере давало надежу на будущее, если Дункану удастся пережить то, что последует в ближайшее время.
— Memento, homo, quia pulvis es…
Заинтригованный этим наблюдением, Морган вновь осмотрел собравшихся. Разделение по возрасту, на самом деле, имело место. Фактически, именно в эти минуты, когда отец Шандон дошел до середины алтаря и повернул назад, чтобы снова проводить ритуал с дальнего края, Морган заметил, как несколько человек более старшего возраста передвинулись в очередь, стоявшую к отцу Шандону, поняв, что до них он не доходит. Все было сделано украдкой, но тем не менее сделано. Вероятно, некоторым людям уже поздно меняться.
— Memento, homo, quia pulvis es…
Теперь Дункан мазал пеплом сержанта копьеносцев, и Морган поднял голову, чтобы встретиться взглядом с кузеном, когда епископ закончил с сержантом и продвинулся к нему самому.
— Memento, homo, quia pulvis es, et in pulverem reverteris… — произнес Дункан, с особым старанием выводя крест на лбу у Моргана.
«Очень рад, что ты все-таки смог прийти сегодня утром, — добавил Дункан ментально. — Встретимся в ризнице, попозже.»
Моргану пришлось опустить голову, скрывая улыбку. Он подождал, пока Дункан не закончит с всадником Макэвана и не пойдет дальше, перекрестился и поднялся с колен. Он отошел назад в относительно уединенное место у одной из колонн, где оказался в тени, для того, чтобы продолжить наблюдение, пока все кающиеся грешники не получат пепел. На самом деле, никто не поднялся с колен и не ушел, когда Дункан стал помогать Шандону справиться со склонившимися с его стороны алтаря. Никто не отказался получить помазание от Дункана, но Морган чувствовал тревогу и напряжение, исходящие от людей, покидающих место у алтаря, наконец, выполнив свой долг. Он даже заметил, как один мужчина украдкой тер лоб, чтобы стряхнуть пепел, полученный от Дункана, — считая, что его никто не видит.
Морган знал, что отцу Шандону потребуется несколько минут на переодевание, поэтому подождал еще некоторое время перед тем, как отправиться в ризницу. Подходя к ней, он услышал доносящиеся изнутри гневные голоса, и ни один из них не принадлежал Шандону. Когда Морган с беспокойством толкнул дверь и вошел, с его защитами столкнулись другие защиты Дерини, причем не только Дункана.
— На самом деле я не хочу это обсуждать, Денис, — говорил Дункан. Ни он, ни Арилан, оказавшийся в ризнице, даже не взглянули в сторону Моргана, когда тот прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, с тревогой наблюдая и слушая. Отец Шандон сидел на стуле, положив голову на стол, то ли заснув, то ли потеряв сознание, все еще облаченный в одежды, в которых проводил помазание. Очевидно, в такое состояние его погрузил кто-то из Дерини, когда спор принял оборот, слишком специфический для ушей посторонних.
— Тебе все-таки лучше снова подумать о том, что говорить дальше, — сказал Арилан. — Неужели ты не понимаешь: ты мог поставить в опасность всю Церковь. Ты видел, что произошло. Одно дело, когда они только подозревали, что ты можешь быть Дерини… Боже, Дункан, неужели ты не мог подождать?
— А сколько я должен был ждать? — парировал Дункан. — Двадцать с лишним лет, как ты? Именно столько ты служишь священником? И ты до сих пор не признался, кто ты есть! Кто-то должен был стать первым, если мы когда-нибудь хотим дождаться перемен.
Арилан слишком разозлился, чтобы отвечать, и резко отвернулся, невидящим взором уставившись в витраж. Окно было сделано из цветного стекла в разнообразных композициях, которые, как предполагалось, символизировали океанские волны. Сквозь стекло в помещение попадал солнечный свет. Лучи, проходящие сквозь цветное стекло, отбрасывали на лицо, руки и простую черную рясу Арилана цветные пятна. Морган взглянул на Дункана, не решаясь вмешиваться, но внимание Дункана в любом случае было сфокусировано только на собрате-епископе.
— Я был первым, когда-то, — наконец тихо произнес Арилан. — О, нет, не я — Джориан, но я оказался первым, кто успешно преодолел все преграды и не был обнаружен.
Он положил обе руки на край престола и уставился на белую напрестольную пелену, покрывающую его, затем обернулся назад через плечо.
— А ведь это не так уж плохо, так, Дункан? Быть первым Дерини, получившим сан за почти двести лет? И ты его получил. А после тебя, в последние два или три года, появилось несколько других. Готов поспорить: ты о них не знал. Но если бы я попытался все это провернуть, когда был первым, то уже покинул бы этот свет, как Джориан и все остальные, кого они убили до него! Поэтому, черт побери, не смей говорить мне о том, что кто-то должен был стать первым!
Когда Арилан снова повернулся к Дункану, чтобы бросить ему открытый вызов, Морган почувствовал, как оседает у двери, закрыв глаза и предаваясь воспоминаниям.
Джориан. Боже, он помнил Джориана! Моргану едва исполнилось тринадцать и он был оруженосцем при дворе Бриона, когда один из королевских капелланов настоял, чтобы домашний Дерини короля присутствовал на казни бывшего священника Дерини Джориана де Курси, бросившего вызов закону.
Морган был уверен: его собственный почти парализующий страх смерти от огня идет от того ужасного дня, когда его заставили смотреть, как языки пламени охватывают беспомощное извивающееся тело де Курси. И это был не последний раз, когда ему довелось видеть этот ужас.
Морган понял, что вспотел под тяжелым плащом, когда открыл глаза и содрогнулся от воспоминаний. Но его реакция была очень слабой по сравнению с реакцией Дункана. Маклайн стал белее стихаря, а его защита сделалась абсолютно непроницаемой, даже для Моргана.
— Что ты хочешь сказать: появилось несколько Других? — прошептал Дункан. — Ты хочешь сказать, что нас стало больше? Есть еще и другие священники Дерини?
— Немного, но есть, — холодно сказал Арилан, наполовину повернувшись к витражу, — И.., это ты организовал?
— Заплатив определенную цену, да. Сильно помогло то, что я — тайный Дерини среди духовенства.
А то, что я епископ, о котором не знают, что он — Дерини, помогло еще больше. Теперь же все знают или вскоре узнают, что по крайней мере один из нас проник в епископат, а где есть один, могут оказаться и другие. Это может не беспокоить здравомыслящих честных священников, таких как Вольфрам, после того, как они свыкнутся с этой мыслью. Но, предположим, есть еще несколько епископов или будущих епископов, подобных Эдмунду Лорису, а не Томасу Кардиелю? Ты что, хочешь, чтобы это снова вылилось на головы невиновных?
Дункан отшатнулся, словно получил физический удар. Арилан нисколько не щадил его.
— Я сделал то, что сделал, как раз ради того, чтобы остановить подобное, — прошептал Дункан, опускаясь на скамью, стоявшую за его спиной. — Мы должны показать миру примером наших жизней, что не являемся злом. Я сделал это, чтобы у моего сына был шанс стать частью этого примера.
— Вот она — суть дела, не так ли? — тихо спросил Арилан. — Дугал, твой сын. — Он вздохнул, скрестив руки на груди и глядя в пол. — Возможно, именно поэтому мы не позволяем священникам жениться, Дункан. Мы очень привязываемся к плоти от нашей плоти, и когда приходит время и нам нужно сделать выбор, очень трудно выбрать Бога, а не своего ребенка. Лишь немногие способны на подобное. Но их не следует просить об этом.
Резко вдохнув воздух, Дункан поднял голову.
— Я не изменю своего решения, Денис. Я — отец и священник, и я намерен продолжать быть и отцом, и священником. На самом деле, эта двойственность в конце концов и заставила меня сделать то, что я сделал — простое удивление от того, что Бог совершил свое таинство таким образом. Он призвал меня служить Ему и одновременно позволил мне зачать ребенка.
Арилан хмыкнул.
— Как романтично. Хочешь этим тронуть меня и надеешься, что я больше не буду сердиться? И ты абсолютно прав, что не изменишь своего решения. У тебя нет выбора.
— Это было решение, принятое в здравом уме, — сказал Дункан, защищаясь, в его голосе появилась резкость.
— О, я уверен в этом. Не знаю только, просчитывал ли ты, что этот твой сознательный акт может стоить тебе епископства, а то и вообще священного сана.
Морган задержал дыхание. Дункан медленно выпрямился и встал. Его лицо было серым, как мазок пепла, оставшийся у него на лбу.
— Что ты имеешь в виду?
Арилан пытался смотреть ему в глаза, но это у него не получилось.
— Как ты знаешь, синод должен заседать на следующей неделе в Валорете. Сегодня утром уже шли разговоры о запрете служения для тебя, по крайней мере до тех пор, пока синод не примет официального решения, — сказал он, нервно сжимая и разжимая пальцы. — Кардиель не хочет этого делать, но Вольфрам сомневается. И все может пойти дальше, чем просто временный запрет.
— Насколько дальше? — прошептал Дункан. — Епископский сан на самом деле не имеет значения.
Во-первых, я никогда особо не стремился к епископству. И для меня это будет не первое запрещение — меня ведь даже отлучали от церкви. Это было неприятно, но проходило, не изменив того, что есть в моем сердце. Но что они еще могут со мной сделать, Денис?
— Радуйся, что Церковь больше не сжигает Дерини на костре, — хрипло заметил Арилан. — По крайней мере, официально. Мы не считаем ренегатов, подобных Лорису, или то, что время от времени происходит в долинах. И даже если бы достаточное количество епископов и хотели бы это сделать, король никогда не позволит. Что может стать причиной другого кризиса — если король попытается вмешаться в дела Церкви, но пока нам об этом не нужно беспокоиться. Ни Кардиель, ни Браден не дадут делу зайти так далеко.
— Значит, меня не сожгут, — нетерпеливо сказал Дункан. — Это уже пытались сделать и провалились.
А что с духовным саном?
— Не дерзи! Не надо такой самоуверенности! — рявкнул Арилан. В следующий раз тебе может так не повезти. Или твоя удача не перейдет к Дугалу.
Дункан содрогнулся и опустил голову.
— Прости меня. Наверное, мне не следовало говорить этого. Так что с моим духовным саном?
Арилан пожал плечами и вздохнул.
— Ну, ты знаешь, что они не могут тебя полностью лишить его. Ти es sacerdos in aeternum. Именно поэтому оригинал Рамосских Уложений предписывал смертный приговор для Дерини, которому удастся получить духовный сан — нельзя сделать священника не-священником. Однако они могут низвести тебя.
Наверное, не нужно напоминать тебе, что это означает. Из личного опыта ты можешь знать, что означает запрещение в служении и отлучение от церкви, но с этим тебе еще никогда не приходилось сталкиваться.
Морган разделял ужас Дункана перед этой перспективой. Хотя нельзя лишить священнослужителя сана, если человек им стал, поскольку священником становятся навечно, можно лишить его права священнодействовать, не запрещая ему причащаться у другого священника, как происходит в случае отлучения от церкви. Но если он бросил вызов первым наложенным ограничениям, применяется одно из следующих наказаний, которые церковь может наложить в попытке приструнить отбившегося сына.
Морган знал, как страдал Дункан, когда ему просто запретили служение, впервые заподозрив в нем кровь Дерини. Затем они оба разделили отлучение от церкви, хотя и наложенное несправедливо, что очень тяжело сказалось на душевном равновесии Дункана, которое и так уже пострадало от необходимости соотносить свое призвание и позицию Церкви по вопросу посвящения Дерини в духовный сан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74