– Ты же не станешь скучать по мне, – сказала Каэдэ, поддразнивая девочку. – Даже обрадуешься.
К ее ужасу, Хана принялась громко рыдать, а затем закричала:
– Я буду скучать! Не покидай меня! Не покидай!
В комнату вбежала Аямэ:
– Что случилось на сей раз, Хана? Не устраивай концертов сестре!
Появилась Шизука:
– Ваш отец у реки, – сообщила она. – Он приехал один, верхом.
– Аямэ, уведи Хану, – велела Каэдэ. – Забери ее в лес. Возьми с собой всех слуг. В доме никого не должно быть.
– Но, госпожа Каэдэ, еще так рано и холодно.
– Пожалуйста, делай, что я говорю, – взмолилась Каэдэ.
Хана заплакала еще громче, когда Аямэ повела ее прочь.
– Она очень огорчилась, – отметила Шизука.
– Боюсь, мне придется причинить Хане еще большую боль, – воскликнула Каэдэ. – Но ей нельзя здесь находиться.
Она встала и подошла к сундучку, где хранила некоторые вещи. Достала оттуда нож и проверила его на вес левой рукой. Скоро будет уже неважно, какой рукой она пользуется.
– Как лучше: в горло или в сердце?
– Не стоит этого делать, – тихо сказала Шизука. – Мы можем скрыться. Тебя спрячет Племя. Подумай о ребенке.
– Я не могу сбежать!
Каэдэ удивилась твердости собственного голоса.
– Тогда я дам тебе яд. Он подействует быстро и безболезненно. Ты просто заснешь и никогда…
– Я дочь воина, – оборвала ее Каэдэ. – Я не боюсь смерти. Кому как не тебе знать, сколько раз я была близка к тому, чтобы лишить себя жизни. Сначала я попрошу отца простить меня, а затем покончу с собой. Единственный вопрос: как лучше?
Шизука приблизилась к ней вплотную:
– Поставь острие вот сюда, сбоку шеи. Вонзи его вверх наискось. Перережешь артерию. – Нарочито равнодушный голос Шизуки дрогнул, и Каэдэ заметила у нее на глазах слезы. – Не делай этого, – прошептала она. – Еще не время отчаиваться.
Каэдэ взяла нож в правую руку. Послышались крики стражников и топот копыт – отец въехал через ворота. Его поприветствовал Кондо.
Она взглянула в сад. Промелькнуло воспоминание из детства, когда она бегала вдоль веранды от матери к отцу и обратно. Мне казалось, что я навсегда это забыла, подумала она и беззвучно зашевелила губами: мама, мама!
Отец ступил на веранду. Когда он вошел в дверь, Каэдэ и Шизука пали на колени, лбом к полу.
– Дочь, – произнес он неуверенно и слабо.
Она подняла голову и увидела, что его лицо залито слезами. Каэдэ боялась гнева, а встретила безумие, и это напугало ее еще больше.
– Прости меня, – прошептала она.
– Теперь я должен убить себя.
Господин Ширакава тяжело опустился рядом с ней, вынув из-за пояса кинжал. Он долго разглядывал лезвие.
– Пошли за Шойи, – наконец сказал он. – Он поможет мне. Прикажи своим людям съездить за ним.
Каэдэ молчала, тогда он сорвался на крик:
– Прикажи им!
– Я сама сделаю это, – прошептала Шизука. Она на коленях добралась до края веранды. Каэдэ слышала, как Шизука разговаривает с Кондо, но тот никуда не поехал. Он поднялся на веранду и остановился прямо за дверью.
Отец неожиданно взмахнул рукой. Каэдэ невольно вздрогнула, подумав, что сейчас он ее ударит.
– Никакой свадьбы не было! – воскликнул он.
– Прости, отец, – повторила Каэдэ. – Я опозорила тебя. Я готова умереть.
– Но ты ждешь ребенка.
Ширакава смотрел на дочь, словно на гадюку, которая готова ужалить в любой момент.
– Да, я жду ребенка.
– Кто его отец? Или ты не знаешь? У тебя было много мужчин?
– Теперь это не имеет значения, – ответила она. – Ребенок умрет вместе со мной.
Вонзить вверх наискось, подумала Каэдэ и вдруг почувствовала, как малыш хватает ее ручками, пытаясь остановить.
– Да, да, ты должна убить себя. – Голос отца поднялся до визга. – Твои сестры тоже должны умереть. Это мое последнее желание. Семья Ширакава исчезнет наконец. И я не стану дожидаться Шойи. Я сделаю это сам. Мое последнее дело чести.
Он расслабил пояс и распахнул одеяние, отодвинув нижнее белье, чтобы обнажить тело.
– Не отворачивайся, – приказал он Каэдэ. – Ты должна смотреть. Это ты довела меня до этого шага.
Ширакава приложил острие лезвия к морщинистой коже и сделал глубокий вдох.
Каэдэ не поверила своим глазам. Она заметила, как сжались его пальцы вокруг рукоятки, как искривилось лицо. Отец издал хриплый вопль, и кинжал выпал из рук. Но не было ни крови, ни раны. Он вскрикнул еще несколько раз и затрясся в рыданиях.
– Не могу, – причитал он. – У меня не осталось мужества. Ты выпила все мои соки, ты, женщина, которая перечит природе. Ты лишила меня чести и мужского достоинства. Ты не моя дочь, ты – дьявол! Ты приносишь смерть всем мужчинам, ты проклята. – Он протянул руки и схватил ее, стаскивая одежду. – Дай взглянуть на тебя, – кричал он. – Посмотрю, чего жаждали другие! Навлеки на меня смерть, как на остальных.
– Нет, – завизжала она, изо всех сил пытаясь оттолкнуть обезумевшего старика. – Отец, нет!
– Ты называешь меня отцом? Я не отец тебе! Мои настоящие дети – это нерожденные сыновья. Сыновья, чье место ты заняла со своими сестрами. Твои дьявольские чары погубили их в утробе матери!
Безумие утроило его силы. Каэдэ чувствовала, что с плеч сползло платье, его руки скользили по телу. Она не могла дотянуться до ножа, не могла вырваться. В борьбе одежда порвалась, обнажив ее до пояса. Волосы растрепались и пали на голую грудь.
– Отпусти меня, отец, – молила Каэдэ, пытаясь образумить его. – Ты сам не свой. Если нам суждено умереть, давай сделаем это достойно.
Однако слова уже не имели смысла – безумие окончательно овладело Ширакавой. Глаза были залиты слезами, губы дрожали. Он отобрал нож и закинул его в другой конец комнаты, зажал левой рукой оба запястья и притянул дочь к себе. Правой рукой он откинул ее волосы, склонился и впился губами в шею.
Каэдэ сотрясалась в ужасе и отвращении, на смену которым пришла ярость. Она была готова умереть, последовать суровому кодексу чести своего сословия, спасти имя семьи. Но отец, всегда диктовавший строгие правила поведения, убеждавший ее в превосходстве сильного пола, поддался безумию и тем самым показал, что под выдержкой воина скрываются мужская похоть и эгоизм. Ярость пробудила силы, которые в ней таились. Она призвала Белую Богиню. Помоги мне!
Каэдэ услышала собственный голос:
– Помоги мне! Помоги мне!
И руки отца разжались. Он пришел в себя, подумала девушка, отталкивая его. Каэдэ с трудом поднялась на ноги, натянула платье, завязала пояс, пошатываясь, пробралась с дальний угол комнаты и зарыдала от ужаса и гнева.
Через некоторое время Каэдэ обернулась и увидела, что перед отцом на коленях стоит Кондо. Отец сидит, сгорбившись, и его поддерживает Шизука. Затем девушка поняла, что его глаза ничего не видят. Кондо словно воткнул руку ему в живот и повернул ее. Что-то громко хлюпнуло, зажурчала и забулькала вытекающая с пеной кровь.
Шизука отпустила шею старика, и он упал лицом вперед. Кондо вложил нож ему в правую руку.
К горлу Каэдэ подступила тошнота, она свернулась калачиком, и ее вырвало. Подбежала Шизука:
– Все позади. – На ее лице не было и тени беспокойства.
– Господин Ширакава потерял рассудок, – сказал Кондо, – и покончил с собой. С ним часто случались приступы безумия, когда он собирался уйти в мир иной. Он погиб достойно, проявив великое мужество.
Длиннорукий встал и посмотрел на Каэдэ. Ей на мгновение захотелось позвать стражников, обвинить Кондо с Шизукой в убийстве, потребовать их казни, но волна ярости прошла, и Каэдэ промолчала. Она знала, что никому не расскажет о случившемся.
Кондо слегка улыбнулся и продолжил:
– Госпожа Отори, вы должны потребовать присяги от ваших людей. Вы должны быть сильной. Иначе любой из них захватит ваши владения и обездолит вас.
– Я собиралась покончить с собой, – медленно произнесла она. – Но теперь, кажется, в этом нет необходимости.
– Нет никакой необходимости, – согласился Кондо. – Покуда вы сильны.
– Вы должны жить ради ребенка, – пол держала Шизука. – Никто не спросит о его отце, если вы проявите мужество. Однако нужно действовать без промедления. Кондо, собери всех.
Шизука отвела девушку в женскую спальню, умыла и переодела ее. Каэдэ дрожала от пережитого ужаса, но убеждала себя в собственной силе. Отец мертв, а она жива. Он хотел умереть, и не составит труда подтвердить, что он добровольно лишил себя жизни и покинул этот мир с достоинством, выполнив долг, о котором не раз заявлял. Каэдэ уважала решения отца и теперь защищала его доброе имя. Но она не станет следовать его предсмертному завету, не убьет себя и не позволит сделать этого сестрам.
Кондо созвал стражников, в деревню послали за хозяевами ферм. Почти все отцовские вассалы собрались за час. Женщины надели траурные платья, которые не успели далеко убрать после смерти матери Каэдэ, и послали за священником. Солнце поднялось высоко, растопив утренний иней. В воздухе пахло дымом и сосновой хвоей. Первое потрясение прошло, и девушкой завладело незнакомое прежде чувство – неистовая потребность защищать свое достояние, заботиться о сестрах и домашних слугах, не позволить ничего забрать и украсть. Любой из мужчин способен лишить ее имения, и они сделают это без колебаний, если заметят хоть намек на женскую слабость. Она видела, какая жестокость скрывается под легким нравом Шизуки и ироничным видом Кондо. Жестокость спасла жизнь Каэдэ, теперь к ней добавится ее собственная беспощадность.
Каэдэ вспомнила решительность Араи, благодаря которой он вел за собой людей и заставил покориться почти всех жителей Трех Стран. Надо показать такую же уверенность. Сейчас Араи союзник, но если ее место займет кто-то другой, не пойдет ли он на них войной? Она не позволит разорить свой народ, она не допустит, чтобы ее сестер взяли в заложницы.
Девушку до сих пор манила смерть, но новый яростный дух заглушал этот голос. Я действительно одержима, думала она, направляясь на встречу с собравшимися в саду людьми. Как же их мало, отметила она, вспомнив, какими полчищами раньше командовал отец. Десять из присутствующих – воины Араи, которых отобрал Кондо, и еще около двух десятков мужчин до сих пор служили семье Ширакава. Она знала всех по имени, изучила их привычки и характер с тех пор, как вернулась домой.
Первым приехал Шойи и тотчас пал ниц у тела отца. На лице его не высохли слезы. Он стоял по правую руку от нее, Кондо – по левую. Каэдэ заметила, с каким почтением Кондо относится к старшим по возрасту и положению, но ощущала чуть заметное притворство, как и во всем, что делал Длиннорукий. Кондо ради меня убил отца, подумала она. Он накрепко повязан со мной. Какую же цену он потребует взамен?
Мужчины опустились на колени, склонив головы, затем сели на корточки, и она начала речь:
– Господин Ширакава лишил себя жизни. Таков его выбор, и, несмотря на постигшее нас горе, я должна уважать и чтить его поступок. Отец хотел видеть меня своей наследницей. С этой целью он обучал меня, как сына. Я намерена выполнить отцовское желание. – Она на мгновение замолчала, вспомнив его последние слова: «Ты развратила меня. Теперь дай мне смерть!» Однако Каэдэ не дрогнула. Она смотрела на мужчин и излучала глубинную силу, которая воспламеняла ее глаза и голос. – Я приказываю вассалам господина Ширакавы присягнуть мне так же, как они клялись в верности моему отцу. Поскольку мы союзники с господином Араи, я ожидаю, что те, кто служит ему, будут служить и мне. Взамен я обещаю вам защиту и покровительство. Я собираюсь укрепить позиции семьи Ширакава и в следующем году вступить во владение завещанными мне землями домена Маруяма. Отец будет похоронен завтра.
Шойи первым опустился перед ней на колени. За ним последовал Кондо, хотя его манера держаться вновь ее обескуражила. Он напоминает актера в театре, подумала Каэдэ. Присяга ничего не значит для человека из Племени. Какой тайный замысел они уготовили для меня? Могу ли я им доверять? Не окажется ли так, что я не смогу положиться даже на Шизуку?
Сердце сжалось, но никто не заметил перемены. Она приняла присягу от каждого, подмечая их внешность, одежду, доспехи и оружие. По большей части воины были плохо снаряжены, обветшавшие кольчуги потерты, на шлемах выбоины и трещины, зато у всех имелись луки и мечи, а также кони.
Все, кроме двоих, преклонили колени. Могучий гигант Хирогава громко произнес:
– Мое почтение, госпожа, но я никогда не служил женщине и слишком стар, чтобы начинать.
Он небрежно поклонился и направился к двери с таким важным видом, что Каэдэ рассердилась. Коротышка Накао последовал за ним, не сказав ни слова, даже не поклонившись.
– Госпожа Отори? – вопросительно посмотрел на нее Кондо.
– Убей их, – приказала она, зная, что обязана с самого начала проявить твердость.
Стремительным прыжком Кондо настиг Накао и убил его. Несчастный не успел даже сообразить, что происходит. Хирогава обернулся у ворот и обнажил меч.
– Ты нарушил присягу и должен умереть, – крикнул Длиннорукий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36