Животные были далеко не молоды, оконечности их передних лап и край панциря давно потускнели, но они были еще достаточно крепки, чтобы тащить нехитрый груз калькада.
Возле нальтов, привалившись к мощным высоким полозьям, чтобы защититься от ветра, сидели остальные члены калькада, кажущиеся с расстояния щуплыми и маленькими. Едва Крэйн и Тильт миновали вал, ступив на участок озаряемой факелами стражи багровой земли, фигурки напряглись, кто-то встал.
— Ингиз, как всегда, волнуется, — пробормотал Тильт словно сам себе и повернулся к Крэйну. — Твое освобождение уже обошлось мне в полтора десятка сер.
— Это ваши расходы, — проворчал Крэйн, озабоченный пока только тем, чтоб свет факелов не падал на защищенное капюшоном лицо. Капюшон был почти новый и нещадно натирал шею, зато к нему прилагался целый однослойный вельт и прилично запорошенные пылью и узкие в коленях штаны.
Вещи принес с собой Тильт, кому они принадлежали до этого, Крэйн благоразумно решил не спрашивать.
— Расходы калькада — общие расходы. Как и доходы. Я вычту эти полтора десятка из твоего заработка. Если, — конечно, у тебя не лопнет голова до того, как ты сможешь дать первое представление.
Он был прав — тайлеб, отступивший было утром, снова вернулся затхлой головной болью, от которой пробирало каждый позвонок и руки казались бесполезно висящими плетьми. Стиснув почерневшие зубы, Крэйн упрямо шел вперед, на свет зажженного кем-то вига и лишь время от времени оступался, когда тропу под ногами укрывал густой плотный туман. Он смотрел себе под ноги, равномерное колыхание земли приглушало боль.
К калькаду они подошли неожиданно. Нальты, казавшиеся еще минуту назад крохотными коробочками, возвышались над головой, сложенные из тонкой древесины бока заметно качались на ветру. Казалось, огромная повозка вот-вот рухнет боком наземь. Внутри было темно, оттуда доносился запах дороги — смесь пыли, пота, печеного тангу и чего-то еще, тоже знакомого.
Огромные полозья, каждое не меньше человеческого туловища, натужно скрипели.
— В сборе, — коротко сказал Тильт, останавливаясь и пропуская на шаг вперед Крэйна. — Чего вы вылезли?
— Воздух, — также коротко ответил худой невысокий человек, держащий еще трепыхающегося вига. — Вздохнуть охота.
— Приманите шеерезов уличных... Лайвен!
— Господин Тильт?..
— Что с хегтами?
— Мы набрали корма. Можно трогаться, как только будем готовы. У переднего потерлась нога, его немного клонит, но сотни две этелей должен еще пройти.
— Сотни две, — проворчал Тильт, пристальным взглядом окидывая всех собравшихся возле нальтов. — Их должно хватить на пять! Мы не сможем найти до Себера ни одного хегга, даже по тысяче сер за штуку.
— В самом городе можно найти, — неуверенно возразил низкий женский голос. — Хотя сейчас и не время, но...
— Лайвен, твой заработок не окупит и двух лап хегга. Нерф, провизию набрал?
— Да, господин Тильт. На два десятка Эно хватит.
— Если не хватит, я отдам на корм тебя! Впрочем... Там будет видно, возможно, наш калькад и подсократится к этому времени. Чтоб не терять времени, представлю нашего нового участника. Крэйн! Брось укрываться, сдерни эту тряпку!
Крэйн покорно откинул капюшон, порыв ветра вырвал ткань из его потных рук и швырнул за спину.
Людей было восемь. Они стояли полукругом, сгрудившись у последнего нальта, и смотрели на него. Спокойно, молча. Увидев так много человеческих глаз одновременно, Крэйн дернулся, но усилием воли остался на месте. Люди не смеялись, не тыкали в него пальцами, что было непривычно, они просто стояли и смотрели. Тем не менее Крэйн успел заметить, как они вздрогнули в первое мгновение.
— Неплох, — задумчиво сказал плотный невысокий человек, стоящий ближе всех. — Немного не дотягивает до Амзая, у того один глаз был затянут бельмом и почти выпал, но неплох.
— Твоего мнения я не спрашивал, Нерф, — отрезал холодно Тильт. — Лучше он был Амзая или нет, но Амзай мертв, а нам нужен человек, который будет держать конец представления. Крэйн подходит.
— Несомненно, — ухмыльнулся коротышка. — Пожалуй, в Себере даже придется связывать зрителям ноги.
Женщин было две, как машинально отметил Крэйн, одной под четыре десятка, затертая возрастом и ветрами, другой вряд ли минуло полтора — непокорные черные космы лезли в лицо, где-то в глубине тлели резкие зеленые глаза. Обе были не трусливее мужчин — остались на месте, когда Крэйн скинул капюшон, старшая даже фыркнула. На Крэйна они смотрели со смесью отвращения и любопытства, словно изучая диковинное уродливое животное, неизвестно как прибившееся к калькаду.
Шестеро мужчин отреагировали по-разному. Кто-то сквозь зубы выругался, кто-то лишь покачал головой.
— Керф, — представил их коротко по очереди Тильт. — Садуф, Кейбель, Нотару, Ингиз, Теонтай. Нерф — наш лучший возница, следит за хеггами, Садуф местный силач, Кейбель занимается всякой пакостной живностью, Нотару творит штуки с огнем, Ингиз управляется с артаком, а Теонтай только учится. Это — Лайвен и Тэйв, наши женщины. Тэйв в калькаде за посудомойку, прачку и кухарку, а Лайвен покоряет воздух.
— Крэйн. — Крэйн нарочито низко поклонился. — Урод.
Лица в глазах расплывались, наплывали одно на другое. Из живота снова поднялась волна мучительной тошноты, он мечтал только лечь и скрутиться, как шууй, защищая лицо и грудь. Кто-то коротко хохотнул, кто-то лишь хмыкнул.
— А парень с претензией!
— Погоди, помотаешься с нами от Нердака до Алдиона...
— И верно, что не красавец!
— Все. — Тильт поднял руку и тишина установилась почти мгновенно. — Он двигается с нами. А разговоры будут в Эно, сейчас время уже позднее. До рассвета мы должны сделать не меньше сотни этелей к югу. По нальтам!
Весь Урт он не сомкнул глаз, вслушиваясь в бесконечный шепотом полозьев и трескучие шаги хеггов. Темная скорлупа нальта, в которую он был заключен, казалась жаркой и душной, отчаянно хотелось глотнуть свежего холодного воздуха. Ему было плохо — острая резь накатывала волнами из желудка, оставляя на языке кислоту, в голове парили горячие угли. Он переворачивался с одного бока на другой, позабыв про тонкое одеяло из грубой ткани, в беспамятстве царапая плотное дерево пальцами.
Тайлеб рвал его на части, и сейчас Крэйн проклинал себя и всех Ушедших за то, что позволил себя увлечь в безумный путь на юг. Если бы он остался во Рву, всегда можно было бы сорвать пару-другую пучков сочного тайлеба, острого, оставляющего в коже сотни крошечных зеленых иголочек, заварить его в чашке и нырнуть с головой в блаженство, которое заключается в черной жидкости. Он бы выскочил из нальта и пополз в Трис на руках, не обращая внимания на стражу, но сил хватало только на то, чтоб переворачивать обмякшее безвольное тело.
В другом углу нальта кто-то тоже ворочался, иногда раздавался низкий мужской храп, но Крэйн не обращал на это внимания. То погружаясь в мутные омуты безумия, то выныривая из них, он напрягал воспаленные глаза, надеясь увидеть сереющее в проеме небо. Ему казалось, что когда бесконечный Урт минует, ему станет легче.
К рассвету стало вовсе невыносимо. Шелест полозьев походил на звук заживо сдираемой кожи, неведомый огонь обжигал глаза изнутри, кости накалились и стали похожи на хрупкие горячие деревяшки, уже покрытые первыми черными пятнами ожегов. Серое небо, которого он ждал так долго, навалилось на него всем весом, выдавливая дыхание. Черные деревья, острые и высокие, бесшумно проплывали в проеме, раздирая разум в клочья.
Раз за разом Крэйн умирал и вновь воскресал, чтобы продолжить пытку.
Несколько раз он возвращался назад, по той невидимой тропе, которая привела его из Алдиона. И тогда он начинал видеть вокруг себя не припорошенные рассветной серостью и прогибающиеся под ветром деревянные стены нальта, а заброшенный высохший колодец или решетку с прилипшими клочьями соломы. Он не знал, что из этого реально, а что нет, он давно уже потерял направление, блуждая от одной иллюзии к другой.
Утром они останавливались, Крэйн хорошо это запомнил, потому что какие-то люди, спавшие на другом конце нальта, тяжело спрыгнули в проем, а потом он долго чувствовал резкий беспокойный запах дыма, жареной тангу и пыли. Кто-то разговаривал совсем рядом, за стеной, но слова распадались на бесполезные звуки, скручивались в жгуты и просачивались сквозь него. Он не вслушивался, он хотел умереть.
Но смерть не принимала его. Извиваясь в ее худых острых пальцах, он глотал новую порцию жизни, его мучительно рвало ею, потом следующую.
В какой-то краткий миг ему стало немного легче и он ощутил почти блаженство. Мутное мельтешение перед глазами исчезло, и он различил себя, скорчившегося в углу, худого и бледного. Кроме него в нальте было много прислоненных друг к другу мешков со снедью и кормом для хеггов, у проема валялся целый арсенал артаков, хищные загнутые пластины уродливо топорщились, как диковинные насекомые. По тому, что за их нальтом оставалась лишь пыльная степь с примятыми полозьями полосами, он понял, что находится в последней повозке.
Вместе с ним в ней ехали мужчина и женщина. Их имен Крэйн вспомнить не смог, но лица показались знакомыми. Мужчина был худ, вял и лыс, была какая-то непривычная заметная разница между его жирно поблескивающими небольшими глазами и тягучими медленными взглядами. Женщина была уже немолода, лицо ее было узким и усталым. Лишь подправленные брови свидетельствовали о том, что она еще следит за собой, но скорее всего делала она это по привычке. Короткие волосы, давно потерявшие юношескую черноту, спадали безвольными волнами по бокам, возле глаз проели кожу узкие сухие морщинки. На Крэйна оба смотрели равнодушно, как на стоящие возле стены мешки, ловя его взгляд, отворачивались. Крэйн и без них догадывался, что выглядит прескверно. Они не разговаривали, даже между собой, ограничиваясь редкими, брошенными в пустоту фразами. Женщина ушла в себя и лицо ее было безмятежно, как у человека, находящегося в полном одиночестве. Ее спутник, напротив, был немного возбужден и время от времени бросал на нее долгие взгляды. Крэйн слишком долго прожил в тор-склете, чтоб не смочь их понять. Он хотел было рассмеяться, но испугался, что треснут пересохшие деревянные губы.
А потом на него снова наползла знакомая, ставшая привычной боль, он встретил ее как старую подругу. И все время, пока ока терзала то, что осталось от его тела, опять провел в забытьи.
Второй раз он очнулся неожиданно, чувствуя подбородком что-то шершавое и горячее. С трудом открыв глаза, он увидел совсем близко женское лицо.
Темные глаза, с искрой внутри, но какие-то неживые смотрели на него устало.
— Ешь. — Она коснулась ложкой его губ, пахло женскими волосами и олмом. — Хеннар сказал, тебе надо поесть.
Он стиснул зубы и попытался отвернуться. Сейчас любой человек был для него отвратителен. Но она не сдавалась.
— Тайлеб выпьет из тебя кровь, если ты Эно и Урт напролет будешь валяться без еды.
Он опять отстранился. Демонстративно, желая показать, что не нуждается в ее помощи и участии.
— Ты должен... Ешь!
Крэйн закрыл глаза и попытался провалиться туда, где не было ни ее, ни скрипящего полозьями нальта.
— Да ешь же ты... — прошипела она, втискивая ложку в его окостеневший рот. Горячая похлебка с олмом обожгла глотку. — Думаешь, я буду сидеть с тобой весь Урт?.. Давай открывай пасть! Не такой уж ты и красавец, чтоб женщины кормили тебя с ложки!..
Он не помнил, чем это закончилось, но, очнувшись в следующий раз, с облегчением понял, что еще жив.
Эно опять заглядывало под навес, на ткани дрожали ярко-желтые пятна, казавшиеся множеством маленьких собравшихся воедино искр. Они опять двигались, но видимая из нальта картина совсем не походила на окраины Триса — бесконечная равнина, затянутая невысокой редкой травой, ни одного дерева. Крэйн слышал, что подобное можно увидеть на севере Себера, но все-таки после густых рощиц Алдиона и неровной степи Триса это смотрелось непривычно. Появлялось ощущение, что калькад затерян в безлюдном мире, лишенном и следа цивилизации. Лишь извивающиеся полосы, которые оставляли за собой полозья остальных нальтов, говорили о том, что где-то еще есть люди. И еще — сидящая у входа женщина. Все та же, которая пыталась его кормить, из-за жары она сняла свой глухой балахон и осталась в чем-то напоминающем короткий мужской талем и в мужских же штанах. Задравшаяся ткань приоткрывав сильные мускулистые икры и крепкие жилистые запястья, совсем не похожие на женские. Мало женского было и в ее манере держаться, даже голову она поворачивала четко и резко, словно постоянно бросала кому-то невидимому вызов.
Она поймала его взгляд, но ничего не сказала. Темные глаза насмешливо прищурились. Крзйн прочистил горло.
— Я... кх-м... Мне уже лучше.
— Вижу. Если хочешь есть — возле тебя стоят миска с олмом. Кроме олма у нас почти ничего не осталось, так что если хочешь жрать — давай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Возле нальтов, привалившись к мощным высоким полозьям, чтобы защититься от ветра, сидели остальные члены калькада, кажущиеся с расстояния щуплыми и маленькими. Едва Крэйн и Тильт миновали вал, ступив на участок озаряемой факелами стражи багровой земли, фигурки напряглись, кто-то встал.
— Ингиз, как всегда, волнуется, — пробормотал Тильт словно сам себе и повернулся к Крэйну. — Твое освобождение уже обошлось мне в полтора десятка сер.
— Это ваши расходы, — проворчал Крэйн, озабоченный пока только тем, чтоб свет факелов не падал на защищенное капюшоном лицо. Капюшон был почти новый и нещадно натирал шею, зато к нему прилагался целый однослойный вельт и прилично запорошенные пылью и узкие в коленях штаны.
Вещи принес с собой Тильт, кому они принадлежали до этого, Крэйн благоразумно решил не спрашивать.
— Расходы калькада — общие расходы. Как и доходы. Я вычту эти полтора десятка из твоего заработка. Если, — конечно, у тебя не лопнет голова до того, как ты сможешь дать первое представление.
Он был прав — тайлеб, отступивший было утром, снова вернулся затхлой головной болью, от которой пробирало каждый позвонок и руки казались бесполезно висящими плетьми. Стиснув почерневшие зубы, Крэйн упрямо шел вперед, на свет зажженного кем-то вига и лишь время от времени оступался, когда тропу под ногами укрывал густой плотный туман. Он смотрел себе под ноги, равномерное колыхание земли приглушало боль.
К калькаду они подошли неожиданно. Нальты, казавшиеся еще минуту назад крохотными коробочками, возвышались над головой, сложенные из тонкой древесины бока заметно качались на ветру. Казалось, огромная повозка вот-вот рухнет боком наземь. Внутри было темно, оттуда доносился запах дороги — смесь пыли, пота, печеного тангу и чего-то еще, тоже знакомого.
Огромные полозья, каждое не меньше человеческого туловища, натужно скрипели.
— В сборе, — коротко сказал Тильт, останавливаясь и пропуская на шаг вперед Крэйна. — Чего вы вылезли?
— Воздух, — также коротко ответил худой невысокий человек, держащий еще трепыхающегося вига. — Вздохнуть охота.
— Приманите шеерезов уличных... Лайвен!
— Господин Тильт?..
— Что с хегтами?
— Мы набрали корма. Можно трогаться, как только будем готовы. У переднего потерлась нога, его немного клонит, но сотни две этелей должен еще пройти.
— Сотни две, — проворчал Тильт, пристальным взглядом окидывая всех собравшихся возле нальтов. — Их должно хватить на пять! Мы не сможем найти до Себера ни одного хегга, даже по тысяче сер за штуку.
— В самом городе можно найти, — неуверенно возразил низкий женский голос. — Хотя сейчас и не время, но...
— Лайвен, твой заработок не окупит и двух лап хегга. Нерф, провизию набрал?
— Да, господин Тильт. На два десятка Эно хватит.
— Если не хватит, я отдам на корм тебя! Впрочем... Там будет видно, возможно, наш калькад и подсократится к этому времени. Чтоб не терять времени, представлю нашего нового участника. Крэйн! Брось укрываться, сдерни эту тряпку!
Крэйн покорно откинул капюшон, порыв ветра вырвал ткань из его потных рук и швырнул за спину.
Людей было восемь. Они стояли полукругом, сгрудившись у последнего нальта, и смотрели на него. Спокойно, молча. Увидев так много человеческих глаз одновременно, Крэйн дернулся, но усилием воли остался на месте. Люди не смеялись, не тыкали в него пальцами, что было непривычно, они просто стояли и смотрели. Тем не менее Крэйн успел заметить, как они вздрогнули в первое мгновение.
— Неплох, — задумчиво сказал плотный невысокий человек, стоящий ближе всех. — Немного не дотягивает до Амзая, у того один глаз был затянут бельмом и почти выпал, но неплох.
— Твоего мнения я не спрашивал, Нерф, — отрезал холодно Тильт. — Лучше он был Амзая или нет, но Амзай мертв, а нам нужен человек, который будет держать конец представления. Крэйн подходит.
— Несомненно, — ухмыльнулся коротышка. — Пожалуй, в Себере даже придется связывать зрителям ноги.
Женщин было две, как машинально отметил Крэйн, одной под четыре десятка, затертая возрастом и ветрами, другой вряд ли минуло полтора — непокорные черные космы лезли в лицо, где-то в глубине тлели резкие зеленые глаза. Обе были не трусливее мужчин — остались на месте, когда Крэйн скинул капюшон, старшая даже фыркнула. На Крэйна они смотрели со смесью отвращения и любопытства, словно изучая диковинное уродливое животное, неизвестно как прибившееся к калькаду.
Шестеро мужчин отреагировали по-разному. Кто-то сквозь зубы выругался, кто-то лишь покачал головой.
— Керф, — представил их коротко по очереди Тильт. — Садуф, Кейбель, Нотару, Ингиз, Теонтай. Нерф — наш лучший возница, следит за хеггами, Садуф местный силач, Кейбель занимается всякой пакостной живностью, Нотару творит штуки с огнем, Ингиз управляется с артаком, а Теонтай только учится. Это — Лайвен и Тэйв, наши женщины. Тэйв в калькаде за посудомойку, прачку и кухарку, а Лайвен покоряет воздух.
— Крэйн. — Крэйн нарочито низко поклонился. — Урод.
Лица в глазах расплывались, наплывали одно на другое. Из живота снова поднялась волна мучительной тошноты, он мечтал только лечь и скрутиться, как шууй, защищая лицо и грудь. Кто-то коротко хохотнул, кто-то лишь хмыкнул.
— А парень с претензией!
— Погоди, помотаешься с нами от Нердака до Алдиона...
— И верно, что не красавец!
— Все. — Тильт поднял руку и тишина установилась почти мгновенно. — Он двигается с нами. А разговоры будут в Эно, сейчас время уже позднее. До рассвета мы должны сделать не меньше сотни этелей к югу. По нальтам!
Весь Урт он не сомкнул глаз, вслушиваясь в бесконечный шепотом полозьев и трескучие шаги хеггов. Темная скорлупа нальта, в которую он был заключен, казалась жаркой и душной, отчаянно хотелось глотнуть свежего холодного воздуха. Ему было плохо — острая резь накатывала волнами из желудка, оставляя на языке кислоту, в голове парили горячие угли. Он переворачивался с одного бока на другой, позабыв про тонкое одеяло из грубой ткани, в беспамятстве царапая плотное дерево пальцами.
Тайлеб рвал его на части, и сейчас Крэйн проклинал себя и всех Ушедших за то, что позволил себя увлечь в безумный путь на юг. Если бы он остался во Рву, всегда можно было бы сорвать пару-другую пучков сочного тайлеба, острого, оставляющего в коже сотни крошечных зеленых иголочек, заварить его в чашке и нырнуть с головой в блаженство, которое заключается в черной жидкости. Он бы выскочил из нальта и пополз в Трис на руках, не обращая внимания на стражу, но сил хватало только на то, чтоб переворачивать обмякшее безвольное тело.
В другом углу нальта кто-то тоже ворочался, иногда раздавался низкий мужской храп, но Крэйн не обращал на это внимания. То погружаясь в мутные омуты безумия, то выныривая из них, он напрягал воспаленные глаза, надеясь увидеть сереющее в проеме небо. Ему казалось, что когда бесконечный Урт минует, ему станет легче.
К рассвету стало вовсе невыносимо. Шелест полозьев походил на звук заживо сдираемой кожи, неведомый огонь обжигал глаза изнутри, кости накалились и стали похожи на хрупкие горячие деревяшки, уже покрытые первыми черными пятнами ожегов. Серое небо, которого он ждал так долго, навалилось на него всем весом, выдавливая дыхание. Черные деревья, острые и высокие, бесшумно проплывали в проеме, раздирая разум в клочья.
Раз за разом Крэйн умирал и вновь воскресал, чтобы продолжить пытку.
Несколько раз он возвращался назад, по той невидимой тропе, которая привела его из Алдиона. И тогда он начинал видеть вокруг себя не припорошенные рассветной серостью и прогибающиеся под ветром деревянные стены нальта, а заброшенный высохший колодец или решетку с прилипшими клочьями соломы. Он не знал, что из этого реально, а что нет, он давно уже потерял направление, блуждая от одной иллюзии к другой.
Утром они останавливались, Крэйн хорошо это запомнил, потому что какие-то люди, спавшие на другом конце нальта, тяжело спрыгнули в проем, а потом он долго чувствовал резкий беспокойный запах дыма, жареной тангу и пыли. Кто-то разговаривал совсем рядом, за стеной, но слова распадались на бесполезные звуки, скручивались в жгуты и просачивались сквозь него. Он не вслушивался, он хотел умереть.
Но смерть не принимала его. Извиваясь в ее худых острых пальцах, он глотал новую порцию жизни, его мучительно рвало ею, потом следующую.
В какой-то краткий миг ему стало немного легче и он ощутил почти блаженство. Мутное мельтешение перед глазами исчезло, и он различил себя, скорчившегося в углу, худого и бледного. Кроме него в нальте было много прислоненных друг к другу мешков со снедью и кормом для хеггов, у проема валялся целый арсенал артаков, хищные загнутые пластины уродливо топорщились, как диковинные насекомые. По тому, что за их нальтом оставалась лишь пыльная степь с примятыми полозьями полосами, он понял, что находится в последней повозке.
Вместе с ним в ней ехали мужчина и женщина. Их имен Крэйн вспомнить не смог, но лица показались знакомыми. Мужчина был худ, вял и лыс, была какая-то непривычная заметная разница между его жирно поблескивающими небольшими глазами и тягучими медленными взглядами. Женщина была уже немолода, лицо ее было узким и усталым. Лишь подправленные брови свидетельствовали о том, что она еще следит за собой, но скорее всего делала она это по привычке. Короткие волосы, давно потерявшие юношескую черноту, спадали безвольными волнами по бокам, возле глаз проели кожу узкие сухие морщинки. На Крэйна оба смотрели равнодушно, как на стоящие возле стены мешки, ловя его взгляд, отворачивались. Крэйн и без них догадывался, что выглядит прескверно. Они не разговаривали, даже между собой, ограничиваясь редкими, брошенными в пустоту фразами. Женщина ушла в себя и лицо ее было безмятежно, как у человека, находящегося в полном одиночестве. Ее спутник, напротив, был немного возбужден и время от времени бросал на нее долгие взгляды. Крэйн слишком долго прожил в тор-склете, чтоб не смочь их понять. Он хотел было рассмеяться, но испугался, что треснут пересохшие деревянные губы.
А потом на него снова наползла знакомая, ставшая привычной боль, он встретил ее как старую подругу. И все время, пока ока терзала то, что осталось от его тела, опять провел в забытьи.
Второй раз он очнулся неожиданно, чувствуя подбородком что-то шершавое и горячее. С трудом открыв глаза, он увидел совсем близко женское лицо.
Темные глаза, с искрой внутри, но какие-то неживые смотрели на него устало.
— Ешь. — Она коснулась ложкой его губ, пахло женскими волосами и олмом. — Хеннар сказал, тебе надо поесть.
Он стиснул зубы и попытался отвернуться. Сейчас любой человек был для него отвратителен. Но она не сдавалась.
— Тайлеб выпьет из тебя кровь, если ты Эно и Урт напролет будешь валяться без еды.
Он опять отстранился. Демонстративно, желая показать, что не нуждается в ее помощи и участии.
— Ты должен... Ешь!
Крэйн закрыл глаза и попытался провалиться туда, где не было ни ее, ни скрипящего полозьями нальта.
— Да ешь же ты... — прошипела она, втискивая ложку в его окостеневший рот. Горячая похлебка с олмом обожгла глотку. — Думаешь, я буду сидеть с тобой весь Урт?.. Давай открывай пасть! Не такой уж ты и красавец, чтоб женщины кормили тебя с ложки!..
Он не помнил, чем это закончилось, но, очнувшись в следующий раз, с облегчением понял, что еще жив.
Эно опять заглядывало под навес, на ткани дрожали ярко-желтые пятна, казавшиеся множеством маленьких собравшихся воедино искр. Они опять двигались, но видимая из нальта картина совсем не походила на окраины Триса — бесконечная равнина, затянутая невысокой редкой травой, ни одного дерева. Крэйн слышал, что подобное можно увидеть на севере Себера, но все-таки после густых рощиц Алдиона и неровной степи Триса это смотрелось непривычно. Появлялось ощущение, что калькад затерян в безлюдном мире, лишенном и следа цивилизации. Лишь извивающиеся полосы, которые оставляли за собой полозья остальных нальтов, говорили о том, что где-то еще есть люди. И еще — сидящая у входа женщина. Все та же, которая пыталась его кормить, из-за жары она сняла свой глухой балахон и осталась в чем-то напоминающем короткий мужской талем и в мужских же штанах. Задравшаяся ткань приоткрывав сильные мускулистые икры и крепкие жилистые запястья, совсем не похожие на женские. Мало женского было и в ее манере держаться, даже голову она поворачивала четко и резко, словно постоянно бросала кому-то невидимому вызов.
Она поймала его взгляд, но ничего не сказала. Темные глаза насмешливо прищурились. Крзйн прочистил горло.
— Я... кх-м... Мне уже лучше.
— Вижу. Если хочешь есть — возле тебя стоят миска с олмом. Кроме олма у нас почти ничего не осталось, так что если хочешь жрать — давай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56