Мне придется закрыть дело, ставшее невыгодным, спасти все, что удастся, и возобновить деятельность корпорации в более благоприятное время. Единственное решение, которое я еще не принял, – когда приступить к этому. – Матахачи вернулся к своему месту за длинным столом и медленно опустился в кресло.
– Итак, что вы предлагаете? – спросил Трэвен. Матахачи развел руки, повернув их ладонями вверх.
– А почему я должен что-то предлагать? Трэвен позволил себе саркастически улыбнуться:
– Потому что вы – бизнесмен, деловые интересы которого страдают от создавшейся ситуации. – Он услышал вздох Хайяты, стоявшей рядом. Это должно было служить предостережением, но Трэвен не обратил внимания.
Лицо Матахачи напоминало улыбающуюся мертвую голову.
– Впредь до дальнейших распоряжений за вами останется кабинет в этом здании, и вы продолжите расследование, знакомясь с персоналом корпорации Нагамучи – в разрешенных пределах. В понедельник вы или сообщите мне имя убийцы, или покинете здание. Возможно, вам придется покинуть также и Департамент полиции.
– Выходит, у меня не осталось никакой возможности вести с вами дальнейшие переговоры? – спросил Трэвен.
– Никакой. Вы только что выслушали окончательное предложение корпорации Нагамучи. Примете вы это предложение или отклоните его – ваше дело.
– А если я не соглашусь?
– Если вы окажетесь предоставленным самому себе, если вас лишат преимуществ, связанных с пребыванием в стенах этого здания, если вы не сможете обнаружить убийцу – вы откажетесь от продолжения расследования?
– Нет.
– Потому что таков ваш кодекс чести, – одобрительно кивнул Матахачи. – Для вашей культуры это устаревшее понятие.
– Но не для меня.
– Интересно, – задумчиво произнес Матахачи, – подобное представление о своей чести помогает вам в жизни или является препятствием? Способствует оно укреплению мнения о себе как о благородном человеке или держит вас в плену?
– Одно не может существовать без другого. Матахачи засмеялся:
– Вы, по-видимому, человек с более сложными моральными принципами, чем я думал раньше, детектив. При иных обстоятельствах я с радостью принял бы ваш вызов. У вас более сильный характер, чем у большинства людей, с которыми мне довелось встречаться, и мне хотелось бы убедиться, в состоянии ли вы подкрепить свою решимость делами. Мне, однако, приходится управлять огромной корпорацией, и я пренебрег бы своими обязанностями, если бы позволил эмоциям возобладать над чувством долга, наблюдая за тем, насколько далеко вы сумеете продвинуться, действуя в одиночку. Вот почему я поставил такое условие: если по прошествии понедельника вы все еще не найдете убийцу и не откажетесь от ошибочного представления, что корпорация Нагамучи каким-то образом связана с этими преступлениями, вас уволят из Департамента полиции.
Трэвен сдержал свои чувства.
– Не думаю, что вы сможете и дальше наносить ущерб нашей корпорации, если не будете, как сотрудник Департамента полиции, пользоваться его поддержкой. Вы станете всего лишь рядовым гражданином, неспособным подняться над толпой. Наши психологи считают, что американский полицейский придает слишком большое значение своему револьверу и служебному значку. Вы никогда не задумывались над тем, как будете чувствовать себя, когда у вас отнимут и то и другое?
– Нет.
– Тогда подумайте об этом, потому что такое неизбежно случится, если вы не проявите здравого смысла.
– Но почему вы установили крайний срок в понедельник? – спросил Трэвен.
– Деловые соображения, – объяснил Матахачи. – В ближайшее время средства массовой информации будут увлечены описанием событий, происшедших во время вчерашней уличной демонстрации. К субботе сенсация исчерпает себя и к ней утратят интерес – если, разумеется, еще раньше не появится что-то новое. В понедельник читатели и зрители захотят познакомиться со свежими новостями и узнать о новой очередной несправедливости, против которой им можно будет восстать. Если вы захотите упрямо настаивать на своем и продолжите нелогичное поведение, мы сделаем так, что на некоторое время вы сами превратитесь в объект их праведного гнева. Я предоставляю вам несколько дней исходя из чувства справедливости, даю возможность удовлетворить чувство долга, мотивирующего ваши поступки. Кто знает, может быть, за это время вы и сами поймете, что в этих стенах не скрывается преступник.
– Может быть.
Матахачи перевел взгляд на Хайяту.
– Вы возглавите связь с общественностью по всем вопросам, касающимся расследования. Занимайтесь только этим и ничем другим. Вечером в понедельник мы встретимся снова. Если возникнут какие-нибудь проблемы и вы придете к выводу, что нужно проконсультироваться со мной, немедленно обращайтесь ко мне.
– Хай, Матахачи-сан, – вежливо поклонилась Хайята.
– Вы оба можете идти. – Матахачи нажал на кнопку, и выдвинувшиеся панели образовали кабины, отделившие руководителей корпорации от окружающего мира.
Трэвен вышел из комнаты молча. Он решил, что это будет самым правильным.
– Ну, как все прошло? – спросил Хайэм. Трэвен сел за свой письменный стол и попробовал
разобраться в охвативших его эмоциях. Он вкратце рассказал партнеру о беседе с руководителями Нагамучи, не отводя взгляда от экрана, по которому бежали строчки с информацией.
– У тебя не создалось впечатления, что от нас хотят избавиться? – спросил Хайэм, когда Трэвен закончил рассказ.
– От нас хотели избавиться с самого начала, – согласился Трэвен, – но только теперь нам сообщили, когда это произойдет.
Было очевидно, что Хайэм чувствует себя неловко. Он откинулся на спинку кресла и почесал макушку.
– Пойми меня правильно, – произнес он мрачным голосом, – но если у нас не будет конкретных результатов к понедельнику, я отказываюсь от дальнейшего расследования. – Детектив поспешно продолжил, прежде чем Трэвен успел заговорить: – Работа, которой я занимаюсь, не кажется такой уж привлекательной, но это все, что у меня осталось. Моя вторая жена развелась со мной двенадцать лет назад, сказав, что работа поглощает меня всего и у меня нет времени на семью. Даже тогда я не сумел уйти из полиции. Ты понимаешь, что я имею в виду?
В сознании Трэвена пронеслись мысли о Шерил.
– Да, понимаю.
– Просто хочу, чтобы ты знал, что случится, если нас постигнет неудача, – заметил Хайэм. – Считаю нечестным ждать до последнего момента и только тогда сказать тебе, как я собираюсь поступить.
Трэвен посмотрел на партнера:
– Я благодарен тебе за это.
– Кроме того, мне хочется, чтобы ты знал: я не выпил ни капли спиртного после того, как мы увидели труп Эстеван. – Хайэм покраснел. – Таким образом, можешь рассчитывать на мою помощь двадцать четыре часа в сутки. – Он смущенно засмеялся. – Может быть, мне вообще удастся отвыкнуть от бутылки.
Трэвен улыбнулся. Он почувствовал, что его покидает депрессия, овладевшая им в пентхаусе директоров Нагамучи.
– Рад твоему возвращению, Ллойд.
– Даю слово, что не притронусь к виски до понедельника, – сказал детектив из отдела по расследованию убийств. – А после понедельника – посмотрим, как будут развиваться события.
– Если я смогу чем-нибудь помочь, скажи.
– Ты будешь первым человеком, к которому я обращусь, – кивнул Хайэм и взял блокнот из груды бумаг, лежавших на столе. – Вот тут я записал. Тебе звонил отец. Он хочет встретиться с тобой и вместе пообедать.
– Где?
– В кафетерии корпорации, на первом этаже. Вот только не понимаю, как он собирается войти в здание?
– Он работает в Нагамучи, – рассеянно ответил Трэвен.
Слова повисли в воздухе. Молчание Хайэма сделало их еще более зловещими.
***
Крейг Трэвен протянул кассиру кредитную карточку корпорации, расплачиваясь за обед. Трэвен заплатил наличными.
– Неужели тебе не дали кредитную карточку? – удивился отец и снова протянул кассиру оранжевый прямоугольник. – Позволь заплатить за тебя.
– Нет. – По-видимому, голос Трэвена прозвучал резче, чем ему хотелось. Кассир и отец замерли, ошеломленные. – У меня есть деньги. Я уже давно привык платить за себя сам.
Крейг Трэвен кивнул и убрал кредитную карточку.
– Тебе компенсируют расходы?
– Да. – Трэвен передал кассиру иены, получил сдачу. Легче солгать и дать объяснение, понятное отцу, чем пускаться в разговоры о том, как ему неприятно брать деньги у Нагамучи.
Кафетерий корпорации работал по принципу самообслуживания – обедающие проходили по центру огромного зала и выбирали блюда, которые ставили на подносы. Зал был наполнен шумом разговоров и звоном посуды. Служащие носили одинаковые костюмы с надетыми поверх белыми халатами. Среди них выделялись лишь трое охранников в черном, сидевшие в углу зала.
Крейг Трэвен выбрал стол у стены, украшенной мозаикой, изображающей бенгальского тигра, сел, развернул полотняную салфетку, в которую был завернут столовый прибор, и положил салфетку на колени.
– Как дела у Дэнни? – спросил он.
– С ним все в порядке, – ответил Трэвен. Он отпил глоток чая, решив предоставить отцу инициативу в разговоре. Повара и официантки, одетые в белое, постоянно вытирали столы и стойки, поддерживая идеальную чистоту. Служащие, закончив обедать, клали столовые приборы на тарелки, облегчая этим работу официанток. Даже кафетерий отвечал высоким стандартам корпорации Нагамучи.
– Не доставляет тебе хлопот?
– Нет.
Крейг Трэвен перемешивал рис у себя на тарелке, словно думая о чем-то другом, а не о еде.
Трэвен упрямо ограничивался односложными ответами, разрезая свинину на маленькие кусочки.
– Дэнни – хороший мальчик.
– Ты знаешь это из личного опыта? – Трэвен с трудом удержался от резкости.
Крейг Трэвен тяжело вздохнул:
– Он не жаловался на то, что я редко навещал его?
– Нет. Не помню, чтобы он вообще на что-то жаловался. – Трэвен подцепил вилкой кусок свинины, прожевал его и с удивлением обнаружил, что мясо отлично приготовлено. – Вот только я заметил, что с того дня, когда ты привез его ко мне, он не видел тебя.
– Ты ведь знаешь, как я занят. Дела, дела, дела – с утра до вечера. Да и эта демонстрация Ку-Клукс-Клана не принесла ничего приятного.
– Не сомневаюсь, что убитые во время нее тоже не испытывали особенно приятных ощущений.
Крейг Трэвен положил нож и вилку по обеим сторонам тарелки.
– Я думал, что во время обеда мы не станем об-суждать полицейские проблемы.
– А зачем ты вообще пригласил меня пообедать? – спросил Трэвен. – Насколько я помню, последний раз мы ели с тобой за одним столом, когда мне было двенадцать лет.
– Совершенно верно, во время твоего дня рождения, – кивнул Крейг Трэвен. – Я хорошо помню. Как жаль, что жизнь стала такой сложной.
– Жизнь сейчас ничуть не сложнее той, что была раньше.
– Ты ошибаешься. – Крейг Трэвен откинулся на спинку кресла. – Шода Матахачи ничуть не шутит, когда утверждает, что собирается возложить на тебя всю ответственность, если возникнут осложнения из-за того, что ты суешь свой нос куда не следует.
– Что ты хочешь этим сказать?
На лице Крейга Трэвена появилось жесткое выражение.
– Корпорация Нагамучи – крупное деловое предприятие. Ты не имеешь права рассчитывать на то, что останешься безнаказанным, вмешавшись в дела корпорации такого уровня. Для меня всегда оставались загадкой твои игры в казаков-разбойников, твои фантазии о торжестве справедливости. Белое и черное. Хорошее и плохое. Добро и зло. Каким образом ты собираешься добиться успеха в жизни на основании подобных концепций? Не перебивай, дай мне кончить. Мне известно, какое жалованье ты получаешь в полиции. Уже завтра, работая у меня, ты сможешь получать в три раза больше, А страховка, отпуск, пособия и льготы у меня намного лучше.
Голос Трэвена звучал холодно и резко:
– То, чем я занимаюсь, – не игра и не фантазия. Ты, наверное, не видел, что сделал этот маньяк с женщинами, которых он убил.
– Я не имею к этому никакого отношения.
– Тогда не пытайся давать мне советы.
– Проклятье! – Крейг Трэвен с такой силой ударил ладонью по столу, что тарелки и столовые приборы подпрыгнули, а шум и разговоры вокруг на мгновение стихли.
Трэвен не отвел взгляда от глаз своего отца.
– Если ты не покончишь с этой глупостью, Матахачи уничтожит тебя, – прошипел Крейг Трэвен сквозь стиснутые зубы. – Он добьется, чтобы тебя выгнали из полиции и объявили твое проживание в этом городе нежелательным.
– Сначала ему придется доказать свою правоту. – Трэвен отодвинул тарелку и встал.
– Ты что, не собираешься закончить обед?
– Я проглотил уже достаточно, – бросил Трэвен, направляясь к выходу.
– Микки.
Трэвен остановился и посмотрел назад. Отец не шевельнулся, но теперь его глаза смотрели вниз, на стол.
– Матахачи наймет лучшего специалиста, который очернит тебя в средствах массовой информации.
– Для этой цели ему действительно потребуется самый лучший, – саркастически заметил Трэвен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Итак, что вы предлагаете? – спросил Трэвен. Матахачи развел руки, повернув их ладонями вверх.
– А почему я должен что-то предлагать? Трэвен позволил себе саркастически улыбнуться:
– Потому что вы – бизнесмен, деловые интересы которого страдают от создавшейся ситуации. – Он услышал вздох Хайяты, стоявшей рядом. Это должно было служить предостережением, но Трэвен не обратил внимания.
Лицо Матахачи напоминало улыбающуюся мертвую голову.
– Впредь до дальнейших распоряжений за вами останется кабинет в этом здании, и вы продолжите расследование, знакомясь с персоналом корпорации Нагамучи – в разрешенных пределах. В понедельник вы или сообщите мне имя убийцы, или покинете здание. Возможно, вам придется покинуть также и Департамент полиции.
– Выходит, у меня не осталось никакой возможности вести с вами дальнейшие переговоры? – спросил Трэвен.
– Никакой. Вы только что выслушали окончательное предложение корпорации Нагамучи. Примете вы это предложение или отклоните его – ваше дело.
– А если я не соглашусь?
– Если вы окажетесь предоставленным самому себе, если вас лишат преимуществ, связанных с пребыванием в стенах этого здания, если вы не сможете обнаружить убийцу – вы откажетесь от продолжения расследования?
– Нет.
– Потому что таков ваш кодекс чести, – одобрительно кивнул Матахачи. – Для вашей культуры это устаревшее понятие.
– Но не для меня.
– Интересно, – задумчиво произнес Матахачи, – подобное представление о своей чести помогает вам в жизни или является препятствием? Способствует оно укреплению мнения о себе как о благородном человеке или держит вас в плену?
– Одно не может существовать без другого. Матахачи засмеялся:
– Вы, по-видимому, человек с более сложными моральными принципами, чем я думал раньше, детектив. При иных обстоятельствах я с радостью принял бы ваш вызов. У вас более сильный характер, чем у большинства людей, с которыми мне довелось встречаться, и мне хотелось бы убедиться, в состоянии ли вы подкрепить свою решимость делами. Мне, однако, приходится управлять огромной корпорацией, и я пренебрег бы своими обязанностями, если бы позволил эмоциям возобладать над чувством долга, наблюдая за тем, насколько далеко вы сумеете продвинуться, действуя в одиночку. Вот почему я поставил такое условие: если по прошествии понедельника вы все еще не найдете убийцу и не откажетесь от ошибочного представления, что корпорация Нагамучи каким-то образом связана с этими преступлениями, вас уволят из Департамента полиции.
Трэвен сдержал свои чувства.
– Не думаю, что вы сможете и дальше наносить ущерб нашей корпорации, если не будете, как сотрудник Департамента полиции, пользоваться его поддержкой. Вы станете всего лишь рядовым гражданином, неспособным подняться над толпой. Наши психологи считают, что американский полицейский придает слишком большое значение своему револьверу и служебному значку. Вы никогда не задумывались над тем, как будете чувствовать себя, когда у вас отнимут и то и другое?
– Нет.
– Тогда подумайте об этом, потому что такое неизбежно случится, если вы не проявите здравого смысла.
– Но почему вы установили крайний срок в понедельник? – спросил Трэвен.
– Деловые соображения, – объяснил Матахачи. – В ближайшее время средства массовой информации будут увлечены описанием событий, происшедших во время вчерашней уличной демонстрации. К субботе сенсация исчерпает себя и к ней утратят интерес – если, разумеется, еще раньше не появится что-то новое. В понедельник читатели и зрители захотят познакомиться со свежими новостями и узнать о новой очередной несправедливости, против которой им можно будет восстать. Если вы захотите упрямо настаивать на своем и продолжите нелогичное поведение, мы сделаем так, что на некоторое время вы сами превратитесь в объект их праведного гнева. Я предоставляю вам несколько дней исходя из чувства справедливости, даю возможность удовлетворить чувство долга, мотивирующего ваши поступки. Кто знает, может быть, за это время вы и сами поймете, что в этих стенах не скрывается преступник.
– Может быть.
Матахачи перевел взгляд на Хайяту.
– Вы возглавите связь с общественностью по всем вопросам, касающимся расследования. Занимайтесь только этим и ничем другим. Вечером в понедельник мы встретимся снова. Если возникнут какие-нибудь проблемы и вы придете к выводу, что нужно проконсультироваться со мной, немедленно обращайтесь ко мне.
– Хай, Матахачи-сан, – вежливо поклонилась Хайята.
– Вы оба можете идти. – Матахачи нажал на кнопку, и выдвинувшиеся панели образовали кабины, отделившие руководителей корпорации от окружающего мира.
Трэвен вышел из комнаты молча. Он решил, что это будет самым правильным.
– Ну, как все прошло? – спросил Хайэм. Трэвен сел за свой письменный стол и попробовал
разобраться в охвативших его эмоциях. Он вкратце рассказал партнеру о беседе с руководителями Нагамучи, не отводя взгляда от экрана, по которому бежали строчки с информацией.
– У тебя не создалось впечатления, что от нас хотят избавиться? – спросил Хайэм, когда Трэвен закончил рассказ.
– От нас хотели избавиться с самого начала, – согласился Трэвен, – но только теперь нам сообщили, когда это произойдет.
Было очевидно, что Хайэм чувствует себя неловко. Он откинулся на спинку кресла и почесал макушку.
– Пойми меня правильно, – произнес он мрачным голосом, – но если у нас не будет конкретных результатов к понедельнику, я отказываюсь от дальнейшего расследования. – Детектив поспешно продолжил, прежде чем Трэвен успел заговорить: – Работа, которой я занимаюсь, не кажется такой уж привлекательной, но это все, что у меня осталось. Моя вторая жена развелась со мной двенадцать лет назад, сказав, что работа поглощает меня всего и у меня нет времени на семью. Даже тогда я не сумел уйти из полиции. Ты понимаешь, что я имею в виду?
В сознании Трэвена пронеслись мысли о Шерил.
– Да, понимаю.
– Просто хочу, чтобы ты знал, что случится, если нас постигнет неудача, – заметил Хайэм. – Считаю нечестным ждать до последнего момента и только тогда сказать тебе, как я собираюсь поступить.
Трэвен посмотрел на партнера:
– Я благодарен тебе за это.
– Кроме того, мне хочется, чтобы ты знал: я не выпил ни капли спиртного после того, как мы увидели труп Эстеван. – Хайэм покраснел. – Таким образом, можешь рассчитывать на мою помощь двадцать четыре часа в сутки. – Он смущенно засмеялся. – Может быть, мне вообще удастся отвыкнуть от бутылки.
Трэвен улыбнулся. Он почувствовал, что его покидает депрессия, овладевшая им в пентхаусе директоров Нагамучи.
– Рад твоему возвращению, Ллойд.
– Даю слово, что не притронусь к виски до понедельника, – сказал детектив из отдела по расследованию убийств. – А после понедельника – посмотрим, как будут развиваться события.
– Если я смогу чем-нибудь помочь, скажи.
– Ты будешь первым человеком, к которому я обращусь, – кивнул Хайэм и взял блокнот из груды бумаг, лежавших на столе. – Вот тут я записал. Тебе звонил отец. Он хочет встретиться с тобой и вместе пообедать.
– Где?
– В кафетерии корпорации, на первом этаже. Вот только не понимаю, как он собирается войти в здание?
– Он работает в Нагамучи, – рассеянно ответил Трэвен.
Слова повисли в воздухе. Молчание Хайэма сделало их еще более зловещими.
***
Крейг Трэвен протянул кассиру кредитную карточку корпорации, расплачиваясь за обед. Трэвен заплатил наличными.
– Неужели тебе не дали кредитную карточку? – удивился отец и снова протянул кассиру оранжевый прямоугольник. – Позволь заплатить за тебя.
– Нет. – По-видимому, голос Трэвена прозвучал резче, чем ему хотелось. Кассир и отец замерли, ошеломленные. – У меня есть деньги. Я уже давно привык платить за себя сам.
Крейг Трэвен кивнул и убрал кредитную карточку.
– Тебе компенсируют расходы?
– Да. – Трэвен передал кассиру иены, получил сдачу. Легче солгать и дать объяснение, понятное отцу, чем пускаться в разговоры о том, как ему неприятно брать деньги у Нагамучи.
Кафетерий корпорации работал по принципу самообслуживания – обедающие проходили по центру огромного зала и выбирали блюда, которые ставили на подносы. Зал был наполнен шумом разговоров и звоном посуды. Служащие носили одинаковые костюмы с надетыми поверх белыми халатами. Среди них выделялись лишь трое охранников в черном, сидевшие в углу зала.
Крейг Трэвен выбрал стол у стены, украшенной мозаикой, изображающей бенгальского тигра, сел, развернул полотняную салфетку, в которую был завернут столовый прибор, и положил салфетку на колени.
– Как дела у Дэнни? – спросил он.
– С ним все в порядке, – ответил Трэвен. Он отпил глоток чая, решив предоставить отцу инициативу в разговоре. Повара и официантки, одетые в белое, постоянно вытирали столы и стойки, поддерживая идеальную чистоту. Служащие, закончив обедать, клали столовые приборы на тарелки, облегчая этим работу официанток. Даже кафетерий отвечал высоким стандартам корпорации Нагамучи.
– Не доставляет тебе хлопот?
– Нет.
Крейг Трэвен перемешивал рис у себя на тарелке, словно думая о чем-то другом, а не о еде.
Трэвен упрямо ограничивался односложными ответами, разрезая свинину на маленькие кусочки.
– Дэнни – хороший мальчик.
– Ты знаешь это из личного опыта? – Трэвен с трудом удержался от резкости.
Крейг Трэвен тяжело вздохнул:
– Он не жаловался на то, что я редко навещал его?
– Нет. Не помню, чтобы он вообще на что-то жаловался. – Трэвен подцепил вилкой кусок свинины, прожевал его и с удивлением обнаружил, что мясо отлично приготовлено. – Вот только я заметил, что с того дня, когда ты привез его ко мне, он не видел тебя.
– Ты ведь знаешь, как я занят. Дела, дела, дела – с утра до вечера. Да и эта демонстрация Ку-Клукс-Клана не принесла ничего приятного.
– Не сомневаюсь, что убитые во время нее тоже не испытывали особенно приятных ощущений.
Крейг Трэвен положил нож и вилку по обеим сторонам тарелки.
– Я думал, что во время обеда мы не станем об-суждать полицейские проблемы.
– А зачем ты вообще пригласил меня пообедать? – спросил Трэвен. – Насколько я помню, последний раз мы ели с тобой за одним столом, когда мне было двенадцать лет.
– Совершенно верно, во время твоего дня рождения, – кивнул Крейг Трэвен. – Я хорошо помню. Как жаль, что жизнь стала такой сложной.
– Жизнь сейчас ничуть не сложнее той, что была раньше.
– Ты ошибаешься. – Крейг Трэвен откинулся на спинку кресла. – Шода Матахачи ничуть не шутит, когда утверждает, что собирается возложить на тебя всю ответственность, если возникнут осложнения из-за того, что ты суешь свой нос куда не следует.
– Что ты хочешь этим сказать?
На лице Крейга Трэвена появилось жесткое выражение.
– Корпорация Нагамучи – крупное деловое предприятие. Ты не имеешь права рассчитывать на то, что останешься безнаказанным, вмешавшись в дела корпорации такого уровня. Для меня всегда оставались загадкой твои игры в казаков-разбойников, твои фантазии о торжестве справедливости. Белое и черное. Хорошее и плохое. Добро и зло. Каким образом ты собираешься добиться успеха в жизни на основании подобных концепций? Не перебивай, дай мне кончить. Мне известно, какое жалованье ты получаешь в полиции. Уже завтра, работая у меня, ты сможешь получать в три раза больше, А страховка, отпуск, пособия и льготы у меня намного лучше.
Голос Трэвена звучал холодно и резко:
– То, чем я занимаюсь, – не игра и не фантазия. Ты, наверное, не видел, что сделал этот маньяк с женщинами, которых он убил.
– Я не имею к этому никакого отношения.
– Тогда не пытайся давать мне советы.
– Проклятье! – Крейг Трэвен с такой силой ударил ладонью по столу, что тарелки и столовые приборы подпрыгнули, а шум и разговоры вокруг на мгновение стихли.
Трэвен не отвел взгляда от глаз своего отца.
– Если ты не покончишь с этой глупостью, Матахачи уничтожит тебя, – прошипел Крейг Трэвен сквозь стиснутые зубы. – Он добьется, чтобы тебя выгнали из полиции и объявили твое проживание в этом городе нежелательным.
– Сначала ему придется доказать свою правоту. – Трэвен отодвинул тарелку и встал.
– Ты что, не собираешься закончить обед?
– Я проглотил уже достаточно, – бросил Трэвен, направляясь к выходу.
– Микки.
Трэвен остановился и посмотрел назад. Отец не шевельнулся, но теперь его глаза смотрели вниз, на стол.
– Матахачи наймет лучшего специалиста, который очернит тебя в средствах массовой информации.
– Для этой цели ему действительно потребуется самый лучший, – саркастически заметил Трэвен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54