– Впрочем, я не любитель телевидения.
– Ты абсолютно прав – об этом убийстве говорят по каждому телевизионному каналу. Оно вполне заслуженно привлекло внимание средств массовой информации. Ты знаешь, сколько телезрителей в Америке перестали чувствовать себя в безопасности в своих домах после убийства этой женщины?
Трэвен сдержал охвативший его гнев.
– Нами Шикары.
– Что? – озадаченно переспросил Бенедикт.
– Так зовут убитую женщину. У нее есть имя. И родители.
Бенедикт достал из кармана микрорекордер.
– Она местная? Можно написать великолепную душещипательную статью.
– Нет.
– Я так и думал. Иначе кто-нибудь обязательно докопался бы до этого.
Официантка принесла чашку кофе Трэвену и коньяк для Бенедикта.
Детектив отпил глоток и обнаружил, что кофе слишком горячий. Он отодвинул чашку в сторону.
– Так где же сигнальный экземпляр, который ты мне обещал? – спросил репортер.
– Терпение.
– Это не относится к числу добродетелей в деле получения новостей. Кому-нибудь еще удалось разнюхать про твой эксклюзивный материал?
– Нет.
– Даже твоим начальникам? Трэвен отрицательно покачал головой. Бенедикт наклонился вперед и прошептал:
– Ты скрываешь добытую информацию от собственного департамента?
– Не совсем так. Просто я копнул несколько глубже, чем от меня требовалось. Меня предупредили, чтобы я не залезал слишком глубоко.
– Значит, тебе известно имя убийцы?
– Нет.
– Тогда скажи мне, чем мы здесь занимаемся, черт побери?! – раздраженно воскликнул репортер.
Трэвен усмехнулся, глядя на журналистское рвение Бенедикта, испытывая облегчение, освободившись от сомнений и приняв окончательное решение. В некотором смысле оно казалось предательством по отношению к его собственному департаменту, ведь он знал, как средства массовой информации подадут все, рассказанное им. Более того, он и рассчитывал на нескрываемую вражду между прессой и государственной бюрократией, надеясь с ее помощью достичь желаемых результатов. Проблема заключалась в том, что он не видел иного пути достижения своей цели – успешного проведения расследования. А это было для него самым важным, потому что, если он не сможет успешно завершить начатую работу, пострадают невинные люди от рук тех, кого он преследовал.
У стола остановилась официантка.
– У меня нет времени на обед, – запротестовал Бенедикт.
Трэвен заказал два бифштекса, печеный картофель и салат. Когда официантка ушла, он предложил:
– Если ты придешь к выводу, что рассказанное мной не представляет интереса, расплачиваюсь за обед я. А если представляет – ты.
– Согласен, – кивнул репортер. – В таком случае я отнесу плату за обед на счет своего агентства новостей. Рассказывай.
– Что тебе известно о расследовании? – Трэвен отпил кофе и обнаружил, что он уже остыл.
Бенедикт принялся загибать пальцы.
– Я знаю, что женщину убил человек, воспользовавшийся неизвестной технологией, позволяющей закоротить компьютер, основанный на использовании искусственного интеллекта и считающийся застрахованным от этого. Я знаю, что корпорации, занимающиеся разработкой, производством и сбытом пакетов безопасности, основанных на искусственном интеллекте AI, сваливают вину друг на друга. Я знаю, что многие придерживаются той точки зрения, что в распоряжении правительства имеются секретные пароли, позволяющие государственным служащим беспрепятственно входить в частные дома и выходить из них без ведома владельцев. Я знаю, что убитая женщина была гейшей и работала у Таиры Йоримасы, большой шишки в корпорации Нагамучи.
– Он – вице-президент и возглавляет службу безопасности.
Бенедикт пожал плечами:
– Значит, убийство имеет какое-то отношение к службе безопасности. Чем это нам поможет?
– Меня строго предупредили, чтобы я не впутывал в расследование корпорацию Нагамучи.
– А кто захочет вмешиваться в дела Нагамучи? – усмехнулся Бенедикт.
– Мне мешают заниматься расследованием.
– Ну и что? Ты боишься?
Раздражение вспыхнуло внутри Трэвена, потому что он задавал себе тот же самый вопрос. Многие придут к такому же, на первый взгляд убедительному, заключению.
– Нет, дело не в этом. Мне мешают добраться до подлинных причин преступления и найти человека, убившего Нами Шикару.
– Ты считаешь, что им может отказаться Йоримаса?
– Я не знаю, но хочу, чтобы мне предоставили возможность выяснить это.
Бенедикт забарабанил пальцами по столу.
– Думаю, на основании твоего рассказа можно написать трогательный очерк. Придется, правда, сделать его более убедительным. Герой-полицейский мстит за смерть убитой девушки, что-то вроде этого. Интересно, но больше напоминает мелодраму. Однако даже в лучшем случае такая история, вызвав мимолетный интерес, тихо умрет, не оставив после себя никаких последствий.
Официантка принесла заказанные блюда, умелыми движениями расставила их на столе и удалилась.
Трэвен взял нож и вилку и принялся за бифштекс.
– Где твой партнер? – спросил Бенедикт. – Слышал, что ты работаешь теперь вместе с Ллойдом Хайэмом.
– Он занимается зданием, в котором убили Шикару. Делать там нечего, просто готовит документацию.
– Ты полагаешь, он ничего не обнаружит?
– Кто-нибудь из репортеров сумел там что-нибудь отыскать?
– Нет.
– А ведь у вас больше возможностей, да и людей тоже. Для нашего отдела это еще одно грязное нераскрытое убийство, которое отправят в архив вместе с остальными.
– Однако использование неизвестной технологии…
– …никак не связано с убийством. Для средств массовой информации смерть Нами Шикары была всего лишь очередной сенсацией.
– Мы должны сообщать читателям все новости, – начал оправдываться Бенедикт.
– Убийство молодой женщины превратили в цирк. Репортер на мгновение замолчал.
– Тебе не слишком нравится пресса, не так ли?
– Не нравится.
– Тогда почему ты решил встретиться со мной? Трэвен улыбнулся:
– Потому что тебе я доверяю. Потому что мне больше не к кому обратиться. И еще потому, что, несмотря на все недостатки, средства массовой информации могут иногда сделать невозможное возможным.
Бенедикт небрежно взмахнул вилкой с нанизанным на нее салатом-латуком.
– Перед вами, уважаемые читатели, некая тайна, дополненная определенными философскими высказываниями.
– Что бы ты сказал, если бы тебе стало известно, – спросил Трэвен, – что в прошлом Йоримаса прибегал к насилию по отношению к гейшам и никто не пожелал сообщить об этом?
– Вот как? – Бенедикт положил вилку и включил диктофон.
Трэвен протянул руку и выключил его.
– То, что я говорю тебе, не для печати. В противном случае ты не услышишь от меня ни единого слова.
– Проклятье! Значит, тебе все-таки стало что-то известно, правда? Мне начало казаться, что ты водишь меня за нос.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я бы сказал, что кто-то пытается спустить дело на тормозах.
– Предлагаю тебе такие условия: я передаю тебе эту информацию, но ты не вправе разглашать, где ее получил. – Трэвен достал из внутреннего кармана плаща листы бумаги, переданные ему Зензо утром. Листы были сложены пополам и стянуты резинкой.
– Можешь не сомневаться, я знаю, как защищать свои источники, – заверил Бенедикт, беря бумаги. Он положил их на колени и начал читать, напоминая Трэвену маленького мальчика, разглядывающего под столом что-то запрещенное.
Подошла официантка, улыбнулась и оставила на столе счет.
– Черт побери! – воскликнул Бенедикт. – Сенсационные материалы, по-настоящему сенсационные. Крупная корпорация пытается скрыть преступление и мешает осуществлению правосудия. Вот такая информация и сделала Куириту легендой в мире новостей. Ты вполне мог обратиться к ней с этими материалами. – Он сжал бумаги, словно опасаясь, что Трэвен их отберет.
– Я не знаю Куириту, – произнес Трэвен, поглощая картофель, – зато знаю тебя.
– Откровенно говоря, – сказал Бенедикт, – работать со мной безопаснее, чем с Куиритой. Стоит ей почувствовать запах сенсации, и тогда ее не остановить. Ее не волнует, что кто-то может пострадать. Она предаст тебя не задумываясь, если придет к выводу, что таким образом привлечет больше внимания к своему материалу.
Трэвен не считал, что это правда. Куирита была нештатной журналисткой и бралась только за те темы, которые казались ей интересными. Она зарабатывала так много, что могла позволить себе вести роскошную жизнь. Куирита была хозяйкой своего слова и всегда стремилась говорить правду. Однако он промолчал. Работа в средствах массовой информации была не менее напряженной, чем служба в полиции, и первыми приносились в жертву доверие и невиновность.
– Чего ты хочешь добиться, передавая мне этот материал? – спросил Бенедикт.
– Я просто хочу, чтобы мне не мешали вести расследование. В конце концов, я все еще коп, преследующий убийцу.
– Преодолевая неслыханные трудности, – усмехнулся Бенедикт. – История по-прежнему душещипательная, но мы напечатаем ее на первой странице. Она звучит весьма многообещающе.
Трэвен улыбнулся, взял со стола счет и сунул его в карман рубашки репортера.
– Я тоже так считаю.
Телефон сотовой связи зазвонил в «Чероки» Трэвена, когда тот выезжал с автомобильной стоянки ресторана. Детектив схватил трубку, полагая, что его ищет Хайэм.
– Трэвен слушает.
– Подождите, – ответил грубый мужской голос.
И тут же послышался другой голос, принадлежащий Донни Куортерсу.
– Нам нужно встретиться, чтобы обсудить кое-какие проблемы, – сразу приступил к делу Куортерс. – Место можешь выбрать сам.
Трэвен свернул в правый ряд, пропуская автомобиль, ехавший сзади.
– Зачем?
– Думаю, это в обоюдных интересах. Нет смысла мешать друг другу, если мы сумеем установить дружеские отношения.
– Я не стремлюсь устанавливать с тобой какие-либо отношения, – ответил Трэвен, – дружеские или любые другие.
Куортерс глубоко вздохнул. Наступило молчание, затем он сказал:
– Что ты потеряешь в случае нашей встречи? Трэвен подумал, что ответ на этот вопрос очевиден.
– Послушай, ведь ты сам выберешь место и время. Я приеду. Гарантирую полную безопасность.
– Это что-то новое.
Снова молчание. Трэвен задумался. Тот Донни Куортерс, которого он знал раньше, взорвался бы, услышав насмешку. Любопытство продолжало расти.
– Я все еще предлагаю встретиться, – послышался терпеливый голос Куортерса. Это озадачило Трэвена еще больше.
– Хорошо, в «Табаско». Восемь часов. Связь прервалась.
Трэвен положил трубку и выехал на улицу, думая о том, что он, наверное, пожалеет о принятом решении.
28
Подключившись к системе искусственного интеллекта домашнего компьютера, Эрл Брэндстеттер узнал, что жертва находится у себя в квартире. Его сердце возбужденно билось в ледяном холоде киберпространства. Теперь он хорошо видел различия между искусственной компьютерной жизнью и жизнью материальной и по-прежнему сохранял способность существовать в обоих мирах.
Он вошел в дом через служебный вход и бесшумно пошел по коридору. Брэндстеттер был одет во все черное и казался почти невидимым в тусклом свете слабых лампочек. Управляющий зданием знал, что система искусственного интеллекта подаст сигнал тревоги, если перегорит хотя бы одна из них, однако маломощные лампы потребляют меньше электроэнергии, обходятся дешевле и все равно убеждают систему безопасности, основанную на использовании искусственного интеллекта, будто все функционирует как надо.
Дверь квартиры открылась, и он вошел в нее в тот самый момент, когда на этаже остановился лифт и звуки громких пьяных голосов наполнили коридор.
Остановившись в прихожей, Брэндстеттер достал из кармана маску и начал натягивать ее на лицо, глубоко вдохнув запахи квартиры. Все здесь было знакомо, будило воспоминания о прошлом, о том, чего он страстно желал, но так и не сумел добиться.
В течение многих лет Камилла Эстеван была предметом его страстного влечения, мечты о ней преследовали его даже во сне. Вообще-то она не была очень уж привлекательной. Женщины, появляющиеся на видеостенке, были намного красивее. Но пока он жил в одном с ней здании, она казалась ему такой доступной.
Он даже прощал ей мужчин, которых Камилла постоянно приводила к себе, прощал, что она растрачивает в их объятиях страсть. Он знал наизусть ее распорядок дня.
Если бы не их последняя встреча, во время которой она причинила ему такую боль, Брэндстеттер, конечно, простил бы ей все. Возможно, если бы матери не потребовалась Камилла, он даже позволил бы ей прожить чуть дольше.
Насладившись знакомым запахом душистого мыла, пропитавшим ковер в гостиной, Брэндстеттер надел маску на лицо, включился в программу искусственного интеллекта и задействовал систему видеозаписи. Изображение на видеостенке исчезло в середине какой-то вечерней мыльной оперы, расплылось, и затем он увидел себя, стоящего у закрытой двери квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Ты абсолютно прав – об этом убийстве говорят по каждому телевизионному каналу. Оно вполне заслуженно привлекло внимание средств массовой информации. Ты знаешь, сколько телезрителей в Америке перестали чувствовать себя в безопасности в своих домах после убийства этой женщины?
Трэвен сдержал охвативший его гнев.
– Нами Шикары.
– Что? – озадаченно переспросил Бенедикт.
– Так зовут убитую женщину. У нее есть имя. И родители.
Бенедикт достал из кармана микрорекордер.
– Она местная? Можно написать великолепную душещипательную статью.
– Нет.
– Я так и думал. Иначе кто-нибудь обязательно докопался бы до этого.
Официантка принесла чашку кофе Трэвену и коньяк для Бенедикта.
Детектив отпил глоток и обнаружил, что кофе слишком горячий. Он отодвинул чашку в сторону.
– Так где же сигнальный экземпляр, который ты мне обещал? – спросил репортер.
– Терпение.
– Это не относится к числу добродетелей в деле получения новостей. Кому-нибудь еще удалось разнюхать про твой эксклюзивный материал?
– Нет.
– Даже твоим начальникам? Трэвен отрицательно покачал головой. Бенедикт наклонился вперед и прошептал:
– Ты скрываешь добытую информацию от собственного департамента?
– Не совсем так. Просто я копнул несколько глубже, чем от меня требовалось. Меня предупредили, чтобы я не залезал слишком глубоко.
– Значит, тебе известно имя убийцы?
– Нет.
– Тогда скажи мне, чем мы здесь занимаемся, черт побери?! – раздраженно воскликнул репортер.
Трэвен усмехнулся, глядя на журналистское рвение Бенедикта, испытывая облегчение, освободившись от сомнений и приняв окончательное решение. В некотором смысле оно казалось предательством по отношению к его собственному департаменту, ведь он знал, как средства массовой информации подадут все, рассказанное им. Более того, он и рассчитывал на нескрываемую вражду между прессой и государственной бюрократией, надеясь с ее помощью достичь желаемых результатов. Проблема заключалась в том, что он не видел иного пути достижения своей цели – успешного проведения расследования. А это было для него самым важным, потому что, если он не сможет успешно завершить начатую работу, пострадают невинные люди от рук тех, кого он преследовал.
У стола остановилась официантка.
– У меня нет времени на обед, – запротестовал Бенедикт.
Трэвен заказал два бифштекса, печеный картофель и салат. Когда официантка ушла, он предложил:
– Если ты придешь к выводу, что рассказанное мной не представляет интереса, расплачиваюсь за обед я. А если представляет – ты.
– Согласен, – кивнул репортер. – В таком случае я отнесу плату за обед на счет своего агентства новостей. Рассказывай.
– Что тебе известно о расследовании? – Трэвен отпил кофе и обнаружил, что он уже остыл.
Бенедикт принялся загибать пальцы.
– Я знаю, что женщину убил человек, воспользовавшийся неизвестной технологией, позволяющей закоротить компьютер, основанный на использовании искусственного интеллекта и считающийся застрахованным от этого. Я знаю, что корпорации, занимающиеся разработкой, производством и сбытом пакетов безопасности, основанных на искусственном интеллекте AI, сваливают вину друг на друга. Я знаю, что многие придерживаются той точки зрения, что в распоряжении правительства имеются секретные пароли, позволяющие государственным служащим беспрепятственно входить в частные дома и выходить из них без ведома владельцев. Я знаю, что убитая женщина была гейшей и работала у Таиры Йоримасы, большой шишки в корпорации Нагамучи.
– Он – вице-президент и возглавляет службу безопасности.
Бенедикт пожал плечами:
– Значит, убийство имеет какое-то отношение к службе безопасности. Чем это нам поможет?
– Меня строго предупредили, чтобы я не впутывал в расследование корпорацию Нагамучи.
– А кто захочет вмешиваться в дела Нагамучи? – усмехнулся Бенедикт.
– Мне мешают заниматься расследованием.
– Ну и что? Ты боишься?
Раздражение вспыхнуло внутри Трэвена, потому что он задавал себе тот же самый вопрос. Многие придут к такому же, на первый взгляд убедительному, заключению.
– Нет, дело не в этом. Мне мешают добраться до подлинных причин преступления и найти человека, убившего Нами Шикару.
– Ты считаешь, что им может отказаться Йоримаса?
– Я не знаю, но хочу, чтобы мне предоставили возможность выяснить это.
Бенедикт забарабанил пальцами по столу.
– Думаю, на основании твоего рассказа можно написать трогательный очерк. Придется, правда, сделать его более убедительным. Герой-полицейский мстит за смерть убитой девушки, что-то вроде этого. Интересно, но больше напоминает мелодраму. Однако даже в лучшем случае такая история, вызвав мимолетный интерес, тихо умрет, не оставив после себя никаких последствий.
Официантка принесла заказанные блюда, умелыми движениями расставила их на столе и удалилась.
Трэвен взял нож и вилку и принялся за бифштекс.
– Где твой партнер? – спросил Бенедикт. – Слышал, что ты работаешь теперь вместе с Ллойдом Хайэмом.
– Он занимается зданием, в котором убили Шикару. Делать там нечего, просто готовит документацию.
– Ты полагаешь, он ничего не обнаружит?
– Кто-нибудь из репортеров сумел там что-нибудь отыскать?
– Нет.
– А ведь у вас больше возможностей, да и людей тоже. Для нашего отдела это еще одно грязное нераскрытое убийство, которое отправят в архив вместе с остальными.
– Однако использование неизвестной технологии…
– …никак не связано с убийством. Для средств массовой информации смерть Нами Шикары была всего лишь очередной сенсацией.
– Мы должны сообщать читателям все новости, – начал оправдываться Бенедикт.
– Убийство молодой женщины превратили в цирк. Репортер на мгновение замолчал.
– Тебе не слишком нравится пресса, не так ли?
– Не нравится.
– Тогда почему ты решил встретиться со мной? Трэвен улыбнулся:
– Потому что тебе я доверяю. Потому что мне больше не к кому обратиться. И еще потому, что, несмотря на все недостатки, средства массовой информации могут иногда сделать невозможное возможным.
Бенедикт небрежно взмахнул вилкой с нанизанным на нее салатом-латуком.
– Перед вами, уважаемые читатели, некая тайна, дополненная определенными философскими высказываниями.
– Что бы ты сказал, если бы тебе стало известно, – спросил Трэвен, – что в прошлом Йоримаса прибегал к насилию по отношению к гейшам и никто не пожелал сообщить об этом?
– Вот как? – Бенедикт положил вилку и включил диктофон.
Трэвен протянул руку и выключил его.
– То, что я говорю тебе, не для печати. В противном случае ты не услышишь от меня ни единого слова.
– Проклятье! Значит, тебе все-таки стало что-то известно, правда? Мне начало казаться, что ты водишь меня за нос.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я бы сказал, что кто-то пытается спустить дело на тормозах.
– Предлагаю тебе такие условия: я передаю тебе эту информацию, но ты не вправе разглашать, где ее получил. – Трэвен достал из внутреннего кармана плаща листы бумаги, переданные ему Зензо утром. Листы были сложены пополам и стянуты резинкой.
– Можешь не сомневаться, я знаю, как защищать свои источники, – заверил Бенедикт, беря бумаги. Он положил их на колени и начал читать, напоминая Трэвену маленького мальчика, разглядывающего под столом что-то запрещенное.
Подошла официантка, улыбнулась и оставила на столе счет.
– Черт побери! – воскликнул Бенедикт. – Сенсационные материалы, по-настоящему сенсационные. Крупная корпорация пытается скрыть преступление и мешает осуществлению правосудия. Вот такая информация и сделала Куириту легендой в мире новостей. Ты вполне мог обратиться к ней с этими материалами. – Он сжал бумаги, словно опасаясь, что Трэвен их отберет.
– Я не знаю Куириту, – произнес Трэвен, поглощая картофель, – зато знаю тебя.
– Откровенно говоря, – сказал Бенедикт, – работать со мной безопаснее, чем с Куиритой. Стоит ей почувствовать запах сенсации, и тогда ее не остановить. Ее не волнует, что кто-то может пострадать. Она предаст тебя не задумываясь, если придет к выводу, что таким образом привлечет больше внимания к своему материалу.
Трэвен не считал, что это правда. Куирита была нештатной журналисткой и бралась только за те темы, которые казались ей интересными. Она зарабатывала так много, что могла позволить себе вести роскошную жизнь. Куирита была хозяйкой своего слова и всегда стремилась говорить правду. Однако он промолчал. Работа в средствах массовой информации была не менее напряженной, чем служба в полиции, и первыми приносились в жертву доверие и невиновность.
– Чего ты хочешь добиться, передавая мне этот материал? – спросил Бенедикт.
– Я просто хочу, чтобы мне не мешали вести расследование. В конце концов, я все еще коп, преследующий убийцу.
– Преодолевая неслыханные трудности, – усмехнулся Бенедикт. – История по-прежнему душещипательная, но мы напечатаем ее на первой странице. Она звучит весьма многообещающе.
Трэвен улыбнулся, взял со стола счет и сунул его в карман рубашки репортера.
– Я тоже так считаю.
Телефон сотовой связи зазвонил в «Чероки» Трэвена, когда тот выезжал с автомобильной стоянки ресторана. Детектив схватил трубку, полагая, что его ищет Хайэм.
– Трэвен слушает.
– Подождите, – ответил грубый мужской голос.
И тут же послышался другой голос, принадлежащий Донни Куортерсу.
– Нам нужно встретиться, чтобы обсудить кое-какие проблемы, – сразу приступил к делу Куортерс. – Место можешь выбрать сам.
Трэвен свернул в правый ряд, пропуская автомобиль, ехавший сзади.
– Зачем?
– Думаю, это в обоюдных интересах. Нет смысла мешать друг другу, если мы сумеем установить дружеские отношения.
– Я не стремлюсь устанавливать с тобой какие-либо отношения, – ответил Трэвен, – дружеские или любые другие.
Куортерс глубоко вздохнул. Наступило молчание, затем он сказал:
– Что ты потеряешь в случае нашей встречи? Трэвен подумал, что ответ на этот вопрос очевиден.
– Послушай, ведь ты сам выберешь место и время. Я приеду. Гарантирую полную безопасность.
– Это что-то новое.
Снова молчание. Трэвен задумался. Тот Донни Куортерс, которого он знал раньше, взорвался бы, услышав насмешку. Любопытство продолжало расти.
– Я все еще предлагаю встретиться, – послышался терпеливый голос Куортерса. Это озадачило Трэвена еще больше.
– Хорошо, в «Табаско». Восемь часов. Связь прервалась.
Трэвен положил трубку и выехал на улицу, думая о том, что он, наверное, пожалеет о принятом решении.
28
Подключившись к системе искусственного интеллекта домашнего компьютера, Эрл Брэндстеттер узнал, что жертва находится у себя в квартире. Его сердце возбужденно билось в ледяном холоде киберпространства. Теперь он хорошо видел различия между искусственной компьютерной жизнью и жизнью материальной и по-прежнему сохранял способность существовать в обоих мирах.
Он вошел в дом через служебный вход и бесшумно пошел по коридору. Брэндстеттер был одет во все черное и казался почти невидимым в тусклом свете слабых лампочек. Управляющий зданием знал, что система искусственного интеллекта подаст сигнал тревоги, если перегорит хотя бы одна из них, однако маломощные лампы потребляют меньше электроэнергии, обходятся дешевле и все равно убеждают систему безопасности, основанную на использовании искусственного интеллекта, будто все функционирует как надо.
Дверь квартиры открылась, и он вошел в нее в тот самый момент, когда на этаже остановился лифт и звуки громких пьяных голосов наполнили коридор.
Остановившись в прихожей, Брэндстеттер достал из кармана маску и начал натягивать ее на лицо, глубоко вдохнув запахи квартиры. Все здесь было знакомо, будило воспоминания о прошлом, о том, чего он страстно желал, но так и не сумел добиться.
В течение многих лет Камилла Эстеван была предметом его страстного влечения, мечты о ней преследовали его даже во сне. Вообще-то она не была очень уж привлекательной. Женщины, появляющиеся на видеостенке, были намного красивее. Но пока он жил в одном с ней здании, она казалась ему такой доступной.
Он даже прощал ей мужчин, которых Камилла постоянно приводила к себе, прощал, что она растрачивает в их объятиях страсть. Он знал наизусть ее распорядок дня.
Если бы не их последняя встреча, во время которой она причинила ему такую боль, Брэндстеттер, конечно, простил бы ей все. Возможно, если бы матери не потребовалась Камилла, он даже позволил бы ей прожить чуть дольше.
Насладившись знакомым запахом душистого мыла, пропитавшим ковер в гостиной, Брэндстеттер надел маску на лицо, включился в программу искусственного интеллекта и задействовал систему видеозаписи. Изображение на видеостенке исчезло в середине какой-то вечерней мыльной оперы, расплылось, и затем он увидел себя, стоящего у закрытой двери квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54