Выражение ее лица снова стало грустным. – Иначе меня не было бы, наверное.
Криспин колебался. История этой женщины его не касалась. Но была еще птица, которой приказали молчать, лежащая на сундуке. «Своего рода увлечение».
– Твоя мать… рассказывала тебе об этом?
Ширин кивнула. От этого движения короткие черные волосы качнулись над ее плечами. Криспин видел, чем она привлекает: грация танцовщицы, быстрота, энергичность, живость. Он мог представить ее себе в театре, в танце, изящную, соблазнительную.
– Если быть справедливой, – сказала она, – то моя мать никогда не говорила о нем ничего плохого, насколько я помню. Он любил женщин, говорила она. Наверное. Был красивым мужчиной и умел убеждать. Моя мать собиралась уйти от мира и присоединиться к дочерям Джада, когда он проходил через нашу деревню.
– А после? – спросил Криспин, думая о седобородом язычнике-алхимике на уединенной ферме среди своих пергаментов и искусственных птиц. – О, она все-таки ушла к ним. Она сейчас там. Я родилась и выросла среди святых женщин. Они научили меня молитвам и грамоте. Наверное, я была… их общей дочерью.
– Тогда как…
– Я сбежала.
Ширин, танцовщица факции Зеленых, коротко улыбнулась. Возможно, она и была молодой, но ее улыбку нельзя было назвать невинной. Появилась служанка с подносом. Вино, вода, ваза с поздними фруктами. Дочь Зотика отпустила ее и сама разбавила вино, а потом поднесла ему чашу. Он снова уловил ее аромат, аромат императрицы.
Ширин снова села и через комнату оценивающим взглядом смотрела на него.
– Кто ты? – задала она вполне оправданный вопрос. Она слегка склонила голову набок. Ее взгляд на мгновение ушел в сторону, потом вернулся.
– Это новый порядок? Ты заставляешь меня молчать до тех пор, пока тебе не понадобится мое мнение? Как милостиво. И в самом деле, кто этот вульгарный на вид человек?
Криспин сглотнул. Аристократический голос птицы теперь совершенно ясно звучал у него в голове. Они находились в одной комнате. Он заколебался, потом послал мысль: «Ты слышишь, что я говорю?»
Никакого ответа. Ширин смотрела на него и ждала.
Он прочистил горло.
– Мое имя – Кай Криспин. Я из Варены. Я художник. Мозаичник. Приглашен сюда, чтобы помочь на строительстве Великого святилища.
Она быстро прикрыла ладонью рот.
– Ох! Ты тот, кого пытались убить прошлой ночью!
– Правда? Прекрасно! Должна заметить, это как раз подходящий человек, чтобы остаться с ним наедине.
Криспин попытался не обращать внимания.
– Слухи разносятся так быстро?
– В Сарантии – да, особенно если дело касается факций. – Криспин вдруг вспомнил, что эта женщина, главная танцовщица, играет для Зеленых такую же важную, по-своему, роль, как Скортий – для Синих. Если смотреть с этой стороны, тогда ее осведомленность не вызывает удивления. Она немного откинулась назад, на ее лице отразилось откровенное любопытство, она наблюдала за лицом Криспина.
– Не может быть, что ты это серьезно. С такими волосами? С такими руками? И посмотри на левую руку, он недавно дрался. На него напали? Ха. Наверное, тебе везет в этом месяце.
Криспин почувствовал, что краснеет. Он невольно опустил взгляд на свои большие, покрытые шрамами руки. Левая явно выглядела распухшей. Он чувствовал себя невыносимо неловко. Он слышал птицу, но не ответы Ширин, и они обе понятия не имели о том, что он слышит половину их переговоров.
Казалось, Ширин позабавил неожиданно проступивший на его лице румянец. Она сказала:
– Тебе не нравится, когда о тебе говорят? Знаешь, это может оказаться полезным. Особенно если ты новичок в Городе.
Криспин почувствовал, что ему нужно выпить, и сделал глоток вина.
– Полагаю, это зависит от того, что именно говорят. Она улыбнулась. У нее была очень хорошая улыбка.
– Наверное. Надеюсь, ты не ранен?
– Это родианский акцент? Правда? Держи ножки сомкнутыми, девушка. Мы ничего не знаем об этом человеке.
Криспину захотелось, чтобы Ширин приказала птице замолчать или чтобы у него самого была возможность это сделать. Он тряхнул головой, стараясь сосредоточиться.
– Не ранен, нет, благодарю. Но два моих спутника погибли и молодой человек у ворот лагеря Синих. Понятия не имею, кто нанял этих солдат. Скоро они узнают, подумал он. Он только что избил человека до потери сознания.
– Ты, наверное, ужасно опасный мозаичник? – темные глаза Ширин сверкнули. В ее голосе звучала дразнящая насмешка. Сообщение о смерти ее не взволновало. Это Сарантий, напомнил он себе.
– О, боги! Почему бы тебе не раздеться здесь же и не улечься? Ты могла бы сэкономить время…
У Криспина вырвался вздох облегчения, когда птицу снова заставили замолчать. Он опустил глаза на чашу с вином и опустошил ее. Ширин плавно поднялась, взяла чашу. На этот раз она налила в чашу меньше воды, как заметил Криспин.
– Я думаю, что я совсем не опасен, – сказал он, когда она принесла ему вино и снова села.
Ее улыбка опять стала дразнящей.
– Твоя жена так не думает? Он был рад молчанию птицы.
– Моя жена умерла два года назад, и дочери тоже.
Выражение ее лица изменилось.
– Чума?
Он кивнул.
– Мне очень жаль. – Она несколько мгновений смотрела на него. – Поэтому ты приехал?
Святой Джад! Еще одна слишком умная сарантийская женщина. Криспин серьезно ответил:
– Поэтому я чуть было не остался дома. На этом настояли другие. Приглашение в действительности пришло Мартиниану, моему напарнику. Я выдавал себя за него в пути.
Она высоко подняла брови.
– Ты явился ко двору императора под чужим именем? И остался жив? О, ты действительно опасный человек, родианин.
Он снова выпил.
– Не совсем так. Я назвал им собственное имя. – Ему пришла в голову одна мысль. – По правде говоря, герольд, который объявлял мое имя, возможно, тоже потерял свое место из-за меня.
– Тоже?
Ему внезапно стало трудно. После вина в банях, а теперь здесь голова уже не была такой ясной, как нужно. – Предыдущий мозаичник святилища был уволен императором вчера ночью.
Ширин из факции Зеленых пристально смотрела на него. Воцарилось короткое молчание. В очаге треснуло полено. Она произнесла задумчиво:
– Значит, людей, которые могли бы нанять тех солдат, хватает. Это нетрудно, знаешь ли.
– Начинаю это понимать, – вздохнул он.
Это было не все, разумеется, но он решил не упоминать о Стилиане Далейне или о потайном клинке в парной. Он оглядел комнату и снова увидел птицу. Голос Линон – тот же патрицианский акцент, что и у всех птиц алхимика, – но совершенно другой характер. Ничего удивительного. Он теперь знал, кем были эти птицы или кем они были когда-то. Он также был совершенно уверен в том, что женщина этого не знает. Он понятия не имел, что ему делать.
Ширин сказала:
– Итак, прежде чем кто-нибудь явится, чтобы напасть на тебя в моем доме под тем или иным благовидным предлогом, может, расскажешь, какое послание передал любящий отец своей дочери?
Криспин покачал головой.
– Боюсь, никакого. Он дал мне твое имя на тот случай, если мне понадобится помощь.
Он заметил ее разочарование, хотя она попыталась его скрыть. Дети, отсутствующие родители. Душевное бремя, которое несут по жизни.
– Он сказал что-нибудь обо мне, по крайней мере? «Она проститутка», – вспомнил Криспин тихий голос алхимика. Тот произнес это с невозмутимым лицом. А потом слегка исправил это определение. Он снова прочистил горло.
– Он сказал, что ты – танцовщица. Но он и сам не знал никаких подробностей.
Она покраснела от гнева.
– Разумеется, он знает подробности. Он знает, что я – первая танцовщица Зеленых. Я писала ему об этом, когда мне присвоили это звание. А он так и не ответил. – Она вздернула голову. – Конечно, у него так много детей, разбросанных по всему миру. После его путешествий. Полагаю, мы все пишем письма, а он отвечает только самым любимым.
Криспин покачал головой.
– Он говорил, что дети ему не пишут. Я не мог понять, серьезно ли он это сказал.
– Он никогда не отвечает, – резко бросила Ширин. – Два письма и одна птица, вот и все, что я получила от моего отца за всю жизнь. – Она взяла свою чашу с вином. – Наверное, он посылает птиц всем нам.
Криспин неожиданно кое-что вспомнил.
– Я так не думаю.
– Да? А откуда тебе известно? – Гнев в ее голосе.
– Он сказал мне, что подарил только одну из этих птиц.
Она замерла.
– Он так сказал?
Криспин кивнул.
– Но почему? То есть…
Собственно говоря, у него была одна догадка. Он сказал:
– В этом Городе живет кто-нибудь из твоих… братьев или сестер?
Она покачала головой.
– Я о них не знаю.
– Может быть, поэтому. Он сказал, что всегда собирался съездить в Сарантий, но так и не поехал. И это было для него разочарованием. Возможно, то, что ты здесь?..
Ширин бросила взгляд на свою птицу, потом снова перевела взгляд на Криспина. Какая-то мысль посетила ее. Она сказала, равнодушно пожав плечами:
– Ну понятия не имею, почему ему было так важно послать механическую игрушку.
Криспин отвел глаза. Она притворяется, но ей приходится это делать. И ему тоже, между прочим. «Мне понадобится время, – подумал он, – чтобы с этим тоже разобраться». Каждая встреча в этом Городе ставила перед ним те или иные сложные задачи. Он сурово напомнил себе, что приехал сюда работать. На куполе. На необыкновенном куполе, вознесшемся высоко над всем миром, который был даром императора и бога. Он ни за что не позволит впутать себя в интриги этого Города. Подумав так, он решительно встал. Он был намерен пойти в святилище сегодня днем. Этот визит должен был стать небольшой паузой, визитом вежливости.
– Мне не следует злоупотреблять твоим радушием по отношению к незнакомцу, явившемуся без приглашения.
Она быстро встала, впервые сделав неловкое движение. От этого она показалась моложе.
Он подошел к ней и снова почувствовал аромат ее духов. И, отбросив благоразумие, спросил:
– Мне… дали понять, что только императрица Аликсана имеет право на этот… аромат. Не будет ли нескромным вопрос?..
Ширин внезапно улыбнулась, явно довольная.
– Ты заметил? Она увидела, как я танцевала, весной. Прислала личного гонца с запиской и флаконом. Было объявлено, что в знак восхищения моим танцем императрица разрешает мне пользоваться духами, которые принадлежат ей одной. Даже, несмотря на то что она, как всем известно, благоволит к Синим.
Криспин посмотрел на нее сверху вниз. Маленькая, быстрая, темноглазая женщина, очень юная.
– Большая честь. – Он поколебался. – Они идут тебе так же, как и ей.
На ее лице отразилась ирония. «Она, должно быть, привыкла к комплиментам», – понял он.
– Приятно, когда тебя ассоциируют с власть имущими, правда? – сухо пробормотала она.
Криспин громко рассмеялся.
– Кровь Джада! Если все женщины в Сарантии такие же умные, как те, с которыми я уже познакомился…
– Да? – сказала она, искоса глядя на него. – И что отсюда следует, Кай Криспин? – Ее тон был нарочито высокомерным и опять дразнящим. Это действует, вынужден был признать Криспин. Он не смог придумать ответа. Она рассмеялась.
– Тебе придется рассказать мне о других, конечно. Нужно знать своих соперниц в городе.
Криспин посмотрел на нее. Он мог представить себе, что сказала бы на это ее птица. И был благодарен, что она молчит. Иначе…
– О, боги! Ты просто ужасна! Ты навлечешь позор на… все!
Криспин поморщился и быстро прикрыл рот ладонью. Очевидно, она не получила приказа замолчать. Было ясно, что у дочери Зотика есть свои методы управлять птицей. Она играла ими обоими, подумал он. Ширин повернулась, улыбаясь про себя, и пошла впереди него по коридору к передней.
– Я зайду еще, – пробормотал Криспин, обернувшись к ней в прихожей. – Можно?
– Конечно. Ты просто обязан зайти. Я приглашу нескольких гостей на ужин ради тебя. Где ты остановился?
Он назвал ей гостиницу.
– Буду искать дом. Полагаю, чиновники канцлера должны мне его подыскать.
– Гезия? Правда? А Леонт встречался с тобой в банях? У тебя влиятельные друзья, родианин. Мой отец ошибся. Тебе не нужна такая женщина, как я, для… чего бы то ни было. – Она снова улыбнулась, понимающее выражение на ее лице опровергало ее слова. – Приходи посмотреть, как я танцую. Гонки колесниц закончились, начался театральный сезон.
Криспин кивнул. Она открыла дверь и отступила в сторону, давая ему пройти.
– Еще раз спасибо за приветствие, – сказал он. Он не знал, почему он так сказал. Поддразнивал. Больше всего. Она сама достаточно его дразнила.
– Вот как! – прошептала Ширин. – Мне не позволяют забыть об этом, да? Мой любимый папочка стыдился бы меня. Он ведь не так меня воспитывал, разумеется. До свидания, Кай Криспин, – прибавила она, на этот раз, выдерживая небольшое, но ясно различимое расстояние между ними. После ее шуточек в его адрес он был доволен, что она хотя бы так среагировала.
– Не целуй его! Не надо! Дверь открыта?
Короткая пауза, затем:
– Нет, этого я не знаю, Ширин! С тобой я никогда не знаю наверняка.
Снова пауза, пока Ширин говорила что-то птице, а потом Криспин услышал, как птица произнесла совсем другим тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Криспин колебался. История этой женщины его не касалась. Но была еще птица, которой приказали молчать, лежащая на сундуке. «Своего рода увлечение».
– Твоя мать… рассказывала тебе об этом?
Ширин кивнула. От этого движения короткие черные волосы качнулись над ее плечами. Криспин видел, чем она привлекает: грация танцовщицы, быстрота, энергичность, живость. Он мог представить ее себе в театре, в танце, изящную, соблазнительную.
– Если быть справедливой, – сказала она, – то моя мать никогда не говорила о нем ничего плохого, насколько я помню. Он любил женщин, говорила она. Наверное. Был красивым мужчиной и умел убеждать. Моя мать собиралась уйти от мира и присоединиться к дочерям Джада, когда он проходил через нашу деревню.
– А после? – спросил Криспин, думая о седобородом язычнике-алхимике на уединенной ферме среди своих пергаментов и искусственных птиц. – О, она все-таки ушла к ним. Она сейчас там. Я родилась и выросла среди святых женщин. Они научили меня молитвам и грамоте. Наверное, я была… их общей дочерью.
– Тогда как…
– Я сбежала.
Ширин, танцовщица факции Зеленых, коротко улыбнулась. Возможно, она и была молодой, но ее улыбку нельзя было назвать невинной. Появилась служанка с подносом. Вино, вода, ваза с поздними фруктами. Дочь Зотика отпустила ее и сама разбавила вино, а потом поднесла ему чашу. Он снова уловил ее аромат, аромат императрицы.
Ширин снова села и через комнату оценивающим взглядом смотрела на него.
– Кто ты? – задала она вполне оправданный вопрос. Она слегка склонила голову набок. Ее взгляд на мгновение ушел в сторону, потом вернулся.
– Это новый порядок? Ты заставляешь меня молчать до тех пор, пока тебе не понадобится мое мнение? Как милостиво. И в самом деле, кто этот вульгарный на вид человек?
Криспин сглотнул. Аристократический голос птицы теперь совершенно ясно звучал у него в голове. Они находились в одной комнате. Он заколебался, потом послал мысль: «Ты слышишь, что я говорю?»
Никакого ответа. Ширин смотрела на него и ждала.
Он прочистил горло.
– Мое имя – Кай Криспин. Я из Варены. Я художник. Мозаичник. Приглашен сюда, чтобы помочь на строительстве Великого святилища.
Она быстро прикрыла ладонью рот.
– Ох! Ты тот, кого пытались убить прошлой ночью!
– Правда? Прекрасно! Должна заметить, это как раз подходящий человек, чтобы остаться с ним наедине.
Криспин попытался не обращать внимания.
– Слухи разносятся так быстро?
– В Сарантии – да, особенно если дело касается факций. – Криспин вдруг вспомнил, что эта женщина, главная танцовщица, играет для Зеленых такую же важную, по-своему, роль, как Скортий – для Синих. Если смотреть с этой стороны, тогда ее осведомленность не вызывает удивления. Она немного откинулась назад, на ее лице отразилось откровенное любопытство, она наблюдала за лицом Криспина.
– Не может быть, что ты это серьезно. С такими волосами? С такими руками? И посмотри на левую руку, он недавно дрался. На него напали? Ха. Наверное, тебе везет в этом месяце.
Криспин почувствовал, что краснеет. Он невольно опустил взгляд на свои большие, покрытые шрамами руки. Левая явно выглядела распухшей. Он чувствовал себя невыносимо неловко. Он слышал птицу, но не ответы Ширин, и они обе понятия не имели о том, что он слышит половину их переговоров.
Казалось, Ширин позабавил неожиданно проступивший на его лице румянец. Она сказала:
– Тебе не нравится, когда о тебе говорят? Знаешь, это может оказаться полезным. Особенно если ты новичок в Городе.
Криспин почувствовал, что ему нужно выпить, и сделал глоток вина.
– Полагаю, это зависит от того, что именно говорят. Она улыбнулась. У нее была очень хорошая улыбка.
– Наверное. Надеюсь, ты не ранен?
– Это родианский акцент? Правда? Держи ножки сомкнутыми, девушка. Мы ничего не знаем об этом человеке.
Криспину захотелось, чтобы Ширин приказала птице замолчать или чтобы у него самого была возможность это сделать. Он тряхнул головой, стараясь сосредоточиться.
– Не ранен, нет, благодарю. Но два моих спутника погибли и молодой человек у ворот лагеря Синих. Понятия не имею, кто нанял этих солдат. Скоро они узнают, подумал он. Он только что избил человека до потери сознания.
– Ты, наверное, ужасно опасный мозаичник? – темные глаза Ширин сверкнули. В ее голосе звучала дразнящая насмешка. Сообщение о смерти ее не взволновало. Это Сарантий, напомнил он себе.
– О, боги! Почему бы тебе не раздеться здесь же и не улечься? Ты могла бы сэкономить время…
У Криспина вырвался вздох облегчения, когда птицу снова заставили замолчать. Он опустил глаза на чашу с вином и опустошил ее. Ширин плавно поднялась, взяла чашу. На этот раз она налила в чашу меньше воды, как заметил Криспин.
– Я думаю, что я совсем не опасен, – сказал он, когда она принесла ему вино и снова села.
Ее улыбка опять стала дразнящей.
– Твоя жена так не думает? Он был рад молчанию птицы.
– Моя жена умерла два года назад, и дочери тоже.
Выражение ее лица изменилось.
– Чума?
Он кивнул.
– Мне очень жаль. – Она несколько мгновений смотрела на него. – Поэтому ты приехал?
Святой Джад! Еще одна слишком умная сарантийская женщина. Криспин серьезно ответил:
– Поэтому я чуть было не остался дома. На этом настояли другие. Приглашение в действительности пришло Мартиниану, моему напарнику. Я выдавал себя за него в пути.
Она высоко подняла брови.
– Ты явился ко двору императора под чужим именем? И остался жив? О, ты действительно опасный человек, родианин.
Он снова выпил.
– Не совсем так. Я назвал им собственное имя. – Ему пришла в голову одна мысль. – По правде говоря, герольд, который объявлял мое имя, возможно, тоже потерял свое место из-за меня.
– Тоже?
Ему внезапно стало трудно. После вина в банях, а теперь здесь голова уже не была такой ясной, как нужно. – Предыдущий мозаичник святилища был уволен императором вчера ночью.
Ширин из факции Зеленых пристально смотрела на него. Воцарилось короткое молчание. В очаге треснуло полено. Она произнесла задумчиво:
– Значит, людей, которые могли бы нанять тех солдат, хватает. Это нетрудно, знаешь ли.
– Начинаю это понимать, – вздохнул он.
Это было не все, разумеется, но он решил не упоминать о Стилиане Далейне или о потайном клинке в парной. Он оглядел комнату и снова увидел птицу. Голос Линон – тот же патрицианский акцент, что и у всех птиц алхимика, – но совершенно другой характер. Ничего удивительного. Он теперь знал, кем были эти птицы или кем они были когда-то. Он также был совершенно уверен в том, что женщина этого не знает. Он понятия не имел, что ему делать.
Ширин сказала:
– Итак, прежде чем кто-нибудь явится, чтобы напасть на тебя в моем доме под тем или иным благовидным предлогом, может, расскажешь, какое послание передал любящий отец своей дочери?
Криспин покачал головой.
– Боюсь, никакого. Он дал мне твое имя на тот случай, если мне понадобится помощь.
Он заметил ее разочарование, хотя она попыталась его скрыть. Дети, отсутствующие родители. Душевное бремя, которое несут по жизни.
– Он сказал что-нибудь обо мне, по крайней мере? «Она проститутка», – вспомнил Криспин тихий голос алхимика. Тот произнес это с невозмутимым лицом. А потом слегка исправил это определение. Он снова прочистил горло.
– Он сказал, что ты – танцовщица. Но он и сам не знал никаких подробностей.
Она покраснела от гнева.
– Разумеется, он знает подробности. Он знает, что я – первая танцовщица Зеленых. Я писала ему об этом, когда мне присвоили это звание. А он так и не ответил. – Она вздернула голову. – Конечно, у него так много детей, разбросанных по всему миру. После его путешествий. Полагаю, мы все пишем письма, а он отвечает только самым любимым.
Криспин покачал головой.
– Он говорил, что дети ему не пишут. Я не мог понять, серьезно ли он это сказал.
– Он никогда не отвечает, – резко бросила Ширин. – Два письма и одна птица, вот и все, что я получила от моего отца за всю жизнь. – Она взяла свою чашу с вином. – Наверное, он посылает птиц всем нам.
Криспин неожиданно кое-что вспомнил.
– Я так не думаю.
– Да? А откуда тебе известно? – Гнев в ее голосе.
– Он сказал мне, что подарил только одну из этих птиц.
Она замерла.
– Он так сказал?
Криспин кивнул.
– Но почему? То есть…
Собственно говоря, у него была одна догадка. Он сказал:
– В этом Городе живет кто-нибудь из твоих… братьев или сестер?
Она покачала головой.
– Я о них не знаю.
– Может быть, поэтому. Он сказал, что всегда собирался съездить в Сарантий, но так и не поехал. И это было для него разочарованием. Возможно, то, что ты здесь?..
Ширин бросила взгляд на свою птицу, потом снова перевела взгляд на Криспина. Какая-то мысль посетила ее. Она сказала, равнодушно пожав плечами:
– Ну понятия не имею, почему ему было так важно послать механическую игрушку.
Криспин отвел глаза. Она притворяется, но ей приходится это делать. И ему тоже, между прочим. «Мне понадобится время, – подумал он, – чтобы с этим тоже разобраться». Каждая встреча в этом Городе ставила перед ним те или иные сложные задачи. Он сурово напомнил себе, что приехал сюда работать. На куполе. На необыкновенном куполе, вознесшемся высоко над всем миром, который был даром императора и бога. Он ни за что не позволит впутать себя в интриги этого Города. Подумав так, он решительно встал. Он был намерен пойти в святилище сегодня днем. Этот визит должен был стать небольшой паузой, визитом вежливости.
– Мне не следует злоупотреблять твоим радушием по отношению к незнакомцу, явившемуся без приглашения.
Она быстро встала, впервые сделав неловкое движение. От этого она показалась моложе.
Он подошел к ней и снова почувствовал аромат ее духов. И, отбросив благоразумие, спросил:
– Мне… дали понять, что только императрица Аликсана имеет право на этот… аромат. Не будет ли нескромным вопрос?..
Ширин внезапно улыбнулась, явно довольная.
– Ты заметил? Она увидела, как я танцевала, весной. Прислала личного гонца с запиской и флаконом. Было объявлено, что в знак восхищения моим танцем императрица разрешает мне пользоваться духами, которые принадлежат ей одной. Даже, несмотря на то что она, как всем известно, благоволит к Синим.
Криспин посмотрел на нее сверху вниз. Маленькая, быстрая, темноглазая женщина, очень юная.
– Большая честь. – Он поколебался. – Они идут тебе так же, как и ей.
На ее лице отразилась ирония. «Она, должно быть, привыкла к комплиментам», – понял он.
– Приятно, когда тебя ассоциируют с власть имущими, правда? – сухо пробормотала она.
Криспин громко рассмеялся.
– Кровь Джада! Если все женщины в Сарантии такие же умные, как те, с которыми я уже познакомился…
– Да? – сказала она, искоса глядя на него. – И что отсюда следует, Кай Криспин? – Ее тон был нарочито высокомерным и опять дразнящим. Это действует, вынужден был признать Криспин. Он не смог придумать ответа. Она рассмеялась.
– Тебе придется рассказать мне о других, конечно. Нужно знать своих соперниц в городе.
Криспин посмотрел на нее. Он мог представить себе, что сказала бы на это ее птица. И был благодарен, что она молчит. Иначе…
– О, боги! Ты просто ужасна! Ты навлечешь позор на… все!
Криспин поморщился и быстро прикрыл рот ладонью. Очевидно, она не получила приказа замолчать. Было ясно, что у дочери Зотика есть свои методы управлять птицей. Она играла ими обоими, подумал он. Ширин повернулась, улыбаясь про себя, и пошла впереди него по коридору к передней.
– Я зайду еще, – пробормотал Криспин, обернувшись к ней в прихожей. – Можно?
– Конечно. Ты просто обязан зайти. Я приглашу нескольких гостей на ужин ради тебя. Где ты остановился?
Он назвал ей гостиницу.
– Буду искать дом. Полагаю, чиновники канцлера должны мне его подыскать.
– Гезия? Правда? А Леонт встречался с тобой в банях? У тебя влиятельные друзья, родианин. Мой отец ошибся. Тебе не нужна такая женщина, как я, для… чего бы то ни было. – Она снова улыбнулась, понимающее выражение на ее лице опровергало ее слова. – Приходи посмотреть, как я танцую. Гонки колесниц закончились, начался театральный сезон.
Криспин кивнул. Она открыла дверь и отступила в сторону, давая ему пройти.
– Еще раз спасибо за приветствие, – сказал он. Он не знал, почему он так сказал. Поддразнивал. Больше всего. Она сама достаточно его дразнила.
– Вот как! – прошептала Ширин. – Мне не позволяют забыть об этом, да? Мой любимый папочка стыдился бы меня. Он ведь не так меня воспитывал, разумеется. До свидания, Кай Криспин, – прибавила она, на этот раз, выдерживая небольшое, но ясно различимое расстояние между ними. После ее шуточек в его адрес он был доволен, что она хотя бы так среагировала.
– Не целуй его! Не надо! Дверь открыта?
Короткая пауза, затем:
– Нет, этого я не знаю, Ширин! С тобой я никогда не знаю наверняка.
Снова пауза, пока Ширин говорила что-то птице, а потом Криспин услышал, как птица произнесла совсем другим тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72