– Трудно было понять выражение лица императора. – Ты не боишься, родианин? Он не слишком велик для тебя? Криспин поколебался, глядя на Валерия.
– Только глупец не испугается такого купола, как этот. Когда твой архитектор заглянет к нам, спроси его, не боится ли он собственного проекта.
– Я уже спрашивал. Он говорит, что был в ужасе и сейчас еще в ужасе. Говорит, что не спит по ночам, потому что если он ложится спать дома, ему снятся кошмары, в которых купол падает. – Валерий помолчал. – Что ты изобразишь для меня на куполе моего святилища, Кай Криспин?
Криспин услышал громкое биение собственного сердца. Он почти ожидал этого вопроса. И покачал головой.
– Ты должен простить меня. Слишком рано, мой повелитель.
Собственно говоря, это была ложь.
Еще до того, как Криспин пришел сюда, он уже знал, что хочет здесь изобразить. Мечту, дар, нечто, вынесенное из Древней Чащи в День Мертвых. Сегодня, среди воплей на ипподроме, ему был послан этот образ. В этом тоже было нечто от полумира.
– Чересчур рано, – раздался новый, ворчливый голос. Звуки здесь отражались эхом. – Кто этот человек и что случилось с Спросом, мой повелитель?
Официальное обращение прозвучало с опозданием, мимоходом. Низенький, помятый, пожилой человечек в столь же помятой тунике появился из-за ряда свечей у них за спиной. Его светлые, как солома, волосы в беспорядке торчали космами. Он босыми ногами ступал по ледяному мраморному полу, как увидел Криспин. Сандалии он нес в одной руке.
– Артибас, – сказал император. Криспин видел, что он улыбается. – Должен сказать, что ты выглядишь точно так, как должен выглядеть главный архитектор Империи. Твои волосы соревнуются с куполом в их устремленности к небу.
Человечек рассеянно провел ладонью по волосам, что привело их в еще больший беспорядок.
– Я уснул, – сказал он. – Потом проснулся. И мне в голову пришла удачная мысль. – Он поднял свои сандалии, словно этот жест что-то объяснял. – Я бродил по святилищу.
– В самом деле? – спросил Валерий терпеливо.
– Ну да, – ответил Артибас. – Это понятно. Поэтому я босой.
Последовало короткое молчание.
– Понятно, – повторил император с некоторой укоризной. Криспин уже знал, что этот человек не любит, когда ему что-нибудь непонятно. Все равно – что.
– Отмечаешь шершавые мраморные плитки? – рискнул высказать предположение Криспин. – Полагаю, это один из способов их отличить. Я бы сказал, что в более теплое время года это сделать легче.
– Я проснулся с одной мыслью, – сказал Артибас, бросая на Криспина острый взгляд. – Хотел посмотреть, получится ли. Получается! Я отметил десяток плит, которые каменотесы должны отшлифовать.
– Ты ожидаешь, что люди будут входить сюда босиком? – спросил император с задумчивым выражением лица.
– Возможно. Не все верующие будут обуты. Но дело не в этом. Я хочу, чтобы мрамор был идеальным, знает ли кто-нибудь об этом или нет. Мой повелитель, – маленький архитектор прищурился и посмотрел на Криспина. Выражением лица он напоминал сову, – кто этот человек?
– Мозаичник, – ответил император, проявляя терпение, удивившее Криспина.
– Понятно, – сказал архитектор. – Я об этом слышал.
– Из Родиаса, – прибавил Валерий.
– Это все слышали, – сказал Артибас, все еще глядя снизу вверх на Криспина.
Император рассмеялся.
– Кай Крисп Варенский, это Артибас Сарантийский, человек, обладающий некоторыми незначительными способностями и всей учтивостью человека, рожденного в Городе. Почему я тебя терплю, архитектор?
– Потому что ты любишь, чтобы все делалось, как следует. Понятно. – Кажется, это было любимым словом этого человека. – Этот человек будет работать вместе с Спросом?
– Он будет работать вместо Спроса. По-видимому, Сирос ввел нас в заблуждение относительно своих идей об обратном переносе мозаик на купол. Он случайно не обсуждал их с тобой, Артибас?
Это было сказано мягко, но архитектор повернулся и посмотрел на императора, прежде чем ответить, и заколебался в первый раз.
– Я – проектировщик и строитель, мой повелитель. Я строю тебе святилище. То, как его нарядят, – это область художников. Меня это мало интересует, и мне некогда заниматься этим. Мне не нравится Сирос и его покровительница тоже, но это тоже вряд ли имеет значение, не так ли? – Он снова посмотрел на Криспина. – Сомневаюсь, чтобы и этот мне понравился. Он слишком высокий, и у него рыжие волосы.
– Сегодня вечером мне сбрили бороду, – сообщил ему Криспин, ему было смешно. – Боюсь, что в противном случае у тебя бы не осталось никаких сомнений. Скажи, вы обсуждали, как нужно подготовить поверхности под мозаику?
Человечек замер.
– Зачем бы я стал обсуждать строительную деталь с декоратором?
Улыбка Криспина слегка угасла.
– Возможно, – мягко произнес он, – в один из ближайших дней мы посидим за бутылкой вина и рассмотрим другой подход к этому вопросу? Я был бы тебе благодарен.
Артибас скорчил гримасу.
– Полагаю, мне следует проявить вежливость. Ты здесь новичок, и все такое. Собираешься высказать пожелания насчет штукатурки? Понятно. Я вижу. Ты из тех любителей во все вмешиваться, у которых есть свое мнение, но отсутствуют знания?
Криспину прежде доводилось работать с подобными людьми.
– У меня есть твердое мнение насчет вина, – ответил он, – но нет знаний о том, где найти лучшее вино в Сарантии. Я оставлю решение последнего вопроса за тобой, если ты позволишь мне высказать некоторые мысли по поводу штукатурки.
Архитектор несколько мгновений стоял неподвижно, потом позволил себе улыбнуться – чуть-чуть.
– По крайней мере, ты умен. – Он переступил босыми ногами на холодном мраморном полу, стараясь подавить зевок.
Валерий сказал, по-прежнему своим лукавым, терпеливым тоном:
– Артибас, я сейчас отдам тебе приказ. Будь внимателен. Надень свои сандалии – ты мне окажешь плохую услугу, если умрешь от ночного холода. Найди свой плащ. Потом иди домой спать. Домой. От тебя полусонного и измученного тоже нет никакого толку. Утро совсем близко. Кая Криспина за воротами ждут сопровождающие, или должны ждать. Они тебя тоже проводят домой. Ложись спать. Купол не упадет.
Маленький архитектор неожиданно резко сделал жест, оберегающий от зла. Кажется, он собирался возразить, потом запоздало вспомнил, что говорит с императором. Он закрыл рот и снова запустил пальцы в волосы, встопорщив их еще больше.
– Приказ, – добродушно повторил Валерий.
– Понятно, – согласился Артибас Сарантийский. Тем не менее он стоял неподвижно, пока император не протянул руку и – очень осторожно – не пригладил его песочного цвета спутанные волосы, почти как мать, старающаяся привести в порядок своего ребенка.
Валерий проводил их до главного входа – двери были из серебра, вдвое выше человеческого роста, как увидел Криспин, – а потом на портик, где дул ветер. Там они оба повернулись и поклонились ему, и Криспин заметил, что маленький человечек рядом с ним кланяется так же официально, как и он сам. Император вернулся в помещение и сам закрыл массивную дверь. Они услышали, как задвинулся массивный засов.
Оба они повернулись и стояли на ветру, глядя на неосвещенную площадь перед святилищем. Император полагал, что Карулл должен уже быть здесь. Криспин никого не видел. Он вдруг почувствовал, как устал. Он видел огни на дальнем конце площади, у Бронзовых Врат, где должна была находиться императорская стража. Тяжелые тучи закрывали небо. Было очень тихо.
Пока ночь не разорвал крик – предостережение, – и они увидели, как какой-то человек, словно безумный, мчится через заваленную мусором площадь прямо к портику. Этот человек взбежал по лестнице, прыгнул через три ступеньки, неловко приземлился, пробежал мимо Артибаса и стал крутить и дергать ручку запертой на засов двери.
Потом он обернулся, яростно выругался, держа в руке нож, и Криспин – пытающийся понять, что происходит, – узнал его. У него отвисла челюсть. Слишком много сюрпризов за одну ночь. Вокруг них теперь возникло движение, появились звуки. Криспин быстро обернулся и вздохнул с облегчением, увидев знакомую фигуру Карулла, который шагал к лестнице с обнаженным мечом в руке.
– Скортий из факции Синих! – воскликнул солдат через мгновение. – Сегодня днем я потерял из-за тебя целое состояние, знаешь ли.
Возничий, напряженный и разъяренный, крикнул что-то странное насчет защиты императора, распространяющейся на них троих. Карулл заморгал.
– Ты думаешь, мы пришли, чтобы напасть на них? – спросил он. Меч он держал опущенным.
Нож в руке возничего медленно опустился. До Криспина наконец дошло, что здесь произошло недоразумение. Он посмотрел на стройную фигурку рядом с собой, потом снова на своего широкоплечего друга, стоящего у подножия лестницы. И представил всех друг другу, что было явно необходимо.
Через секунду Скортий Сорийский начал хохотать.
Карулл присоединился к нему. Даже Артибас позволил себе слегка улыбнуться. Когда веселье стихло, было сделано приглашение. Кажется, несмотря на столь абсурдный час, чемпиона Синих сейчас ожидали на кухне в лагере факции для небольшой трапезы. Скортий объяснил, что он слишком труслив, чтобы сердить шеф-повара Струмоса, да к тому же он, непонятно почему, чувствует голод.
Артибас напомнил, что у него приказ прямо от самого императора, который только что покинул их. Ему велели ложиться спать. Карулл в ответ уставился на него, запоздало осознав, кто стоял на портике, когда он с солдатами наблюдал из своего укрытия. Скортий запротестовал. Криспин посмотрел на низенького архитектора.
– Ты думаешь, он говорил серьезно? – спросил он. – И считал это настоящим приказом?
– Может быть, – ответил Артибас. – Валерий не самый предсказуемый из людей, а это здание – его наследие.
«Часть наследия», – подумал Криспин.
Он вспомнил о своем доме и о юной царице, послание которой сегодня перестало быть тайной. Конечно, он сам в этом не виноват. Но когда он остался наедине с Валерием и Аликсаной, его вынудили осознать, что они так далеко опередили всех в этой игре дворов и интриг, что… это была вовсе не игра. И это заставило его гадать, каково его место, его роль. Может ли он надеяться удалиться и заняться своей смальтой и этим великолепным куполом? Позволят ли ему? В сказке этой ночи было так много запутанных деталей, что он не знал, удастся ли ему когда-нибудь распутать этот клубок, в темноте или на рассвете.
Трем воинам Карулла поручили отвести архитектора домой. Карулл с двумя солдатами остался с Криспином и Скортием. Они двинулись наискосок через продуваемую ветром площадь, прочь от Бронзовых Врат и конной статуи, через форум перед ипподромом, по направлению к улице, которая вела к лагерю Синих. Криспин обнаружил по дороге, что он в равной степени перевозбудился и устал. Ему необходимо поспать, но он понимал, что не уснет. Мысленный образ купола сменял образ императора, заслоняя собой воспоминание о прикосновении царицы.
Дельфины, вот чего хотела Аликсана. Он вздохнул, вспомнив худого секретаря, принесшего ожерелье, лицо этого человека, когда он переводил взгляд с Криспина – он полагал, что застал его наедине с императрицей в ее личных покоях, – на саму женщину с распущенными темными волосами. «Под этим быстро исчезнувшим выражением лица скрывалось множество слоев», – подумал Криспин. И они тоже пока выше его понимания.
Он снова вспомнил святилище и человека, который привел его туда по низкому каменному туннелю, через дверь, прямо в это великолепие. Мысленным взором он все еще видел этот купол, полукружия куполов вокруг него и арки, их поддерживающие, мрамор на мраморе, и он видел там свою собственную работу, которая появится когда-нибудь. «Святилище позади нас является наследием Артибаса, – подумал он, – и возможно, в конце концов оно станет тем, за что будут помнить императора Валерия Второго. И возможно – возможно! – мир однажды узнает о том, что некогда жил такой мозаичник из Родиаса – Кай Криспин, единственный сын Хория Криспина Варенского и его жены Авиты, который с честью выполнил работу под солнцем Джада и двумя лунами».
Он думал об этом в тот момент, когда на них напали.
За несколько секунд до этого он гадал, будет ли ему позволено удалиться к своей смальте: стекло и мрамор, золото и перламутр, поделочные камни, простые камни, создание образов на лесах, в воздухе, высоко над интригами, войнами и желаниями мужчин и женщин.
Кажется, этому не суждено сбыться, так как ночь превратилась в железо и кровь.
* * *
Когда-то Струмос ему сказал – то есть, по правде говоря, он сказал это торговцу рыбой на базаре, а Кирос стоял рядом, – что можно многое узнать о человеке, наблюдая, как он впервые пробует необычайно вкусную или очень плохую еду. Кирос стал наблюдать за случайными гостями Струмоса на кухне, когда выдавалась такая возможность.
Сегодня он тоже наблюдал. Было очень поздно, а предыдущие события оказались столь необычайными, что в кухне царило неожиданно интимное настроение пережитой вместе опасности и радости по поводу того, что удалось уцелеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Только глупец не испугается такого купола, как этот. Когда твой архитектор заглянет к нам, спроси его, не боится ли он собственного проекта.
– Я уже спрашивал. Он говорит, что был в ужасе и сейчас еще в ужасе. Говорит, что не спит по ночам, потому что если он ложится спать дома, ему снятся кошмары, в которых купол падает. – Валерий помолчал. – Что ты изобразишь для меня на куполе моего святилища, Кай Криспин?
Криспин услышал громкое биение собственного сердца. Он почти ожидал этого вопроса. И покачал головой.
– Ты должен простить меня. Слишком рано, мой повелитель.
Собственно говоря, это была ложь.
Еще до того, как Криспин пришел сюда, он уже знал, что хочет здесь изобразить. Мечту, дар, нечто, вынесенное из Древней Чащи в День Мертвых. Сегодня, среди воплей на ипподроме, ему был послан этот образ. В этом тоже было нечто от полумира.
– Чересчур рано, – раздался новый, ворчливый голос. Звуки здесь отражались эхом. – Кто этот человек и что случилось с Спросом, мой повелитель?
Официальное обращение прозвучало с опозданием, мимоходом. Низенький, помятый, пожилой человечек в столь же помятой тунике появился из-за ряда свечей у них за спиной. Его светлые, как солома, волосы в беспорядке торчали космами. Он босыми ногами ступал по ледяному мраморному полу, как увидел Криспин. Сандалии он нес в одной руке.
– Артибас, – сказал император. Криспин видел, что он улыбается. – Должен сказать, что ты выглядишь точно так, как должен выглядеть главный архитектор Империи. Твои волосы соревнуются с куполом в их устремленности к небу.
Человечек рассеянно провел ладонью по волосам, что привело их в еще больший беспорядок.
– Я уснул, – сказал он. – Потом проснулся. И мне в голову пришла удачная мысль. – Он поднял свои сандалии, словно этот жест что-то объяснял. – Я бродил по святилищу.
– В самом деле? – спросил Валерий терпеливо.
– Ну да, – ответил Артибас. – Это понятно. Поэтому я босой.
Последовало короткое молчание.
– Понятно, – повторил император с некоторой укоризной. Криспин уже знал, что этот человек не любит, когда ему что-нибудь непонятно. Все равно – что.
– Отмечаешь шершавые мраморные плитки? – рискнул высказать предположение Криспин. – Полагаю, это один из способов их отличить. Я бы сказал, что в более теплое время года это сделать легче.
– Я проснулся с одной мыслью, – сказал Артибас, бросая на Криспина острый взгляд. – Хотел посмотреть, получится ли. Получается! Я отметил десяток плит, которые каменотесы должны отшлифовать.
– Ты ожидаешь, что люди будут входить сюда босиком? – спросил император с задумчивым выражением лица.
– Возможно. Не все верующие будут обуты. Но дело не в этом. Я хочу, чтобы мрамор был идеальным, знает ли кто-нибудь об этом или нет. Мой повелитель, – маленький архитектор прищурился и посмотрел на Криспина. Выражением лица он напоминал сову, – кто этот человек?
– Мозаичник, – ответил император, проявляя терпение, удивившее Криспина.
– Понятно, – сказал архитектор. – Я об этом слышал.
– Из Родиаса, – прибавил Валерий.
– Это все слышали, – сказал Артибас, все еще глядя снизу вверх на Криспина.
Император рассмеялся.
– Кай Крисп Варенский, это Артибас Сарантийский, человек, обладающий некоторыми незначительными способностями и всей учтивостью человека, рожденного в Городе. Почему я тебя терплю, архитектор?
– Потому что ты любишь, чтобы все делалось, как следует. Понятно. – Кажется, это было любимым словом этого человека. – Этот человек будет работать вместе с Спросом?
– Он будет работать вместо Спроса. По-видимому, Сирос ввел нас в заблуждение относительно своих идей об обратном переносе мозаик на купол. Он случайно не обсуждал их с тобой, Артибас?
Это было сказано мягко, но архитектор повернулся и посмотрел на императора, прежде чем ответить, и заколебался в первый раз.
– Я – проектировщик и строитель, мой повелитель. Я строю тебе святилище. То, как его нарядят, – это область художников. Меня это мало интересует, и мне некогда заниматься этим. Мне не нравится Сирос и его покровительница тоже, но это тоже вряд ли имеет значение, не так ли? – Он снова посмотрел на Криспина. – Сомневаюсь, чтобы и этот мне понравился. Он слишком высокий, и у него рыжие волосы.
– Сегодня вечером мне сбрили бороду, – сообщил ему Криспин, ему было смешно. – Боюсь, что в противном случае у тебя бы не осталось никаких сомнений. Скажи, вы обсуждали, как нужно подготовить поверхности под мозаику?
Человечек замер.
– Зачем бы я стал обсуждать строительную деталь с декоратором?
Улыбка Криспина слегка угасла.
– Возможно, – мягко произнес он, – в один из ближайших дней мы посидим за бутылкой вина и рассмотрим другой подход к этому вопросу? Я был бы тебе благодарен.
Артибас скорчил гримасу.
– Полагаю, мне следует проявить вежливость. Ты здесь новичок, и все такое. Собираешься высказать пожелания насчет штукатурки? Понятно. Я вижу. Ты из тех любителей во все вмешиваться, у которых есть свое мнение, но отсутствуют знания?
Криспину прежде доводилось работать с подобными людьми.
– У меня есть твердое мнение насчет вина, – ответил он, – но нет знаний о том, где найти лучшее вино в Сарантии. Я оставлю решение последнего вопроса за тобой, если ты позволишь мне высказать некоторые мысли по поводу штукатурки.
Архитектор несколько мгновений стоял неподвижно, потом позволил себе улыбнуться – чуть-чуть.
– По крайней мере, ты умен. – Он переступил босыми ногами на холодном мраморном полу, стараясь подавить зевок.
Валерий сказал, по-прежнему своим лукавым, терпеливым тоном:
– Артибас, я сейчас отдам тебе приказ. Будь внимателен. Надень свои сандалии – ты мне окажешь плохую услугу, если умрешь от ночного холода. Найди свой плащ. Потом иди домой спать. Домой. От тебя полусонного и измученного тоже нет никакого толку. Утро совсем близко. Кая Криспина за воротами ждут сопровождающие, или должны ждать. Они тебя тоже проводят домой. Ложись спать. Купол не упадет.
Маленький архитектор неожиданно резко сделал жест, оберегающий от зла. Кажется, он собирался возразить, потом запоздало вспомнил, что говорит с императором. Он закрыл рот и снова запустил пальцы в волосы, встопорщив их еще больше.
– Приказ, – добродушно повторил Валерий.
– Понятно, – согласился Артибас Сарантийский. Тем не менее он стоял неподвижно, пока император не протянул руку и – очень осторожно – не пригладил его песочного цвета спутанные волосы, почти как мать, старающаяся привести в порядок своего ребенка.
Валерий проводил их до главного входа – двери были из серебра, вдвое выше человеческого роста, как увидел Криспин, – а потом на портик, где дул ветер. Там они оба повернулись и поклонились ему, и Криспин заметил, что маленький человечек рядом с ним кланяется так же официально, как и он сам. Император вернулся в помещение и сам закрыл массивную дверь. Они услышали, как задвинулся массивный засов.
Оба они повернулись и стояли на ветру, глядя на неосвещенную площадь перед святилищем. Император полагал, что Карулл должен уже быть здесь. Криспин никого не видел. Он вдруг почувствовал, как устал. Он видел огни на дальнем конце площади, у Бронзовых Врат, где должна была находиться императорская стража. Тяжелые тучи закрывали небо. Было очень тихо.
Пока ночь не разорвал крик – предостережение, – и они увидели, как какой-то человек, словно безумный, мчится через заваленную мусором площадь прямо к портику. Этот человек взбежал по лестнице, прыгнул через три ступеньки, неловко приземлился, пробежал мимо Артибаса и стал крутить и дергать ручку запертой на засов двери.
Потом он обернулся, яростно выругался, держа в руке нож, и Криспин – пытающийся понять, что происходит, – узнал его. У него отвисла челюсть. Слишком много сюрпризов за одну ночь. Вокруг них теперь возникло движение, появились звуки. Криспин быстро обернулся и вздохнул с облегчением, увидев знакомую фигуру Карулла, который шагал к лестнице с обнаженным мечом в руке.
– Скортий из факции Синих! – воскликнул солдат через мгновение. – Сегодня днем я потерял из-за тебя целое состояние, знаешь ли.
Возничий, напряженный и разъяренный, крикнул что-то странное насчет защиты императора, распространяющейся на них троих. Карулл заморгал.
– Ты думаешь, мы пришли, чтобы напасть на них? – спросил он. Меч он держал опущенным.
Нож в руке возничего медленно опустился. До Криспина наконец дошло, что здесь произошло недоразумение. Он посмотрел на стройную фигурку рядом с собой, потом снова на своего широкоплечего друга, стоящего у подножия лестницы. И представил всех друг другу, что было явно необходимо.
Через секунду Скортий Сорийский начал хохотать.
Карулл присоединился к нему. Даже Артибас позволил себе слегка улыбнуться. Когда веселье стихло, было сделано приглашение. Кажется, несмотря на столь абсурдный час, чемпиона Синих сейчас ожидали на кухне в лагере факции для небольшой трапезы. Скортий объяснил, что он слишком труслив, чтобы сердить шеф-повара Струмоса, да к тому же он, непонятно почему, чувствует голод.
Артибас напомнил, что у него приказ прямо от самого императора, который только что покинул их. Ему велели ложиться спать. Карулл в ответ уставился на него, запоздало осознав, кто стоял на портике, когда он с солдатами наблюдал из своего укрытия. Скортий запротестовал. Криспин посмотрел на низенького архитектора.
– Ты думаешь, он говорил серьезно? – спросил он. – И считал это настоящим приказом?
– Может быть, – ответил Артибас. – Валерий не самый предсказуемый из людей, а это здание – его наследие.
«Часть наследия», – подумал Криспин.
Он вспомнил о своем доме и о юной царице, послание которой сегодня перестало быть тайной. Конечно, он сам в этом не виноват. Но когда он остался наедине с Валерием и Аликсаной, его вынудили осознать, что они так далеко опередили всех в этой игре дворов и интриг, что… это была вовсе не игра. И это заставило его гадать, каково его место, его роль. Может ли он надеяться удалиться и заняться своей смальтой и этим великолепным куполом? Позволят ли ему? В сказке этой ночи было так много запутанных деталей, что он не знал, удастся ли ему когда-нибудь распутать этот клубок, в темноте или на рассвете.
Трем воинам Карулла поручили отвести архитектора домой. Карулл с двумя солдатами остался с Криспином и Скортием. Они двинулись наискосок через продуваемую ветром площадь, прочь от Бронзовых Врат и конной статуи, через форум перед ипподромом, по направлению к улице, которая вела к лагерю Синих. Криспин обнаружил по дороге, что он в равной степени перевозбудился и устал. Ему необходимо поспать, но он понимал, что не уснет. Мысленный образ купола сменял образ императора, заслоняя собой воспоминание о прикосновении царицы.
Дельфины, вот чего хотела Аликсана. Он вздохнул, вспомнив худого секретаря, принесшего ожерелье, лицо этого человека, когда он переводил взгляд с Криспина – он полагал, что застал его наедине с императрицей в ее личных покоях, – на саму женщину с распущенными темными волосами. «Под этим быстро исчезнувшим выражением лица скрывалось множество слоев», – подумал Криспин. И они тоже пока выше его понимания.
Он снова вспомнил святилище и человека, который привел его туда по низкому каменному туннелю, через дверь, прямо в это великолепие. Мысленным взором он все еще видел этот купол, полукружия куполов вокруг него и арки, их поддерживающие, мрамор на мраморе, и он видел там свою собственную работу, которая появится когда-нибудь. «Святилище позади нас является наследием Артибаса, – подумал он, – и возможно, в конце концов оно станет тем, за что будут помнить императора Валерия Второго. И возможно – возможно! – мир однажды узнает о том, что некогда жил такой мозаичник из Родиаса – Кай Криспин, единственный сын Хория Криспина Варенского и его жены Авиты, который с честью выполнил работу под солнцем Джада и двумя лунами».
Он думал об этом в тот момент, когда на них напали.
За несколько секунд до этого он гадал, будет ли ему позволено удалиться к своей смальте: стекло и мрамор, золото и перламутр, поделочные камни, простые камни, создание образов на лесах, в воздухе, высоко над интригами, войнами и желаниями мужчин и женщин.
Кажется, этому не суждено сбыться, так как ночь превратилась в железо и кровь.
* * *
Когда-то Струмос ему сказал – то есть, по правде говоря, он сказал это торговцу рыбой на базаре, а Кирос стоял рядом, – что можно многое узнать о человеке, наблюдая, как он впервые пробует необычайно вкусную или очень плохую еду. Кирос стал наблюдать за случайными гостями Струмоса на кухне, когда выдавалась такая возможность.
Сегодня он тоже наблюдал. Было очень поздно, а предыдущие события оказались столь необычайными, что в кухне царило неожиданно интимное настроение пережитой вместе опасности и радости по поводу того, что удалось уцелеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72