То самое, которое, как клятвенно уверяла Тугосумка, было на Корселле в ту ночь, когда та пропала. Грил хорошо его помнила. Она сама его заказывала и велела взять вместо золота медь, когда цена оказалась чересчур высокой.
Кроп хотел взять ожерелье, но Грил первая схватила его.
— Где ты это взял?
— Оно мое.
— Нет, не твое. Говори, где взял. — Грил всю трясло. Обмотав цепочку вокруг кулака, она замахнулась на Кропа. — А не скажешь, я всем расскажу, что ты воруешь, и тебя бросят в темницу до конца твоих дней.
Кроп, потрясенный ее словами, зажал руками уши.
— Нет, — заныл он, тряся головой. — Не надо Кропа в темницу. Не надо.
Грил почуяла, что победа близка.
— Запрут Кропа, запрут и ключ выбросят. Так глубоко, что он больше никогда не увидит солнца. Ну, говори, где взял ожерелье.
— Я его не украл! — завопил Кроп. — Хозяин сказал, что я могу его взять. Я его спрашивал, клянусь вам.
— А ну тихо! — вскричала Грил — завывания Кропа действовали ей на нервы. — Хорошо, ты получил ожерелье от Баралиса. А он где его взял?
Кроп, услышав ее вопрос, тут же перестал ныть.
— Не знаю где, — сказал он, твердо сжав губы и устремив глаза в пол.
— Гм-м. — Грил разглядывала Кропа. Дурак уперся, и ничего из него больше не выжмешь — выгораживает своего хозяина. — Ладно, убирайся и барахло свое забирай.
Кроп поспешно собрал все в коробочку. Зеленая птица терзала клювом роскошную шелковую штору, и великан водворил ее в клетку.
— Если хочешь ходить сюда и кормить эту тварь, — сказала Грил, — смотри не говори хозяину о нашем разговоре. Понял?
Кроп кивнул и вышел.
Грил прижала ожерелье к губам. Мелкие едкие слезы покатились у нее по щекам. Кроп взял его у хозяина, а тот, не иначе, снял его с шеи Корселлы. Для Грил это имело только один смысл: Баралис убил ее племянницу.
* * *
— Тирен продал мои услуги, так же как и ваши. За пятьсот золотых.
— Почему мы должны верить тебе, Таул? — спросил Крейн, командир. — Сперва ты преступил свою клятву, потом убил Катерину Бренскую.
— Кому было выгодно убийство Катерины? — впервые заговорил Джек. — Кайлоку, вот кому. Не Таул же получил город и армию. И травить Катерину он тоже не стал бы. Вы все знаете, что яд — оружие трусов. Посмеет ли кто-нибудь здесь назвать Таула трусом?
Ответом Джеку было молчание. Краем глаза он заметил, что Таул собирается заговорить, и сделал ему чуть заметный знак: не надо. Джек хотел, чтобы рыцари поразмыслили над его словами.
Рыцари стали потихоньку разбредаться прочь от костра. Трудно было прочесть в бледном предутреннем свете выражение их лиц. Движения их были сдержанны, и никто так и не проронил ни слова.
Уже восемь дней они ехали на север. Как только рыцари делали привал — набрать воды, дать отдых лошадям, настрелять дичи или поспать, — Таул начинал свои крамольные речи, исподволь расшатывая пьедестал Тирена. Поначалу он действовал осторожно — спрашивал рыцарей, какую кто роль играл при захвате Халькуса, сожалел о пошатнувшейся репутации ордена и растущем числе дезертиров. От него отмахивались, но Таул продолжал свою работу. И вот сегодня он рассказал им, как Тирен заставил Бевлина выложить пятьсот золотых, — от этого так просто не отмахнешься.
— Дай им срок, Таул, — сказал Джек, когда все рыцари разошлись. — Не могут же они так быстро изменить свои взгляды. Они слишком долго шли за Тиреном, чтобы обратиться за одну ночь.
Голубые глаза Таула стали необычайно темными.
— Но я должен продолжать, Джек. Я должен заставить их увидеть правду.
Страдание в голосе Таула расстроило Джека.
— Зачем тебе это нужно? Мы можем убежать хоть нынче же ночью — ты, я и Хват.
— Нет, Джек. Я не хочу предавать их доверие. Они хорошо с нами обращаются — днем не привязывают к лошади и на ночь тоже не связывают. Они люди чести... — Таул помолчал, глядя в угасающий огонь, — и я тоже когда-то был таким.
Да, был — и остался таким. Джек, проведя с ним много месяцев в дороге, знал, как глубоко въелись в Таула его кольца.
— Если бы они только поверили в то, что я им рассказал! — скорее себе, чем Джеку, сказал Таул. — Если бы я мог внушить им, что у них есть выбор!
— Какой выбор, Таул? — спросил Джек жестче, чем намеревался.
Рыцарь, словно не заметив этого, улыбнулся с легкой грустью и сказал:
— Сам пока не знаю. Знаю только, что подчиняться Тирену больше нельзя.
Глядя Таулу в глаза, Джек видел страдающую, смятенную душу. Уже совсем рассвело, и рыцари снимались с лагеря. Оставив Таула заливать костер, Джек подошел к Андрису, седлавшему своего коня. Тот относился к пленникам лучше всех в отряде. Когда-то в Вальдисе Таул опережал его на год, и Андрис, как видно, привык смотреть на старшего товарища снизу вверх.
— Становится все холоднее, — сказал Джек, погладив лошадь Андриса. — Вчера я видел снег на дальних холмах.
— Мы доберемся до тех холмов к концу дня. — Андрис нагнулся застегнуть подпругу — высокий, с длинными светло-каштановыми волосами и тонкими чертами северянина. Извилистый шрам тянулся от его левого глаза до самой шеи. — Завтра к этому времени мы все окоченеем.
— Снег и лед меня не пугают — а вот ветер продирает до костей.
— Уж мне ли не знать, что такое ветер. Я родом из Восточного Халькуса, а там ветры такие, что выдувают последний ум из головы.
— Я знаю, — сказал Джек. Андрис посмотрел на него, и Джек продолжил: — Я как-то путешествовал по Восточному Халькусу в разгар зимы и хоть ума, может, и не решился, зато кожи с меня слезло порядком. Это демон какой-то, а не ветер.
— Ты сам из Королевств?
— Да, из Харвелла. Но в Халькусе пробыл довольно долго. Там очень красиво весной. — Джеку вспомнилось утро, когда они с Тариссой убежали к маленькому пруду, обсаженному нарциссами. Словно в другой жизни это было.
— Какое дело привело тебя в Халькус? — Андрис теперь расчесывал гриву своей кобылке, и Джек заметил, что у него на левом указательном пальце недостает кончика.
— Дела у меня никакого не было. Я бежал, скрывался. И одни люди в Халькусе взяли меня к себе. Хорошие люди. — Джек перевел дыхание. — Но мне встречались и плохие.
Андрис прервал свое занятие.
— Зачем ты мне все это говоришь, Джек? Ведь не просто же так ты решил поболтать со мной о Халькусе.
Его прямота вызвала у Джека уважение. Пришло время высказаться начистоту.
— Я хотел поговорить с тобой о Тауле.
— И что же ты хотел о нем сказать?
— В глубине души он остался рыцарем. Он и теперь продолжает работать на Бевлина. Мы с ним только что вернулись с Ларна, разрушив тамошний храм. Нет больше камней, нет больше пут, нет больше жизней, посвященных Богу.
— Ларн — это бабьи сказки. Нет такого места на свете.
— Но я был на этом острове. Я видел оракулов своими глазами. А мать моя там родилась. Не говори мне, что такого места нет. Спроси Крейна или Берлина — они-то знают. — Джек говорил наугад, но был уверен, что двое старейших в отряде рыцарей слышали о Ларне: их изрытые морщинами лица свидетельствовали о том, что они видали всякое и немало страшных историй узнали у лагерных костров.
Андрис окинул взглядом лагерь. Костер погас, все одеяла были свернуты, и многие рыцари уже садились на коней.
— Опять-таки — зачем ты мне это говоришь?
— Затем, что сам Таул ничего не скажет. Он слишком горд. Ты был вместе с ним в Вальдисе и знаешь, что я говорю правду.
— Ну и к чему ты клонишь? — Андрис сел в седло.
— А к тому, что Таул не лжец и не убийца. Он самый отважный человек из всех, кого я знал. Рыцарство у него в крови. Я провел рядом с ним много месяцев, и еще дюжину дней назад он слова дурного о Тирене не желал слышать. Он любил его как отца. Теперь же, узнав правду, он чувствует, что его предали. Он ранен в самое сердце. Я знаю, что он испытывает, и ты, думается мне, тоже знаешь. Тирен всех вас предал.
Пару мгновений Андрис смотрел сверху вниз на Джека своими серыми северными глазами такого же цвета, как небо. Потом тронул коня с места и сказал:
— Я поговорю в полдень с остальными.
* * *
Легкий морозец подсушил грязь и заставил ветер уняться. Горы приблизились к ним — их пики, окутанные туманом, высились на северо-востоке.
С продвижением на север волнение Джека все возрастало. Давление в желудке, давшее знать о себе, как только они высадились в Марльсе, все время росло. Джеку казалось, будто неведомая сила тянет его к Брену и к Баралису. И к Кайлоку. Он возвращался к ним другим человеком. Он узнал, кто была его мать, и это сделало его сильнее. Как будто он приобщился к силе ее духа, узнав ее настоящее имя — Анеска. Новое знание служило ему щитом против всякого зла. Что бы ни случилось с ним в последующие недели, этого у него никто не отнимет. Он знает, кто он, откуда взялся и что ему суждено совершить.
Многое еще остается неизвестным или непонятным: он не знает, кто его отец, почему его свершения не должны ограничиться Ларном и какова связь между пророчеством Марода и его матерью. Но все эти вопросы могут и подождать. Пока, во всяком случае.
Сейчас он должен готовить себя к встрече с Кайлоком. Король должен умереть. Иного выбора нет. Северная империя рассыплется, оставшись без правителя. Баралис, при всей своей хитрости и мастерстве мага, не сможет удержать ее, когда падет его ставленник. Кайлок владеет Королевствами по праву рождения, а Бреном — по праву супруга. Если его убить, обе державы разлетятся словно лопнувшая тетива. Ничто, кроме Кайлока, не связывает их. Если его убить, Брен и Королевства снова станут существовать сами по себе, а империя распадется на составные части.
Джек много думал о том, что должен делать, когда окажется в Брене. Ему нет нужды связываться с Баралисом, нет нужды заводить войну. Смерти Кайлока будет вполне достаточно.
И он, Джек из Четырех Королевств и с Ларна, бывший ученик пекаря и писец, — единственный, кто может пресечь жизнь Кайлока. Судьба связала его с Кайлоком, и настало время перерезать нить.
У Таула свои заботы: орден, Мелли и те призраки, что живут в его прошлом. Джек поможет ему, насколько будет в силах, — но есть черта, за которой существуют только Джек и Кайлок, и она становится все резче по мере приближения к Брену.
Джек посмотрел на Таула, едущего рядом с мулом Хвата. Таул, перехватив этот взгляд, вскинул руку в безмолвном приветствии, и Джек ответил тем же. Они оба знают, как обстоит дело.
Настал полдень, пасмурный и холодный, с несильным, но пронзительным ветром. Крейн распорядился сделать привал на берегу медленного ручья.
— В такой холод, — заявил он трубным солдатским голосом, — нет смысла искать укрытия под деревьями.
Все утро они ехали через редкие рощицы, перемежаемые зелеными холмами и долинами, и всюду, куда ни глянь, была вода: ручьи, пруды, быстрые речки. По краям более мелких прудов собиралось ледяное «сало», но текучие воды продолжали бежать, наполняя округу своим журчанием.
Андрис подошел к Крейну. Они обменялись несколькими словами, и Крейн поманил к себе Берлина. Джеку, хотя он был довольно далеко, показалось, что Андрис произнес слово «Ларн». Берлин кивнул, и они продолжили разговор. К ним подошли еще двое рыцарей.
Джек подъехал к Таулу и Хвату.
— Что происходит, Джек? — спросил Таул, снимая Хвата с мула. — Что ты такое сказал Андрису?
— Правду. Я сказал ему, что мы разрушили ларнский храм.
— Это ты его разрушил, Джек, — не я.
— Нет. Мы сделали это вместе.
Таул, ничего не ответив, велел Хвату:
— Покажи-ка горло. — Он пощупал железки Хвата, приложил ладонь ему ко лбу и остался доволен. — Ну вот, тебе уже лучше.
— Что-то я этого не чувствую.
— Это потому, что утром я не подливал браги в твой сбитень, — улыбнулся Таул. — Иди-ка приляг. Возьми мое запасное одеяло и закутайся хорошенько. Я скоро принесу тебе горячей еды.
Хват поглядел на Таула, потом на Джека.
— Я понимаю, когда мое присутствие нежелательно. Хоть я и болен, с головой у меня все в порядке. — Он двинулся к воде. — Смотри захвати побольше сыру.
Дав ему отойти подальше, Таул сказал:
— Джек, я не хочу, чтобы ты вел мой бой за меня. С этими людьми я управлюсь сам.
— Все это так, Таул, но у нас мало времени. Если они не намерены помочь нам, придется бежать.
— Ты считаешь, что я задерживаю тебя. — Это было утверждение, не вопрос.
— Я не поэтому говорил с Андрисом.
Таул, улыбнувшись через силу, положил руку на плечо Джека.
— Я знаю.
Оба посмотрели на Андриса, вокруг которого собрались теперь все рыцари до единого. Судя по шуму, который они поднимали, там шел горячий спор. Таул шагнул вперед:
— Пойду поговорю с ними.
— Нет. Пусть они сами придут к тебе. — Джек достал из котомки флягу. — А пока что наберем воды.
Таул последовал за ним к ручью. Хват, закутанный в толстое одеяло, высматривал головастиков.
— А откуда течет вся эта вода, Таул? — спросил он, разглядывая на свет мелкий камушек. — С самого Марльса не видал такой мокряди.
— С Хребта, — ответил Таул, погружая флягу в ручей. — Все эти ручейки и речки потом впадают в Силбур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80