Это, стало быть, в среду. В спальне и комнате для гостей столько косметики, духов и лосьонов, что можно открывать парфюмерный магазин.
— Придется ждать. Может быть, она объявится. Она самостоятельная женщина, может ехать когда и куда угодно. Вы говорите, машина ее в гараже? Быть может, она поехала с кем-то. Дружок там нигде не просматривается?
— Нам об этом ничего не известно. Я говорил с прислугой. Она приходит три раза в неделю во второй половине дня. Четверг не ее день, — сказал Томми.
— Во второй половине дня? — приподнял брови прокурор. — Обычно они приходят по утрам.
— Сегодня она появилась, когда мы уходили. Она объяснила, что миссис Фриз встает обычно поздно и не хочет, чтобы ее беспокоила возня и шум пылесоса. Мне показалось, что она не очень-то расположена к Натали Фриз.
— Так что пока подождем, — сказал прокурор. — В чем дело, Дагган? Что-то вид у тебя недовольный.
— У меня дурное предчувствие по поводу Натали Фриз, — откровенно отвечал Томми. — Уж не опередил ли кто-то на пару дней событие, планировавшееся на тридцать первое?
Последовала пауза. Затем Осборн спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Все одно к одному. Ей тридцать четыре, не двадцать и не двадцать один, но, как Марта Лоуренс и Карла Харпер, она очень красивая женщина. — Дагган пожал плечами. — Честно говоря, у меня скверное предчувствие на ее счет, к тому же мне муж ее не нравится. У него очень неубедительное алиби на момент исчезновения Марты Лоуренс. Он утверждает, что возился в саду.
Уолш кивнул:
— Первые двадцать лет он прожил в доме, в саду которого были найдены останки Карлы Харпер и, предположительно, Летиции Грегг, — сказал он. — А теперь исчезла его жена.
— Сэр, нам пора к Клейтону Уилкоксу — сказал Томми Дагган. — Он должен прийти в три часа.
— А что у вас на него? — спросил Осборн.
Томми наклонился вперед в кресле, сложив ладони.
Эта поза означала у него, что он тщательно взвешивает свои слова.
— Он охотно согласился прийти. Он делает это по доброй воле. Я не стану официально предупреждать его о даче показаний, откровенно говоря, мне это очень не хочется делать, иначе он может замкнуться.
— Что у вас на него? — повторил Осборн.
— Он многое скрывает, и мы знаем, что он лжец. Это, на мой взгляд, очень серьезные обстоятельства.
Клейтон Уилкокс появился ровно в три. Дагган и Уолш провели его в маленькую комнату, где были только стол и несколько стульев.
Уилкокс сразу заявил, что прекрасно понимает сложность ситуации.
В глазах его мелькнула усмешка.
— Вы, вероятно, раздумывали, стоит ли официально предупреждать меня о даче показаний, и пришли к выводу, что, оставляя выбор за мной, вы на всякий случай ограждаете себя перед законом.
Глядя на изумленное лицо Пита Уолша, Уилкокс улыбнулся:
— Господа, вы забываете, что большую часть жизни я провел в академических кругах. Вы представления не имеете, сколько я слышал дебатов о гражданских свободах и судебной системе. Я был президентом колледжа, как вам известно.
Этими словами Томми Дагган воспользовался, чтобы начать разговор.
— Доктор Уилкокс, я внимательно ознакомился с вашим досье и с удивлением узнал, что вы ушли в отставку в пятьдесят пять лет. Причем сразу после подписания контракта на следующие пять лет.
— Состояние здоровья не позволило мне продолжить исполнение своих обязанностей. Поверьте мне, что должность президента небольшого, но престижного учебного заведения требует много сил и времени.
— А в чем была ваша проблема со здоровьем, доктор Уилкокс?
— Серьезное сердечное заболевание.
— Вы обсудили это со своим врачом?
— Разумеется.
— Вы регулярно обследуетесь?
— Последнее время мое состояние стабилизировалось. В отставке у меня нет такого напряжения.
— Доктор, вы не ответили на мой вопрос. Вы регулярно обследуетесь?
— Я стал пренебрегать обследованиями последнее время. Однако я очень неплохо себя чувствую.
— Когда вы были у врача в последний раз?
— Я не помню.
— Вы также не помните, бывали ли вы когда-нибудь у доктора Мэдден. Вы по-прежнему утверждаете, что не помните, или передумали?
— Может быть, я и бывал у нее раз-другой.
— А может быть, пятый и десятый. У нас ведь имеются сведения.
Томми продолжал допрос с большой осторожностью. Он видел, что Уилкокс встревожен, но он не хотел, чтобы тот прервал беседу и ушел.
— Доктор, имя Джины Филдинг для вас что-нибудь значит?
Уилкокс побледнел. Он откинулся на стуле и, явно стараясь тянуть время, задумчиво уставился в потолок.
— Не припоминаю.
— Двенадцать лет назад вы передали ей чек на сто тысяч долларов. Мисс Филдинг было в то время двадцать лет, и она училась в Инок-колледже. Это поможет освежить вашу память?
Долгое время все молчали. Уилкокс посмотрел на Томми Даггана, потом перевел взгляд на Пита Уолша.
— Вы совершенно правы. Двенадцать лет назад двадцатилетняя Джина Филдинг училась в Инок-колледже. Она была очень искушенная особа для своих двадцати лет, могу добавить. Она работала у меня и оказывала мне очень лестное внимание. Я начал посещать ее у нее дома. Какое-то время между нами существовали известные отношения, что было, разумеется, совершенно недостойно и потенциально опасно как повод для скандала. Она была студенткой из малообеспеченной семьи. Я стал давать ей деньги.
Уилкокс долго пристально смотрел на стол, как будто совершенно завороженный созерцанием его исцарапанной поверхности. Потом он снова поднял глаза и потянулся к кувшину с водой, который они предусмотрительно приготовили.
— В конце концов я опомнился и сказал ей, что наши отношения должны прекратиться. Я сказал, что найду ей другую работу, но она угрожала мне судом за сексуальные домогательства. Она была готова заявить под присягой, что я угрожал лишить ее стипендии, если она не пойдет на связь со мной. Она была готова предъявить иск к колледжу. Цена ее молчания была сто тысяч долларов. — Он смолк на мгновение и перевел дыхание. — Я заплатил. Я также ушел в отставку, потому что не мог ей доверять, а если бы она нарушила свое слово и подала в суд на колледж, то это дело не представляло бы никакого интереса для прессы только в одном случае: если бы я ушел с поста президента.
— А где Джина Филдинг теперь, доктор?
— Понятия не имею. Я знаю, что она намеревается приехать сюда завтра еще за сотней тысяч долларов. Она читала всю эту желтую прессу и угрожает рассказать свою историю тому, кто больше заплатит.
— А вот это уже квалифицируется как вымогательство, доктор. Вам это известно?
— Это слово мне знакомо.
— И вы бы ей заплатили?
— Нет. Я не собираюсь так жить оставшуюся жизнь. Я собирался сказать ей, что больше она не получит ни цента, хотя полностью отдаю себе отчет в последствиях такого решения.
— Вымогательство — это серьезное преступление, доктор. Я предлагаю вам следующее. Мы снабдим вас записывающим устройством. Если вам удастся записать требования мисс Филдинг заплатить за ее молчание, мы сможем предъявить ей обвинение.
— Я хотел бы подумать.
Томми Дагган верил в искренность Уилкокса. Но все же подозрения у него оставались. Во всяком случае, история Уилкокса кое-что прояснила. Несомненно, он привлекательный мужчина и нравится женщинам. К тому же шарф его жены все-таки является орудием убийства. И у Уилкокса нет алиби на то утро, когда пропала Марта Лоуренс.
— Доктор, а где вы были сегодня утром между семью и восемью часами?
— Гулял.
— Вы шли по прогулочной дорожке?
— Какое-то время да. На самом деле я начал оттуда, а потом пошел к озеру.
— Вы не видели на дорожке миссис Джойс?
— Нет. Мне очень жаль, что она погибла. Чудовищное преступление.
— Вы видели кого-нибудь из знакомых, доктор?
— Откровенно говоря, я не заметил. Как вы теперь понимаете, у меня было о чем подумать.
Он встал:
— Я могу идти?
Томми и Пит одновременно кивнули. Вставая, Томми сказал:
— Сообщите нам о вашем решении, записывать или нет ваш разговор с мисс Филдинг. И я должен вам еще кое-что сказать, доктор. Мы расследуем убийства мисс Лоуренс, мисс Харпер, доктора Мэдден и миссис Джойс. Ваши ответы на некоторые наши вопросы были несколько уклончивы. Боюсь, что нам придется еще раз с вами встретиться.
Клейтон Уилкокс вышел, не попрощавшись. Уолш выразительно взглянул на Томми Даггана:
— Ну и что ты думаешь?
— Я думаю, он решил рассказать нам об этой Филдинг, потому что у него не было выбора. Это такая особа, которая и деньги возьмет, и с газетчиками поговорит. А что до остального, похоже, это у него привычка такая — совершать длительные прогулки, старательно избегая встреч с кем бы то ни было, кто мог бы подтвердить его алиби.
— Похоже также, что он интересуется молодыми женщинами, — добавил Уолш. — Интересно, про эту историю с Филдинг он нам все рассказал?
Они вернулись в кабинет Томми, где их ожидало сообщение от Джоан Ходжес.
— Дуглас Картер, — воскликнул Томми. — Но ведь этот парень сто лет как умер!
76
Эрик Бейли собирался в Спринг-Лейк в пятницу вечером, но, позвонив Эмили, он передумал. Она сказала ему, что ужинает с хозяйкой гостиницы, в которой она останавливалась, приезжая по делам, связанным с покупкой дома.
Он решил, что ему нечего делать в Спринг-Лейк, если он не знает, где находится Эмили. Не стоило ехать только ради того, чтобы увидеть, как она возвращается вечером домой.
Он поедет завтра. Приедет туда где-то во второй половине дня. Припаркует фургон в незаметном месте, там, где на него никто не обратит внимания. Он затеряется среди других машин, заезжающих и покидающих паркинги вдоль океана.
Вечер неожиданно оказался пустым, и Эрик чувствовал всевозрастающее нетерпение. У него было столько всего в голове, столько всего нужно было сделать в предстоящие дни. Назревала катастрофа. На следующей неделе акции компании полностью обесценятся. Вся его собственность будет продана. За пять лет он столько сумел приобрести и все потерял.
В этом кошмаре он оказался из-за Эмили Грэхем. Акции пошли вниз, когда она продала свои. Она не вложила в дело ни цента, а получила десять миллионов долларов. И хотя этим она была обязана только ему, она посмела отвергнуть его любовь!
Нет, это слишком малое наказание — лишь пугать ее.
Он должен пойти дальше.
Суббота, 31 марта
77
Предчувствие чего-то страшного и неотвратимого нависло над городом, потрясенным событиями последних десяти дней.
— Как такое могло случиться в нашем городе? — возбужденно переговаривались люди в магазинчиках, встречаясь на улицах. — Сегодня тридцать первое марта. Как вы думаете, неужели это опять случится?
Этим паническим настроениям способствовала и погода. Последний день марта принес неожиданную перемену погоды, как это уже случалось в течение месяца. Больше не дул вчерашний теплый ветерок, и скрылось солнце. Небо застилали тяжелые темные тучи. С океана подул холодный резкий ветер. Казалось невозможным даже вообразить, что через несколько недель деревья снова покроются листвой, трава зазеленеет и старые дома окажутся в окружении цветущего кустарника.
После приятного вечера с Кэрри Робертс Эмили провела беспокойную из-за тревожных снов ночь. Она проснулась со слезами на глазах, не в состоянии вспомнить, что вызвало эти слезы.
«Не спрашивай, по ком звонит колокол; он звонит по тебе».
"Почему эти слова пришли мне в голову? " — думала она, снова опуская голову на подушку. Было только семь часов утра, и Эмили надеялась, что ей удастся поспать еще немного.
Но сон не шел, мысли одолевали ее. Эмили чувствовала, что разгадка связи между убийствами в прошлом и в настоящем где-то рядом. Она была уверена, что найдет ключ к разгадке в дневниках Джулии Гордон Лоуренс.
Почерк, каким были сделаны записи в дневнике, мелкий и тонкий, читался с трудом. Во многих местах чернила выцвели, так что ей подолгу приходилось вглядываться в записи, чтобы что-то разобрать.
В отсутствие Эмили позвонил следователь Дагган и оставил сообщение, что увеличенная фотография будет готова сегодня к вечеру.
Эмили ожидала этого момента с нетерпением. Получить фотографию значило почти то же самое, что лично встретиться с людьми, о которых она столько слышала. Эмили не терпелось поскорее увидеть их лица.
Утро было серое, и в комнате царил полумрак. Эмили снова закрыла глаза.
Она проснулась в половине девятого. Теперь она почувствовала себя выспавшейся и бодрой.
Но такое состояние продлилось не дольше часа. Когда она взяла почту, то сразу же заметила простой конверт со своей фамилией, написанной детским почерком.
У Эмили перехватило дыхание. Этим же почерком был написан текст на открытке с двумя надгробными памятниками, полученной ею два дня тому назад.
Она вскрыла конверт дрожащими руками и достала открытку.
На открытке тоже было написано ее имя. Перевернув ее, она увидела два надгробных камня. На них были начертаны имена «Натали Фриз» и «Эллен Свейн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Придется ждать. Может быть, она объявится. Она самостоятельная женщина, может ехать когда и куда угодно. Вы говорите, машина ее в гараже? Быть может, она поехала с кем-то. Дружок там нигде не просматривается?
— Нам об этом ничего не известно. Я говорил с прислугой. Она приходит три раза в неделю во второй половине дня. Четверг не ее день, — сказал Томми.
— Во второй половине дня? — приподнял брови прокурор. — Обычно они приходят по утрам.
— Сегодня она появилась, когда мы уходили. Она объяснила, что миссис Фриз встает обычно поздно и не хочет, чтобы ее беспокоила возня и шум пылесоса. Мне показалось, что она не очень-то расположена к Натали Фриз.
— Так что пока подождем, — сказал прокурор. — В чем дело, Дагган? Что-то вид у тебя недовольный.
— У меня дурное предчувствие по поводу Натали Фриз, — откровенно отвечал Томми. — Уж не опередил ли кто-то на пару дней событие, планировавшееся на тридцать первое?
Последовала пауза. Затем Осборн спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Все одно к одному. Ей тридцать четыре, не двадцать и не двадцать один, но, как Марта Лоуренс и Карла Харпер, она очень красивая женщина. — Дагган пожал плечами. — Честно говоря, у меня скверное предчувствие на ее счет, к тому же мне муж ее не нравится. У него очень неубедительное алиби на момент исчезновения Марты Лоуренс. Он утверждает, что возился в саду.
Уолш кивнул:
— Первые двадцать лет он прожил в доме, в саду которого были найдены останки Карлы Харпер и, предположительно, Летиции Грегг, — сказал он. — А теперь исчезла его жена.
— Сэр, нам пора к Клейтону Уилкоксу — сказал Томми Дагган. — Он должен прийти в три часа.
— А что у вас на него? — спросил Осборн.
Томми наклонился вперед в кресле, сложив ладони.
Эта поза означала у него, что он тщательно взвешивает свои слова.
— Он охотно согласился прийти. Он делает это по доброй воле. Я не стану официально предупреждать его о даче показаний, откровенно говоря, мне это очень не хочется делать, иначе он может замкнуться.
— Что у вас на него? — повторил Осборн.
— Он многое скрывает, и мы знаем, что он лжец. Это, на мой взгляд, очень серьезные обстоятельства.
Клейтон Уилкокс появился ровно в три. Дагган и Уолш провели его в маленькую комнату, где были только стол и несколько стульев.
Уилкокс сразу заявил, что прекрасно понимает сложность ситуации.
В глазах его мелькнула усмешка.
— Вы, вероятно, раздумывали, стоит ли официально предупреждать меня о даче показаний, и пришли к выводу, что, оставляя выбор за мной, вы на всякий случай ограждаете себя перед законом.
Глядя на изумленное лицо Пита Уолша, Уилкокс улыбнулся:
— Господа, вы забываете, что большую часть жизни я провел в академических кругах. Вы представления не имеете, сколько я слышал дебатов о гражданских свободах и судебной системе. Я был президентом колледжа, как вам известно.
Этими словами Томми Дагган воспользовался, чтобы начать разговор.
— Доктор Уилкокс, я внимательно ознакомился с вашим досье и с удивлением узнал, что вы ушли в отставку в пятьдесят пять лет. Причем сразу после подписания контракта на следующие пять лет.
— Состояние здоровья не позволило мне продолжить исполнение своих обязанностей. Поверьте мне, что должность президента небольшого, но престижного учебного заведения требует много сил и времени.
— А в чем была ваша проблема со здоровьем, доктор Уилкокс?
— Серьезное сердечное заболевание.
— Вы обсудили это со своим врачом?
— Разумеется.
— Вы регулярно обследуетесь?
— Последнее время мое состояние стабилизировалось. В отставке у меня нет такого напряжения.
— Доктор, вы не ответили на мой вопрос. Вы регулярно обследуетесь?
— Я стал пренебрегать обследованиями последнее время. Однако я очень неплохо себя чувствую.
— Когда вы были у врача в последний раз?
— Я не помню.
— Вы также не помните, бывали ли вы когда-нибудь у доктора Мэдден. Вы по-прежнему утверждаете, что не помните, или передумали?
— Может быть, я и бывал у нее раз-другой.
— А может быть, пятый и десятый. У нас ведь имеются сведения.
Томми продолжал допрос с большой осторожностью. Он видел, что Уилкокс встревожен, но он не хотел, чтобы тот прервал беседу и ушел.
— Доктор, имя Джины Филдинг для вас что-нибудь значит?
Уилкокс побледнел. Он откинулся на стуле и, явно стараясь тянуть время, задумчиво уставился в потолок.
— Не припоминаю.
— Двенадцать лет назад вы передали ей чек на сто тысяч долларов. Мисс Филдинг было в то время двадцать лет, и она училась в Инок-колледже. Это поможет освежить вашу память?
Долгое время все молчали. Уилкокс посмотрел на Томми Даггана, потом перевел взгляд на Пита Уолша.
— Вы совершенно правы. Двенадцать лет назад двадцатилетняя Джина Филдинг училась в Инок-колледже. Она была очень искушенная особа для своих двадцати лет, могу добавить. Она работала у меня и оказывала мне очень лестное внимание. Я начал посещать ее у нее дома. Какое-то время между нами существовали известные отношения, что было, разумеется, совершенно недостойно и потенциально опасно как повод для скандала. Она была студенткой из малообеспеченной семьи. Я стал давать ей деньги.
Уилкокс долго пристально смотрел на стол, как будто совершенно завороженный созерцанием его исцарапанной поверхности. Потом он снова поднял глаза и потянулся к кувшину с водой, который они предусмотрительно приготовили.
— В конце концов я опомнился и сказал ей, что наши отношения должны прекратиться. Я сказал, что найду ей другую работу, но она угрожала мне судом за сексуальные домогательства. Она была готова заявить под присягой, что я угрожал лишить ее стипендии, если она не пойдет на связь со мной. Она была готова предъявить иск к колледжу. Цена ее молчания была сто тысяч долларов. — Он смолк на мгновение и перевел дыхание. — Я заплатил. Я также ушел в отставку, потому что не мог ей доверять, а если бы она нарушила свое слово и подала в суд на колледж, то это дело не представляло бы никакого интереса для прессы только в одном случае: если бы я ушел с поста президента.
— А где Джина Филдинг теперь, доктор?
— Понятия не имею. Я знаю, что она намеревается приехать сюда завтра еще за сотней тысяч долларов. Она читала всю эту желтую прессу и угрожает рассказать свою историю тому, кто больше заплатит.
— А вот это уже квалифицируется как вымогательство, доктор. Вам это известно?
— Это слово мне знакомо.
— И вы бы ей заплатили?
— Нет. Я не собираюсь так жить оставшуюся жизнь. Я собирался сказать ей, что больше она не получит ни цента, хотя полностью отдаю себе отчет в последствиях такого решения.
— Вымогательство — это серьезное преступление, доктор. Я предлагаю вам следующее. Мы снабдим вас записывающим устройством. Если вам удастся записать требования мисс Филдинг заплатить за ее молчание, мы сможем предъявить ей обвинение.
— Я хотел бы подумать.
Томми Дагган верил в искренность Уилкокса. Но все же подозрения у него оставались. Во всяком случае, история Уилкокса кое-что прояснила. Несомненно, он привлекательный мужчина и нравится женщинам. К тому же шарф его жены все-таки является орудием убийства. И у Уилкокса нет алиби на то утро, когда пропала Марта Лоуренс.
— Доктор, а где вы были сегодня утром между семью и восемью часами?
— Гулял.
— Вы шли по прогулочной дорожке?
— Какое-то время да. На самом деле я начал оттуда, а потом пошел к озеру.
— Вы не видели на дорожке миссис Джойс?
— Нет. Мне очень жаль, что она погибла. Чудовищное преступление.
— Вы видели кого-нибудь из знакомых, доктор?
— Откровенно говоря, я не заметил. Как вы теперь понимаете, у меня было о чем подумать.
Он встал:
— Я могу идти?
Томми и Пит одновременно кивнули. Вставая, Томми сказал:
— Сообщите нам о вашем решении, записывать или нет ваш разговор с мисс Филдинг. И я должен вам еще кое-что сказать, доктор. Мы расследуем убийства мисс Лоуренс, мисс Харпер, доктора Мэдден и миссис Джойс. Ваши ответы на некоторые наши вопросы были несколько уклончивы. Боюсь, что нам придется еще раз с вами встретиться.
Клейтон Уилкокс вышел, не попрощавшись. Уолш выразительно взглянул на Томми Даггана:
— Ну и что ты думаешь?
— Я думаю, он решил рассказать нам об этой Филдинг, потому что у него не было выбора. Это такая особа, которая и деньги возьмет, и с газетчиками поговорит. А что до остального, похоже, это у него привычка такая — совершать длительные прогулки, старательно избегая встреч с кем бы то ни было, кто мог бы подтвердить его алиби.
— Похоже также, что он интересуется молодыми женщинами, — добавил Уолш. — Интересно, про эту историю с Филдинг он нам все рассказал?
Они вернулись в кабинет Томми, где их ожидало сообщение от Джоан Ходжес.
— Дуглас Картер, — воскликнул Томми. — Но ведь этот парень сто лет как умер!
76
Эрик Бейли собирался в Спринг-Лейк в пятницу вечером, но, позвонив Эмили, он передумал. Она сказала ему, что ужинает с хозяйкой гостиницы, в которой она останавливалась, приезжая по делам, связанным с покупкой дома.
Он решил, что ему нечего делать в Спринг-Лейк, если он не знает, где находится Эмили. Не стоило ехать только ради того, чтобы увидеть, как она возвращается вечером домой.
Он поедет завтра. Приедет туда где-то во второй половине дня. Припаркует фургон в незаметном месте, там, где на него никто не обратит внимания. Он затеряется среди других машин, заезжающих и покидающих паркинги вдоль океана.
Вечер неожиданно оказался пустым, и Эрик чувствовал всевозрастающее нетерпение. У него было столько всего в голове, столько всего нужно было сделать в предстоящие дни. Назревала катастрофа. На следующей неделе акции компании полностью обесценятся. Вся его собственность будет продана. За пять лет он столько сумел приобрести и все потерял.
В этом кошмаре он оказался из-за Эмили Грэхем. Акции пошли вниз, когда она продала свои. Она не вложила в дело ни цента, а получила десять миллионов долларов. И хотя этим она была обязана только ему, она посмела отвергнуть его любовь!
Нет, это слишком малое наказание — лишь пугать ее.
Он должен пойти дальше.
Суббота, 31 марта
77
Предчувствие чего-то страшного и неотвратимого нависло над городом, потрясенным событиями последних десяти дней.
— Как такое могло случиться в нашем городе? — возбужденно переговаривались люди в магазинчиках, встречаясь на улицах. — Сегодня тридцать первое марта. Как вы думаете, неужели это опять случится?
Этим паническим настроениям способствовала и погода. Последний день марта принес неожиданную перемену погоды, как это уже случалось в течение месяца. Больше не дул вчерашний теплый ветерок, и скрылось солнце. Небо застилали тяжелые темные тучи. С океана подул холодный резкий ветер. Казалось невозможным даже вообразить, что через несколько недель деревья снова покроются листвой, трава зазеленеет и старые дома окажутся в окружении цветущего кустарника.
После приятного вечера с Кэрри Робертс Эмили провела беспокойную из-за тревожных снов ночь. Она проснулась со слезами на глазах, не в состоянии вспомнить, что вызвало эти слезы.
«Не спрашивай, по ком звонит колокол; он звонит по тебе».
"Почему эти слова пришли мне в голову? " — думала она, снова опуская голову на подушку. Было только семь часов утра, и Эмили надеялась, что ей удастся поспать еще немного.
Но сон не шел, мысли одолевали ее. Эмили чувствовала, что разгадка связи между убийствами в прошлом и в настоящем где-то рядом. Она была уверена, что найдет ключ к разгадке в дневниках Джулии Гордон Лоуренс.
Почерк, каким были сделаны записи в дневнике, мелкий и тонкий, читался с трудом. Во многих местах чернила выцвели, так что ей подолгу приходилось вглядываться в записи, чтобы что-то разобрать.
В отсутствие Эмили позвонил следователь Дагган и оставил сообщение, что увеличенная фотография будет готова сегодня к вечеру.
Эмили ожидала этого момента с нетерпением. Получить фотографию значило почти то же самое, что лично встретиться с людьми, о которых она столько слышала. Эмили не терпелось поскорее увидеть их лица.
Утро было серое, и в комнате царил полумрак. Эмили снова закрыла глаза.
Она проснулась в половине девятого. Теперь она почувствовала себя выспавшейся и бодрой.
Но такое состояние продлилось не дольше часа. Когда она взяла почту, то сразу же заметила простой конверт со своей фамилией, написанной детским почерком.
У Эмили перехватило дыхание. Этим же почерком был написан текст на открытке с двумя надгробными памятниками, полученной ею два дня тому назад.
Она вскрыла конверт дрожащими руками и достала открытку.
На открытке тоже было написано ее имя. Перевернув ее, она увидела два надгробных камня. На них были начертаны имена «Натали Фриз» и «Эллен Свейн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34