Очевидно, что приход к власти «новых чекистов» и первые годы их правления будут обставлены как серия спецмероприятий, нацеленных на ослабление и устранение с политического поля основных конкурентов — «новых русских» и «новых воров».
Первым признаком начавшегося процесса станет неожиданное, но проведенное в рамках Конституции отстранение от власти нынешнего президента.

* * *
Глеб обвел взглядом сотрапезников.
— Сколько просидит Ельцин в Кремле, гадать не берусь. Здоровье у него уже не то, но в ЦКБ даже мумию Ленина могут реанимировать. Одно знаю точно — его время кончилось. А у нас еще ест время сделать ставки. Предлагаю обокрасть воров, сдать джокер чекистам и немного заработать на олигархах. Планируемая прибыль — сто—сто пятьдесят миллионов. — Глеб выдержал паузу, предоставив слушателям возможность прочувствовать весомость суммы. — Желаете услышать подробности?
Салин послал вопросительный взгляд Решетникову, тот чуть прищурил левый глаз.
Но и без знака соратника Салин чутьем старого лиса почувствовал силок в траве. Сколько таких удавок подбрасывали другим, не счесть. Дожили, теперь самим приходится смотреть под ноги.
«Ловко работает. На фактах вяжет, подлец, — оценил чужую работу Салин. — Факт интереса налицо, если мы остались за столом. Факт — штука подлая. Спорить с ним глупо, а вот истолковать его можно по-разному. Поди докажи, что это была зондажная встреча, а не сговор с целью свержения существующего строя. И не докажешь, если не захотят, чтобы доказал».
Решетников изобразил на лице умиление и закрутил на больших пальцах невидимую ниточку. Смотрел на всех, казалось, из такого далека, куда слова не долетают. Салин знал, так Решетников мог мотать нервы и тянуть время до бесконечности.
Не выдержал, как и ожидалось, Добрынин.
— Глеб, ну ты загнул! Приглашал обкашлять идею о подъеме рейтинга ЛДПР, а сам куда увел? Чекисты, воры, олигархи… Мутотень какая-то, извини меня!
— Я гарантирую подъем рейтинга вашей партии, Иван Алексеевич. Гарантирую пятнадцать процентов мест в Думе на ближайших выборах. И гарантирую поступление в кассу партии ста миллионов долларов, — отчетливо произнес Глеб. — Желаете услышать подробности?
Добрынин отхлебнул коньяк, смазал губы салфеткой, ею же дал отмашку:
— Ну-ка, ну-ка. — Добрынин явно заинтересовался. — Что ты там задумал?
Глеб удовлетворенно усмехнулся.
— Идея проста. На очередных выборах ЛДПР включает в партийный список всех мало-мальски известных авторитетов. За десять первых мест в списке, что гарантирует депутатское кресло, устанавливаем цену в десять «лимонов». Остальные цены — по убывающей. Чем меньше шансов попасть в Думу, тем ниже цена. Думаю, «лимонов» пятьдесят на круг получится. Непрошедшим гарантируем должность помощников депутата.
— И что тут оригинального? — Добрынин не скрыл разочарования. — Все так делают. Только цены ты заломил аховые. Братва не купится.
— Еще как! Для них это единственный шанс. Их время кончается. Обеспечили жесткий контроль за «мужиками», пока власть вертухаев менялась, некоторым даже позволили порулить алюминиевыми заводами. Теперь — абзац. Всех в расход пустят, это даже ежу понятно. Единственный шанс уцелеть — купить депутатскую неприкосновенность.
Решетников предупредительно крякнул.
— Погодите, Глеб, — сразу же вступил Салин. — Вы нам предлагаете провести в Думу криминалитет?
— Наоборот, Виктор Николаевич. Мы их туда не пустим, чем заслужим благодарность «новых чекистов». Технически это будет сделано так. — Он стал загибать пальцы. — Агитация среди воровского элемента, раз. Сбор денег под честное слово Вольфовича, два. Сбор подписей силами «авторитетов» и функционеров химико-лесного комплекса, четыре. Заявка в Центризбирком, пять.
Глеб разжал кулак.
— Все.
— Как — все? — по инерции переспросил Добрынин.
— Центризбирком отстраняет ЛДПР от участия в выборах. На вполне законных, как сами понимаете, основаниях. Деньги за купленные билеты не возвращаются.
— Они же нас порвут! — Добрынин округлил глаза.
— Пусть рвут Центризбирком, если кишка не тонка, — холодно усмехнулся Глеб. — К вам какие претензии? Обещали включить в список и включили. А отлуп дали всей партии, а не отдельным персонам. Получается, все скопом пострадали. По всем понятиям вам предъявить нечего.
Добрынин сделал большой глоток из рюмки. Потряс головой.
— Ясно, — выдохнул он коньячные пары. — Ты решил нас угробить.
— Нет. Я даю вам шанс последний раз попасть в Думу. — Глеб чуть пригубил коньяк. — Фокус в том, что ЛДПР снимут ровно за неделю до конца регистрации. У вас хватит времени зарегистрироваться под новым названием. Напомню, к этому моменту в партийной кассе будет около ста миллионов. Разве не хватит, чтобы решить вопрос в соответствующей инстанции?
Добрынин хмыкнул.
— Деньги приличные, — начал он, растягивая слова. — И идея неплохая.
— Я не торгую идеями, — перехватил инициативу Глеб. — Я вкладываю в них деньги. В данном случае я готов инвестировать, скажем, полтора миллиона на начальном этапе. И еще столько же по мере необходимости. Деньги пойдут на продвижение идеи в узкие круги. И в этом я рассчитываю на вас, Иван Алексеевич, и ваших партнеров.
Салин сделал каменное лицо. Решетников с улыбкой глухонемого продолжал крутить пальцами невидимую нить.
— За такие бабки ты можешь спокойно купить себе депутатское кресло. — Добрынин развалился на стуле с рюмкой в руке. — На кой тебе эта авантюра?
— Купить могу, но не хочу. Впрочем, одно креслице мне понадобится. Для нужного человека. Но в том списке, что пройдет в Думу. Кстати, новую временную партию можно назвать «Фронт Жириновского». Звучит задорно, а смысла — ноль. Людям понравится.
Добрынин скорчил недовольную мину.
— Ладно, назовите «Дети юристов».
— Дошутишься ты, Глеб! — поморщился Добрынин.
Решетников неожиданно подался вперед, оперся локтями о стол.
— Откуда придут ваши три миллиона, хотелось бы знать? — Вопрос он задал по-прокурорски, резко и в лоб.
Салин про себя отметил, что ни один мускул на лице Глеба не дрогнул, только глаза сделались прозрачнее да зрачки сузились до булавочной точки.
— Из Фонда поддержки правоохранительных структур «Закон и демократия», — ровным голосом ответил Глеб. — «Чистых» денег в природе не существует. Но это самые чистые, что я могу задействовать.
Решетников новым ударом попробовал пробить защиту:
— Но вы не ответили, зачем вам эта авантюра?
Глеб не спеша откинулся на спинку стула. Так боксер, скользя, разрывает дистанцию.
— У меня нет другого выхода, Павел Степанович. Если на деньги олигархов переодеть криминалитет в партийные рубашки, а некоего раскрученного политика, — Глеб бросил взгляд на Добрынина, — попросить сыграть Гитлера, то мы получим новый Рейх. Если нахлобучить на «нового чекиста» шапку Мономаха, получим Сталина. В СССР я уже жил, в Рейхе — не хочу.
— Проще уехать, — подсказал Решетников.
Глеб ответил холодной улыбкой.
— Это вам было проще выслать из страны пару сотен человек. И, как китайцам, раскатать первый же митинг оппозиции танками.
«Браво, браво!» — Салин спрятал улыбку.
— А как же деньги? Вы же бесплатно не работаете, — напомнил Решетников.
Глеб обратился к Добрынину:
— Пятнадцать процентов от прибыли. Как, Иван Алексеевич?
Добрынин пожал плечами.
— Глеб, я же такие вопросы не решаю.
— Я не предлагаю вам поторговаться. Я объявляю свою цену.
Решетников сложил губы трубочкой, задумчиво помычал, словно разглядывая товар на рынке. Приценивался и взвешивал степень риска. Уж больно товар подозрительный, хоть и нужный до зарезу.
— Кто «крышует» от Кремля? — спросил он.
Глеб сверкнул улыбкой.
— При всем моем к вам уважении, Павел Степанович, фамилию назвать не могу. Не имею на то разрешения.
— Но за «стенкой» в курсе вашей инициативы? — продолжил тянуть свое Решетников.
Глеб помедлил, выверяя ответ.
— Скажем так… Эффекта разорвавшейся бомбы она не произведет.
— Угу, — кивнул Решетников.
С удовлетворенным видом откинулся в кресле.
«Все, пора кончать», — решил Салин.
Снял очки, тщательно протер стекла. Водрузил их на место.
— Мы подумаем, Глеб, чем вам можно помочь. В этой, так сказать, авантюре, — с цэковской солидностью произнес он. — Помощь, как вы понимаете, я имею в виду чисто консультативную.
— Ну-ну! — Добрынин поморщился, как от лимона. — А как дерьмо грузить, так сразу ЛДПР!
— Думаю, реноме твоего Вольфовича уже ничем не испортить, — вставил Решетников. — А Кремль ему такой услуги не забудет.
— А кто вспомнит обо мне? — криво улыбнулся Добрынин.
— Мы, — веско произнес Салин. — Или этого мало?
Добрынин подобрался. Глаза забегали, с лица схлынул пьяный румянец.
Салин, не торопясь, достал плоскую коробочку. Вытащил визитку, протянул Глебу.
— Здесь все необходимое для экстренной связи. Нам с Павлом Степановичем необходимо обсудить вашу идею. А дня через два жду от вас звонка.
Глеб взял визитку, аккуратно положил в портмоне.
* * *
Решетников, сделав радостное лицо, прощально кивнул Глебу, первому отъехавшему от ресторана. Кряхтя, забрался в салон, уселся на сиденье рядом с Салиным.
— Трогай, Владислав. Только не спеша, — распорядился он.
Похлопал себя по животу.
— Как бы не растрясти такую вкуснотищу. Как тебе обед, дружище?
Салин промолчал, сосредоточенно полируя очки.
— Ты всерьез решил поиграть с ним в выборы? — понизив голос, спросил Решетников.
— Нет. Я уничтожу этого стервятника раньше, — ответил Салин.
Откинул голову на подголовник. Мягкими пальцами стал массировать переносицу. Покосился в окно.
Мимо затемненного стекла проплывала улица. Прохожие растревоженными муравьями сновали по тротуару. Ветер трепал одежды, швырял в бледные лица пригоршни мороси.
«А ведь есть счастливцы, кто сейчас только просыпается, — с тоскливой завистью подумал Салин. — Мы уже все ноги сбили, нервы измочалили, а они медитируют на потолок и плевать на нашу суету хотели».

Глава семнадцатая. Утро мага
«Свободы нет, но есть покой и воля», — сказал гений на все времена, явно имея в виду образ жизни холостяка.
Ах, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич… Что же вам не сиделось в Михайловском? Из холостяцкого именьица, где вечерами на пару со старой нянькой так задушевно пьется винцо, куда, распугивая зайцев, спешит лучший друг, загоняя почтовых, где в сумрачных сенях дворовые девки играют в прятки на любовь, куда врывается кометой Анна и, скомканная в объятьях, оседает прямо на сброшенную на пол накидку, еще пахнущую осенним полем и ветром, Анна страшно закатывает глаза, закусывает пунцовую губку и подставляет для поцелуя беззащитно закинутую шейку, из этого рая, где писалось и дышалось покойно и вольно, путь только один — на Черную речку. Под подлый выстрел. Лицом в истоптанный снег. Посмертной маской в бессмертие…
Как убийственно точно, черт возьми, сказано! Покой и воля… Покой — неспешность бытия, воля — возможность выбора.
Странник
Время, проникнув в квартиру вслед за серым светом дня, увязло в неподвижной тишине. Секунды редкими каплями срывались в бесконечность, исчезали бесшумно и бесследно.
Прибой городского шума разбивался о мокрые от дождя стекла, скользил по ним, не в силах пробить холодную прозрачную стену между двумя мирами. Там, внутри, лежал, закинув руки за голову, человек. Неподвижный, безмятежный и одинокий.
Он медленно переводил взгляд с одного предмета на другой, подолгу рассматривая его, словно ощупывая, потом мысленно приказывал ему оставаться на своем месте и не изменяться.
Выстуженная за долгое отсутствие хозяина квартира медленно насыщалась его дыханием и волей. Аура места, видимая только ему одному, постепенно из прозрачно-серой становилась небесно-голубой, густела, становясь насыщенно синей, цвета мокрого кадмия.
Максимов уставил взгляд в потолок. Последил за мутными тенями, гуляющими по гладкой поверхности, и закрыл глаза.
Стал медленно, звено за звеном перебирать цепочку прожитых дней. Распутывал узелки, выравнивал звенья, подолгу разглядывал одни, другие, наспех ощупав, пропускал сквозь пальцы. В памяти, как в кино, снятом восторженным последователем «Догмы», стали всплывать эпизоды, наползая друг на друга. Он выхватывал знакомые лица, просил прощения и прощал, прощался до следующей встречи, многих из оставшихся в памяти перегнал в возрасте, кто-то вот-вот мог бы стать ровесником, кого-то не суждено пережить даже после их смерти. Рано или поздно сам переселишься в чье-то немое кино памяти. И кто-то, вызвав тебя из небытия, заглянет в лицо и без слов, сердцем, попросит у тебя прощения.
Он представил себя кратким мигом в чужом кино жизни, уже отснятом и хранящемся на полках в заповедных хранилищах, и в тех, что еще не смонтировали до конца, и даже в тех, что еще снимаются.
…Злобин ждал, что Навигатор еще что-нибудь скажет, но человек с седыми волосами и орлиным профилем хранил молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72