Через одежду Виктор ощущал легкое покалывающее тепло от рук пропахшего костром чужака с вертикальными кошачьими зрачками, и острые режущие боли стали затихать и наконец уснули совсем. Он почувствовал невероятное облегчение — и разом невероятную слабость. А Тей еще долго сидел над ним, перемещая ладони по разбитому телу, и на застывшем лице его блестели капельки пота. Не в силах удержаться, Виктор несколько раз открывал глаза и изучающе смотрел на него, однако охотник творил какое-то великое таинство, и любопытствовать было неловко.
Наконец Тей закончил. Руки его стали холодны и слабы, как у старика, и вялые — такие руки не смогли бы сжать грозный охотничий нож. О звезда Тей, как это трудно, как тяжело — помочь одному человеку, а затем прогнать смерть от другого. Он обессилено привалился к переборке рядом с Виктором. Что ж ты наделал, Охотник Тей?
Он уткнулся в колени, подтянутые к груди, и запустил пальцы в нечесаные волосы. Зачем ты связался с чужаком? Ведь ты ему ничего не должен! Если бы не Эриково вино, никогда бы… А это теперь на всю жизнь: презрев Закон, ты помог человеку, и пока вы оба живы, ты будешь слышать его боль, она будет мучить тебя и звать, и ты снова и снова станешь к нему приходить и в конце концов погибнешь, потому что человек не умеет беречь того, кто ему друг. О, горе тебе, Охотник Тей!
Вздрогнув, словно его толкнули, Виктор открыл глаза. Это еще что? Куда меня еще занесло-то? Номер в гостинице, что ли? Он проморгался и сел, озадаченно оглядывая стены. Благородных тонов ковровый узор, скрытые светильники под потолком, которые льют уютный рассеянный свет, блестящие золотом крутобокие кувшины в нише — встроенный бар? — и два роскошных кресла. В одном из них, удобно вытянув ноги, восседал давешний охотник: в левой руке широкий бокал, правая на рукояти ножа.
— Привет, бродяга, — почти обрадовался Виктор.
Тей перевел на него взгляд, однако на темном его лице ничего не отразилось. Он был подстрижен — то есть длинные волосы были не ахти как ровно подрезаны острым лезвием — и полугол. Виктор с одобрением поглядел на его мускулистые плечи и грудь.
— Обедаешь? Выпиваешь? Что там у тебя? — он поднялся с постели, потянулся и тут же уселся обратно. — М-м, черт, совсем на ногах не стою. Так мы где?
Тей опять не разомкнул губ. Человек бестолков и задает множество ненужных вопросов.
Виктор обшарил взглядом комнату: оба его дезинтегратора лежали среди кувшинов в баре, рядом с которым бесстрастно и неколебимо уселся киано. Надо полагать — каюта на борту «Десперадо». Ничего себе живут, сволочи! Экий у них комфорт.
Охотник пошевелился, достал из бара второй бокал, налил чего-то из кувшина и протянул Виктору. Тот принюхался, пригубил и вернул назад:
— Нет, братец, это не по мне пойло. Поищи что-нибудь другое.
Тей посмотрел на него с интересом. Человек не может пить вино? Ему делается худо? Как странно. Тут что-то не так. Перебрав все кувшины, он не нашел ничего подходящего и молча указал себе за спину, в угол каюты. Виктор не увидел там ничего особенного, но все-таки подошел и долго вглядывался в коричнево-белый ковровый узор, пока не сообразил, что перед ним дверь. Открылась она на удивление легко, и он оказался в душевой кабинке.
Здесь было жарко и стоял крепкий дух мокрого меха — на стене сушилась выстиранная безрукавка. Мех слипся и торчал сосульками. На полочке лежала металлическая коробочка и большой овальный медальон на потемневшей цепочке. Любопытство сгубило кошку, подумал Виктор, беря медальон в руки. Пожалуй, открывается это вот так… Ого! Ну и украшеньица носит наш дикий охотник.
Из медальона на него смотрела черноволосая женщина, смуглая, с желто-зелеными кошачьими глазами. Гордое лицо смягчала пленительная улыбка, а на шее малиновым цветом сверкало богатое ожерелье. Кто она ему — мать? Поразил Виктора не сам портрет, а исходившее от него отчетливое ощущение нежности и любви, словно в безделушке находился генератор благородных эмоций. Он защелкнул крышку — и это ощущение пропало. Снова открыл — и опять его обласкал поток любви. Пожалуй, не такой уж этот охотник дикий. Может, он блудный сын, пустившийся на поиски опасностей и приключений? А что в той коробочке? Виктор долго возился, пока не подцепил-таки крышку ногтем — и не увидел ничего интересного: какие-то продолговатые черные зерна. Он глядел на них, глядел, что-то как будто припоминая, затем осторожно раскусил одно и тут же выплюнул, ощутив характерный терпкий вкус. Ларриканата, из семян которой изготовляют наркотик, хотя и довольно мягкий. Ну и приятеля Бог послал — убийца, вор и наркоман к тому ж…
И тут ему вдруг стукнуло по темени: киано! Да конечно же, башка твоя дурная, это самый настоящий киано, Кошачий Глаз. Виктор однажды смотрел о них по видео — жаль, не с начала и не до конца. Супершпионы, суперубийцы наемные — это то, во что их превращали люди, а на самом деле киано — симпатичный безвредный народ, который, насколько Виктору помнилось, рассеялся с насиженных мест по всему миру и стоит на грани вымирания.
Что же там такое случилось с их планетой? Экологическая катастрофа, кажется. Или война? Нет, вроде бы все же экология. Он помнил эти старые, из архивов взятые кадры: земля, растения, дома — все покрыто белой плесенью, и у киано, прямо у живых людей, на коже тоже растет жуткий белый пушок. Кто смог, тот удрал, а планета погибла. Выходит, они как-то перемещаются в пространстве? Какой-то у них есть хитрый способ. Здесь Виктор не был уверен: то ли некоторые из-за этой плесени приобрели способность путешествовать в космосе, то ли наоборот, большинство ее потеряло…
Его покачнуло, и он механически вспомнил, что пришел ведь напиться воды. Не худо было бы заодно и поесть, но чего нет, того нет. Ему вдруг стало смешно. Явился, видите ли, на борт космического пирата и вместо того, чтобы поскорее разнести все в пух и прах, желает пообедать… Он вернулся в каюту.
— Слушай, Кошачий Глаз, хорош рассиживаться, отдай мои кровные дезы и выметайся.
Охотник поставил опустевший бокал в бар и вместе с креслом повернулся к Виктору.
— Тей.
— Что?
— Тей, — повторил он своим хрипловатым голосом.
— Или говори по-человечески, или катись — мне надо извести корабль, пока он, гнусь такая, опять не вышел на охоту. Понимаешь? Моя затея ему вряд ли понравится, но я хоть при скафандре, а вот если ты им под руку попадешься… Короче, тебе тут смерть ловить нечего.
На суровом лице киано появилось презабавное выражение: он был не просто удивлен, он был потрясен. Человек не просит помощи! Мало того, беспокоится о нем, об Охотнике, и не хочет подвергать его опасности! Воистину странные вещи творятся на свете.
— Так я тебе говорю, Кошачий Глаз…
— Тей.
До Виктора дошло.
— Ах, это ты мне представляешься! Ну, извини, пожалуйста. Тем более: нечего нам тут прохлаждаться, мне на войну пора.
Человек ищет смерти? Что же, пусть так, это его дело. Но сейчас не время — Охотник Тей еще не готов уйти, у него не хватит сил. Он встал и решительно задвинул панель бара, где лежали оба дезинтегратора.
— Да черт тебя дери, что ты самоуправствуешь?! — возмутился Виктор, и Тей выразительно положил ладонь на рукоять ножа. — Ну, знаешь… — Он замолчал под холодным взглядом кошачьих глаз. В ногах опять появилась противная слабость, и он сел на постель. — Да пойми ты: пока мы вином угощаемся, пират может сожрать еще кого-нибудь. Тей, я знаю, ты понимаешь нашу речь: мне правда пора.
Киано вздохнул, опустив голову. Как объяснить человеку? Он ищет смерти — и он ее найдет, Охотник не встанет у него на пути, раз человек сделал свой выбор. Но Тей должен вернуться к сестре, Джеллана не может одна, она погибнет. Любой женщине необходим мужчина, муж или брат — не так важно, но Охотник, потому что она без мужской помощи не способна перейти с места на место. В нем ее жизнь, в мужчине. Джеллана погибнет без Тея, а Тей не может сейчас уйти. И он не может сейчас умереть. Как объяснить? О звезда Тей, если бы человек понимал язык киано! Невыносимый позор для Охотника — заговорить на чужом языке, унизиться до слов чужака. Он разомкнул губы, словно желая что-то сказать, но снова закрыл рот и отвернулся. Нет, невозможно. Никак.
В спину ему ударила волна мгновенно вспыхнувшей неистовой ярости: взбешенный человек прыгнул. Но куда там — киано уже стоял, прислонившись к двери, и в руке блестел длинный нож. Зато Виктор теперь свободно подошел к бару. Немигающими глазами Тей следил, как человек пытается открыть панель Виктор прекрасно помнил, где она находилась, но узорная стена казалась теперь сплошной, и в конце концов он с досадой повернулся к охотнику.
— Ну почему?
Тей, разумеется, промолчал. Человек больше не сердится, он скорее, обижен. Удивительное существо — ведь еле на ногах стоит. Надо его пока что чем-нибудь отвлечь. А потом, когда настанет время, Охотник вернет ему оружие и уйдет. Тей задумчиво оглядел переборки и потолок, затем обошел каюту, медленно проводя ладонями по многочисленным скрытым панелям, прислушиваясь к своим ощущениям. Он не знал устройства чужого корабля, совершенно в нем не разбирался и мог полагаться лишь на смутные, едва уловимые ощущения, из которых рождалось столь же смутное понимание.
Виктор наблюдал за ним исподлобья. Вот еще вредная тварь! И чего он тут ищет? Отдал бы дезы — и убирайся себе восвояси, больше мне ничего не требуется. Знает же, что мне его не одолеть, тем и пользуется…
Наконец Тей нашел. Он слегка утопил большую прямоугольную панель, сдвинул вправо и включил находящийся под ней экран. На коричневом фоне задрожали какие-то розовые пауки, но киано настроил прием — как именно, он ни за что не смог бы объяснить — и поглядел на изумленного Виктора, приглашая посмотреть новости или что там такое передавала человеческая станция. У Виктора язык отнялся. Он ощупью нашел кресло и плюхнулся, не отрывая взгляд от экрана, где беззвучно открывала рот вертлявая тележурналисточка. Снимали ее — он мог бы поклясться — в космопорте Серебряного Лайза на Франческе. Девуля энергично взмахивала рукой, то и дело обводя кистью большой пустой зал для прибывающих пассажиров и показывая на закрытые пока двери.
— А звук можешь наколдовать?
Тей пожал плечами — это был жест не киано, просто он уже успел кое-чего набраться от человека — но снова положил ладони на пульт настройки. О звезда Тей, разве здесь можно что-нибудь понять? Изображение дрогнуло, экран пошел полосами, затем сеткой и погас совсем.
— Ну что же ты? — застонал Виктор.
Охотник пристыженно опустил голову. Виктор вскочил:
— Идем! Рядом тоже должно быть видео.
Он влетел в соседнюю каюту, следом вошел Тей; подойдя к переборке, открыл экран. До чего все-таки странный человек! Только что он хотел получить свое оружие и, стало быть, умереть; только что он знать ничего не желал о мире, который покинул — и вот тебе на. Как будто от той суматошной молодушки можно услышать что-нибудь дельное.
Экран вспыхнул и заговорил. Виктор замер, а слегка сбитый с толку киано переводил удивленный взгляд с него на этих новых людей.
— Нет никаких доказательств того, что он погиб. Он покинул свой корабль и остался на борту «Десперадо», и пока не найдено тело, мы можем считать его живым, — говорил Кэт Морейра, стоя в зале космопорта. Сбоку, обвив его тонкой рукой за пояс, прижималась Анжелика. Оба выглядели устало и удрученно. — Мы будем считать Виктора живым, — повторил Кэт, и брови его на мгновение страдальчески изогнулись.
На экране возник новый комментатор.
— Это короткое интервью дал вчера по прибытии на Франческу Кэттан Морейра. — «Вчера»? Неужто я здесь так давно? — Мы пытались снова связаться с господином Морейрой, чтобы рассказать вам побольше о нашем славном соотечественнике, молодом и отважном Викторе Делано. Однако найти супругов Морейра не удалось, со вчерашнего дня их никто не видел. Полиция не выдвигает официальных предположений, но один из сотрудников, пожелавший остаться неназванным, сообщил, что, по его мнению, Кэттан и Анжелика Морейра похищены. Объяснение, которое он предложил, звучит достаточно невероятно, но — кто знает? — быть может, он недалек от истины. По его словам, именно Виктор Делано в силу каких-то неизвестных причин был залогом благополучия семьи Морейра, и их таинственное исчезновение напрямую связано с его вероятной гибелью. Впрочем, повторю, это лишь предположение человека, выступающего как частное лицо.
— Сумасшедший дом, — потрясенно пробормотал Виктор. — Что за чушь они мелют?!
Тей нахмурился. Он, разумеется, ничего не понял из того, что было сказано с экрана, и в разбегающихся мыслях своего странного человека тоже никак не мог поймать нить случившегося. Ясны были две вещи: мужчина и женщина, которых показали сначала, дороги Виктору, и с ними произошло что-то нехорошее. А кроме того… Анжелика… Да, так ее зовут — человек испугался за нее, как Тей мог бы испугаться за Джеллану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32