Насколько же неприятнее все было бы, если бы Гвидион обратился к Артуру и при всех потребовал объяснить, почему король не назначил наследником его, своего сына.
Авалон, проклятое место! Хоть бы он погрузился на дно морское, как страна Ис из древних сказаний, чтоб и духу его не осталось!
— Но сегодняшний вечер принадлежит Галахаду, — сказал Гвидион. — а я привлек общее внимание к себе. Собираешься ли ты посвятить сегодняшнюю ночь бдению в церкви, кузен?
Галахад кивнул.
— Таков обычай соратников Артура.
— Я был первым, кого посвящали так, — сказал Гарет. — И это — хороший обычай. Наверно, для мирянина это единственная возможность так близко подойти к священничеству и дать обет служить с оружием в руках своему королю, своей стране и Богу. — Он рассмеялся. — Каким же глупым мальчишкой я был тогда! Артур, лорд мой, простил ли ты меня за то, что я отверг твое предложение и попросил, чтобы рыцарское посвящение мне дал Ланселет?
— Прощать? Да я тебе завидовал, дружище! — с улыбкой отозвался Артур. — Или ты думаешь, будто я не знаю, что Ланселет — куда лучший воин, чем я?
Изуродованное шрамом мрачное лицо Кэя осветилось улыбкой, и он заговорил — впервые с начала обеда.
— Я сказал тогда мальцу, что он — хороший боец и наверняка станет хорошим рыцарем, но хорошим придворным ему не бывать!
— Тем лучше! — искренне откликнулся Артур. — Видит Бог, придворных у меня и без того довольно!
Он подался вперед и обратился с Галахаду:
— Может быть, ты хочешь, чтобы тебя посвятил твой отец? Он оказал эту честь многим моим соратникам…
Юноша склонил голову.
— Сэр, это надлежит решать моему королю. Но мне кажется, что рыцарство исходит от Бога, и неважно, через кого оно даруется. Я… только поймите меня правильно, сэр… я хочу сказать, что да, эта клятва дается вам, но еще в большей мере — Богу…
Артур медленно кивнул.
— Я понимаю, что ты хотел сказать, мальчик мой. Именно так обстоит дело и с королем — он клянется править своим народом, но клятву он дает не людям, а Богу…
— Или, — вмешалась Моргейна, — Богине и именам ее, как символу той земли, которой предстоит править этому королю.
Произнося это, она в упор смотрела на Артура, и король отвел взгляд, а Гвенвифар прикусила губу… Опять Моргейна напоминает, что Артур клялся в верности Авалону, — чтоб ей пусто было! Это все осталось в прошлом, и теперь Артур — христианский король… И над ним нет иной власти, кроме Бога!
— Мы все будем молиться за тебя, Галахад, чтобы ты стал хорошим рыцарем, а в свой час — еще и хорошим королем, — сказала Гвенвифар.
— Итак, — подал голос Гвидион, — принося свои обеты, ты, в некотором смысле, заключаешь Священный Брак с этой землей, как в старину это делал король. Но, возможно, тебе не захочется проходить столь суровое испытание.
Галахад покраснел.
— Мой лорд Артур доказал свое право на трон в сражении, кузен, — но нынче нет возможности испытать меня подобным образом.
— Я могла бы найти возможность, — негромко произнесла Моргейна. — И если ты намереваешься править и Авалоном, а не одними лишь христианскими землями, когда-нибудь тебе придется на это решиться, Галахад.
Юноша сжал губы.
— Возможно, этот час настанет не скоро… Ведь ты, мой лорд, будешь жить еще много-много лет… А тем временем уйдут и старики, доныне преданные языческим обычаям.
— Я так не думаю, — возразил Акколон, заговорив впервые с начала пира. — Священные рощи стоят, и древние обряды вершатся в них, как вершились испокон века. Мы и впредь будем почитать Богиню, ибо не хотим, чтобы она отвернулась от своего народа, лишила нас урожаев и погасила самое солнце, дарующее нам жизнь.
Галахад потрясенно уставился на него.
— Но ведь это христианская страна! Неужто ни один священник не приходил к вам, дабы показать, что нечестивые древние боги, среди коих таится и дьявол, не имеют больше силы?! Епископ Патриций говорил мне, что все священные рощи давно вырублены!
— Не вырублены, — отозвался Акколон, — и не будут, пока жив мой отец или я после него.
Моргейна открыла было рот, но Гвенвифар заметила, как Акколон коснулся ее руки. Моргейна улыбнулась ему и промолчала. Вместо этого заговорил Гвидион.
— И не на Авалоне — пока жива Богиня. Короли приходят и уходят, но Богиня пребудет вовеки.
«Какая жалость, — подумала Гвенвифар, — что этот красивый юноша оказался язычником! Ну что ж, зато Галахад — благородный и благочестивый христианский рыцарь, и из него получится настоящий христианский король!» Но хоть она и попыталась утешиться этой мыслью, ее все же пробрала легкая дрожь.
Артур — словно его достиг отзвук мыслей Гвенвифар — обеспокоенно повернулся к Гвидиону.
— Не за тем ли ты прибыл ко двору, чтобы стать одним из моих соратников, Гвидион? Думаю, мне нет нужды говорить, что я буду рад видеть среди своих рыцарей сына моей сестры.
— Что ж, признаюсь, что именно для этого я его сюда и привезла, — сказала Моргауза. — Но я не знала, что нынешний праздник посвящен Галахаду. Мне не хотелось бы лишать его великолепия момента. А это дело можно решить и попозже.
— Я охотно разделю бдение и обеты со своим кузеном, — искренне заверил ее Галахад.
Гвидион рассмеялся.
— Ты слишком великодушен, кузен, — сказал он, — и мало искушен в искусстве властвовать. Когда провозглашается наследник Верховного короля, никто не должен делить с ним торжественность момента. Если Артур одновременно посвятит в рыцари нас обоих — а при этом я намного старше тебя и куда больше похож на Ланселета… — ну, о моем происхождении и без того ходит предостаточно слухов. Не следует бросать тень на твое посвящение. Да и на мое тоже, — добавил он со смехом.
Моргейна пожала плечами.
— О родичах короля всегда будут сплетничать, хочешь ты того или нет, Гвидион. Нужен же им какой-нибудь лакомый кусочек.
— А, кроме того, — непринужденно заявил Гвидион, — я вовсе не собираюсь нести свое оружие в христианскую церковь и там сидеть над ним всю ночь. Я с Авалона. Если Артур пожелает принять меня в число своих соратников таким, каков я есть, — хорошо, если нет — тоже неплохо.
Уриенс поднял узловатую старческую руку, обнажив потускневших синих змей.
— Я сижу за Круглым Столом, хоть и не приносил никаких христианских обетов, пасынок.
— Равно как и я, — поддержал его Гавейн. — Мы заслужили свое рыцарское звание мечом, — все, кто сражался тогда, не нуждались в подобных церемониях. Некоторые из нас вряд ли его получили бы, будь это обставлено всякими придворными клятвами, как сейчас.
— И даже мне, — сказал Ланселет, — не очень-то хотелось бы давать подобный обет, зная, насколько я грешен. Но я верен Артуру в жизни и в смерти, и ему это ведомо.
— Боже упаси, чтобы я когда-нибудь в этом усомнился! — отозвался Артур и с искренней любовью улыбнулся старому другу. — Вы с Гавейном — истинная опора моего королевства. Если я когда-либо лишусь хоть одного из вас, должно быть, трон мой расколется и рухнет с вершины Камелотского холма!
Тут он вскинул голову и взглянул в дальний конец зала. Находившаяся там дверь отворилась, и вошел священник в белом одеянии. Его сопровождали двое юношей в белом. Галахад нетерпеливо вскочил со своего места.
— Прошу прощения, мой лорд…
Артур тоже поднялся и обнял своего наследника.
— Будь благословен, Галахад. Отправляйся на бдение. Юноша поклонился и повернулся, чтоб обняться с отцом.
Гвенвифар не слышала, что сказал ему Ланселет. Она протянула руку, и Галахад поцеловал ее.
— Благослови меня, госпожа.
— От всей души, Галахад, — отозвалась Гвенвифар, а Артур добавил:
— Мы еще увидимся в церкви. Ты должен будешь провести эту ночь в одиночестве, но мы немного побудем с тобой.
— Это большая честь для меня, мой король. А у тебя не было бдения перед коронацией?
— А как же, было, — улыбнувшись, ответила за короля Моргейна. — Только совсем не такое.
Когда все гости двинулись в церковь, Гвидион немного задержался и оказался рядом с Моргейной. Моргейна подняла взгляд на сына; он был не таким рослым, как Артур, уродившийся в Пендрагонов, но рядом с ней казался высоким.
— Я не думала увидеть тебя здесь, Гвидион.
— Я не думал здесь оказаться, госпожа.
— Я слыхала, что ты участвовал в этой войне, сражался среди саксов, союзников Артура. Я и не знала, что ты воин.
Гвидион пожал плечами.
— У тебя было не так уж много возможностей узнать что-либо обо мне, леди.
И внезапно, неожиданно даже для себя самой, Моргейна спросила:
— Ты ненавидишь меня за то, что я тебя бросила, сын? Гвидион заколебался.
— Возможно, какое-то время ненавидел, пока был молод, — наконец ответил он. — Но я — дитя Богини, и то, что я не мог видеться со своими земными родителями, помогло мне это осознать. Я больше не держу на тебя сердца, Владычица Озера, — сказал он.
На миг мир вокруг Моргейны превратился в размытое пятно; казалось, будто рядом с ней и вправду стоит молодой Ланселет… Сын учтиво поддержал ее под руку.
— Осторожно, дорожка тут не совсем ровная…
— Как там дела на Авалоне? — спросила Моргейна.
— У Нинианы все хорошо, — ответил Гвидион. — С прочими же сейчас меня мало что связывает.
— А не видел ли ты там сестру Галахада, девушку по имени Нимуэ?
Моргейна задумалась, пытаясь припомнить, сколько же лет сейчас должно быть Нимуэ. Галахаду исполнилось шестнадцать. Значит, Нимуэ, по крайней мере, четырнадцать — уже почти взрослая.
— Я ее не знаю, — отозвался Гвидион. — Старая жрица-предсказательница — как там ее имя, Врана? — забрала ее к себе, в место безмолвия и уединения. Мало кто из мужчин видел ее.
«Интересно, почему Врана так поступила?» Внезапно Моргейну пробрала дрожь. Но она лишь поинтересовалась:
— Ну, а как там сама Врана? С ней все в порядке?
— Я не слыхал, чтобы с ней было неладно, — сказал Гвидион. — Но когда я в последний раз видел ее во время обряда, она казалась старше самого старого дуба. Впрочем, голос у нее по-прежнему молод и прекрасен. Но я никогда с ней не беседовал.
— Никто из ныне живущих мужчин не беседовал с нею, Гвидион, — сказала Моргейна, — и мало кто из женщин. Я провела в Доме дев двенадцать лет и слышала ее голос не более полудюжины раз.
Ей не хотелось более ни говорить, ни думать об Авалоне, и она произнесла, стараясь, чтоб ее голос звучал как можно более непринужденно:
— Так значит, ты приобрел воинский опыт среди саксов?
— Да, и в Бретани — я некоторое время жил при дворе Лионеля. Лионель принял меня за сына Ланселета и велел называть себя дядей; я не стал с ним спорить. В конце концов, если о Ланселете будут думать, что он способен произвести на свет бастарда, ему от этого хуже не станет. Кстати, саксы Кеардига дали мне имя, как и благородному Ланселету. Его они прозвали Эльфийской Стрелой — у них вообще в обычае давать прозвище всякому незаурядному человеку. Мне они дали имя Мордред: на их языке это означает «смертоносный советчик» или «злой советчик», и, думаю, это отнюдь не было похвалой!
— Не так уж много коварства требуется, чтоб быть лукавее сакса, — сказала Моргейна. — Но поведай мне, что же заставило тебя прийти сюда до избранного мною срока?
Гвидион пожал плечами.
— Мне показалось, что было бы неплохо взглянуть на своего соперника.
Моргейна испуганно огляделась по сторонам.
— Не говори этого вслух!
— У меня нет причин бояться Галахада, — спокойно отозвался Гвидион. — Не похоже, что он проживет достаточно долго, чтобы взойти на трон.
— Это Зрение?
— Я и без Зрения вполне способен понять, что для того, чтобы сидеть на троне Пендрагонов, нужно быть посильнее Галахада, — сказал Гвидион. — Но если тебе так будет спокойнее, леди, то я готов поклясться Священным источником, что Галахад не умрет от моей руки. Равно как и от твоей, — добавил он мгновение спустя, заметив, как содрогнулась Моргейна. — Если Богиня не захочет видеть его на троне нового Авалона, то мы вполне можем предоставить ей самой разобраться с этим делом — я так полагаю.
Он на миг коснулся руки Моргейны, и, хотя прикосновение было нежным, ее снова пробрала дрожь.
— Пойдем, — сказал Гвидион, и Моргейне почудилось, будто голос его бесстрастен, словно голос священника, дающего отпущение грехов. — Посмотрим, как там мой кузен несет бдение. Нехорошо было бы испортить ему столь торжественный момент. У него в жизни их будет не так уж много. Глава 5
Сколько бы Моргауза ни бывала в Камелоте, ей никогда не надоедало любоваться пышными торжественными церемониями. И ей, как одной из подвластных Артуру королев и матери трех самых давних его соратников, должны были сегодня предоставить почетное место среди зрителей турнира; а пока что она сидела в церкви, рядом с Моргейной. По окончании службы Галахада должны будут посвятить в рыцари; теперь же он стоял на коленях рядом с Артуром и Гвенвифар, бледный, серьезный и сияющий от радостного возбуждения.
Сам епископ Патриций приехал из Гластонбери, чтобы отслужить в Камелоте праздничную обедню;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50