Ланселет поднес ее руку к губам и нежно поцеловал, а потом, когда Артур и Гвидион подошли к ним, отпустил. Слуги начали разносить блюда с горячим мясом и подносы с фруктами и свежевыпеченным хлебом и расставлять на столе сладости. Гвенвифар позволила слуге положить ей немного мяса и фруктов, но почти не прикоснулась к еде. Она заметила, что им с Ланселетом поставили одну тарелку на двоих — как частенько делала она сама во время прошлых пиров в день Пятидесятницы, — и улыбнулась. А Ниниана, сидевшая рядом с Артуром, ела из одной тарелки с ним. Раз король даже назвал ее дочкой, и это придало мыслям Гвенвифар иное направление: может, он смотрит на Ниниану как на будущую жену своего сына? К ее удивлению, та же самая мысль явно посетила и Ланселета.
— Уж не станет ли следующим празднеством свадьба? Я бы все-таки сказал, что они приходятся друг другу слишком близкой родней…
— А разве на Авалоне с этим считаются? — спросила Гвенвифар — более резко, чем намеревалась. Застарелая боль по-прежнему давала о себе знать.
Ланселет пожал плечами.
— Не знаю. Еще мальчишкой на Авалоне я слыхал об одной далекой южной стране; тамошние владыки всегда заключали браки с братьями и сестрами, чтоб не смешивать королевскую кровь с кровью простонародья, и их династия просуществовала тысячу лет.
— Язычники! — негодующе отозвалась Гвенвифар. — Они не знали Господа и не ведали, как тяжко они грешат…
Но непохоже было, чтоб Гвидион как-либо пострадал из-за греха, совершенного его отцом и матерью; так почему бы ему, внуку — нет, правнуку Талиесина — не жениться на дочери Талиесина?
« Бог покарает Камелот за этот грех, — внезапно подумала королева. — За прегрешение Артура — и мое… и Ланселета…»
Она услышала, как Артур сказал Гвидиону:
— Однажды ты сказал при мне, что Галахад не доживет до того, чтоб взойти на престол.
— И ты помнишь, мой отец и лорд, — спокойно отозвался Гвидион, — что я дал тебе клятву: я не стану причиной гибели Галахада. И действительно, он с честью умер ради креста, который так глубоко чтил. Так оно все и случилось.
— Что же еще ты предвидел, сын мой?
— Не спрашивай, лорд Артур. Когда боги скрывают от человека, что ему написано на роду, они делают это из жалости. Даже если бы мне и было что-то ведомо — а я говорю, что это не так, — я не стал бы тебе ничего рассказывать.
« Быть может, — подумала Гвенвифар, и ее пробрала внезапная дрожь, — Бог уже достаточно покарал нас за наши прегрешения, послав нам Мордреда…» Но затем она взглянула на молодого рыцаря, и ее охватило смятение.» Как я могу так думать о человеке, что воистину стал сыном для Артура? Не его вина в том, что он появился на свет подобным образом!»
— Не следовало Артуру поступать так, едва лишь схоронив Галахада! — снова сказала королева Ланселету.
— Не нужно так говорить, моя леди. Артур помнит о долге, возложенном на короля. Неужто ты думаешь, будто это важно для Галахада — кто воссядет на троне, которого он никогда не желал? Я поступил бы куда лучше, Гвенвифар, если б отдал своего сына в священники.
Королева взглянула на Ланселета; он сидел, погрузившись в раздумья, словно бы отделенный от нее тысячами миль. Ланселет ушел в себя — туда, куда она никогда не могла за ним последовать. И Гвенвифар, неловко пытаясь достучаться до него, спросила:
— Так значит, ты не нашел Грааль?
Она видела, как Ланселет медленно возвращается из неведомой дали.
— Нашел… и подошел настолько близко, что грешному человеку не дано этого пережить. Но меня пощадили, дабы я вернулся ко двору и поведал всем: Грааль навеки ушел из этого мира.
Он снова умолк, потом сказал откуда-то издалека:
— Я последовал бы за ним и в мир иной, но мне не позволено было выбирать.
« Так значит, он не хотел вернуться в Камелот ради меня?» — подумала Гвенвифар. И вдруг она осознала то, чего никогда раньше не понимала, — осознала, насколько же сильно Ланселет похож на Артура; осознала, что никогда не станет ни для одного из них чем-то большим, чем забава, мимолетное развлечение между войной и приключением; осознала, что для того мира, в котором протекает подлинная жизнь мужчины, любовь не имеет никакого значения. Всю свою жизнь Ланселет воевал бок о бок с Артуром, а когда войны прекратились, ринулся, очертя голову, вслед за великой Тайной. И теперь Грааль встал между ними, как прежде стоял Артур и честь Ланселета:
И вот теперь даже Ланселет обратился к Господу и, несомненно, думает лишь о том, что она вводит его в смертный грех. Боль была нестерпимой. Ведь в целом свете у нее не было ничего дороже этой любви! И Гвенвифар, не выдержав, взяла Ланселета за руку.
— Я так тосковала по тебе, — прошептала она, и сама поразилась, услышав, какая жажда звучит в ее голосе.» Он подумает, что я не лучше Моргаузы — сама вешаюсь ему на шею…»
Ланселет удержал ее руку и мягко произнес:
— И я по тебе скучал, моя Гвен.
А потом, слово почувствовав голод, терзающий сердце Гвенвифар, он тихо сказал:
— Возлюбленная, никакой Грааль не помешал бы мне вернуться в Камелот — ведь я помнил о тебе. Мне следовало бы остаться там и провести остаток своей жизни в молитвах, надеясь, что мне вновь даровано будет право узреть священную чашу. Но я — всего лишь мужчина, любовь моя…
И Гвенвифар, поняв, о чем он говорит, крепче сжала его руку.
— Так значит, мне отослать моих женщин?
Ланселет на миг заколебался, и Гвенвифар вновь затопил давний страх… Как она смеет заходить столь далеко, позабыв о женской стыдливости? Как всегда, этот миг был подобен смерти. Но тут Ланселет ответил ей пожатием и прошептал:
— Да, любимая.
Но когда Гвенвифар, одиноко лежа в темноте, ожидала появления Ланселета, ее стали одолевать горькие мысли. Уж не было ли его» да» сродни предложениям Артура, которые тот делал время от времени из жалости или ради того, чтоб пощадить ее гордость. Теперь, когда не осталось ни малейшей надежды на то, что она все-таки родит Артуру позднее дитя, он мог перестать приходить к ней, но Артур был слишком добр и не хотел, чтоб у дам Гвенвифар появился повод заглазно потешаться над нею. Но Гвенвифар казалось, что Артур, услышав ее отказ, всегда вздыхает с облегчением, и это облегчение было для нее словно нож в сердце. Случалось даже, что она звала Артура к себе, и они подолгу беседовали или она просто лежала в его объятиях — тогда она чувствовала себя покойно и уютно и не просила у Артура большего. Теперь же ей подумалось: а вдруг Артур чувствовал, что его объятья нежеланны ей, и потому так редко к ней приходил? Или все-таки он и вправду не хочет ее? Да и вообще — желал ли он ее хоть когда-нибудь или приходил к ней на ложе лишь потому, что она была его женой, и он должен был дать ей детей?
«Все мужчины восхваляли мою красоту и желали меня — все, кроме моего законного супруга». И теперь, — подумалось Гвенвифар, — быть может, даже Ланселет придет ко мне лишь потому, что он слишком добр и не может меня оттолкнуть «. Королеву бросило в жар, и на теле ее выступила испарина, хоть на Гвенвифар была лишь тонкая ночная рубашка.
Она встала, взяла с туалетного столика кувшин с холодной водой и обтерлась, с отвращением прикасаясь к обвисшей груди.» Ах, я ведь уже стара! Конечно, ему будет противно, что такая уродливая старуха желает его, как будто по-прежнему остается юной и красивой…»
А потом Гвенвифар услышала шаги Ланселета; он подхватил ее на руки, и королева позабыла свои страхи. Но позднее, когда он уже ушел, Гвенвифар долго лежала без сна.
« Мне не следовало так рисковать. В прежние времена все было иначе; теперь же Камелот — христианский двор, и епископ постоянно присматривает за мной.
Но ведь у меня ничего больше не осталось… — осознала вдруг Гвенвифар. — И у Ланселета тоже…» Его сын умер, и жена скончалась, и прежняя близкая дружба с Артуром безвозвратно канула в прошлое.
« Лучше б я была похожа на Моргейну — ей не нужно было любви мужчин, чтоб чувствовать себя живой, настоящей…» Однако Гвенвифар поняла, что, даже если б Ланселет не был ей нужен, он все равно нуждался бы с ней; не будь ее, он оказался бы совершенно одинок. Он вернулся ко двору, потому что нуждался в ней не меньше, чем она — в нем.
А значит, если их связь и греховна, оставить Ланселета без утешения будет еще большим грехом.
« Я никогда не оставлю его, — подумала Гвенвифар, — даже если это грозит нам вечным проклятием «. Но ведь Бог есть Бог любви — разве же он может осудить ее за то единственное, что за всю ее жизнь было порождено любовью? А если может, подумала Гвенвифар, ужасаясь собственным святотатственным мыслям, значит, он не тот Бог, которого она всегда почитала, и тогда ей совершенно безразлично, что он подумает!
Глава 15
Тем летом снова вспыхнула война; норманны терзали своими налетами западное побережье, и легион Артура выступил в битву. На этот раз вместе с ним в бой отправились саксонские короли из южных земель, Кеардиг и его люди. Королева Моргауза осталась в Камелоте; возвращаться в Лотиан одной было небезопасно, а сопровождать ее было некому.
Войско вернулось в конце лета. Когда раздалось пение труб, Моргауза сидела в женских покоях вместе с Гвенвифар и ее дамами.
— Это Артур!
Гвенвифар поднялась со своего места, и остальные женщины, тут же побросав прялки, столпились вокруг нее.
— Откуда ты знаешь? Королева рассмеялась.
— Вчера вечером посланец сообщил мне о его возвращении, — пояснила она. — Или ты уже решила, что я занялась чародейством — в моем-то возрасте?
Королева оглядела взволнованных девушек — Моргаузе казалось, что свита Гвенвифар состояла сплошь из девчонок четырнадцати-пятнадцати лет, и они с радостью хватались за любой повод, лишь бы не прясть.
— Не подняться ли нам на крепостную стену и не поглядеть ли на их приближение? — снисходительно предложила королева.
Девушки тут же разбились на группки и по двое-трое выскочили из покоев, болтая и хихикая на ходу; прялки остались валяться там, где их бросили хозяйки. Гвенвифар добродушно велела служанке навести порядок и вместе с Моргаузой они неспешно, как и подобает королевам, поднялись на стену, откуда видна была ведущая к Камелоту широкая дорога.
— Смотрите — король!..
— И сэр Мордред рядом с ним…
— А вон лорд Ланселет — ой, гляньте, у него голова перевязана, и рука тоже!
— Дайте-ка взглянуть! — велела Гвенвифар и, раздвинув девушек, прошла вперед.
Теперь и Моргауза смогла разглядеть Гвидиона, ехавшего рядом с Артуром; похоже, он был цел и невредим, и Моргауза вздохнула с облегчением. Потом она заметила Кормака — он тоже ездил на войну вместе с людьми Артура; кажется, он тоже был невредим. Узнать Гарета труда не составляло — он по-прежнему оставался самым высоким из рыцарей Артура, а светлые волосы напоминали сияющий ореол. Гавейн, следовавший, как всегда, за Артуром, прямо держался в седле, но, когда отряд подъехал поближе, Моргауза увидела на лице Гавейна огромный кровоподтек; под глазами у него залегли черные полукружья, а губы распухли — похоже, Гавейну вышибли пару зубов.
— Глянь-ка — сэр Мордред такой красивый… — сказала одна из девушек. — Я слыхала от королевы, будто он в точности похож на Ланселета, каким тот был в молодости, — и, захихикав, она ткнула свою соседку под ребра. Потом они обнялись и принялись перешептываться. Наблюдавшая за ними Моргауза вздохнула. Все эти девчонки были так молоды и очаровательны со своими шелковистыми косами и кудрями, каштановыми, рыжими или золотистыми; щеки у них были нежные, как лепестки яблонь, талии гибкие, а руки — белые и гладкие. И внезапно Моргаузу захлестнула неистовая зависть — ведь когда-то она была прекраснее всех их, вместе взятых! А девушки тем временем подталкивали друг дружку локтем и шепотом обсуждали разных рыцарей.
— Моя мать говорит, — с вызовом произнесла одна из девушек, дочь какого-то знатного сакса — Моргауза никогда не могла толком выговорить ее варварское имя — Эльфреш или что-то в этом роде, — что целоваться с безбородым мужчиной — это все равно что целовать другую девушку или младенца!
— Однако же сэр Мордред всегда чисто выбрит, а он ни капельки не похож на девушку, — возразила другая и со смехом повернулась к Ниниане, безмолвно стоявшей среди женщин. — Ведь верно, леди Ниниана?
Ниниана негромко рассмеялась.
— Бородатые мужчины кажутся мне стариками — когда я была маленькой, бороды носили лишь самые старые из друидов и мой отец.
— А сейчас даже епископ Патриций ходит с бородой, — заметила какая-то девушка. — Он говорит, что это в языческие времена мужчины уродовали себя бритьем, а вообще раз Господь сотворил мужчин бородатыми, значит, так им и следует ходить. Наверное, саксы тоже так считают.
— Это просто новая мода, только и всего, — сказала Моргауза. — А моды приходят и уходят. Когда я была молода, и христиане и язычники брились, а теперь мода изменилась. И не думаю, что это как-то связано с благочестием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Уж не станет ли следующим празднеством свадьба? Я бы все-таки сказал, что они приходятся друг другу слишком близкой родней…
— А разве на Авалоне с этим считаются? — спросила Гвенвифар — более резко, чем намеревалась. Застарелая боль по-прежнему давала о себе знать.
Ланселет пожал плечами.
— Не знаю. Еще мальчишкой на Авалоне я слыхал об одной далекой южной стране; тамошние владыки всегда заключали браки с братьями и сестрами, чтоб не смешивать королевскую кровь с кровью простонародья, и их династия просуществовала тысячу лет.
— Язычники! — негодующе отозвалась Гвенвифар. — Они не знали Господа и не ведали, как тяжко они грешат…
Но непохоже было, чтоб Гвидион как-либо пострадал из-за греха, совершенного его отцом и матерью; так почему бы ему, внуку — нет, правнуку Талиесина — не жениться на дочери Талиесина?
« Бог покарает Камелот за этот грех, — внезапно подумала королева. — За прегрешение Артура — и мое… и Ланселета…»
Она услышала, как Артур сказал Гвидиону:
— Однажды ты сказал при мне, что Галахад не доживет до того, чтоб взойти на престол.
— И ты помнишь, мой отец и лорд, — спокойно отозвался Гвидион, — что я дал тебе клятву: я не стану причиной гибели Галахада. И действительно, он с честью умер ради креста, который так глубоко чтил. Так оно все и случилось.
— Что же еще ты предвидел, сын мой?
— Не спрашивай, лорд Артур. Когда боги скрывают от человека, что ему написано на роду, они делают это из жалости. Даже если бы мне и было что-то ведомо — а я говорю, что это не так, — я не стал бы тебе ничего рассказывать.
« Быть может, — подумала Гвенвифар, и ее пробрала внезапная дрожь, — Бог уже достаточно покарал нас за наши прегрешения, послав нам Мордреда…» Но затем она взглянула на молодого рыцаря, и ее охватило смятение.» Как я могу так думать о человеке, что воистину стал сыном для Артура? Не его вина в том, что он появился на свет подобным образом!»
— Не следовало Артуру поступать так, едва лишь схоронив Галахада! — снова сказала королева Ланселету.
— Не нужно так говорить, моя леди. Артур помнит о долге, возложенном на короля. Неужто ты думаешь, будто это важно для Галахада — кто воссядет на троне, которого он никогда не желал? Я поступил бы куда лучше, Гвенвифар, если б отдал своего сына в священники.
Королева взглянула на Ланселета; он сидел, погрузившись в раздумья, словно бы отделенный от нее тысячами миль. Ланселет ушел в себя — туда, куда она никогда не могла за ним последовать. И Гвенвифар, неловко пытаясь достучаться до него, спросила:
— Так значит, ты не нашел Грааль?
Она видела, как Ланселет медленно возвращается из неведомой дали.
— Нашел… и подошел настолько близко, что грешному человеку не дано этого пережить. Но меня пощадили, дабы я вернулся ко двору и поведал всем: Грааль навеки ушел из этого мира.
Он снова умолк, потом сказал откуда-то издалека:
— Я последовал бы за ним и в мир иной, но мне не позволено было выбирать.
« Так значит, он не хотел вернуться в Камелот ради меня?» — подумала Гвенвифар. И вдруг она осознала то, чего никогда раньше не понимала, — осознала, насколько же сильно Ланселет похож на Артура; осознала, что никогда не станет ни для одного из них чем-то большим, чем забава, мимолетное развлечение между войной и приключением; осознала, что для того мира, в котором протекает подлинная жизнь мужчины, любовь не имеет никакого значения. Всю свою жизнь Ланселет воевал бок о бок с Артуром, а когда войны прекратились, ринулся, очертя голову, вслед за великой Тайной. И теперь Грааль встал между ними, как прежде стоял Артур и честь Ланселета:
И вот теперь даже Ланселет обратился к Господу и, несомненно, думает лишь о том, что она вводит его в смертный грех. Боль была нестерпимой. Ведь в целом свете у нее не было ничего дороже этой любви! И Гвенвифар, не выдержав, взяла Ланселета за руку.
— Я так тосковала по тебе, — прошептала она, и сама поразилась, услышав, какая жажда звучит в ее голосе.» Он подумает, что я не лучше Моргаузы — сама вешаюсь ему на шею…»
Ланселет удержал ее руку и мягко произнес:
— И я по тебе скучал, моя Гвен.
А потом, слово почувствовав голод, терзающий сердце Гвенвифар, он тихо сказал:
— Возлюбленная, никакой Грааль не помешал бы мне вернуться в Камелот — ведь я помнил о тебе. Мне следовало бы остаться там и провести остаток своей жизни в молитвах, надеясь, что мне вновь даровано будет право узреть священную чашу. Но я — всего лишь мужчина, любовь моя…
И Гвенвифар, поняв, о чем он говорит, крепче сжала его руку.
— Так значит, мне отослать моих женщин?
Ланселет на миг заколебался, и Гвенвифар вновь затопил давний страх… Как она смеет заходить столь далеко, позабыв о женской стыдливости? Как всегда, этот миг был подобен смерти. Но тут Ланселет ответил ей пожатием и прошептал:
— Да, любимая.
Но когда Гвенвифар, одиноко лежа в темноте, ожидала появления Ланселета, ее стали одолевать горькие мысли. Уж не было ли его» да» сродни предложениям Артура, которые тот делал время от времени из жалости или ради того, чтоб пощадить ее гордость. Теперь, когда не осталось ни малейшей надежды на то, что она все-таки родит Артуру позднее дитя, он мог перестать приходить к ней, но Артур был слишком добр и не хотел, чтоб у дам Гвенвифар появился повод заглазно потешаться над нею. Но Гвенвифар казалось, что Артур, услышав ее отказ, всегда вздыхает с облегчением, и это облегчение было для нее словно нож в сердце. Случалось даже, что она звала Артура к себе, и они подолгу беседовали или она просто лежала в его объятиях — тогда она чувствовала себя покойно и уютно и не просила у Артура большего. Теперь же ей подумалось: а вдруг Артур чувствовал, что его объятья нежеланны ей, и потому так редко к ней приходил? Или все-таки он и вправду не хочет ее? Да и вообще — желал ли он ее хоть когда-нибудь или приходил к ней на ложе лишь потому, что она была его женой, и он должен был дать ей детей?
«Все мужчины восхваляли мою красоту и желали меня — все, кроме моего законного супруга». И теперь, — подумалось Гвенвифар, — быть может, даже Ланселет придет ко мне лишь потому, что он слишком добр и не может меня оттолкнуть «. Королеву бросило в жар, и на теле ее выступила испарина, хоть на Гвенвифар была лишь тонкая ночная рубашка.
Она встала, взяла с туалетного столика кувшин с холодной водой и обтерлась, с отвращением прикасаясь к обвисшей груди.» Ах, я ведь уже стара! Конечно, ему будет противно, что такая уродливая старуха желает его, как будто по-прежнему остается юной и красивой…»
А потом Гвенвифар услышала шаги Ланселета; он подхватил ее на руки, и королева позабыла свои страхи. Но позднее, когда он уже ушел, Гвенвифар долго лежала без сна.
« Мне не следовало так рисковать. В прежние времена все было иначе; теперь же Камелот — христианский двор, и епископ постоянно присматривает за мной.
Но ведь у меня ничего больше не осталось… — осознала вдруг Гвенвифар. — И у Ланселета тоже…» Его сын умер, и жена скончалась, и прежняя близкая дружба с Артуром безвозвратно канула в прошлое.
« Лучше б я была похожа на Моргейну — ей не нужно было любви мужчин, чтоб чувствовать себя живой, настоящей…» Однако Гвенвифар поняла, что, даже если б Ланселет не был ей нужен, он все равно нуждался бы с ней; не будь ее, он оказался бы совершенно одинок. Он вернулся ко двору, потому что нуждался в ней не меньше, чем она — в нем.
А значит, если их связь и греховна, оставить Ланселета без утешения будет еще большим грехом.
« Я никогда не оставлю его, — подумала Гвенвифар, — даже если это грозит нам вечным проклятием «. Но ведь Бог есть Бог любви — разве же он может осудить ее за то единственное, что за всю ее жизнь было порождено любовью? А если может, подумала Гвенвифар, ужасаясь собственным святотатственным мыслям, значит, он не тот Бог, которого она всегда почитала, и тогда ей совершенно безразлично, что он подумает!
Глава 15
Тем летом снова вспыхнула война; норманны терзали своими налетами западное побережье, и легион Артура выступил в битву. На этот раз вместе с ним в бой отправились саксонские короли из южных земель, Кеардиг и его люди. Королева Моргауза осталась в Камелоте; возвращаться в Лотиан одной было небезопасно, а сопровождать ее было некому.
Войско вернулось в конце лета. Когда раздалось пение труб, Моргауза сидела в женских покоях вместе с Гвенвифар и ее дамами.
— Это Артур!
Гвенвифар поднялась со своего места, и остальные женщины, тут же побросав прялки, столпились вокруг нее.
— Откуда ты знаешь? Королева рассмеялась.
— Вчера вечером посланец сообщил мне о его возвращении, — пояснила она. — Или ты уже решила, что я занялась чародейством — в моем-то возрасте?
Королева оглядела взволнованных девушек — Моргаузе казалось, что свита Гвенвифар состояла сплошь из девчонок четырнадцати-пятнадцати лет, и они с радостью хватались за любой повод, лишь бы не прясть.
— Не подняться ли нам на крепостную стену и не поглядеть ли на их приближение? — снисходительно предложила королева.
Девушки тут же разбились на группки и по двое-трое выскочили из покоев, болтая и хихикая на ходу; прялки остались валяться там, где их бросили хозяйки. Гвенвифар добродушно велела служанке навести порядок и вместе с Моргаузой они неспешно, как и подобает королевам, поднялись на стену, откуда видна была ведущая к Камелоту широкая дорога.
— Смотрите — король!..
— И сэр Мордред рядом с ним…
— А вон лорд Ланселет — ой, гляньте, у него голова перевязана, и рука тоже!
— Дайте-ка взглянуть! — велела Гвенвифар и, раздвинув девушек, прошла вперед.
Теперь и Моргауза смогла разглядеть Гвидиона, ехавшего рядом с Артуром; похоже, он был цел и невредим, и Моргауза вздохнула с облегчением. Потом она заметила Кормака — он тоже ездил на войну вместе с людьми Артура; кажется, он тоже был невредим. Узнать Гарета труда не составляло — он по-прежнему оставался самым высоким из рыцарей Артура, а светлые волосы напоминали сияющий ореол. Гавейн, следовавший, как всегда, за Артуром, прямо держался в седле, но, когда отряд подъехал поближе, Моргауза увидела на лице Гавейна огромный кровоподтек; под глазами у него залегли черные полукружья, а губы распухли — похоже, Гавейну вышибли пару зубов.
— Глянь-ка — сэр Мордред такой красивый… — сказала одна из девушек. — Я слыхала от королевы, будто он в точности похож на Ланселета, каким тот был в молодости, — и, захихикав, она ткнула свою соседку под ребра. Потом они обнялись и принялись перешептываться. Наблюдавшая за ними Моргауза вздохнула. Все эти девчонки были так молоды и очаровательны со своими шелковистыми косами и кудрями, каштановыми, рыжими или золотистыми; щеки у них были нежные, как лепестки яблонь, талии гибкие, а руки — белые и гладкие. И внезапно Моргаузу захлестнула неистовая зависть — ведь когда-то она была прекраснее всех их, вместе взятых! А девушки тем временем подталкивали друг дружку локтем и шепотом обсуждали разных рыцарей.
— Моя мать говорит, — с вызовом произнесла одна из девушек, дочь какого-то знатного сакса — Моргауза никогда не могла толком выговорить ее варварское имя — Эльфреш или что-то в этом роде, — что целоваться с безбородым мужчиной — это все равно что целовать другую девушку или младенца!
— Однако же сэр Мордред всегда чисто выбрит, а он ни капельки не похож на девушку, — возразила другая и со смехом повернулась к Ниниане, безмолвно стоявшей среди женщин. — Ведь верно, леди Ниниана?
Ниниана негромко рассмеялась.
— Бородатые мужчины кажутся мне стариками — когда я была маленькой, бороды носили лишь самые старые из друидов и мой отец.
— А сейчас даже епископ Патриций ходит с бородой, — заметила какая-то девушка. — Он говорит, что это в языческие времена мужчины уродовали себя бритьем, а вообще раз Господь сотворил мужчин бородатыми, значит, так им и следует ходить. Наверное, саксы тоже так считают.
— Это просто новая мода, только и всего, — сказала Моргауза. — А моды приходят и уходят. Когда я была молода, и христиане и язычники брились, а теперь мода изменилась. И не думаю, что это как-то связано с благочестием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50