У камина лежала одна из дворцовых служанок, опоенная зельем — на этот раз такая, к которой Моргауза не испытывала никаких теплых чувств. Да и толку в ней особого не было. Моргауза хорошо усвоила урок, полученный во время последней попытки. Надо же ей тогда было так просчитаться! В результате она потеряла хорошую пряху. А эта служанка никому не была нужна, даже кухарке — у той и без того на полдюжины помощниц больше, чем нужно.
Все эти приготовления до сих пор внушали Моргаузе отвращение. Кровь у нее на руках и на лбу была неприятно липкой, но Моргауза почти что видела магическую силу, поднимающуюся над пятнами крови подобно струйкам дыма. От луны остался лишь неразличимо слабый проблеск в небе, и Моргауза знала, что ее союзница в Камелоте уже ждет зова. В тот самый миг, когда луна заняла нужное положение на небосклоне, Моргауза выплеснула остатки крови в огонь и трижды громко позвала:
— Мораг! Мораг! Мораг!
Одурманенная женщина у камина — Моргаузе смутно припомнилось, что ее вроде бы зовут Беккой — встрепенулась, и ее затуманенный взгляд сделался осмысленным; и когда она поднялась, Моргаузе на миг померещилось, будто служанка облачена в изящное платье одной из придворных дам Гвенвифар. Да и говорила она теперь не как туповатая сельская девчонка, а как утонченная знатная дама.
— Ты звала меня, и вот я здесь. Что тебе нужно от меня, королева Тьмы?
— Расскажи, что происходит при дворе. Что с королевой?
— С тех пор, как Ланселет уехал, она проводит много времени в одиночестве, но часто призывает к себе молодого Гвидиона.
Она говорит о нем, словно о родном сыне. Похоже, она позабыла, что на самом деле он приходится сыном королеве Моргейне, — сказала девушка, и эта правильная речь совершенно не вязалась с обликом служанки в бесформенном одеянии из мешковины, с руками, загрубевшими от возни на кухне.
— Продолжаешь ли ты подбавлять снадобье ей в вино?
— В том нет больше нужды, моя королева, — произнес голос, исходящий не от служанки, а через нее. — У Гвенвифар вот уж год как не приходят месячные, и потому я перестала поить ее зельем. Да и кроме того, король чрезвычайно редко приходит на ее ложе.
Последние опасения Моргаузы — что Гвенвифар каким-то чудом все-таки родит позднего ребенка и положение Гвидиона при дворе пошатнется — развеялись. Кроме того, после долгого царствования Артура, когда вся страна наслаждалась миром и покоем, подданные Верховного короля ни за что не согласятся признать своим королем ребенка. Да и Гвидиону совесть вряд ли помешает разделаться с маленьким нежелательным соперником. Но лучше не искушать судьбу; в конце концов, тот же Артур благополучно ускользнул из всех ловушек, расставленных ею и Лотом, и дожил до восшествия на престол.
«Я слишком долго ждала. Лот еще давным-давно должен был стать Верховным королем, а я — Верховной королевой. Теперь никто не сможет помешать мне. Вивиана мертва. Моргейна стара. Гвидион сделает меня королевой. Я — единственная на свете женщина, к которой он прислушивается».
— А что там с сэром Мордредом, Мораг? Доверяет ли ему королева? В чести ли он у короля?
Речь далекой собеседницы Моргейны стала медленной и неразборчивой.
— Не могу сказать… Мордред часто находится при короле… однажды я слышала, как король сказал ему…
— Ох, голова-то как болит! Что я делаю у камина? Кухарка с меня шкуру спустит…
Второй голос, приглушенный и невнятный, принадлежал этой дурочке Бекке, и Моргауза поняла, что там, в Камелоте, Мораг вновь погрузилась в странный сон, в котором она говорила с королевой Лотиана — а может, с королевой волшебной страны…
Моргауза схватила миску с кровью и стряхнула в огонь последние капли.
— Мораг! Мораг! Услышь меня, останься — я приказываю!
— Моя королева, — донесся издалека голос дамы, — рядом с сэром Мордредом всегда находится одна из дев Владычицы Озера. Говорят, она приходится какой-то родней Артуру…
«Ниниана, дочь Талиесина, — подумала Моргауза. — Я и не знала, что она покинула Авалон. Хотя зачем ей теперь оставаться?»
— После того, как Ланселет покинул двор, сэра Мордреда назначили королевским конюшим. Ходят слухи, будто…
— Ох, огонь! Госпожа, неужто вы хотите спалить весь замок? — прохныкала Бекка, протирая глаза.
Взбешенная Моргауза толкнула ее изо всех сил, и девушка с криком рухнула в камин. А выбраться оттуда самостоятельно служанка не могла — ведь она до сих пор была связана по рукам и ногам.
— Проклятье! Она мне сейчас весь дом перебудит! Моргауза попыталась было вытащить служанку из огня, но на той уже занялась одежда. Бекка пронзительно визжала, и этот визг терзал уши Моргаузы — их словно пронзали раскаленными иглами. «Бедная девочка, — отстранение, с легким оттенком жалости подумала Моргауза. — Ей уже не поможешь. Она так обгорела, что ее не вылечить». Она выволокла вопяшую, сопротивляющуюся девушку из огня, не обращая внимания на собственные ожоги, и на миг прижалась щекой ко лбу Бекки, словно затем, чтоб успокоить ее — а затем одним движением вспорола ей горло от уха до уха. Кровь хлынула в огонь, и в трубу поднялся столб дыма.
Моргаузу начала бить дрожь — от переполнившей ее нежданной силы. Королеве казалось, будто она заполнила собою всю комнату, весь Лотиан, весь мир… Никогда прежде она не осмеливалась заходить так далеко — и вот эта сила сама пришла к ней, пришла непрошеной. Моргаузе чудилось, будто она бесплотным духом парит над землей. И снова, после долгих лет мира, по дорогам маршировали войска, а к западному берегу причалили корабли с носовыми фигурами в виде драконов, и с них сошли заросшие, косматые люди, и принялись грабить и жечь города, опустошать аббатства, уводить женщин из-под защиты некогда надежных монастырских стен… словно кроваво-красный ветер несся к границам Камелота… Моргауза не могла сказать, происходит все это прямо сейчас или она зрит картины грядущего.
Она крикнула в сгущающуюся тьму:
— Покажи мне моих сыновей, отправившихся на поиски Грааля!
И тьма заполонила комнату — черная, непроницаемая, — и в ней витал запах гари; Моргауза, не устояв под стремительным натиском силы, рухнула на колени. Дым немного рассеялся, а тьма взволновалась и забурлила, словно кипящая вода в котле. А затем Моргауза увидела в ширящемся свете лицо младшего своего сына, Гарета. Гарет был грязным и уставшим, и одежда его истрепалась в пути, но он улыбался так же весело, как и всегда; а когда свет разгорелся поярче, Моргауза поняла, куда направлен его взгляд — на лицо Ланселета.
Теперь уж Гвенвифар не станет за ним бегать — за этим больным, изможденным человеком! Он ведь совершенно седой, а во взгляде чувствуется отголосок безумия, и под глазами залегли морщины… Просто чучело какое-то — вроде тех, которые ставят в поле, чтоб отпугивать птиц от зерна! Моргаузу захлестнула давняя ненависть. Это же нестерпимо: ну почему самый младший, самый лучший из ее сыновей так обожает этого человека, почему следует за ним с самого детства — еще с тех пор, как он был мальчишкой и играл деревянными рыцарями?..
— Нет, Гарет, — услышала она голос Ланселета. В тишине, что сгустилась сейчас в комнате, этот голос казался тихим и мягким. — Ты знаешь, почему я не могу вернуться ко двору. Я не стану говорить о собственном душевном спокойствии — ни даже о покое королевы, — но я поклялся, что буду год и день разыскивать Грааль.
— Но ведь это безумие! Как ты можешь думать о Граале, когда король нуждается в тебе! Я поклялся Артуру в верности, и ты тоже, за много лет до того, как мы впервые услышали о Граале! Когда я думаю, что наш король Артур сейчас один и нет рядом с ним никого, кроме людей увечных, немощных или трусоватых… Иногда мне кажется, что все это — дело рук лукавого, что он прикинулся силой Божьей, чтоб лишить Артура всех его соратников!
— Я знаю, что это исходило от Бога, Гарет, — негромко отозвался Ланселет. — Не пытайся отнять у меня это знание.
И в глазах его на миг снова вспыхнул огонь безумия. Когда Гарет заговорил снова, голос его звучал до странности подавленно.
— Но разве могут дела Господни играть на руку дьяволу? Я не верю, что это по воле Божьей все деяния Артура должны обратиться в прах — все, над чем он трудился больше четверти века! Ты знаешь, что дикие норманны высаживаются на наших берегах, а когда жители тех земель взывают к Артуру о помощи и молят прислать к ним королевские легионы, оказывается, что послать к ним некого? Знаешь, что саксы вновь собирают войска, а Артур тем временем сидит в Камелоте сложа руки, — а ты печешься лишь о собственной душе?.. Умоляю тебя, Ланселет, раз уж ты не хочешь возвращаться ко двору, так хотя бы разыщи Галахада и заставь его вернуться к Артуру! Если король состарился и воля его ослабела — да простит меня Бог, что я так говорю! — быть может, твой сын сможет заменить его. Всем ведь известно, что Артур усыновил его и назвал своим наследником!
— Заставить Галахада вернуться? — безрадостно переспросил Ланселет. — Неужто ты думаешь, что сын станет прислушиваться ко мне? Ты вместе со всеми клялся разыскивать Грааль год и день, но я некоторое время ехал вместе с Галахадом, и я знаю: он не вернется до тех пор, пока не отыщет Грааль, даже если на это уйдет вся его жизнь.
— Нет! — воскликнул Гарет и схватил Ланселета за плечи. — Заставь его понять, что происходит, Ланселет! Любой ценой заставь его вернуться в Камелот! О Господи! Гвидион скажет, что я предаю родича, и я люблю Гвидиона всей душой, но… Как я могу сказать об этом — даже тебе, мой кузен, брат моего сердца? Мне не нравится, что он приобрел такое влияние на нашего короля! Как-то так получается, что с послами саксов всегда говорит именно он, и они знают, что Гвидион — сын сестры Артура, а среди них — может, ты этого не знаешь, — наследником считается именно сын сестры…
— Не забывай, Гарет, — мягко улыбнувшись, перебил его Ланселет, — до прихода римлян тот же обычай властвовал и у Племен. А ведь мы с тобой не римляне.
— Неужто ты не станешь защищать то, что по праву принадлежит твоему сыну?! — возмутился Гарет.
— Это дело Артура: решать, кто наследует его трон, — сказал Ланселет. — Если только после него у нас вообще будет хоть какой-то король. Когда я блуждал среди видений, навеянных безумием — я не стал бы говорить об этом, но мне кажется, что они были отчасти сродни Зрению, — иногда мне казалось, что, когда Артур умрет, эту землю покроет тьма.
— И что же, пускай все идет так, как будто Артура и вовсе не было на свете? — негодующе спросил Гарет. — А как же твоя клятва верности?
Ланселет вздохнул.
— Если ты так хочешь, Гарет, я разыщу Галахада.
— И как можно быстрее! — настойчиво воскликнул Гарет. — И объясни ему, что его верность королю важнее всех подвигов, Граалей и богов, вместе взятых…
— А если он не пойдет со мной? — печально спросил Ланселет.
— Если не пойдет, — медленно произнес Гарет, — значит, он не тот король, в котором мы будем нуждаться после смерти Артура. Значит, мы в воле Божьей, и да будет Он к нам милостив!
— Кузен мой и брат, — сказал Ланселет, вновь обнимая Гарета, — мы всегда в воле Божьей. Но я даю тебе слово: я разыщу Галахада и вернусь вместе с ним в Камелот. Клянусь тебе…
А затем свет погас, и лицо Гарета скрыла тьма, и на миг остались лишь лучистые глаза Ланселета — столь похожие на глаза Вивианы, что Моргаузе почудилось, будто это ее сестра, жрица, взирает на нее с хмурым неодобрением, словно спрашивая: «Моргауза, что ты творишь?» Но затем и они исчезли, и Моргауза осталась одна; из камина по-прежнему валили клубы дыма, но магическая сила развеялась, а на полу валялось обмякшее, обескровленное тело мертвой служанки.
Ланселет! Ланселет, будь он проклят! Он до сих пор способен разрушить ее замыслы! Моргаузу пронзила ненависть, острая, как боль. Голова у нее раскалывалась, а к горлу подступала тошнота — как всегда после колдовства. Моргаузе хотелось сейчас лишь одного: растянуться у камина, и заснуть, и выспаться как следует. Но нет, она должна быть сильной. Она не позволит силам чародейства взять над нею верх. Она — королева Лотиана, королева Тьмы! Моргауза открыла дверь и отволокла труп собаки на мусорную кучу, не обращая внимания на тошнотворное зловоние.
Но ей было не под силу в одиночку справиться с мертвой служанкой. Моргауза уже готова была позвать на помощь, но потом остановилась и поднесла руки к лицу. И руки, и лицо по-прежнему были в липкой крови. Нет, нельзя допустить, чтоб ее застали в таком виде. Королева отыскала таз и кувшин с водой, умылась, вымыла руки и заново заплела волосы. Правда, остались еще пятна крови на одежде, но с этим пока ничего не поделаешь; впрочем, теперь, когда огонь в камине погас, тут мало что можно разглядеть. Наконец Моргауза позвала своего дворецкого, и тот почти мгновенно возник на пороге. На лице его читалось жадное любопытство.
— Что случилось, моя королева?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50