— Одна служанка, когда собирала мои вещи… — нерешительно отозвалась Нимуэ. — Я слышала, как она сказала, что маме не следовало бы отсылать меня в такое нехорошее место… А отец Гриффин часто говорил мне, что я — нехорошая девочка…
Моргейна опустилась на землю и, усадив Нимуэ себе на колени, принялась укачивать ее.
— Нет-нет, — нежно сказала она, — нет, милая, нет. Ты — хорошая девочка. Если ты озорничаешь, или ленишься, или не слушаешься, то это не грех — просто ты еще маленькая и не знаешь, как правильно себя вести. А когда узнаешь, то так и будешь делать.
А потом, решив, что слишком уж сложный получается разговор для пятилетнего ребенка, Моргейна быстро сменила тему.
— Смотри, какая бабочка! Я никогда еще не видела бабочек такого цвета! А теперь давай я посажу тебя обратно на пони.
Малышка принялась что-то рассказывать о бабочках, а Моргейна внимательно слушала ее щебет.
Будь Моргейна одна, она доехала бы до Авалона за день, но коротким ножкам пони Нимуэ это было не под силу, и потому путники заночевали на поляне. Нимуэ никогда прежде не спала под открытым небом, и потому, когда костер погас, ей стало страшно — девочку пугала темнота. Тогда Моргейна легла рядом с малышкой, обняла ее и принялась показывать ей звезды.
Девочка устала от целого дня езды и быстро заснула, положив голову на руку Моргейны, а Моргейна осталась лежать, чувствуя, как в сердце заползает страх. Она так давно не была на Авалоне! Медленно, шаг за шагом, она вспомнила все, чему ее учили — или то, что смогла вспомнить; но вдруг она позабыла нечто жизненно важное?
В конце концов, Моргейна уснула, но перед рассветом ей почудились шаги, и она увидела Врану. Врана была в своем обычном темном платье и пятнистой тунике из оленьей шкуры. Она сказала: «Моргейна! Моргейна, ненаглядная моя!» Ее голос — голос, который Моргейна за все время, проведенное на Авалоне, слышала лишь один-единственный раз, — был исполнен такого изумления и радости, что Моргейна мгновенно проснулась и привстала, оглядывая поляну и почти ожидая, что сейчас увидит перед собой живую Врану. Но поляна была пуста, если не считать заслонявшей звезды туманной дымки; Моргейна улеглась обратно, так и не поняв, то ли это был сон, то ли Врана и вправду при помощи Зрения узнала о ее приближении. Сердце Моргейны бешено колотилось; Моргейна чувствовала, как оно до боли сильно бьется изнутри о грудную клетку.
«Мне не следовало так долго оставаться вдали от Авалона. Нужно было попробовать вернуться после смерти Вивианы. Пусть бы даже эта попытка убила меня — все равно нужно было попытаться… Захотят ли они принять меня такой, какой я стала, — старой, изнуренной, изношенной, почти потерявшей Зрение, не способной ничего им дать?..»
Лежавшая рядом с ней малышка что-то сонно пробормотала и повернулась, прижавшись поближе к Моргейне. Моргейна обняла девочку и подумала: «Я даю им внучку Вивианы. Но если мне позволят вернуться лишь ради нее, это будет горше смерти. Неужто Богиня навеки отвернулась от меня?»
Наконец она снова уснула и проснулась лишь утром; начал моросить мелкий дождик. День начался скверно, и неприятности не заставили себя ждать; около полудня пони Нимуэ потерял подкову. Моргейне не терпелось продолжить путь, и она предпочла бы посадить девочку перед собой — она и сама была легонькой, и ее лошадь спокойно могла бы везти и вдвое больший вес; но при этом ей все-таки не хотелось, чтобы пони охромел, — а значит, нужно было свернуть с дороги в деревню и разыскать кузнеца. Моргейна не желала, чтобы по округе поползли слухи, что сестра Верховного короля ездила на Авалон, но тут уж ничего нельзя было поделать. В здешних краях случалось так мало происшествий, что всякая новость тут же разносилась повсюду, словно на крыльях.
Ну что ж, ничего не попишешь. В конце концов, несчастный пони ни в чем не виноват. Путникам пришлось задержаться и разыскать в стороне от дороги небольшую деревню. Весь день шел дождь; несмотря на то, что лето было в разгаре, Моргейна озябла до дрожи, а девочка промокла и принялась капризничать. Моргейна не обращала на это особого внимания; ей было жаль малышку, особенно когда Нимуэ принялась тихо плакать, заскучав по матери, но она ничего не могла с этим поделать; первое, чему должна научиться жрица — переносить одиночество. Нимуэ придется плакать до тех пор, пока она сама не найдет какое-нибудь утешение или не научится жить без него, как это делали до нее все девы Дома.
День уже клонился к вечеру; впрочем, облака были такими плотными, что из-за них не пробивалось ни единого солнечного лучика. Однако же в это время года темнело поздно, а Моргейне не хотелось проводить еще одну ночь в пути. Потому она решила продолжать ехать до тех пор, пока они смогут различать дорогу, и тут же была вознаграждена за это решение: как только они двинулись в путь, Нимуэ перестала хныкать и принялась с интересом смотреть по сторонам. Они уже находились неподалеку от Авалона, но через некоторое время девочка так устала, что принялась клевать носом прямо в седле. В конце концов, Моргейна забрала малышку с пони и посадила перед собой. Но когда они подъехали к берегам Озера, Нимуэ проснулась.
— Мы уже приехали, тетя? — спросила она, когда Моргейна спустила ее на землю.
— Нет, но осталось уже немного, — отозвалась Моргейна. — Если все пойдет хорошо, то через полчаса у тебя будет ужин и постель.
«А если не пойдет?» Моргейна прогнала эту мысль. Сомнения были губительны и для магической силы, и для Зрения… Она потратила пять лет, кропотливо повторяя свой путь с самого начала; теперь ее знания были такими же, как перед побегом с Авалона, — а ведь тогда она не прошла еще никаких испытаний, кроме этого… «Вернулась ли ко мне моя сила?..»
— Я ничего не вижу, — сказала Нимуэ. — Это — то самое место? Но здесь же ничего нет, тетя.
И девочка со страхом взглянула на унылые промокшие берега и редкий тростник, шуршащий под дождем.
— За нами пришлют ладью, — сказала Моргейна.
— Но откуда они узнают, что мы здесь? Как они разглядят нас через дождь?
— Я вызову ладью, — сказала Моргейна. — Помолчи, Нимуэ.
Она услышала, что девочка снова капризно захныкала, но теперь, когда Моргейна наконец-то очутилась на родных берегах, она ощутила, как давнее знание хлынуло потоком и наполнило ее до краев, словно чашу. Моргейна на миг склонила голову, вознося короткую молитву — никогда в жизни она не молилась с таким пылом, а затем глубоко вздохнула и вскинула руки.
В первое мгновение Моргейна ничего не почувствовала, и ее охватил ужас провала; но затем ее медленно окружило сияние, и она услышала, как девочка охнула от изумления. Но сейчас Моргейне было не до того; ее тело словно превратилось в мост между землей и небесами. Моргейна не произносила слово силы, но чувствовала, как оно пульсирует во всем ее теле, словно раскат грома… Тишина. Тишина, и онемевшая, бледная Нимуэ рядом. Затем хмурые воды озера слегка взволновались, туман словно бы вскипел… затем мелькнула тень… и, наконец, из тумана появилась авалонская ладья, длинная, темная и блестящая. У Моргейны вырвался полувздох-полувсхлип.
Ладья подплыла к берегу беззвучно, словно тень, но звук днища, проехавшегося по песку, был совершенно настоящим и убедительным. С ладьи спрыгнуло несколько невысоких смуглых людей. Они низко поклонились Моргейне и взяли поводья лошадей. Один из них сказал: «Я отведу их другой дорогой, госпожа», — и исчез за завесой дождя. Остальные отступили, и Моргейне пришлось первой войти в ладью, поднять туда потрясенную Нимуэ, а потом подать руку перепуганным слугам. И все так же бесшумно — не слышно было ни звука, не считая приглушенного бормотания человека, уведшего лошадей, — ладья заскользила по Озеру.
— Что это за тень, тетя? — прошептала Нимуэ, когда гребцы оттолкнулись от берега.
— Это церковь в Гластонбери, — сказала Моргейна и сама поразилась тому, насколько спокоен ее голос. — Это на другом острове — его можно увидеть от нас. Там похоронена твоя бабушка, мать твоего отца. Возможно, когда-нибудь ты увидишь ее могилу.
— А мы туда поедем?
— Не сегодня.
— Но лодка плывет прямо туда… Я слыхала, что на Гластонбери есть еще и монастырь…
— Нет, — отозвалась Моргейна, — мы плывем не туда. Жди, смотри и молчи.
Приближалось истинное испытание. Ее могли увидеть с Авалона при помощи Зрения и прислать ладью, но вот сможет ли она раздвинуть туманы Авалона… вот что будет проверкой для всех ее трудов последних лет. Она не имела возможности предпринимать попытки и терпеть неудачу, она должна была просто взять и сделать это, не задумываясь. Они находились сейчас на самой середине Озера. Еще один удар весел, и они попадут в течение, что принесет их к Гластонбери… Моргейна быстро поднялась — лишь взметнулись полы одежды — и вскинула руки. Ей снова вспомнилось… все было так же, как и в первый раз, и точно так же она поразилась тому, что неимоверный поток силы оказался беззвучным, вместо того, чтобы прогрохотать, подобно грому… Лишь услышав исполненный испуга и изумления возглас Нимуэ, Моргейна осмелилась открыть глаза.
Дождь прекратился, и перед ними возник зеленый и прекрасный остров Авалон, озаренный последними лучами заходящего солнца; солнечный свет мерцал на поверхности Озера, пробивался меж камней, венчавших вершину Холма, играл на белых стенах храма. Моргейна смотрела на все это сквозь пелену слез; она покачнулась и упала бы, не подхвати ее чья-то рука.
«Дома, дома, я снова здесь, я возвращаюсь домой…»
Она почувствовала, как днище ладьи проскрежетало по прибрежной гальке, и взяла себя в руки. Казалось не правильно, что она одета не так, как полагается жрице, — хоть под платьем у нее и был, как всегда, спрятан небольшой нож Вивианы. Все это было не правильным… ее шелковая вуаль, кольца на узких пальцах… Моргейна, королева Северного Уэльса, а не Моргейна Авалонская… Что ж, это можно исправить. Она горделиво вскинула голову, глубоко вздохнула и взяла девочку за руку. Неважно, насколько сильно она изменилась, неважно, сколько лет прошло — она все равно осталась Моргейной Авалонской, жрицей Великой Богини. За пределами туманов, окружающих Озеро, она могла быть королевой далекой страны, женой старого, смешного короля… но все же она оставалась жрицей, и в ее жилах текла кровь древнего королевского рода Авалона.
Моргейна сошла с ладьи; она не удивилась, увидев перед собой вереницу согнувшихся в поклоне слуг — а за ними стояли, поджидая ее, жрицы в темных одеяниях… Они все знали. Они пришли поздравить ее с возвращением домой. А за жрицами стояла высокая женщина, светловолосая и царственная, с золотистыми косами, уложенными венцом вокруг головы, — женщина, которую Моргейна до сих пор видела лишь во снах. Женщина быстрым шагом подошла к Моргейне, миновав прочих жриц, и обняла ее.
— Добро пожаловать, родственница, — сказала она. — Добро пожаловать домой, Моргейна.
И тогда Моргейна тоже назвала женщину по имени, хоть и знала его лишь по снам, — до тех пор, пока не услышала от Кевина, получив тем самым подтверждение своих снов.
— Приветствую тебя, Ниниана. Я привела к тебе внучку Вивианы. Она будет воспитываться здесь. Ее зовут Нимуэ.
Ниниана с интересом смотрела на Моргейну; интересно, что она успела о ней услышать за все эти годы? Затем она перевела взгляд на девочку.
— Это и есть дочь Галахада?
— Нет, — отозвалась Нимуэ. — Галахад — это мой брат. А я — дочь славного рыцаря Ланселета. Ниниана улыбнулась.
— Я знаю, — сказала она, — но мы здесь не пользуемся тем именем, которое твой отец получил от саксов. Видишь ли, на самом деле его зовут так же, как и твоего брата. Что ж, Нимуэ, ты приехала, чтобы стать жрицей?
Нимуэ оглядела залитый солнцем берег.
— Так мне сказала моя тетя Моргейна. Я бы хотела научиться читать, писать, и играть на арфе, и знать все о звездах и вообще, обо всем на свете, как она. А вы и вправду злые чародейки? Я думала, чародейки старые и уродливые, а ты очень красивая. — Девочка прикусила губу. — Ой, я опять грублю.
Ниниана рассмеялась.
— Всегда говори правду, дитя. Да, я — чародейка. Уродливой я себя не считаю, а вот злая я или добрая, это тебе придется, решать самой. Я просто стараюсь исполнять волю Богини, — а большее никому не под силу.
— Тогда я тоже буду стараться ее исполнить, если ты расскажешь мне, как это делать, — сказала Нимуэ.
Солнце опустилось за горизонт, и берег сразу же окутали сумерки. Ниниана подала знак; слуга, державший в руках единственный зажженный факел, коснулся им соседнего; огонь пробежал по цепочке факелов, и вскоре весь берег оказался озарен их пляшущим светом. Ниниана погладила девочку по щеке.
— Пока ты не станешь достаточно большой, чтобы самой понять, чего Богиня хочет от тебя, будешь ли ты подчиняться здешним правилам и слушаться женщин, которые будут присматривать за тобой?
— Я буду стараться, — сказала Нимуэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44