Он пытался отползти от этого.
— Но мы выиграем войну! У нас враг за барьером, но мы можем... — он растерянно оглядывался по сторонам.
— Какая война! — выкрикнула Кли. — Ох, вы не понимаете! КАКАЯ ВОЙНА!
Глава 12
Илло воткнул указатель в грязь. Кто-то спросил:
— Откуда ты знаешь, что он указывает правильно?
— А какая разница! — Илло пожал плечами.
Тил стоял рядом с Торном. Хижины на краю нового лагеря едва виднелись сквозь туман.
— Хорошо снова быть в лагере, — сказал Торн.
— Угу. Чувствуешь, что вроде как снова стоишь на земле. Знаешь, я тут долго думал насчет Разведчика.
— Не ты один, — сказал Торн, показывая на группу солдат вокруг грузовика. — Какова же твоя личная мысль?
— Зачем...
— Я могу думать о шести «зачем». Которое из них твое?
— Зачем он сделал то, что сделал? Зачем он вмазал танком во вражеское гнездо ради нашего спасения?
— Может, он подумал, что если кто-нибудь не сделает этого, мы все погибнем в пламени.
— Возможно. Знаешь, я думаю, я понял бы это лучше, если бы весь полк состоял из стражей. Но ведь этого не было.
Торн засмеялся.
— Видишь ли, мы все одного биологического типа, одних генов, одной расы. Все гистосенты. Так что, зачем удивляться?
— А я удивляюсь, — сказал Тил. — Вы, стражи, живете совсем не так, как все остальные из Торомона. Однако, сражаетесь здесь. А как неандертальцы так быстро адаптировались здесь?
— А ты спрашивал кого-нибудь из них?
— Спрошу. Но все-таки я не понимаю, «зачем».
Кто-то бежал к ним сквозь туман, почти налетел на них, ухватил Тила за плечи и закричал:
— Мир! Ты слышал? Короновали нового короля, и подписывается мир! Все мы вернемся домой!
Он бежал от группы солдат, стоявших у дверей бараков. Тил и Торн переглянулись.
— Вернемся обратно! — ухмыльнулся лесной страж.
Они оба обернулись и посмотрели на знак Курла.
Позднее их собрали и объявили:
— ...входит в силу с шести часов сегодняшнего вечера. А до тех пор мы еще в состоянии войны. Мы находимся вблизи вражеского лагеря, так что — не выходить за пределы базы! Вражеская защита может удвоить активность, и каждого, кто выйдет за пределы лагеря, могут счесть виновным в агрессивных действиях. Как только мирный договор будет заключен, мы начнем приготовление к свертыванию базы.
Люди зашептались, засмеялись, выскочили на поляну. Кто-то сорвал с себя рубашку и размахивал ею в воздухе, кто-то с истерическим смехом повалился на землю, другие бегали вокруг, смеялись, кричали. Тил увидел, что из хижины выходит Лог.
— В чем дело? — спросил неандерталец. — Что происходит? Почему все кричат?
— Где ты был? — спросил Тил. — Разве ты не слышал объявления?
— Я спал, — сказал Лог, протирая глаза.
— Мир! — вскричал возбужденный Тил. — Подписан мир, Лог! Конец войне! Конец, амба, точка! Видишь, все празднуют и скачут?!
— Значит, скоро пойдем домой? Это очень хорошо. Очень!
— Лог, что ты будешь делать, когда вернешься домой? Лог пожал плечами, но потом идея вдруг осветила его широкое лицо и взорвалась словами:
— Я знаю! Буду учить.
— Учить своих людей в развалинах?
— Правильно. Здесь я научился куче вещей, которые и они должны знать. Курл еще раньше учил меня читать и писать.
— Разведчик? — с удивлением спросил Тил.
— Да. И я начал учить свою жену и дочку, и других. Теперь, когда я вернусь, мы станем сажать кхарбу там, где местность расчищена, вместо того, чтобы собирать дикие плоды. Будем ухаживать за ней и собирать много плодов. Я разговаривал с одним парнем с ферм, и он сказал мне, как это делать. Я узнал здесь кучу вещей. И если я научу других, всем будет лучше, верно?
— Конечно.
— Слушай, — спросил Лог, глядя на пернатого любимца Тила, шлепающего туда-сюда в нескольких футах от них, — тебе позволят взять его с собой?
— Не знаю. — Ты думаешь, он будет счастлив в Торомоне? Там нет такой грязи.
— Это верно. Но я хотел бы все-таки взять его. Я его люблю.
Лог присел на корточки и щелкнул пальцами. Хлопун подошел и влез на его руку. Лог погладил перья и хихикнул.
— Лучше, если бы у тебя было два хлопуна. Одному ему будет одиноко.
— В любом случае я хочу сохранить его при себе, пока я здесь. Даже если и не возьму его с собой. Он пошлет мне вроде волны прощания, когда я буду уходить.
— Как приятно вернуться домой, — сказал Лог. — Недалеко, от места, где я жил, есть гора, а в долине озеро. Какие-то люди пришли туда и начали строить дома, дороги, доки на озере.
— Неплохо, — сказал Тил, удивляясь, зачем они строили.
— Озеро на заре очень красиво. Курл однажды ходил со мной туда. Странно он вел себя здесь в армии.
— Слушай, Лог, ты не посмотришь за животным? Я схожу проверю свои инструменты и посмотрю, все ли готово к отправке. Через полчаса я вернусь.
— Ладно, я послежу за ним.
— Спасибо, — сказал Тил и побежал к баракам.
Когда Тил входил в хижину, кто-то закричал вдали:
— Эй, вернись!
И раздалось двойное шлепанье по грязи: крошечными ногами и сапогами неандертальца.
Это Лог, — подумал Тил. Он гонится за моим... Черт возьми, я забыл сказать ему насчет границы! — И Тил побежал по грязи.
— Вернись, дурацкая обезьяна, — вернись сюда!
Он догнал Лога, ушедшего на сорок футов от границы лагеря, схватил его за плечо и повернул. Лог удивился.
— Он убежал, — и я только...
— Удирай отсюда, как можно скорее!
— Но ведь мир!...
— Он входит в силу только в шесть часов, и враг следит вдвойне. Пошли.
Они рысью побежали обратно. Первая паника Тила прошла, и он нашел облегчение в дружеской ругани, направленной в спину Лога.
— Я удивлялся, зачем Разведчик сломал себе шею ради нас. Может, теперь я понял бы, но черта лысого, я бы так поступил. Давай, двигай!
Лог прибавил ходу, а Тил услышал позади хлопанье, остановился, присел и щелкнул пальцами.
— Ну, где ты там? Иди сюда, малыш. Получишь хороший уголек, когда вернемся.
Лог, уже пересекший пограничную линию, обернулся.
— Ты, кажется, говорил, что надо бежать.
— Иди сюда, — сказал Тил хлопуну, который открыл четыре пастельных полированных глаза и подмигнул Тилу. — Иди...
Это были последние слова, сказанные Тилом.
Лог отмахнулся от грохота и закрыл глаза перед столбом белого огня, поднявшегося там, где только что был Тил.
— Что, черт побери? — закричали с другого конца поляны.
Торн подбежал и схватил Лога за плечо.
— Лог, что случилось?
— Не знаю... не знаю... — глаза Лога все еще были закрыты, он качал из стороны в сторону своей большой головой.
— Черт бы вас взял, — закричал один из офицеров. — Ведь война еще не кончилась! Кто вышел за пределы лагеря? Кто?
У стены барака Кудряш поднял глаза от своих сложенных ладоней, где танцевала огненная женщина, и нахмурился.
Глава 13
— ...ПРОВОЗГЛАШАЕМ тебя королем Литом империи ТОРОМОН.
Джон, стоявший в первой галерее ниже возвышения трона, следил за советниками, отходящими от светловолосого юноши, ставшего сейчас королем. Здесь присутствовало не более шестидесяти человек. Двенадцать советников, члены королевской семьи, несколько знатных или особо уважаемых государственных особ. Джон был там как гость герцогини Петры. Среди прочих была гротескно-импозантная фигура Рольфа Катама, историка. Король оглядел присутствующих, сел на трон. Раздались аплодисменты.
Человек в конце зала оглянулся через плечо на шум более громкий, чем аплодисменты. Шум шел из передней. Обернулся еще кто-то, а затем и все. Внимание стражи стало теперь настороженным.
— Эркор, — шепнула Петра, но Джон уже пробивался между гостями. Герцогиня задержалась ровно настолько, чтобы привлечь внимание Катама, а затем тоже последовала за Джоном.
Когда Джон вышел в переднюю, там была суматоха. Стража держала Эркора. Кли прислонилась к стене. Эркор сказал громко, но спокойно:
— Нет, мы в полном порядке, но мы должны поговорить с Ее Светлостью.
Часовые переглянулись, члены Совета смотрели с изумлением. Через минуту вошел король.
Частная встреча произошла по совету Петры в зале Совета. Во главе зала сел король. По другую сторону сели Джон, Петра, Эркор, Катам и Кли.
— Итак, что вы хотите сказать?
Герцогиня кивнула Эркору, и тот встал перед советниками.
— Со мной здесь кое-кто, кто хочет сказать вам о том, что вы все знаете, но отгородились от этого. О том, что вы все сделали, сознательно решив, что это единственный путь решить проблему, по приняли это решение только при уверенности, что забудете о сделанном. — Он повернулся к Кли: — Скажете ли вы Совету то, что готовы были сказать мне, доктор Кошер?
Кли встала, лицо ее побледнело.
— Они не поверят, — сказала она. Затем ее голос окреп, и она обратилась непосредственно к Совету.
— Вы не поверите этому, но тем не менее, вы это знаете, — она сделала паузу. — Я говорила со многими из вас три года назад, когда я впервые сделала открытие, позволяющее вам послать людей и технику для войны. Тогда вы отнеслись к этому скептически. И вообще, вы не поверите, войны там нет.
Члены Совета хмуро переглядывались. Она повторила:
— Там нет войны, и вы знаете это.
— Но... — пролепетал один из советников, — тогда что... я хочу сказать, где... все солдаты?
— Они в крошечных металлических камерах, поставленных друг на друга, как гробы, в районе Тилфара, куда новобранцы допускаются.
— И что же они там делают? — спросил другой член Совета.
— Они грезят о вашей войне, каждый отчаянно старается увидеть во сне, то, что ему кажется реальностью, что скрыто глубоко в его мозгу. Наркотики держат их в тумане сильного внушения: три года непрерывной пропаганды держат их направленными на войну, шесть недель бесконечного обучения предназначены для того, чтобы сделать психически больным самый устойчивый мозг, наложить последнюю паутину на сон, в котором будут все ощущения реального мира — шуршание скомканной бумаги, свет солнца на воде, запах гниющей растительности, ощущение мокрой одежды, пополнить мозаику тем, что каждый любит или чего боится, и это назвали войной. Компьютер с сортирующим информацию механизмом может взять все сенсорные сломы из одного мозга, передать их в другой и координировать все эти сны...
— Ох, как это может быть...
— Это невозможно...
— Я ничему этому не верю...
Казалось, сомнение открыло ментальную защиту. Джон как бы приобрел еще одно чувство, резкое, как звук или свет.
В границах света это было бы как стоять перед обширным образом яркого света, поднимавшегося вокруг него, но все-таки перед ним, в границах звука это было, как если бы началась музыкальная фраза, открывающая симфонию, и он ждал решающего ритма, в границах осязания — как если бы перед ним кружился шторм морозного и жаркого ветров. Но это не было светом, звуком или ощущением, потому что он все еще чувствовал ребристую спинку своего стула, слушал шуршание мантий советников, видел их расстроенные лица, их суженные глаза, их надутые губы.
— Зачем же стражи-телепаты защищали эту войну в их мозгах?
Ответ пришел как фейерверк, как музыка, как волны пульсирующей пены: Эркор сказал:
— Потому что они не знали, что с этим делать: идея войны была посажена в мозг прежнего короля, но семена ее были во всех мозгах Торомона. Единственный человек, противостоящий королю даже после того, как план пошел в ход, был первый министр Черджил, и его убили. Стражи чувствовали, что они не могут ни помочь, ни воспрепятствовать вам в ваших усилиях, потому что они не понимали этого. Правительство просило их помочь в стирании знания из мозга тех, кто был официально связан с проектом, а поскольку этот проект решал экономические проблемы, стражи согласились, они не могли отказать...
Джон и Петра стояли рядом с Эркором.
— Теперь наши усилия понятны, — сказал Джон.
— Мы намеревались спасти страну, — сказала Петра.
— И спасти свободу каждого человека в ней, — сказал Джон. — Свободу от таких давящих снов.
— Что же мы должны сделать? — спросила коллективная ментальность стражей-телепатов.
— Вы должны войти в каждый мозг в Тороне и высвободить знание о войне, вы должны на миг связать один мозг с другим, чтобы они познали себя и друг друга, будь то в королевском дворце, или в гробах-камерах Тилфара, или в каменных руинах за ним. Сделайте это, и вы послужите племени обезьян, людей и стражей, которое называется человечеством.
— Некоторые мозги, может быть, не готовы.
— Все равно, давайте.
Пришла волна согласия.
И доктор в Медицинском Центре уронил термометр на стол, и, когда ртуть рассыпалась шариками по белому пластику, осознал, что его злость на старшую сестру, которая вечно ставила подставку не там, где надо, скрывала его знание о войне.
Вал Поник, выпивающий в баре Адского Котла, провел пальцами по мокрому краю стакана на грязной стойке и понял, что огорчение по поводу его изгнания из университета за «неприличное поведение» подхлестывает его к приличной речи.
Советнику Рилуму вспомнилось событие тридцатилетней давности — пожар на швейной фабрике, где он был помощником управляющего, и понял свою ярость по поводу слабых действий пожарной команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Но мы выиграем войну! У нас враг за барьером, но мы можем... — он растерянно оглядывался по сторонам.
— Какая война! — выкрикнула Кли. — Ох, вы не понимаете! КАКАЯ ВОЙНА!
Глава 12
Илло воткнул указатель в грязь. Кто-то спросил:
— Откуда ты знаешь, что он указывает правильно?
— А какая разница! — Илло пожал плечами.
Тил стоял рядом с Торном. Хижины на краю нового лагеря едва виднелись сквозь туман.
— Хорошо снова быть в лагере, — сказал Торн.
— Угу. Чувствуешь, что вроде как снова стоишь на земле. Знаешь, я тут долго думал насчет Разведчика.
— Не ты один, — сказал Торн, показывая на группу солдат вокруг грузовика. — Какова же твоя личная мысль?
— Зачем...
— Я могу думать о шести «зачем». Которое из них твое?
— Зачем он сделал то, что сделал? Зачем он вмазал танком во вражеское гнездо ради нашего спасения?
— Может, он подумал, что если кто-нибудь не сделает этого, мы все погибнем в пламени.
— Возможно. Знаешь, я думаю, я понял бы это лучше, если бы весь полк состоял из стражей. Но ведь этого не было.
Торн засмеялся.
— Видишь ли, мы все одного биологического типа, одних генов, одной расы. Все гистосенты. Так что, зачем удивляться?
— А я удивляюсь, — сказал Тил. — Вы, стражи, живете совсем не так, как все остальные из Торомона. Однако, сражаетесь здесь. А как неандертальцы так быстро адаптировались здесь?
— А ты спрашивал кого-нибудь из них?
— Спрошу. Но все-таки я не понимаю, «зачем».
Кто-то бежал к ним сквозь туман, почти налетел на них, ухватил Тила за плечи и закричал:
— Мир! Ты слышал? Короновали нового короля, и подписывается мир! Все мы вернемся домой!
Он бежал от группы солдат, стоявших у дверей бараков. Тил и Торн переглянулись.
— Вернемся обратно! — ухмыльнулся лесной страж.
Они оба обернулись и посмотрели на знак Курла.
Позднее их собрали и объявили:
— ...входит в силу с шести часов сегодняшнего вечера. А до тех пор мы еще в состоянии войны. Мы находимся вблизи вражеского лагеря, так что — не выходить за пределы базы! Вражеская защита может удвоить активность, и каждого, кто выйдет за пределы лагеря, могут счесть виновным в агрессивных действиях. Как только мирный договор будет заключен, мы начнем приготовление к свертыванию базы.
Люди зашептались, засмеялись, выскочили на поляну. Кто-то сорвал с себя рубашку и размахивал ею в воздухе, кто-то с истерическим смехом повалился на землю, другие бегали вокруг, смеялись, кричали. Тил увидел, что из хижины выходит Лог.
— В чем дело? — спросил неандерталец. — Что происходит? Почему все кричат?
— Где ты был? — спросил Тил. — Разве ты не слышал объявления?
— Я спал, — сказал Лог, протирая глаза.
— Мир! — вскричал возбужденный Тил. — Подписан мир, Лог! Конец войне! Конец, амба, точка! Видишь, все празднуют и скачут?!
— Значит, скоро пойдем домой? Это очень хорошо. Очень!
— Лог, что ты будешь делать, когда вернешься домой? Лог пожал плечами, но потом идея вдруг осветила его широкое лицо и взорвалась словами:
— Я знаю! Буду учить.
— Учить своих людей в развалинах?
— Правильно. Здесь я научился куче вещей, которые и они должны знать. Курл еще раньше учил меня читать и писать.
— Разведчик? — с удивлением спросил Тил.
— Да. И я начал учить свою жену и дочку, и других. Теперь, когда я вернусь, мы станем сажать кхарбу там, где местность расчищена, вместо того, чтобы собирать дикие плоды. Будем ухаживать за ней и собирать много плодов. Я разговаривал с одним парнем с ферм, и он сказал мне, как это делать. Я узнал здесь кучу вещей. И если я научу других, всем будет лучше, верно?
— Конечно.
— Слушай, — спросил Лог, глядя на пернатого любимца Тила, шлепающего туда-сюда в нескольких футах от них, — тебе позволят взять его с собой?
— Не знаю. — Ты думаешь, он будет счастлив в Торомоне? Там нет такой грязи.
— Это верно. Но я хотел бы все-таки взять его. Я его люблю.
Лог присел на корточки и щелкнул пальцами. Хлопун подошел и влез на его руку. Лог погладил перья и хихикнул.
— Лучше, если бы у тебя было два хлопуна. Одному ему будет одиноко.
— В любом случае я хочу сохранить его при себе, пока я здесь. Даже если и не возьму его с собой. Он пошлет мне вроде волны прощания, когда я буду уходить.
— Как приятно вернуться домой, — сказал Лог. — Недалеко, от места, где я жил, есть гора, а в долине озеро. Какие-то люди пришли туда и начали строить дома, дороги, доки на озере.
— Неплохо, — сказал Тил, удивляясь, зачем они строили.
— Озеро на заре очень красиво. Курл однажды ходил со мной туда. Странно он вел себя здесь в армии.
— Слушай, Лог, ты не посмотришь за животным? Я схожу проверю свои инструменты и посмотрю, все ли готово к отправке. Через полчаса я вернусь.
— Ладно, я послежу за ним.
— Спасибо, — сказал Тил и побежал к баракам.
Когда Тил входил в хижину, кто-то закричал вдали:
— Эй, вернись!
И раздалось двойное шлепанье по грязи: крошечными ногами и сапогами неандертальца.
Это Лог, — подумал Тил. Он гонится за моим... Черт возьми, я забыл сказать ему насчет границы! — И Тил побежал по грязи.
— Вернись, дурацкая обезьяна, — вернись сюда!
Он догнал Лога, ушедшего на сорок футов от границы лагеря, схватил его за плечо и повернул. Лог удивился.
— Он убежал, — и я только...
— Удирай отсюда, как можно скорее!
— Но ведь мир!...
— Он входит в силу только в шесть часов, и враг следит вдвойне. Пошли.
Они рысью побежали обратно. Первая паника Тила прошла, и он нашел облегчение в дружеской ругани, направленной в спину Лога.
— Я удивлялся, зачем Разведчик сломал себе шею ради нас. Может, теперь я понял бы, но черта лысого, я бы так поступил. Давай, двигай!
Лог прибавил ходу, а Тил услышал позади хлопанье, остановился, присел и щелкнул пальцами.
— Ну, где ты там? Иди сюда, малыш. Получишь хороший уголек, когда вернемся.
Лог, уже пересекший пограничную линию, обернулся.
— Ты, кажется, говорил, что надо бежать.
— Иди сюда, — сказал Тил хлопуну, который открыл четыре пастельных полированных глаза и подмигнул Тилу. — Иди...
Это были последние слова, сказанные Тилом.
Лог отмахнулся от грохота и закрыл глаза перед столбом белого огня, поднявшегося там, где только что был Тил.
— Что, черт побери? — закричали с другого конца поляны.
Торн подбежал и схватил Лога за плечо.
— Лог, что случилось?
— Не знаю... не знаю... — глаза Лога все еще были закрыты, он качал из стороны в сторону своей большой головой.
— Черт бы вас взял, — закричал один из офицеров. — Ведь война еще не кончилась! Кто вышел за пределы лагеря? Кто?
У стены барака Кудряш поднял глаза от своих сложенных ладоней, где танцевала огненная женщина, и нахмурился.
Глава 13
— ...ПРОВОЗГЛАШАЕМ тебя королем Литом империи ТОРОМОН.
Джон, стоявший в первой галерее ниже возвышения трона, следил за советниками, отходящими от светловолосого юноши, ставшего сейчас королем. Здесь присутствовало не более шестидесяти человек. Двенадцать советников, члены королевской семьи, несколько знатных или особо уважаемых государственных особ. Джон был там как гость герцогини Петры. Среди прочих была гротескно-импозантная фигура Рольфа Катама, историка. Король оглядел присутствующих, сел на трон. Раздались аплодисменты.
Человек в конце зала оглянулся через плечо на шум более громкий, чем аплодисменты. Шум шел из передней. Обернулся еще кто-то, а затем и все. Внимание стражи стало теперь настороженным.
— Эркор, — шепнула Петра, но Джон уже пробивался между гостями. Герцогиня задержалась ровно настолько, чтобы привлечь внимание Катама, а затем тоже последовала за Джоном.
Когда Джон вышел в переднюю, там была суматоха. Стража держала Эркора. Кли прислонилась к стене. Эркор сказал громко, но спокойно:
— Нет, мы в полном порядке, но мы должны поговорить с Ее Светлостью.
Часовые переглянулись, члены Совета смотрели с изумлением. Через минуту вошел король.
Частная встреча произошла по совету Петры в зале Совета. Во главе зала сел король. По другую сторону сели Джон, Петра, Эркор, Катам и Кли.
— Итак, что вы хотите сказать?
Герцогиня кивнула Эркору, и тот встал перед советниками.
— Со мной здесь кое-кто, кто хочет сказать вам о том, что вы все знаете, но отгородились от этого. О том, что вы все сделали, сознательно решив, что это единственный путь решить проблему, по приняли это решение только при уверенности, что забудете о сделанном. — Он повернулся к Кли: — Скажете ли вы Совету то, что готовы были сказать мне, доктор Кошер?
Кли встала, лицо ее побледнело.
— Они не поверят, — сказала она. Затем ее голос окреп, и она обратилась непосредственно к Совету.
— Вы не поверите этому, но тем не менее, вы это знаете, — она сделала паузу. — Я говорила со многими из вас три года назад, когда я впервые сделала открытие, позволяющее вам послать людей и технику для войны. Тогда вы отнеслись к этому скептически. И вообще, вы не поверите, войны там нет.
Члены Совета хмуро переглядывались. Она повторила:
— Там нет войны, и вы знаете это.
— Но... — пролепетал один из советников, — тогда что... я хочу сказать, где... все солдаты?
— Они в крошечных металлических камерах, поставленных друг на друга, как гробы, в районе Тилфара, куда новобранцы допускаются.
— И что же они там делают? — спросил другой член Совета.
— Они грезят о вашей войне, каждый отчаянно старается увидеть во сне, то, что ему кажется реальностью, что скрыто глубоко в его мозгу. Наркотики держат их в тумане сильного внушения: три года непрерывной пропаганды держат их направленными на войну, шесть недель бесконечного обучения предназначены для того, чтобы сделать психически больным самый устойчивый мозг, наложить последнюю паутину на сон, в котором будут все ощущения реального мира — шуршание скомканной бумаги, свет солнца на воде, запах гниющей растительности, ощущение мокрой одежды, пополнить мозаику тем, что каждый любит или чего боится, и это назвали войной. Компьютер с сортирующим информацию механизмом может взять все сенсорные сломы из одного мозга, передать их в другой и координировать все эти сны...
— Ох, как это может быть...
— Это невозможно...
— Я ничему этому не верю...
Казалось, сомнение открыло ментальную защиту. Джон как бы приобрел еще одно чувство, резкое, как звук или свет.
В границах света это было бы как стоять перед обширным образом яркого света, поднимавшегося вокруг него, но все-таки перед ним, в границах звука это было, как если бы началась музыкальная фраза, открывающая симфонию, и он ждал решающего ритма, в границах осязания — как если бы перед ним кружился шторм морозного и жаркого ветров. Но это не было светом, звуком или ощущением, потому что он все еще чувствовал ребристую спинку своего стула, слушал шуршание мантий советников, видел их расстроенные лица, их суженные глаза, их надутые губы.
— Зачем же стражи-телепаты защищали эту войну в их мозгах?
Ответ пришел как фейерверк, как музыка, как волны пульсирующей пены: Эркор сказал:
— Потому что они не знали, что с этим делать: идея войны была посажена в мозг прежнего короля, но семена ее были во всех мозгах Торомона. Единственный человек, противостоящий королю даже после того, как план пошел в ход, был первый министр Черджил, и его убили. Стражи чувствовали, что они не могут ни помочь, ни воспрепятствовать вам в ваших усилиях, потому что они не понимали этого. Правительство просило их помочь в стирании знания из мозга тех, кто был официально связан с проектом, а поскольку этот проект решал экономические проблемы, стражи согласились, они не могли отказать...
Джон и Петра стояли рядом с Эркором.
— Теперь наши усилия понятны, — сказал Джон.
— Мы намеревались спасти страну, — сказала Петра.
— И спасти свободу каждого человека в ней, — сказал Джон. — Свободу от таких давящих снов.
— Что же мы должны сделать? — спросила коллективная ментальность стражей-телепатов.
— Вы должны войти в каждый мозг в Тороне и высвободить знание о войне, вы должны на миг связать один мозг с другим, чтобы они познали себя и друг друга, будь то в королевском дворце, или в гробах-камерах Тилфара, или в каменных руинах за ним. Сделайте это, и вы послужите племени обезьян, людей и стражей, которое называется человечеством.
— Некоторые мозги, может быть, не готовы.
— Все равно, давайте.
Пришла волна согласия.
И доктор в Медицинском Центре уронил термометр на стол, и, когда ртуть рассыпалась шариками по белому пластику, осознал, что его злость на старшую сестру, которая вечно ставила подставку не там, где надо, скрывала его знание о войне.
Вал Поник, выпивающий в баре Адского Котла, провел пальцами по мокрому краю стакана на грязной стойке и понял, что огорчение по поводу его изгнания из университета за «неприличное поведение» подхлестывает его к приличной речи.
Советнику Рилуму вспомнилось событие тридцатилетней давности — пожар на швейной фабрике, где он был помощником управляющего, и понял свою ярость по поводу слабых действий пожарной команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45