-
– Ладно, – с прерывистым вздохом сказал Тигарден, – и все-таки я этого не понимаю. Повернувшись к Фестснбургу, Эрик спросил:
– Что с Френекси? Он знает? С едва уловимым оттенком нервозности Фестенбург ответил: – Конечно.
– И как он отреагировал?
– Выразил соболезнование.
– Я полагаю, вы не допустите прилета сюда новых кораблей с Лилистар? Фестенбург сказал:
– Доктор, ваше дело лечить вашего больного, не заниматься политикой.
– Ходу моего лечения очень помогло бы, если бы я знал…
– Доступ в Чиенну прекращен, – уступил Фестенбург. Ни одному кораблю, кроме вашего, не было разрешено приземлиться здесь после того, как это произошло.
Эрик подошел к кровати и посмотрел на Джино Молинари, затерявшегося среди переплетения прводов и приборов, поддерживающих его температуру и измеряющих сотни параметров по всему телу. Грузная короткая фигура была едва видна; его лицо почти полностью скрывало совсем недавно разработанное устройство, отслеживающее мельчайшие изменения в работе головного мозга. Именно мозг необходимо было сохранить любой ценой. Можно восстановить все, кроме него.
Восстановить можно все – если воспользоваться запрещенными Молинари искусственными органами. В этом было все дело. Упрямство замкнувшегося на идее самоуничтожения невротика отбросило медицину на столетие назад.
Одного взгляда на раскрытую грудную клетку лежащего перед ним человека было достаточно, чтобы понять – положение безнадежно. В областях, не связанных с трансплантацией, Эрик был не более компетентен, чем Тигарден. Вся его работа была основана на возможности замены выбывших из строя органов.
– Давайте еще раз посмотрим этот документ. – Он снова взял бумагу у Тигардена и изучил ее более внимательно. Безусловно, такой умный и предусмотрительный человек, как Молинари, должен был предоставить какую-то альтернативу пересадке. Он просто не мог этого не сделать.
– Приндла уже известили, – сказал Фестенбург. – Он стоит наготове перед телевизионной камерой, чтобы выступить когда, или если, станет ясно, что оживить Молинари не удастся. – Его голос звучал неестественно безразлично; Эрик взглянул на него, пытаясь понять, какие чувства испытывает в действительности этот человек.
– Что вы думаете об этом параграфе? – спросил Эрик, показывая Тигардену документ. – О вводе в действие робота-двойника, которого Молинари использовал в видеофильме. О показе его по телевидению сегодня вечером.
– Что вы имеете в виду? – спросил Тигарден, перечитывая параграф. – Передачу речи по радио мы конечно устроим. Что касается самого двойника, то я совершенно не представляю, что с ним сейчас. Может быть, Фестенбург знает. – Он вопросительно повернулся к Фестенбургу.
– Этот параграф, – ответил тот, – не имеет никакого смысла. Буквально. Например, мы не имеем понятия, на что способен этот робот, лежащий в настоящее время в замороженном состоянии. Мы не сможем разобраться, что имел в виду Молинари, у нас слишком мало времени. В этой проклятой инструкции сорок три параграфа; мы не в состоянии выполнить их все одновременно, разве нет?
– Но вы знаете, где…
– Да, – перебил Эрика Фестенбург, – я знаю, где хранится робот.
– Выведите его из законсервированного состояния, активируйте его, как написано в инструкции которая, как вам известно, обязательна для выполнения.
– Активировать его – и что дальше?
– Он скажет вам это сам, – ответил Эрик, “И будет говорить еще годы и годы, – добавил он про себя. Потому что в этом – весь смысл документа. Не будет никакого объявления о смерти Джино Молинари, потому что, как только робот-двойник будет активирован, это будет не соответствовать действительности, И, мне кажется, ты знаешь об этом, Фестенбурп”.
Они молча обменялись взглядами.
Обращаясь к сотруднику Секретной службы, Эрик сказал:
– Я хочу, чтобы четверо из вас сопровождали его, пока он будет заниматься активацией. Простая предосторожность, но я надеюсь, что вы поддержите меня в этом.
Сотрудник кивнул и сделал знак группе своих коллег; они встали за Фестенбургом, который выглядел растерянным и слегка испуганным. Он нехотя отправился выполнять поручение, четверо агентов последовали за ним.
– Что вы думаете еще об одной попытке хирургического вмешательства? – спросил доктор Тигарден. – Вы не хотите попробовать? Пластиковый заменитель может…
– Молинари в данной временной последовательности, – сказал Эрик, – почти полностью изношен. Вы не согласны? Для него настало время выйти из нее, он хочет именно этого. Нам необходимо признать этот факт, как бы мы этому не противились. Молинари основал династию, состоящую из него самого.
– Эта копия Молинари не может занять его место, – запротестовал Тигарден. – Это машина, а закон запрещает…
– Вот почему Молинари отказывался использовать искусственные органы. Он не может проделывать то, что делал Вирджил, заменяя один орган за другим, потому после этого он мог стать уязвимым сточки зрения этого закона. Но теперь это уже неважно. – Он подумал про себя: “Приндл не является наследником и преемником Мола и Дон Фестенбург тоже, как бы ему этого ни хотелось. Я не думаю, что династия будет вечной, но, по крайней мере, этот удар она вынесет. А это уже не мало”
После паузы Тигарден сказал:
– Вот зачем его хранили в законсервированном состоянии. Теперь я понимаю.
– И он выдержит любую проверку, которую вы захотите предпринять. Вы, или министр Френекси, или любой другой, включая Фестенбурга, который догадался обо всем еще раньше меня, но не Смог ничего поделать. Вот что выделяет это решение из всех других; даже зная, что происходит, вы все равно ничего не можете изменить. Это доведенная до логического конца концепция политического маневрирования. Ужасался ли он задуманным? Или восхишался? Он еще не успел разобраться. Это было слишком неожиданное решение, этот тайный сговор Молинари С самим собой. Эти манипуляции с бесчисленными рождениями заново, проведенные со свойственной только ему ошеломляющей быстротой.
– Но, – запротестовал Тигарден, – этим самым другой временной континуум остается без Секретаря ООН, Что мы приобретаем в этом случае, если…
– Тот, кого пошел активировать Дон Фестенбург, – сказал Эрик, – наверняка происходит из миpa, в котором Мола не выбрали на этот пост. В котором он потерпел поражение, и Секретарем ООН стал кто-то другой. Таких миров, если принять во внимание минимальный перевес, полученный Молом над своим соперником при голосовании, должно быть достаточно много.
В том другом мире отсутствие Мола не будет иметь большого значения, поскольку там он просто еще один побежденный политический деятель, возможно, даже уже отошедший от борьбы. Как раз в том состоянии, чтобы быть свежим и отдохнувшим. Готовым наброситься на министра Френскси.
Задумано превосходно, решил Эрик. Мол знал, что его изношенное тело рано или поздно дойдет до состояния, исключающего всякую возможность восстановления любым способом, кроме замены органов на искусственные. Какой бы из него был политический стратег, если бы он не задумывался о том, что будет после его смерти? Без этого он был бы просто вторым Гитлером, который не хотел, чтобы страна его пережила.
Эрик еще раз просмотрел оставленный Молом документ. Все было изложено предельно ясно. Следующего Молинари было абсолютно необходимо вводить в действие. А этот следующий, в свою очередь, позаботится о том, чтобы обеспечить замену себе. Теоретически это могло продолжаться до бесконечности. Могло ли?
Все Молинари, во всех временных континумах, стареют с одной и той же скоростью. Это может продолжаться лет тридцать-сорок. Самое большее.
Но этого достаточно, чтобы вывести Землю из войны.
И это было единственным, что имело значение для Мола. Он не пытался стать вечным, бессмертным, Он был просто заинтересован в выполнении своего долга. То, что произошло с Франклином Д. Рузвельтом в последнюю мировую войну, не должно было произойти с ним. Молинари выучился на ошибках прошлого, и действовал соответственно. Он нашел блестящее и яркое, присущее только ему решение данной политической проблему.
Это объясняло, почему форма Секретаря ООН и газеты, показанные ему Фестенбургом, были поддельными.
Без этого они вполне могли оказаться реальностью. Уже одно это оправдывало то, что сделал Молинари.
Часом позже Джино Молинари вызвал его в свой кабинет.
Раскрасневшийся, источающий юмор Мол в новой с иголочки форме сидел, откинувшись в кресле и не торопясь рассматривал Эрика.
– Так, значит, эти негодники не хотели меня оживлять, – прогрохотал он и рассмеялся. – Я знаю, что вам пришлось на них надавить, Свитсент; я все это предвидел. Здесь не было ничего случайного. Вы верите мне? Или вы думаете, что оставалась щель, в которую они могли ускользнуть, особенно этот Фестенбург – он очень умен, знаете ли. Я им просто восхищаюсь. – Он рыгнул. – Послушайте меня. Это Дону не по зубам.
– Мне кажется, у него почти получилось, – сказал 3pak.
– Да, – согласился Молинари, став серьезным, – Почти. Но в политике всегда так. Именно это и делает ее интересной. Кому нужно что-то гарантированное? Только не мне. Кстати, эти видеоролики уже передаются, как и планировалось; я уже отослал беднягу Приндла обратно в его подвал, или где он там обретается. – Молинэри снова расхохотался.
– Я правильно думаю, что в вашем мире…
– Мой мир здесь, – оборвал его Молинари; заложив руки за голову, он покачивался в кресле, глядя ил Эрика незамутненным взглядом.
– В параллельном мире, откуда вы пришли…– произнес Эрик.,.
– Чушь!
– Вы потерпели поражение в борьбе за пост Секретаря ООН; это правда? Мне просто интересно. Я не собираюсь обсуждать это с кем бы то ни было.
– Если вы соберетесь, – сказал Молинари, – я прикажу Секретной службе утопить вас в Атлантическом океане. Или выбросить в открытый космос. – Он помолчал. – Я был избран, Свитсент, но эти недоноски вышибли меня из кабинета, сварганив билль о недоверии. В связи с Договором о Мире. Конечно, они были правы; я не должен был в это ввязываться. Но кому охота иметь дело с четырехрукими блестящими жуками, которые не умеют даже разговаривать толком и которым приходится вечно таскать с собой переводной ящик, наподобие ночного горшка?
– Теперь вы знаете, – настороженно сказал Эрик, – что это необходимо. Достичь взаимопонимания с ригами.
– Конечно, Но теперь это легче понять. – Глаза Мола стали темными и внимательными. – Что у вас на уме, доктор? Давайте посмотрим. Как это они говорили в двадцатом веке? Постучим по крыше и посмотрим не выскочит ли… какая-то штуковина.
– В Тиуане все подготовлено для вашего контакта с ригами.
– Черт, я не собираюсь в Тиуану; это грязный городишко – там только по бабам таскаться, тринадцатилетним. Даже моложе, чем Мэри.
– Значит вы знаете про Мэри? – Неужели она была его любовницей и в параллельном мире!
– Он нас представил друг другу, – вежливо сказал Молинари. – Мой лучший друг, назвал он меня.
Тот, которого сейчас хоронят, или что они там делают с трупом. Это меня не интересует, лишь бы его не было здесь, У меня уже есть один, этот, весь изрешеченный пулями, в контейнере. С меня довольно одного; они действуют мне на нервы.
– Что вы с ним собираетесь делать? Молинари обнажил зубы в широкой усмешке.
– Вы, кажется, не поняли, верно? Это предыдущий. Тот, который был перед только что умершим. Я не второй; я третий, – Он приложил руку к уху, – А теперь послушаем, что там у вас – я жду.
– Гм, вам необходимо отправиться в Тиуану к Вирджилу Акерману. Это не должно вызвать подозрения. Мое дело устроить вашу встречу так, чтобы вы могли спокойно поговорить. Я думаю, мне это удастся. Если, конечно,…
– Если Корнинг, главный резидент Лилистар в Тиуане, не доберется до вашего рига первым. Слушайте, я отдам приказ Секретной службе его нейтрализовать. Пока лилистарцы будут его вызволять, пройдет достаточно времени. Мы можем сослаться на их деятельность по отношению к вашей жене, на то, что они сознательно сделали се наркоманкой. Это будет хорошим предлогом. Вы согласны? Да? Нет?
– Это подойдет. – Он снова почувствовал себя совершенно измотанным, даже больше, чем прежде. “Этот день никогда не кончится”, – подумал он; прежняя тяжелая ноша снова пригибала его к земле.
– Я, кажется, вас не слишком воодушевил, – сказал Молинари.
– Напротив. Просто я смертельно устал. – А ведь еще надо ехать обратно в Тиуану, чтобы доставить в ТМК Дег Дал Ила из его комнаты в гостинице “Цезарь”; впереди еще столько дел.
– Кто-нибудь доставит, – проницательно сказал Молинари, – этого рига из гостиницы в ТМК вместо вас. Дайте мне адрес, и я прослежу, чтобы все было в порядке. Вам не нужно больше ничего делать – напейтесь или подыщите себе новую подружку. Или примите еще порцию Джи-Джи 180 и сделайте еще один визит в будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Ладно, – с прерывистым вздохом сказал Тигарден, – и все-таки я этого не понимаю. Повернувшись к Фестснбургу, Эрик спросил:
– Что с Френекси? Он знает? С едва уловимым оттенком нервозности Фестенбург ответил: – Конечно.
– И как он отреагировал?
– Выразил соболезнование.
– Я полагаю, вы не допустите прилета сюда новых кораблей с Лилистар? Фестенбург сказал:
– Доктор, ваше дело лечить вашего больного, не заниматься политикой.
– Ходу моего лечения очень помогло бы, если бы я знал…
– Доступ в Чиенну прекращен, – уступил Фестенбург. Ни одному кораблю, кроме вашего, не было разрешено приземлиться здесь после того, как это произошло.
Эрик подошел к кровати и посмотрел на Джино Молинари, затерявшегося среди переплетения прводов и приборов, поддерживающих его температуру и измеряющих сотни параметров по всему телу. Грузная короткая фигура была едва видна; его лицо почти полностью скрывало совсем недавно разработанное устройство, отслеживающее мельчайшие изменения в работе головного мозга. Именно мозг необходимо было сохранить любой ценой. Можно восстановить все, кроме него.
Восстановить можно все – если воспользоваться запрещенными Молинари искусственными органами. В этом было все дело. Упрямство замкнувшегося на идее самоуничтожения невротика отбросило медицину на столетие назад.
Одного взгляда на раскрытую грудную клетку лежащего перед ним человека было достаточно, чтобы понять – положение безнадежно. В областях, не связанных с трансплантацией, Эрик был не более компетентен, чем Тигарден. Вся его работа была основана на возможности замены выбывших из строя органов.
– Давайте еще раз посмотрим этот документ. – Он снова взял бумагу у Тигардена и изучил ее более внимательно. Безусловно, такой умный и предусмотрительный человек, как Молинари, должен был предоставить какую-то альтернативу пересадке. Он просто не мог этого не сделать.
– Приндла уже известили, – сказал Фестенбург. – Он стоит наготове перед телевизионной камерой, чтобы выступить когда, или если, станет ясно, что оживить Молинари не удастся. – Его голос звучал неестественно безразлично; Эрик взглянул на него, пытаясь понять, какие чувства испытывает в действительности этот человек.
– Что вы думаете об этом параграфе? – спросил Эрик, показывая Тигардену документ. – О вводе в действие робота-двойника, которого Молинари использовал в видеофильме. О показе его по телевидению сегодня вечером.
– Что вы имеете в виду? – спросил Тигарден, перечитывая параграф. – Передачу речи по радио мы конечно устроим. Что касается самого двойника, то я совершенно не представляю, что с ним сейчас. Может быть, Фестенбург знает. – Он вопросительно повернулся к Фестенбургу.
– Этот параграф, – ответил тот, – не имеет никакого смысла. Буквально. Например, мы не имеем понятия, на что способен этот робот, лежащий в настоящее время в замороженном состоянии. Мы не сможем разобраться, что имел в виду Молинари, у нас слишком мало времени. В этой проклятой инструкции сорок три параграфа; мы не в состоянии выполнить их все одновременно, разве нет?
– Но вы знаете, где…
– Да, – перебил Эрика Фестенбург, – я знаю, где хранится робот.
– Выведите его из законсервированного состояния, активируйте его, как написано в инструкции которая, как вам известно, обязательна для выполнения.
– Активировать его – и что дальше?
– Он скажет вам это сам, – ответил Эрик, “И будет говорить еще годы и годы, – добавил он про себя. Потому что в этом – весь смысл документа. Не будет никакого объявления о смерти Джино Молинари, потому что, как только робот-двойник будет активирован, это будет не соответствовать действительности, И, мне кажется, ты знаешь об этом, Фестенбурп”.
Они молча обменялись взглядами.
Обращаясь к сотруднику Секретной службы, Эрик сказал:
– Я хочу, чтобы четверо из вас сопровождали его, пока он будет заниматься активацией. Простая предосторожность, но я надеюсь, что вы поддержите меня в этом.
Сотрудник кивнул и сделал знак группе своих коллег; они встали за Фестенбургом, который выглядел растерянным и слегка испуганным. Он нехотя отправился выполнять поручение, четверо агентов последовали за ним.
– Что вы думаете еще об одной попытке хирургического вмешательства? – спросил доктор Тигарден. – Вы не хотите попробовать? Пластиковый заменитель может…
– Молинари в данной временной последовательности, – сказал Эрик, – почти полностью изношен. Вы не согласны? Для него настало время выйти из нее, он хочет именно этого. Нам необходимо признать этот факт, как бы мы этому не противились. Молинари основал династию, состоящую из него самого.
– Эта копия Молинари не может занять его место, – запротестовал Тигарден. – Это машина, а закон запрещает…
– Вот почему Молинари отказывался использовать искусственные органы. Он не может проделывать то, что делал Вирджил, заменяя один орган за другим, потому после этого он мог стать уязвимым сточки зрения этого закона. Но теперь это уже неважно. – Он подумал про себя: “Приндл не является наследником и преемником Мола и Дон Фестенбург тоже, как бы ему этого ни хотелось. Я не думаю, что династия будет вечной, но, по крайней мере, этот удар она вынесет. А это уже не мало”
После паузы Тигарден сказал:
– Вот зачем его хранили в законсервированном состоянии. Теперь я понимаю.
– И он выдержит любую проверку, которую вы захотите предпринять. Вы, или министр Френекси, или любой другой, включая Фестенбурга, который догадался обо всем еще раньше меня, но не Смог ничего поделать. Вот что выделяет это решение из всех других; даже зная, что происходит, вы все равно ничего не можете изменить. Это доведенная до логического конца концепция политического маневрирования. Ужасался ли он задуманным? Или восхишался? Он еще не успел разобраться. Это было слишком неожиданное решение, этот тайный сговор Молинари С самим собой. Эти манипуляции с бесчисленными рождениями заново, проведенные со свойственной только ему ошеломляющей быстротой.
– Но, – запротестовал Тигарден, – этим самым другой временной континуум остается без Секретаря ООН, Что мы приобретаем в этом случае, если…
– Тот, кого пошел активировать Дон Фестенбург, – сказал Эрик, – наверняка происходит из миpa, в котором Мола не выбрали на этот пост. В котором он потерпел поражение, и Секретарем ООН стал кто-то другой. Таких миров, если принять во внимание минимальный перевес, полученный Молом над своим соперником при голосовании, должно быть достаточно много.
В том другом мире отсутствие Мола не будет иметь большого значения, поскольку там он просто еще один побежденный политический деятель, возможно, даже уже отошедший от борьбы. Как раз в том состоянии, чтобы быть свежим и отдохнувшим. Готовым наброситься на министра Френскси.
Задумано превосходно, решил Эрик. Мол знал, что его изношенное тело рано или поздно дойдет до состояния, исключающего всякую возможность восстановления любым способом, кроме замены органов на искусственные. Какой бы из него был политический стратег, если бы он не задумывался о том, что будет после его смерти? Без этого он был бы просто вторым Гитлером, который не хотел, чтобы страна его пережила.
Эрик еще раз просмотрел оставленный Молом документ. Все было изложено предельно ясно. Следующего Молинари было абсолютно необходимо вводить в действие. А этот следующий, в свою очередь, позаботится о том, чтобы обеспечить замену себе. Теоретически это могло продолжаться до бесконечности. Могло ли?
Все Молинари, во всех временных континумах, стареют с одной и той же скоростью. Это может продолжаться лет тридцать-сорок. Самое большее.
Но этого достаточно, чтобы вывести Землю из войны.
И это было единственным, что имело значение для Мола. Он не пытался стать вечным, бессмертным, Он был просто заинтересован в выполнении своего долга. То, что произошло с Франклином Д. Рузвельтом в последнюю мировую войну, не должно было произойти с ним. Молинари выучился на ошибках прошлого, и действовал соответственно. Он нашел блестящее и яркое, присущее только ему решение данной политической проблему.
Это объясняло, почему форма Секретаря ООН и газеты, показанные ему Фестенбургом, были поддельными.
Без этого они вполне могли оказаться реальностью. Уже одно это оправдывало то, что сделал Молинари.
Часом позже Джино Молинари вызвал его в свой кабинет.
Раскрасневшийся, источающий юмор Мол в новой с иголочки форме сидел, откинувшись в кресле и не торопясь рассматривал Эрика.
– Так, значит, эти негодники не хотели меня оживлять, – прогрохотал он и рассмеялся. – Я знаю, что вам пришлось на них надавить, Свитсент; я все это предвидел. Здесь не было ничего случайного. Вы верите мне? Или вы думаете, что оставалась щель, в которую они могли ускользнуть, особенно этот Фестенбург – он очень умен, знаете ли. Я им просто восхищаюсь. – Он рыгнул. – Послушайте меня. Это Дону не по зубам.
– Мне кажется, у него почти получилось, – сказал 3pak.
– Да, – согласился Молинари, став серьезным, – Почти. Но в политике всегда так. Именно это и делает ее интересной. Кому нужно что-то гарантированное? Только не мне. Кстати, эти видеоролики уже передаются, как и планировалось; я уже отослал беднягу Приндла обратно в его подвал, или где он там обретается. – Молинэри снова расхохотался.
– Я правильно думаю, что в вашем мире…
– Мой мир здесь, – оборвал его Молинари; заложив руки за голову, он покачивался в кресле, глядя ил Эрика незамутненным взглядом.
– В параллельном мире, откуда вы пришли…– произнес Эрик.,.
– Чушь!
– Вы потерпели поражение в борьбе за пост Секретаря ООН; это правда? Мне просто интересно. Я не собираюсь обсуждать это с кем бы то ни было.
– Если вы соберетесь, – сказал Молинари, – я прикажу Секретной службе утопить вас в Атлантическом океане. Или выбросить в открытый космос. – Он помолчал. – Я был избран, Свитсент, но эти недоноски вышибли меня из кабинета, сварганив билль о недоверии. В связи с Договором о Мире. Конечно, они были правы; я не должен был в это ввязываться. Но кому охота иметь дело с четырехрукими блестящими жуками, которые не умеют даже разговаривать толком и которым приходится вечно таскать с собой переводной ящик, наподобие ночного горшка?
– Теперь вы знаете, – настороженно сказал Эрик, – что это необходимо. Достичь взаимопонимания с ригами.
– Конечно, Но теперь это легче понять. – Глаза Мола стали темными и внимательными. – Что у вас на уме, доктор? Давайте посмотрим. Как это они говорили в двадцатом веке? Постучим по крыше и посмотрим не выскочит ли… какая-то штуковина.
– В Тиуане все подготовлено для вашего контакта с ригами.
– Черт, я не собираюсь в Тиуану; это грязный городишко – там только по бабам таскаться, тринадцатилетним. Даже моложе, чем Мэри.
– Значит вы знаете про Мэри? – Неужели она была его любовницей и в параллельном мире!
– Он нас представил друг другу, – вежливо сказал Молинари. – Мой лучший друг, назвал он меня.
Тот, которого сейчас хоронят, или что они там делают с трупом. Это меня не интересует, лишь бы его не было здесь, У меня уже есть один, этот, весь изрешеченный пулями, в контейнере. С меня довольно одного; они действуют мне на нервы.
– Что вы с ним собираетесь делать? Молинари обнажил зубы в широкой усмешке.
– Вы, кажется, не поняли, верно? Это предыдущий. Тот, который был перед только что умершим. Я не второй; я третий, – Он приложил руку к уху, – А теперь послушаем, что там у вас – я жду.
– Гм, вам необходимо отправиться в Тиуану к Вирджилу Акерману. Это не должно вызвать подозрения. Мое дело устроить вашу встречу так, чтобы вы могли спокойно поговорить. Я думаю, мне это удастся. Если, конечно,…
– Если Корнинг, главный резидент Лилистар в Тиуане, не доберется до вашего рига первым. Слушайте, я отдам приказ Секретной службе его нейтрализовать. Пока лилистарцы будут его вызволять, пройдет достаточно времени. Мы можем сослаться на их деятельность по отношению к вашей жене, на то, что они сознательно сделали се наркоманкой. Это будет хорошим предлогом. Вы согласны? Да? Нет?
– Это подойдет. – Он снова почувствовал себя совершенно измотанным, даже больше, чем прежде. “Этот день никогда не кончится”, – подумал он; прежняя тяжелая ноша снова пригибала его к земле.
– Я, кажется, вас не слишком воодушевил, – сказал Молинари.
– Напротив. Просто я смертельно устал. – А ведь еще надо ехать обратно в Тиуану, чтобы доставить в ТМК Дег Дал Ила из его комнаты в гостинице “Цезарь”; впереди еще столько дел.
– Кто-нибудь доставит, – проницательно сказал Молинари, – этого рига из гостиницы в ТМК вместо вас. Дайте мне адрес, и я прослежу, чтобы все было в порядке. Вам не нужно больше ничего делать – напейтесь или подыщите себе новую подружку. Или примите еще порцию Джи-Джи 180 и сделайте еще один визит в будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34