И, потерявший себя в глазах всей деревни, Мастер сам решил свою участь — и, оставив семью в отвергнувшей его деревне, отправился умирать на холмы.
Так Чиун, заняв место отца, стал новым Мастером.
Чиун вспомнил — и сердце его пронзила боль. Сердце болело. Чиун открыл глаза.
Воспоминания увели его так далеко, что он даже не услышал звука шагов двух пар ног в коридоре — и скрипа резинового шланга, просунутого под дверь, и мягкого чавканья отворачиваемого крана.
Но теперь, когда мозг восстановил способность различать предметы, Чиун увидел мерцающее бледное облако, плывущее через комнату к нему.
— Дневная мгла! — вскрикнул он в отчаянии.
Он вскочил, дабы достойно встретить дьявольское облако — руки свободно свисают с боков, ноги расслаблены и готовы к удару — но наносить удар было некому. Не было живого противника, не было врага, чтобы с ним сразиться.
Лицо корейца исказил страх — но Чиун не думал отступать перед надвигающейся смертью. Если таким должен стать его конец — он встретит его, как подобает Мастеру.
Облако окутало его. Оно прилипло к его телу, орошая влагой лицо и проникая внутрь сквозь бесчисленные поры. Мастер задержал дыхание — но мгла не отступала. Мастер перекрыл все жизненно важные пути, чтобы защититься от смертоносного проникновения — но мгла медленно, неуклонно проникала в него.
Проникнув в самые отдаленные уголки тела, мгла наконец достигла желудка Мастера. Там, соединившись с остатками утки, съеденной накануне вечером, она превратилась в смертельный, парализующий нервы яд.
Мастер почувствовал, что желудок словно завязали узлом. Что ж, он предполагал, что так это и будет. Ведь желудок — средоточие жизни и смерти. Вместилище души.
Чиун почувствовал, как горячая волна залила мозг, и медленно немеют суставы. На коже по всему телу выступили капли влаги. Это душа старается вырваться, но желудок крепко держит ее. Пальцы Чиуна сжимались в кулаки; зубы стучали. Боль. Немыслимая, непредставимая боль. Доселе неизвестная, неиспытанная, небывалой силы.
Но Чиун не издал ни звука. Не рванулся, сметая все на своем пути, как некогда вождь деревни. Он умрет здесь. Умрет спокойным — потому что ведь останется в живых Римо. Пожиратели крови пришли за его душой — вместо души его сына.
Согнувшись, Чиун упал на ковер, над которым зависло облако. Мгла накрыла его съежившееся тело, опустилась, затем рассеялась.
Чиун лежал на полу; адская боль сводила его суставы, рвала тело на куски. Он не пытался унять ее. Пусть. Из-под полуприкрытых век он увидел, как медленно отворилась дверь номера.
— Сработало что надо, — кивнул Глюк. — Эта новая полужидкая смесь берет чуть не сразу же!
— Да, да; давай консать, — отозвался Ят-Сен, натягивая резиновые перчатки.
Двое шагнули вперед и склонились над корчащимся в муках телом старого корейца.
Глава двенадцатая
Мэри Берибери Плесень не могла позволить ему двигаться. Не хотели этого и Чарли Ко, Шэнь Ва, Эдди Кенлай и Стайнберг.
Они так сильно не хотели этого, что двое из них целились в Римо из тяжелых карабинов русского производства, а третий держал его на мушке короткого израильского “Узи”.
— Если бы я знал, что вы собираетесь убить меня — ни за что бы не пришел, — заметил Римо.
Двое с карабинами заржали в голос — но Чарли резким окриком приказал им заткнуться.
Римо стоял на стальном полу загона для убоя скота; футах в двенадцати от него, на платформе, стояла Мэри с электрическим разрядником в руке. Рядом с ней стоял Чарли, поигрывая странной пластиковой штуковиной с металлическим наконечником, напоминавшей заостренный пластмассовый член.
Остальные трое располагались по бокам и за спиной Римо — и целились в него из перечисленного выше оружия.
На площадь Вайн-сквер Римо прибыл после длительных попыток выяснить, где таковая находится.
Первую информацию он получил от швейцара:
— Доберетесь надземкой до 277-й — а там пешком по 664-й, все к югу, пока не упретесь в развилку; а уж там прямо по указателям, точно не ошибетесь.
Сойдя на 277-й улице, Римо не обнаружил 664-й, но зато получил от какого-то аборигена еще одно объяснение:
— Да ясн-дело. Тебе, мил-мой, дальш-к северу — пока, значит, в Мальпасо-роуд не упресся; прям-по ней — и тут те Вайн-сквер; шагай смело, точно не ошибесся.
Когда же выяснилось, что Мальпасо-роуд заканчивается тупиком, на помощь пришел очередной местный житель, посоветовавший “налево, еще налево, там два квартала пройти — направо, а потом спросите. Точно не ошибетесь”.
Собираясь в четвертый раз узнать злополучное направление, Римо обнаружил наконец объект своих поисков. Он ожидал увидеть что-то вроде фабрики — дымящие трубы, двор, набитый откормленными коровами — но дворы и загоны были пусты. Над белыми корпусами, расплывающимися в зыбком мареве жаркого техасского дня, висело угрожающее молчание.
Перепрыгнув через забор, Римо оказался в пустом дворе. Через десять шагов ботинки его превратились в два тяжеленных комка налипшей грязи — поэтому он сбросил их, вспрыгнул на забор и шел по нему, пока не оказался у восточных ворот фабрики — через них обычно въезжали грузовики с зерном.
Над воротами он заметил холодный глазок следящей за ним телекамеры, но сейчас она беспокоила его мало.
Римо вошел в ворота; стеклянный глаз фиксировал каждое его движение.
Сидя в аппаратной, Мэри Берибери и Чарли Ко следили за перемещениями Римо на экране монитора. Все стены небольшой комнаты состояли из многочисленных экранов, а большую часть площади занимал пульт с рукоятками управления камерами, позволявшими видеть все, что происходило в каждом уголке фабрики.
Мэри напряженно вглядывалась в экран с табличкой “восточная сторона”, на котором балансировал на заборе Римо.
— Испытывать судьбу нам не стоит, — заметила она.
— Грохнем его там же, где и накроем.
Чарли Ко кивнул, вынимая из-за пазухи большой лист с планом фабрики.
Насвистывая “Все проходит”, Римо на экране приближался к воротам.
— Всем приготовиться, — произнес в микрофон Чарли Ко. — Сектор восемь. Птичка сама летит в сеть.
Миновав склад с зерном, Римо вскарабкался на ленту конвейера и через отверстие в крыше вылез наружу.
— Сектор шесть! — опомнившись, завопил Чарли Ко.
— Он, гад, не пошел по лестнице!
Римо шествовал по крышам откормочных загонов.
— Так... — Чарли Ко уставился в карту. — Все еще шестой сектор... Сейчас войдет в дверь...
Но Римо не спешил воспользоваться дверью. Вместо этого он подошел к краю крыши, и, подняв над головой руки, мягко спланировал со стены вниз.
— Сектор четыре! Вон там, внизу! Ч-черт... видели, как он... ?
Мэри переключилась на камеры нижних этажей, чтобы не упустить Римо из виду.
Пробираясь среди водопроводных труб, Римо оказался наконец перед самым глазком установленной внизу камеры.
— Вообще здесь забавно, — раздался его голос из динамика под монитором. — Но у меня не так много времени. Что дальше? Поднимется занавес или отъедет стена?
Мэри зло усмехнулась.
— Ты по-прежнему так уверен в себе, красавчик? — Она с силой надавила пальцем на кнопку включения громкой связи и произнесла в микрофон: — Иди вперед, пока не упрешься в дверь в противоположной стене. Поднимешься на один пролет по лестнице. Мы будем там ждать тебя. Станешь еще выпендриваться — твоя девка умрет и не пикнет.
Красная лампочка над видеокамерами, мигнув, погасла.
— Любезности вам явно не хватает, — заметил Римо, поднимаясь по пролету железной лестницы.
— Не двигаться, — прозвучал сверху голос Мэри. — Малейшее движение — и ты труп. Даже чесаться не советую.
— Да пока не чешется, — слегка пожал плечами Римо. — Мэри, Мэри, что же подумает третий мир? Что стало с идеями помощи беспомощным, защиты беззащитных, мести за поруганных и борьбой за права?
— Третий мир мало платит.
Где-то позади Римо раздался смешок, за которым тут же последовал резкий окрик Чарли.
— Так, значит, ты и есть глава всего этого? — спросил Римо.
— Нет, — ответила Мэри Берибери Плесень. — Пока не я, мистер Надутый Умник. Но скоро буду — как раз к тому времени, как эта поганая страна оправится от катастрофы.
— Идея неплохая, — одобрил Римо. — Так чего ты ждешь? Валяй, припечатай мне пулю в лоб и прибирай к рукам эту поганую страну, по твоему выражению.
— Ну нет, — Мэри мстительно улыбнулась. — Сначала ты выложишь нам все, что знаешь, а потом подохнешь, как другие, — от прививки на этот ваш свиной грипп.
— Ладно, — согласился Римо, усаживаясь на стальной пол с беззаботным видом, словно у костра в лагере бойскаутов. — Я скажу тебе, чего я не знаю — а об остальном сама догадаешься. Вот например — это вы травили мясо неизвестным ядом?
— Да, — ответила Мэри.
— И тех людей в Пенсильвании?
— Да.
— И развешивали трупы на деревьях?
— Да.
— А зачем? — спросил Римо.
— Что зачем?
— Зачем весь этот маскарад? Освежеванные трупы, содранная кожа... Для чего? Чтобы скучно не было? Отчего не взять да сразу и отравить всю страну?
— Проверка, — ответила Мэри. — Боялись, что яд недостаточно быстро действует — вот мы и проверили его на том самом съезде. Результаты нам не очень понравились, но пока мы готовили новый состав, к нам начали чересчур близко подбираться всякие типы, вроде тебя и Энгуса. Мы и отправили его на тот свет — в полном соответствии с ритуалом. А новый яд готов — действует мгновенно, эффективность стопроцентная. Мясоеды будут дохнуть миллионами, можешь не сомневаться.
Шэнь Ва захихикал и получил от Чарли Ко новый приказ заткнуться.
— В соответствии с ритуалом? — повторил фразу Римо.
— Точно так, мистер Николс. А ты не знал? Мы и есть те самые китайские вампиры. И наша цель — лишить жизни всех, кто бесчестит священный сосуд желудка.
Теперь уже хохотали все — кроме самого Римо. В памяти его моментально всплыла история, которую рассказал Чиун; он почувствовал, как тело его пробрал холод. Смешным ему это вовсе не казалось — и, когда он заговорил, остальные это поняли; хохот смолк.
— Это все мне не понять, — да и наплевать, в общем-то. — Он встал. — Все равно сами вы гораздо раньше станете мясом. — Услышав звук своего голоса, Римо был неприятно поражен: голос звучал гневно. Брось. Засунь поглубже свой гнев, и страхи Чиуна, и всю хваленую работу Смита, чтоб его...
Мышцы ног Римо уже напряглись, чтобы подбросить его вверх на дюжину футов — как вдруг пол у него под ногами резко пошел вниз. Гнев, именно гнев помешал ему уследить за движением Чарли Ко — а тот ткнул своей странной штуковиной в стальную стену, и электрический разряд привел в действие автоматический замок, запиравший движущуюся плиту пола.
Ноги Римо стремительно распрямились — но отталкиваться уже было не от чего. Он мешком упал вниз.
Падая, он успел расслабить мускулы, чтобы при ударе не сломать кости. Затем почувствовал боком наклонный пол — и понял, что съезжает по желобу. На какую-то секунду он успел увидеть перед собой прямоугольное отверстие — и тут же всем телом въехал в него.
Он лежал на полу огромного холодильника.
На прямоугольное отверстие опустилась тяжелая стальная плита. За секунду до того, как она захлопнулась, Римо показалось, что сверху раздался взрыв знакомого визгливого хохота.
Римо встал и огляделся вокруг. Для него не составляло труда понизить температуру тела, приспособив ее к окружающей — которая, как определил Римо, была около минус пяти. Бетонные стены футов в пятьдесят высотой покрывал седой иней. В ширину камера имела футов двадцать — в ней свободно могли поместиться несколько десятков человек, обдиравших здоровенные туши, последняя партия которых висела сейчас на крюках, расположенных на одной линии под потолком — прямо по центру гигантского морозильника.
Шагая вдоль шеренги коровьих трупов, Римо высматривал дверь — и вдруг услышал странный шипящий звук, доносившийся с противоположного конца камеры. В конце ряда ободранных туш у стены клубилось облако белесого дыма.
Дым? Дневная мгла? Страхи Чиуна? Да нет, не может быть. Однако Римо начал медленно отступать назад — подальше от собиравшегося тумана.
Отступая, Римо озирался по сторонам, размышляя, почему человек не имеет на себе креста именно в тот момент, когда он может понадобиться. Хотя можно ли защититься крестом от китайского вурдалака? И каким — связанным из палочек для еды? Или намотав на шею пару футов китайской лапши? Обрызгать могилу соевым соусом? Или стрелять в него рисовым печеньем?
Римо вдруг заметил краем глаза, что кусок мяса, висевший на крюке справа от него, отличается от висящих рядом. Меньше, чем они, и какой-то другой формы... И пара длинных ног...
Римо не мог поверить своим глазам. На мясном крюке висела Вики Энгус. Ее карие глаза были широко раскрыты, нижние веки покрыты льдинками — там, где замерзли слезы; язык в открытом в беззвучном крике рту превратился в сплошной кусок льда. Голову неестественно прямо удерживала обледеневшая, твердая, словно камень, шея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20