Вторая часть каждой песни, которая была намного длиннее, чем первая, рассказывала о том, как они препирались, кто из них пойдет обратно пешком.
Но все это было в далеком-далеком прошлом. Правда, именно один из потомков Поэтов Круга придумал все эти жуткие истории о том, что Голгафринчам обречен, которые позволили голгафринчамцам избавиться от абсолютно бесполезной трети его населения. Остальные две трети и не думали улетать, а спокойно жили и вели богатую и счастливую жизнь до тех пор, пока не вымерли в результате вирусного заболевания, передающегося через грязные телефонные трубки.
Глава 26
Той же ночью корабль разбился на зелено-голубой планетке, которая вертелась вокруг желтой звезды, не привлекающей особого внимания, в захолустье, даже не занесенном на звездные карты, на самом конце Западного Завитка Галактики.
Те краткие часы, которые оставались до крушения, Форд Префект провел в яростной но безрезультатной борьбе с программой, заложенной в корабельный компьютер. Он почти сразу понял, что корабль был запрограммирован доставить своих полуживых пассажиров к их новому месту жительства, и разбиться так, чтобы его невозможно было починить.
Когда корабль, визжа и скрежеща, пробивался через атмосферу, с него сорвало почти все надстройки и наружную обшивку, а его бесславная посадка на брюхо прямо в трясину оставила пассажирам всего несколько часов на то, чтобы разморозить и выгнать груз, прежде чем Ковчег Б погрузился в болото, предварительно встав торчком, словно Титаник. Стояла ночь, но в метеоритных вспышках, вызванных их полетом, было видно, как постепенно исчезают его останки.
В сером утреннем свете он испустил непристойный булькающий рев, и навсегда сгинул в вонючих глубинах.
Когда тем утром солнце поднялось в небеса, оно бросило свой водянистый свет на толпу рыдающих парикмахеров, инспекторов отделов кадров, фининспекторов и всех остальных, яростно прокладывающих себе дорогу сквозь толпу к сухим кочкам.
Менее ответственное солнце, наверно, сразу же опустилось бы обратно, но это продолжало свой путь, и через некоторое время его теплые лучи чуть-чуть согрели жалких дрожащих созданий.
Естественно, неисчислимое множество их собратьев затянуло той ночью в трясину, и, конечно, еще несколько миллионов утонули вместе с кораблем, но те, кто выжили, все равно исчислялись сотнями тысяч, и все они ползли к близлежащим холмам, пытаясь найти хотя бы метр сухой земли, чтобы упасть без сил и оправиться от кошмарных впечатлений этой ночи.
Двое, добравшись до холмов, не остановились, а пошли дальше.
Поднявшись на вершину, Форд Префект и Артур Дент смотрели на кошмарную картину, и не хотели себя считать ее частью.
– Грязную шуточку с ними сыграли, – пробормотал Артур.
Форд что-то нацарапал палочкой на земле и пожал плечами.
– Я бы сказал, остроумное решение проблемы, – заметил он.
– Почему люди не могут научиться жить вместе в мире и довольстве? – сказал Артур.
Форд громко и наигранно рассмеялся.
– Сорок два! – сказал он, злорадно ухмыляясь. – Нет, не подходит. Ладно, не обращай внимания.
Артур посмотрел на него так, словно Форд сошел с ума, и, не видя непосредственных доказательств обратного, понял, что вполне естественно было бы подумать, что именно это и произошло.
– Как ты думаешь, что их всех ждет? – спросил он немного погодя.
– В бесконечной Вселенной может случиться всякое, – ответил Форд. – Может быть, они даже выживут. Всякое бывает.
В глазах у него появилось странное выражение, когда он оглядел все кругом, и снова повернулся к картине бедствия внизу.
– Я думаю, некоторое время они протянут, – сказал он.
Артур взглянул на него.
– Почему? – спросил он.
Форд пожал плечами.
– Так, предчувствие, – сказал он, и отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
– Смотри, – сказал он.
Артур посмотрел. Внизу, среди лежащих и сидящих свежеразмороженных пассажиров двигалось перемазанное создание
– возможно, «шаталось» будет более верным словом. Оно что-то несло в руках. Шатаясь, оно размахивало этим чем-то так, словно было мертвецки пьяно. Через некоторое время оно бросило свое занятие и свалилось без сил.
Артур не понял, зачем Форду понадобилось указывать на него.
– Камера, – сказал Форд. – Он снимает исторический момент.
– Ладно, – сказал он через минуту. – Я отключаюсь.
Некоторое время он сидел молча.
Еще через некоторое время Артур подумал, что неплохо бы узнать, что это должно значить.
– Форд, когда ты говоришь, что отключаешься, что именно ты имеешь в виду? – спросил он.
– Хороший вопрос, – сказал Форд. – Это значит, что мне нужна полная тишина.
Глядя ему через плечо, Артур увидел, что он колдует над маленьким черным прибором. Форд уже объяснял Артуру, что такое суб-эфирный ощущатель, но Артур тогда просто кивнул головой, не обратил на это внимания, и благополучно забыл все объяснения. Для него Вселенная все еще делилась на две части – Землю и все остальное. Поскольку Земля была снесена для постройки гиперпространственной ветки, его мировоззение отличалось некоторой однобокостью, но Артур предпочитал однобокое мировоззрение окончательной потере связи со своей родной планетой. Суб-эфирный ощущатель, несомненно, относился к категории «всего остального».
– Пусто, как в бутылке из-под виски наутро после попойки,
– сказал Форд, тряся ощущатель.
Виски, подумал Артур, бездумно глядя на первобытный пейзаж вокруг, чего бы я сейчас не отдал за одну бутылку хорошего земного виски.
– Это ж надо, – горестно проговорил Форд, – ни одного сигнала на несколько световых лет вокруг этой несчастной бородавки! Ты меня слышишь?
– Что? – спросил Артур.
– Мы попали в беду, – объяснил Форд.
– Да? – не удивился Артур. Эта новость несколько устарела, подумал он.
– Пока ощущатель чего-нибудь не поймает, – сказал Форд,
– наши шансы покинуть эту планету равны нулю. Конечно, может быть, что какой-нибудь урод поставил магнитное поле вокруг планеты, чтобы отражать радиоволны – что значит, что нам нужно просто пойти и поискать в нем дыру, где прием возможен. Пошли?
Он поднял сумку, и направился к горизонту.
Артур посмотрел вниз. Оператор снова поднялся на ноги, и как раз успел поймать в кадр, как его коллега свалился без сил.
Артур сорвал травинку, и пошел за Фордом.

Глава 27
– Надеюсь, вы приятно поужинали? – спросил Зарнивуп, когда Зафод и Триллиан рематериализовались на мостике звездного корабля Золотое Сердце.
Зафод открыл глаза и сердито посмотрел на него.
– Ты! – проговорил он. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и отправился на поиски кресла, в которое мог бы свалиться. Он нашел кресло и свалился в него.
– Я задал компьютеру невероятностные координаты цели нашего путешествия, – сказал Зарнивуп, – и мы очень скоро прибудем туда. А пока – почему бы вам не отдохнуть и приготовиться к встрече?
Зафод ничего не сказал. Он снова поднялся, и направился к бару, из которого вытащил бутылку дженкс-спирта. Не меньше полбутылки излилось в его левое горло.
– А когда ты получишь то, что тебе нужно, – заскрежетал зубами Зафод, – ты наконец, отвяжешься от меня? И я смогу заняться своими делами, и полежать на пляже, и все такое?
– Это зависит от исхода встречи, – ответил Зарнивуп.
– Зафод, кто этот человек? – слабым голосом спросила Триллиан, пытаясь подняться на ноги. – Что он делает на нашем корабле?
– Это очень глупый человек, – сказал Зафод, – которому очень хочется встретиться с тем, кто правит Вселенной.
– А, – сказала Триллиан, прикладываясь к бутылке, которую отняла у Зафода, – карьерист…
Глава 28
Главная проблема – вернее, одна из главных проблем, поскольку их несколько – одна из многих главных проблем с управлением людьми состоит в том, кого ты ставишь ими управлять; или, точнее, кому удается убедить людей позволить управлять ими.
Короче: всем известно, что те, кто больше всего хотят управлять людьми, именно по этой причине меньше всего годны для этого. Еще короче: любой, кто может убедить людей выбрать его Президентом, не должен ни под каким предлогом допускаться к этой работе. Совсем коротко: с людьми всегда проблемы.
И вот что получается в конце концов: всей череде Галактических Президентов доставляло такое большое удовольствие держать бразды правления, что они очень редко замечали, что на самом деле ничего они не держат.
А где-то в тени за их спинами – кто?
Кто может управлять, если никого, кто хочет управлять, нельзя и близко подпускать к управлению?
Глава 29
На маленькой уединенной планете, затерявшейся нигде-то в глубинах пространства – нигде-то, потому что она была защищена мощным невероятностным полем, ключ к которому был только у шестерых во всей этой галактике – шел дождь.
Уже несколько часов лило, как из ведра. Дождь взбивал в пену морскую гладь, молотил по листьям деревьев, и уже превратил полоску некогда сухой земли на берегу в грязевую ванну.
Дождь плясал и барабанил по рифленой жестяной крыши маленькой хижины, что стояла в середине полоски некогда сухой земли. Он размыл утоптанную тропинку от хижины к морю, и разбросал морские раковины, которые были сложены в аккуратные кучки вдоль этой тропинки.
Благодаря жестяной крыше, шум дождя внутри хижины превращался в оглушительный грохот, но ее обитатель не обращал на это почти никакого внимания, поскольку все его внимание было обращено на нечто другое.
Он был высок, неуклюж, сутул, и его светлые волосы были мокры, потому что крыша протекала. Одежда его изрядно поизносилась, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
Вся обстановка хижины состояла из старого кресла с продавленным сиденьем, старого стола с исцарапанной крышкой, старого матраса, нескольких подушек, и маленькой, но теплой печурки.
Еще там был старый и словно бы потрепанный кот, и именно к нему было приковано внимание обитателя хижины. Он склонился над котом.
– Киса, киса… – сказал он, – кис-кис-кис… киса хочет рыбки? Вкусный кусочек рыбки… киса хочет кусочек?
Кот, казалось, колебался. Он снизошел до того, чтобы тронуть кусок рыбы, который протягивал ему хозяин, лапой, но сразу же заинтересовался комочком пыли на полу.
– Если киса не будет есть рыбку, киса похудеет и кисы больше не будет. Я думаю, – добавил хозяин с сомнением в голосе.
– Я думаю, что так оно и будет, – сказал он, – но можно ли быть в этом уверенным?
Он снова протянул рыбу.
– Подумай, киса, – сказал он, – будешь ты есть рыбу или нет. Я думаю, лучше мне не вмешиваться.
Он вздохнул.
– Я думаю, что рыба вкусная, но ведь я также думаю, что дождь мокрый, так что кто я такой, чтобы судить об этом?
Он оставил рыбу на полу около кота, и уселся в кресло.
– А, я, кажется, вижу, что ты ешь ее, – сказал он через некоторое время, когда кот исчерпал развлекательные возможности комочка пыли, и повернулся к рыбе.
– Мне нравится, что я вижу, что ты ешь рыбку, – сказал хозяин, – потому что мне кажется, что если ты не будешь ее есть, тебя больше не будет.
Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял листок в одну руку, а карандаш в другую, и попытался привести их во взаимодействие разными способами. Сначала он попробовал подержать карандаш под бумагой, потом над бумагой, потом рядом с бумагой. Он попровал завернуть карандаш в бумагу, потом потер о бумагу тупой конец карандаша, а потом потер о бумагу острый конец карандаша. На бумаге появилась линия, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой листок бумаги. На нем был кроссворд. Он недолго смотрел на него, и вписал несколько ответов. Потом он потерял к кроссворду интерес.
Он попробовал посидеть на своей руке, и его заинтересовал тот факт, что в его ногах есть кости.
– Рыбу привозят издалека, – сказал он, – по крайней мере, так мне говорят. Или я только думаю, что так мне говорят. Когда они прилетают, или я думаю, что они прилетают в шести черных блестящих кораблях, ты тоже думаешь, что ты их видишь? Что ты тогда видишь, киса?
Он посмотрел на кота, который был гораздо более занят срочным поглощением рыбы, чем этими рассуждениями.
– А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они просто поют тебе песенки.
Он поразмыслил над этим, и увидел в своих рассуждениях слабое место.
– Может быть, они поют тебе песенки, а мне просто кажется, что они задают мне вопросы, – сказал он.
Он помолчал. Иногда молчал несколько дней, просто чтобы выяснить, на что это похоже.
– Как ты думаешь, они приходили сегодня? – спросил он.
– Я думаю, да. На полу грязь, на столе сигареты и виски, на тарелке рыба для тебя, а в моей памяти – воспоминания о том, что они приходили. Конечно, я знаю, что это едва ли можно считать убедительным доказательством, но, в конце концов, других доказательств, кроме косвенных не бывает. Посмотри, что еще они мне оставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25