— Вполне могли убить. Им же не ставили задачу нанести определенные побои, и все. Тем более что надо знать, как и куда бить. А эти — дилетанты, просто решили денег по легкому срубить… И помяни мое слово — у них это далеко не первый случай. Я тут, когда ты мне свои приключения изложил, немного пошерстил периодику, побазарил с другими журналюгами, поспрошал братву… И, знаешь, обнаружил немало странностей. Причем именно по Питеру. Архиинтересно! Твой случай не единственный и далеко не первый.
— Подожди… А кого еще били?
— Минимум — троих. Причем тех, кто писал не тупые пропагандистские материальчики, а делал анализ. Заставлял читателя думать… И во всех трех случаях участвовали мусора. Докапывались на улице или в парадняке, пинали и уходили. Заявы, как ты понимаешь, в ментовке на своих не принимали. Под любым предлогом…
— Ну не могут же все менты быть в этом замешаны!
— А я и не говорю, что все… Просто расчет у нападавших был архиверным. Они были в форме, как бы при исполнении. Человек внятно объяснить, зачем на него напали, не может. Идет в местную мусарню, пишет заяву — а там его и спрашивают: что нападавшие хотели? Человек начинает мычать. Его ж просто дуплили, без разговоров! Денег не взяли, куртку не сняли, ни о чем не предупреждали… История из разряда тех, что печатает «Хи-филис».
— Что такое «Хифилис»? — не понял Иван.
— А-а, — заржал Димон, — это так у нас «Икс-файлз» называют… Ну, видел наверное, газетка «Секретные материалы». Иногда «Хэ-фаллосом» кличут… Вадька Менделеев там главным редактором. Печатают истории про монстриков, зеленых человечков и разные околоисторические бредни… Попробуй по-русски прочитать название, и поймешь. Но это мы отвлеклись. Так вот — менты заявителя отфутболивают да еще угрожают делом о клевете на честных и неподкупных служителей закона. Потому эта серия случаев наружу и не вылезла. Нет заявления — нет преступления.
— Но ты-то смог раскопать.
— Я — другое дело. Я ж не суд и не прокуратура, мне документы не нужны, достаточно того, чтобы человек просто рассказал, как все было… Твоя цидуля — вообще первая.
— Что-то моя цидуля зависла, — печально сообщил Вознесенский, — ничего не двигается. Следачка от меня бегает, свидетелей не опрашивает.
— Я тебе книжки «Особенности национального следствия» давал? Давал. Ну и действуй так, как там написано.
— Пока толку нету…
— А сразу и не будет. Я тебя предупреждал, чтоб ты запасся терпением… Помнишь, ты мне про Косово поле двухчасовую лекцию читал?
— Ну, помню… А при чем тут Косово поле?
— При всем, — Димон поставил пустую чашку на стол, прикурил и принялся за сок. — Косово поле — это условность…
— Это не условность, — тут же возразил Иван.
— Погоди, не перебивай, патриот недобитый, — верзила выпустил три изящных колечка дыма и довольно улыбнулся. — Так вот. Мы не говорим о том, что было на том самом поле тыщу лет назад. Это вопрос сербов, пусть они с ним и возятся. Кто кому по башке настучал, кто куда после этого пошел и что в результате случилось… Речь не об этом, а о том, что Косово поле есть всюду и у каждого. Любой в своей жизни вынужден биться за самого себя. Причем не один раз и не всегда успешно. Как, кстати, на Косовом поле и вышло. Там же сербы огребли в пятачину, а не турки?
Вознесенский хмуро кивнул.
— Вот видишь… Но от того, что на Косовом поле сербы облажались, суть дела не меняется. Бились они храбро, а победа — она сегодня есть, а завтра нет. Главное — не сдаваться. Так же и у нас в жизни. Не всегда удается сразу и быстро победить, иногда стоит и подождать, отступить, сделать вид, что ты смирился с поражением… Но ни в коем случае не опускать руки! Тогда выживешь и добьешься результата.
— Это элементарная истина.
— Ага! Все всё понимают, а делают почему-то наоборот… Вот возьмем тебя — начал ментов и прокуратуру давить, так наращивай обороты! Ан нет — уже и блеск в глазах не тот, и ручонки опускаются, и дела другие появились, и голос не такой бодрый, как в начале. Или я не прав?
— Возможно, — Иван тяжело вздохнул. — Действительно, надоело… Как в глухую стенку. Не достучаться… Следачка и районный прокурор нормальных слов просто не понимают. Все мои заявы в Генеральную и городскую спустили им. Написал Президенту — то же самое. Переслали в район.
— Еще погоди, когда дело прикроют, половины документов вообще не окажется.
— Не сомневаюсь. Судя по тому, как они работают, у них в девяноста процентах случаев в делах полнейший бред.
— Именно. Рыба гниет с головы… Генеральный — порнозвезда, городской прокурор — просто полное чмо, начальник ГУВД — Буратино неотесанный.
— А мне городской импонирует, — задумчиво сказал Вознесенский. — Вроде ничего мужик.
— Ты просто мало про него знаешь. Иван Израилевич Сыдорчук — личность прекомичнейшая.
— Э, стоп, — вскинулся Иван, — почему он Израилевич? Он же Иван Иванович.
— Это тебе так кажется, — Димон расплылся в широченной улыбке. — Иванович — это он по паспорту, в котором отчество изменено всего десять лет назад. А до этого он был Израилевичем. Нормальный жиденок из Львова, папа — часовщик, маман — директор продуктового магазина. Как говорится, тягу к воровству малолетний Ваня впитал в кругу семьи… И понял, что безопаснее всего воровать на государевой службе. Вот и пошел гражданин Сыдорчук на юридический. Такая коллизия, понимаешь… А в смысле его честности — забудь. Если б не идиотские законы, Ванюшу бы давно на зоне «кочегары» обрабатывали.
— В кочегарке? — удивился Вознесенский.
— Кочегары — это активные педики, — разъяснил верзила. — Стал бы Ваня Валей, и все дела. Внешность подходит, даже голубой мундир снимать не надо. Только реснички подкрасить — и вперед, на карачки…
Еженедельные встречи на лавочке в городском парке уже стали традицией.
Первым обычно прибывал толстенький Бобровский, следом — сухощавый и медлительный Сухомлинов. Друзья, не расстающиеся по двенадцать часов в день на службе, брали пиво и усаживались где-нибудь в укромном тенистом уголке, дабы не спеша обсудить продолжающуюся историю с русским биологом, которого «списали» на боевые потери в далекой Югославии.
Оба понимали, что вступили на опасную стезю.
Не потому, что участники всей этой грязной истории могли что-нибудь сделать двум лучшим аналитикам ГРУ, на защиту которых мгновенно был бы выделен батальон «волкодавов» из подразделения «Л». Ни районный питерский прокурор, ни подполковник милиции, ни сотрудник МЧС, ни тем более председатель общества «За права очередников» не имели ни малейшей возможности отравить жизнь Бобровскому с Сухомлинову. Попробуй хоть кто-нибудь из вышеперечисленной четверки косо посмотреть на сотрудников аналитического центра, и через день трое бы вылетели с работы, а один — потливый и суетливый Ковалевский-младший — оказался бы на нарах. За попытку помешать несению службы.
Дело было в другом.
Вмешательство в историю с Рокотовым означало перетряску сложившегося стереотипа безответственности, выволакивание на свет Божий грязного белья из закромов трех ведомств и дичайший скандал на уровне министров по чрезвычайке и иностранных дел. Ибо одно дело — когда российские граждане садятся в иностранную тюрьму по собственной вине или по каким-то коммерческим делишкам, и совсем другое — когда человека оставляют без помощи в воюющей, но при этом дружественной России стране, да еще и подчищают десятки документов, чтобы наложить лапу на его собственность.
Скандалов никто не любит и никто не хочет.
А виноватыми всегда оказываются те, кто обратил внимание общественности на происходящие нарушения.
Так повелось на Руси испокон веку.
Потому майор с капитаном и не форсировали события. Действовали так, как и полагается действовать сотрудникам военной разведки — тихо, без огласки, залегендировав каждый шаг, обсуждая тему разработки на безопасном расстоянии от ушей службы внутреннего контроля ГРУ.
— Документы по Градецу посмотрел? — толстенький Бобровский вскрыл банку «Тюборга».
— Угу. Думаешь, опять он?
— Не исключено… Мне кажется, я уже начал постигать его стиль. Парень работает в основном головой, использует принцип нечеткой логики. Влезает во все дела и при этом остается как бы немного в стороне. Не дает противнику просчитать свои дальнейшие действия, все время обозначает ложные цели. Каждое его боевое соприкосновение представляется со стороны завершенной операцией.
— Где он всему этому научился? — недовольно спросил Сухомлинов.
— А нигде… Он действует, исходя из удобства. И учится в процессе каждой операции. Потому каждая последующая одновременно и отличается от предыдущей по качеству, и является логическим развитием навыков. У него нет цели нанести урон противнику, оттого те никак не могут сообразить, что же ему надо.
— И куда он направляется, по-твоему?
— Я думаю — в Грецию или в Болгарию. Я на его месте прорывался бы в порт. Там можно без документов или по «липе» завербоваться на судно и махнуть домой. — Бобровский с удовольствием опустошил банку. — Как известно из его досье, языки парень знает, так что проблем с трудоустройством у него не будет.
— До Греции или Болгарии еще дойти нужно, — напомнил капитан.
— Всю Македонию не перекроешь. Бросив вертушку, он уже через сутки был в полусотне километров от того места. Кроме того, не забывай, что македонцы помогут любому русскому по его первой просьбе. Они сейчас совершенно озверели от албанцев и натовцев, так что готовы на самые решительные действия. В Градеце ему помогли, тут даже к бабке ходить не надо… А каждый македонец имеет родственников по всей стране. Достаточно снять трубку телефона и попросить принять беглеца. В любом городе найдется брат, сват или дядька, который обеспечит Рокотова всем необходимым. — Майор нашел специалиста по Балканам и полдня мучил его своими вопросами, выясняя мельчайшие бытовые и культурные подробности. Так что теперь он сам был чуть ли не экспертом. — Еще и друзей мобилизуют. Кроме того, Рокотов может обратиться в церковь. Священники пользуются огромным авторитетом. Если батюшка скажет — помочь, то там полприхода в лепешку разобьется…
— Возможно, — Сухомлинов был настроен более скептически, — но не факт. Нет гарантии, что наш друг к кому-то обратится.
— Он уже обратился, — Бобровский поднял указательный палец, — в Градеце ему помогали минимум двое-трое. У Рокотова есть громадное преимущество — никто из его нынешних и будущих противников не знает, кто он такой.
— Ты про Градец-то не напоминай. Еще неизвестно, как там все было. Может, это операция аркановских «Тигров»…
В паре Бобровский-Сухомлинов последний обычно выступал в роли «адвоката дьявола», остужая порывы коллеги. Что крайне позитивно сказывалось на всей работе.
— Хорошо. Но без Градеца обсуждение теряет смысл. Если Рокотова там не было, то мы вообще не представляем, где он может быть.
— Это ближе к истине. Реальное его местонахождение нам так и так неизвестно. Причем независимо от того, его это рук дело с вертолетом или нет. Слишком мало данных…
— Не совсем согласен, но от комментариев пока воздержусь.
— Можешь не воздерживаться. Однако меня больше интересует информация из Питера. Там есть что нибудь новенькое?
— А как же! — засмеялся майор. — Не далее как четыре дня назад гражданину Очереднику в очередной раз навешали в дыню. При этом наши не имеют к этому вообще никакого отношения. Но что интересно и зело таинственно — в процессе чистки физиономии от Очередника требовали деньги как раз за рокотовскую квартиру. Такой вот коленкор получается…
— Даже так? — удивился Сухомлинов. — А поподробнее?..
Владислав оросил подножье платана, застегнул ширинку и снова посмотрел на суетящихся полицейских. Стражи порядка развернулись реденькой цепью и пошли вдоль дороги, будто пытались отыскать в траве какие-то улики. К трем имеющимся машинам присоединились еще две.
«На сбор местного ОМОНа — минут сорок. Соответственно, тут они будут через час… Вояк поднимать еще дольше. Это только в кино батальоны прибывают на место сбора в течение тридцати секунд. Итак, у меня есть не менее получаса, которые трэба использовать по максимуму… В смысле — удрать как можно дальше. И схорониться. Ибо в подобном моему наряде я не сойду за мирного жителя даже с большого перепою… А оружие бросать рановато. Еще непонятно, как все сложится. Не хотелось бы стрелять, конечно, но что делать? Овес нынче дорог…»
Рокотов пригнулся, переместился за огромный куст цветущей сирени и побежал вниз по холму, останавливаясь раз в три минуты и внимательно оглядывая горизонт.
В его положении самыми опасными были вертолеты.
Пехота и полиция — тьфу! Пока соберутся, пока сядут в грузовики, пока командиры разъяснят личному составу, что им делать, пока солдаты образуют боевые порядки, пока начнут операцию — пройдет несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Подожди… А кого еще били?
— Минимум — троих. Причем тех, кто писал не тупые пропагандистские материальчики, а делал анализ. Заставлял читателя думать… И во всех трех случаях участвовали мусора. Докапывались на улице или в парадняке, пинали и уходили. Заявы, как ты понимаешь, в ментовке на своих не принимали. Под любым предлогом…
— Ну не могут же все менты быть в этом замешаны!
— А я и не говорю, что все… Просто расчет у нападавших был архиверным. Они были в форме, как бы при исполнении. Человек внятно объяснить, зачем на него напали, не может. Идет в местную мусарню, пишет заяву — а там его и спрашивают: что нападавшие хотели? Человек начинает мычать. Его ж просто дуплили, без разговоров! Денег не взяли, куртку не сняли, ни о чем не предупреждали… История из разряда тех, что печатает «Хи-филис».
— Что такое «Хифилис»? — не понял Иван.
— А-а, — заржал Димон, — это так у нас «Икс-файлз» называют… Ну, видел наверное, газетка «Секретные материалы». Иногда «Хэ-фаллосом» кличут… Вадька Менделеев там главным редактором. Печатают истории про монстриков, зеленых человечков и разные околоисторические бредни… Попробуй по-русски прочитать название, и поймешь. Но это мы отвлеклись. Так вот — менты заявителя отфутболивают да еще угрожают делом о клевете на честных и неподкупных служителей закона. Потому эта серия случаев наружу и не вылезла. Нет заявления — нет преступления.
— Но ты-то смог раскопать.
— Я — другое дело. Я ж не суд и не прокуратура, мне документы не нужны, достаточно того, чтобы человек просто рассказал, как все было… Твоя цидуля — вообще первая.
— Что-то моя цидуля зависла, — печально сообщил Вознесенский, — ничего не двигается. Следачка от меня бегает, свидетелей не опрашивает.
— Я тебе книжки «Особенности национального следствия» давал? Давал. Ну и действуй так, как там написано.
— Пока толку нету…
— А сразу и не будет. Я тебя предупреждал, чтоб ты запасся терпением… Помнишь, ты мне про Косово поле двухчасовую лекцию читал?
— Ну, помню… А при чем тут Косово поле?
— При всем, — Димон поставил пустую чашку на стол, прикурил и принялся за сок. — Косово поле — это условность…
— Это не условность, — тут же возразил Иван.
— Погоди, не перебивай, патриот недобитый, — верзила выпустил три изящных колечка дыма и довольно улыбнулся. — Так вот. Мы не говорим о том, что было на том самом поле тыщу лет назад. Это вопрос сербов, пусть они с ним и возятся. Кто кому по башке настучал, кто куда после этого пошел и что в результате случилось… Речь не об этом, а о том, что Косово поле есть всюду и у каждого. Любой в своей жизни вынужден биться за самого себя. Причем не один раз и не всегда успешно. Как, кстати, на Косовом поле и вышло. Там же сербы огребли в пятачину, а не турки?
Вознесенский хмуро кивнул.
— Вот видишь… Но от того, что на Косовом поле сербы облажались, суть дела не меняется. Бились они храбро, а победа — она сегодня есть, а завтра нет. Главное — не сдаваться. Так же и у нас в жизни. Не всегда удается сразу и быстро победить, иногда стоит и подождать, отступить, сделать вид, что ты смирился с поражением… Но ни в коем случае не опускать руки! Тогда выживешь и добьешься результата.
— Это элементарная истина.
— Ага! Все всё понимают, а делают почему-то наоборот… Вот возьмем тебя — начал ментов и прокуратуру давить, так наращивай обороты! Ан нет — уже и блеск в глазах не тот, и ручонки опускаются, и дела другие появились, и голос не такой бодрый, как в начале. Или я не прав?
— Возможно, — Иван тяжело вздохнул. — Действительно, надоело… Как в глухую стенку. Не достучаться… Следачка и районный прокурор нормальных слов просто не понимают. Все мои заявы в Генеральную и городскую спустили им. Написал Президенту — то же самое. Переслали в район.
— Еще погоди, когда дело прикроют, половины документов вообще не окажется.
— Не сомневаюсь. Судя по тому, как они работают, у них в девяноста процентах случаев в делах полнейший бред.
— Именно. Рыба гниет с головы… Генеральный — порнозвезда, городской прокурор — просто полное чмо, начальник ГУВД — Буратино неотесанный.
— А мне городской импонирует, — задумчиво сказал Вознесенский. — Вроде ничего мужик.
— Ты просто мало про него знаешь. Иван Израилевич Сыдорчук — личность прекомичнейшая.
— Э, стоп, — вскинулся Иван, — почему он Израилевич? Он же Иван Иванович.
— Это тебе так кажется, — Димон расплылся в широченной улыбке. — Иванович — это он по паспорту, в котором отчество изменено всего десять лет назад. А до этого он был Израилевичем. Нормальный жиденок из Львова, папа — часовщик, маман — директор продуктового магазина. Как говорится, тягу к воровству малолетний Ваня впитал в кругу семьи… И понял, что безопаснее всего воровать на государевой службе. Вот и пошел гражданин Сыдорчук на юридический. Такая коллизия, понимаешь… А в смысле его честности — забудь. Если б не идиотские законы, Ванюшу бы давно на зоне «кочегары» обрабатывали.
— В кочегарке? — удивился Вознесенский.
— Кочегары — это активные педики, — разъяснил верзила. — Стал бы Ваня Валей, и все дела. Внешность подходит, даже голубой мундир снимать не надо. Только реснички подкрасить — и вперед, на карачки…
Еженедельные встречи на лавочке в городском парке уже стали традицией.
Первым обычно прибывал толстенький Бобровский, следом — сухощавый и медлительный Сухомлинов. Друзья, не расстающиеся по двенадцать часов в день на службе, брали пиво и усаживались где-нибудь в укромном тенистом уголке, дабы не спеша обсудить продолжающуюся историю с русским биологом, которого «списали» на боевые потери в далекой Югославии.
Оба понимали, что вступили на опасную стезю.
Не потому, что участники всей этой грязной истории могли что-нибудь сделать двум лучшим аналитикам ГРУ, на защиту которых мгновенно был бы выделен батальон «волкодавов» из подразделения «Л». Ни районный питерский прокурор, ни подполковник милиции, ни сотрудник МЧС, ни тем более председатель общества «За права очередников» не имели ни малейшей возможности отравить жизнь Бобровскому с Сухомлинову. Попробуй хоть кто-нибудь из вышеперечисленной четверки косо посмотреть на сотрудников аналитического центра, и через день трое бы вылетели с работы, а один — потливый и суетливый Ковалевский-младший — оказался бы на нарах. За попытку помешать несению службы.
Дело было в другом.
Вмешательство в историю с Рокотовым означало перетряску сложившегося стереотипа безответственности, выволакивание на свет Божий грязного белья из закромов трех ведомств и дичайший скандал на уровне министров по чрезвычайке и иностранных дел. Ибо одно дело — когда российские граждане садятся в иностранную тюрьму по собственной вине или по каким-то коммерческим делишкам, и совсем другое — когда человека оставляют без помощи в воюющей, но при этом дружественной России стране, да еще и подчищают десятки документов, чтобы наложить лапу на его собственность.
Скандалов никто не любит и никто не хочет.
А виноватыми всегда оказываются те, кто обратил внимание общественности на происходящие нарушения.
Так повелось на Руси испокон веку.
Потому майор с капитаном и не форсировали события. Действовали так, как и полагается действовать сотрудникам военной разведки — тихо, без огласки, залегендировав каждый шаг, обсуждая тему разработки на безопасном расстоянии от ушей службы внутреннего контроля ГРУ.
— Документы по Градецу посмотрел? — толстенький Бобровский вскрыл банку «Тюборга».
— Угу. Думаешь, опять он?
— Не исключено… Мне кажется, я уже начал постигать его стиль. Парень работает в основном головой, использует принцип нечеткой логики. Влезает во все дела и при этом остается как бы немного в стороне. Не дает противнику просчитать свои дальнейшие действия, все время обозначает ложные цели. Каждое его боевое соприкосновение представляется со стороны завершенной операцией.
— Где он всему этому научился? — недовольно спросил Сухомлинов.
— А нигде… Он действует, исходя из удобства. И учится в процессе каждой операции. Потому каждая последующая одновременно и отличается от предыдущей по качеству, и является логическим развитием навыков. У него нет цели нанести урон противнику, оттого те никак не могут сообразить, что же ему надо.
— И куда он направляется, по-твоему?
— Я думаю — в Грецию или в Болгарию. Я на его месте прорывался бы в порт. Там можно без документов или по «липе» завербоваться на судно и махнуть домой. — Бобровский с удовольствием опустошил банку. — Как известно из его досье, языки парень знает, так что проблем с трудоустройством у него не будет.
— До Греции или Болгарии еще дойти нужно, — напомнил капитан.
— Всю Македонию не перекроешь. Бросив вертушку, он уже через сутки был в полусотне километров от того места. Кроме того, не забывай, что македонцы помогут любому русскому по его первой просьбе. Они сейчас совершенно озверели от албанцев и натовцев, так что готовы на самые решительные действия. В Градеце ему помогли, тут даже к бабке ходить не надо… А каждый македонец имеет родственников по всей стране. Достаточно снять трубку телефона и попросить принять беглеца. В любом городе найдется брат, сват или дядька, который обеспечит Рокотова всем необходимым. — Майор нашел специалиста по Балканам и полдня мучил его своими вопросами, выясняя мельчайшие бытовые и культурные подробности. Так что теперь он сам был чуть ли не экспертом. — Еще и друзей мобилизуют. Кроме того, Рокотов может обратиться в церковь. Священники пользуются огромным авторитетом. Если батюшка скажет — помочь, то там полприхода в лепешку разобьется…
— Возможно, — Сухомлинов был настроен более скептически, — но не факт. Нет гарантии, что наш друг к кому-то обратится.
— Он уже обратился, — Бобровский поднял указательный палец, — в Градеце ему помогали минимум двое-трое. У Рокотова есть громадное преимущество — никто из его нынешних и будущих противников не знает, кто он такой.
— Ты про Градец-то не напоминай. Еще неизвестно, как там все было. Может, это операция аркановских «Тигров»…
В паре Бобровский-Сухомлинов последний обычно выступал в роли «адвоката дьявола», остужая порывы коллеги. Что крайне позитивно сказывалось на всей работе.
— Хорошо. Но без Градеца обсуждение теряет смысл. Если Рокотова там не было, то мы вообще не представляем, где он может быть.
— Это ближе к истине. Реальное его местонахождение нам так и так неизвестно. Причем независимо от того, его это рук дело с вертолетом или нет. Слишком мало данных…
— Не совсем согласен, но от комментариев пока воздержусь.
— Можешь не воздерживаться. Однако меня больше интересует информация из Питера. Там есть что нибудь новенькое?
— А как же! — засмеялся майор. — Не далее как четыре дня назад гражданину Очереднику в очередной раз навешали в дыню. При этом наши не имеют к этому вообще никакого отношения. Но что интересно и зело таинственно — в процессе чистки физиономии от Очередника требовали деньги как раз за рокотовскую квартиру. Такой вот коленкор получается…
— Даже так? — удивился Сухомлинов. — А поподробнее?..
Владислав оросил подножье платана, застегнул ширинку и снова посмотрел на суетящихся полицейских. Стражи порядка развернулись реденькой цепью и пошли вдоль дороги, будто пытались отыскать в траве какие-то улики. К трем имеющимся машинам присоединились еще две.
«На сбор местного ОМОНа — минут сорок. Соответственно, тут они будут через час… Вояк поднимать еще дольше. Это только в кино батальоны прибывают на место сбора в течение тридцати секунд. Итак, у меня есть не менее получаса, которые трэба использовать по максимуму… В смысле — удрать как можно дальше. И схорониться. Ибо в подобном моему наряде я не сойду за мирного жителя даже с большого перепою… А оружие бросать рановато. Еще непонятно, как все сложится. Не хотелось бы стрелять, конечно, но что делать? Овес нынче дорог…»
Рокотов пригнулся, переместился за огромный куст цветущей сирени и побежал вниз по холму, останавливаясь раз в три минуты и внимательно оглядывая горизонт.
В его положении самыми опасными были вертолеты.
Пехота и полиция — тьфу! Пока соберутся, пока сядут в грузовики, пока командиры разъяснят личному составу, что им делать, пока солдаты образуют боевые порядки, пока начнут операцию — пройдет несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42