Он вдруг кинулся к Сильванешу и с такой силой схватил его за руку, что чуть не вывернул ее. Разревевшись, надзиратель вцепился в заключенного, словно перепуганный ребенок в старшего брата.
— Что это? — в изумлении воскликнул Сильванеш.
— Малис! — с трудом выдавил из себя тюремщик; его зубы так стучали друг о друга, что он едва мог говорить. — Она здесь. Мы все умрем… Мина, спаси нас!
— Мина… — прошептал Сильванеш. Ее имя разрушило окутавший его липкий страх. — А какое она имеет к этому отношение?
— Она собирается сразиться с драконицей.
Сильванеш оттолкнул от себя дрожавшую, всхлипывавшую массу, которая совсем недавно была его надзирателем, и, вынырнув через открытую дверь камеры, устремился к выходу. Узники умоляли его освободить и их, но король промчался мимо.
Выскочив наружу, он глубоко вдохнул воздух, не имевший ничего общего с тюремным смрадом, который исходил от немытых тел и крысиного помета. Потом король посмотрел наверх и обнаружил там красного дракона — огромного жирного монстра, парившего в облаках. Без всякого интереса скользнув взглядом по Малис, Сильванеш продолжал исследовать небо, пока наконец не отыскал Мину. Его острое зрение позволяло ему видеть девушку лучше, чем кому бы то ни было. Он даже заметил у нее в руках какой-то металлический предмет, источавший яркое серебристое свечение.
Эльф стоял посреди улицы. Люди куда-то бежали, налетали на него, толкали и кружили в безумной суматохе. А он лишь машинально отмахивался от них, пытаясь удержаться на ногах и не потерять из виду маленькую серебряную точку.
С появлением Малис Палии обнаружил, что у его состояния было одно крупное преимущество: страх перед драконицей, ввергший население Оплота в хаос, совершенно не коснулся его. Он мог абсолютно спокойно наблюдать за громадной красной хищницей, думая в это время о чем-то другом.
Его дух находился рядом с тотемом. Он глядел в пламя, сверкавшее в глазницах черепов, и слышал крики погибших драконов, поднимавшиеся к небесам, к их Владычице. Все они умоляли ее о мести. Палин не сомневался в себе, как и в своем долге: Такхизис нужно было остановить или по крайней мере ослабить ее силу. Она получала слишком много энергии от тотема и теперь рассматривала его как дверь для проникновения на Кринн, где собиралась соединить физический и духовный планы бытия. И никто — ни духи, ни смертные — не могли противостоять ей.
— Ты был прав, — сказал Мирроар, находившийся рядом с магом. — Город обезумел от страха.
— Скоро это пройдет и… — начал было Палин и вдруг умолк на полуслове.
С вершины тотема спустился дух Даламара.
— Оттуда битва видна как на ладони, — сообщил он. — Вы не привязаны к земле, Маджере. Мы можем вместе сидеть среди облаков и наблюдать за каждым рывком, каждой атакой, каждой струйкой пролитой крови. Почему бы вам не присоединиться ко мне?
— Меня мало волнует исход этого сражения, — ответил Палин. — Кто бы его ни выиграл, мы все равно окажемся в проигрыше.
— Говорите за себя, — ухмыльнулся Даламар.
К великому неудовольствию Палина, эльф очень заинтересовался Мирроаром.
Видел ли Даламар только слепого человека или же и серебряного дракона тоже? Мог ли он разгадать их план? Если да, то собирался ли сорвать его или же с головой ушел в осуществление собственного? В том, что таковой у Даламара имелся, Палин был абсолютно уверен. Он никогда не доверял темному эльфу, а в последние дни стал относиться к нему еще более настороженно.
— Битва разворачивается успешно, — продолжал Даламар, не сводя глаз с Мирроара. — Малис обречена, это бесспорно. Ужас, который драконица нагнала на Оплот, уже рассеивается, и люди потихоньку успокаиваются. Кстати, похоже, что ваш нищий приятель имеет к нему стойкий иммунитет. Интересно почему?
Даламар не ошибся: страх действительно пошел на спад, и солдаты, в истерике катавшиеся по земле и кричавшие о том, что всех их ждет лютая смерть, начали подниматься, растерянно и смущенно оглядываясь по сторонам.
«Если мы хотим разрушить тотем, то должны сделать это прямо сейчас, — подумал Палин. — Я понятия не имею, какую опасность может представлять для нас Даламар, но помешать нам — точно не в его власти: ведь он, как и я, полностью утратил свою магическую силу».
Над горами вдруг пронесся ужасающий рык, и горожане принялись громко вопить, указывая на небо.
— Дракон истекает кровью, — догадался Мирроар. — Вот только пока непонятно который.
Дух Даламара завис в воздухе. Глаза его пристально изучали Палина и Мирроара, словно пытаясь заглянуть в глубь их сердец. Потом он внезапно исчез.
— Исход сражения чем-то важен для него, это абсолютно ясно, — заметил Палин. — Хотел бы я знать, с кем именно он договорился.
— Со всеми сразу, если я хоть что-то понимаю в жизни, — усмехнулся Мирроар.
— Ты думаешь, он распознал твой истинный облик?
— Надеюсь, что нет. Однако, когда я начну творить заклинания, он станет явным, и тогда эльф увидит меня таким, какой я есть.
— Надеюсь, битва окажется достаточно интересной, чтобы занять его, — сказал Палин. — У тебя есть перо и янтарный… Ах да, извини, — поправил он себя, заметив улыбку Мирроара. — Я совсем забыл, что драконы не пользуются подобными вещами для своих ритуалов.
С началом сражения энергия тотема заметно возросла. Глазницы драконьих черепов теперь горели так ярко, что их свет достигал небес, где одинокое Новое Око источало белое сияние, заметное даже в дневное время. Магия тотема притягивала к себе души мертвых, и они носились вокруг него, мучимые болью, которая питала их Богиню.
Палин тоже чувствовал эту боль — боль тоски по неосуществимому желанию.
— Когда ты будешь читать заклинания, — предупредил он Мирроара, вздыхая в душе по собственной волшебной силе, — мертвые окружат тебя, ибо ты обладаешь магией, которую они могут похитить. Вид их ужасен…
— Значит, у слепых все-таки есть свои преимущества, — улыбнулся Мирроар и приступил к делу.
Драконы были единственными существами на Кринне, которые обладали врожденными магическими способностями. Магия переходила к ним по наследству, как клыки или блестящие чешуйки, и жила внутри них самих.
Мирроар произнес первые слова заклинания на древнем драконьем языке. Вылетевшие из человеческой гортани, они не имели своего обычного раскатистого звучания и величия и показались самому заклинателю непривычно тихими и жалкими. Но тем не менее они должны были подействовать. И в подтверждение этого серебряный дракон вскоре ощутил в своих жилах знакомые магические уколы.
Призрачные руки начали скрести по его чешуйкам, хватать за крылья и царапать лицо: души мертвецов увидели настоящую сущность Мирроара и торопливо облепили его со всех сторон, снедаемые жаждой магии, которую учуяли в нем. Они взывали к нему с мольбами и бросались ему на шею, свисая с нее, словно остатки разорванного шарфа. Души не могли причинить Мирроару вреда. Они просто раздражали его, как клещи на чешуе. Впрочем, клещи вызывали зуд, но при этом не могли кричать, плакать, умолять. Теперь, слыша надрывный плач мертвых, Мирроар вдруг осознал, что не ошибся, пошутив насчет преимуществ своей слепоты, — она действительно избавила его от созерцания этих несчастных.
Несмотря на то что магия дракона была врожденной, ему требовалось сосредоточиться, чтобы произнести заклинание, однако это оказалось нелегкой задачей, поскольку мертвые неустанно теребили его, а их голоса не смолкая жужжали у него в ушах.
Мирроар попробовал сконцентрироваться на одном голосе — своем собственном. Он целиком отдался музыке слов родного языка, и она вернула ему спокойствие и уверенность. Магия вспыхнула и неистово забурлила в его крови. Распевая все громче и громче, дракон вытянул вперед руки, и волшебный поток хлынул из них в мир.
Даламар не сомневался, что его приятель маг строит какие-то планы, однако не принимал их в расчет. Ну что Палин мог сделать? Он был таким же жалким, бессильным трупом, как и сам Даламар. Правда, эльф не собирался сдаваться. Он тоже создал план и теперь был готов к любым ударам судьбы, полагая, что в любом случае сумеет, подобно кошке, приземлиться на ноги.
И тем не менее в слепом нищем явно ощущалось нечто странное. Вероятно, он был — или по крайней мере воображал себя — чародеем. Не исключено, что у Палина появилась некая идея, и теперь он надеялся воплотить ее в жизнь при помощи своего таинственного знакомого. Правда, Даламар никак не мог понять, какого кролика они хотели извлечь из своей магической шляпы, но это было не важно: в любом случае мертвые мгновенно схватили бы их творение и разорвали его на куски.
Успокоенный этой мыслью, эльф решил, что может безбоязненно оставить Палина наедине с его незрячим другом и отправиться наблюдать за гладиаторским состязанием между Миной и Малис. Ему было безразлично, кто из них выиграет, — он наблюдал за их сражением с холодным, бесстрастным интересом игрока, чей главный ход еще впереди.
Малис тем временем дохнула огнем на мертвого дракона, и его крылья занялись пламенем. Драконица фыркнула, уверенная, что теперь победа у нее в кармане.
«Не спеши радоваться», — мысленно посоветовал ей Даламар и оказался прав.
На поле битвы явилась сама Такхизис. Она протянула руку и дотронулась до мертвого дракона, дабы вдохнуть в него свой Божественный дух и таким образом спасти верную ей Мину.
И в эту минуту Даламар услышал голос, распевавший какие-то слова. Он не понял их смысла, зато сразу узнал язык, на котором они произносились, — древний язык драконов, и ритм, характерный для магических заклинаний. Встревоженный эльф устремился в Храм. Он увидел яркую вспышку света, и тут до него дошло, что он совершил ошибку, и скорее всего фатальную.
Подобно тому как когда-то он дал неправильную оценку дяде, теперь он просчитался и с племянником. Слишком поздно Даламар догадался, что задумал Палин.
Он уже распознал в слепом нищем Мирроара, Хранителя Цитадели Света, одного из немногих серебряных драконов, оставшихся в мире после того, как все другие загадочным образом исчезли. Он видел души мертвецов, окруживших слепого в надежде напитаться исходившей от него магией. Впрочем, Мирроару это явно не мешало: мертвые цеплялись к нему, словно пиявки, но никак не могли повлиять на творимые им заклинания.
План Палина стал для Даламара настолько ясным, словно он сам принимал участие в его разработке.
Он взглянул на небо. Это был момент триумфа Такхизис. Наконец-то она могла сполна отплатить драконице, дерзнувшей предъявить права на ее мир. В течение долгого времени Владычице Тьмы приходилось молча терпеть дерзкие насмешки Малистрикс и смотреть, как она убивала ее слуг и использовала их силу, которая по праву принадлежала ей, Такхизис. Наконец Владычица достаточно окрепла для того, чтобы бросить Малис вызов, вырвать у нее души криннских драконов и, вернув их себе, снова выкачивать из них силу. Ведь они всегда служили ей!
Такхизис долго наблюдала, готовилась и ждала этого дня — дня, когда она сможет устранить последнее препятствие, стоявшее на ее пути к полной и абсолютной власти над Кринном. Однако, сосредоточившись на видимом враге, Владычица Тьмы неосмотрительно позабыла об опасности, незримо дышавшей ей в спину.
Даламар мог предупредить ее. Ему достаточно было шепнуть одно лишь слово, и Такхизис бросилась бы в Храм. Она ни за что на свете не позволила бы причинить тотему вред — слишком большие надежды она возлагала на эти врата в мир, чтобы позволить кому бы то ни было захлопнуть их прямо у нее перед носом. С Малис она смогла бы разобраться и позднее, равно как и заменить Мину — в случае ее гибели — новой последовательницей.
Даламар колебался.
Конечно, Такхизис предложила ему щедрую награду — возвращение к жизни и обретение прежних магических способностей.
Эльф окинул мысленным взором свое прошлое и вдруг обнаружил странную вещь: он помнил лишь то, что так или иначе было связано с магией, и теперь сделал бы все что угодно — обманул бы, предал, убил — за возможность снова ощутить в себе эту силу.
Мысль о том, что для этого ему пришлось бы унижаться перед Такхизис, была неприятна Даламару. Ведь много лет назад, обладая могущественной магической силой, он вел себя весьма вызывающе по отношению к Владычице Тьмы, ибо Нутари, ее сын, всегда недолюбливавший свою мать, был готов в любую минуту защитить от нее собственных служителей. Но Бог Черной Магии ушел из мира, а вместе с ним исчез и его дар.
Ныне же ради аналогичного дара Даламару предстояло пресмыкаться перед Такхизис подобно жалкому червю: он не сомневался, что она припомнит ему его былое небрежение к ней. Но магия, по мнению эльфа, того стоила.
Такхизис поставила на карту все, а потому с острейшим интересом наблюдала сейчас за разгоревшейся битвой. Ее воительница выигрывала: Мина летела прямо на Малис, крепко зажав в своей руке сверкающее Копье Дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67