Княжна Елена мертвенно побледнела и, прижав руки к груди, кинулась к ближайшей двери, ведущей внутрь замка. Гастон, не мешкая, последовал за ней и поспел как раз вовремя, чтобы подхватить ее на руки, когда она споткнулась на лестнице, падая в обморок.
А Эрнан все глядел на Клавдия Иверо, чьи глаза сияли сатанинским торжеством. Теперь в нем не оставалось ничего от того немощного, убитого горем старика, каким он был вчера вечером. Он больше походил на крепкого сорокалетнего мужчину, который после продолжительной болезни наконец пошел на поправку, а седые, как снег, волосы лишь придавали всему его облику какую-то скорбную величественность. Э нет, понял Шатофьер, не скоро Гастон станет новым графом Иверо, старый еще долго продержится. Ему нужен был стимул к жизни, и он получил его – месть. После казни одного из непосредственных виновников смерти сына у него как будто открылось второе дыхание.
Клавдий Иверо подошел к Эрнану.
– Боюсь, граф, вы не сможете задержаться у нас до обеда.
– Да, сударь. Как раз об этом я только что думал. Мы немедленно отправляемся в Толедо. Однако прежде всего следует известить госпожу Бланку, что...
– Насчет этого не беспокойтесь, – перебил его Клавдий Иверо. – Еще на рассвете я отправил в Памплону курьера с известием, что принц Фернандо казнен, а кастильский король при смерти.
– При смерти?! – пораженно воскликнул Эрнан.
– Увы, да, граф. Простите, что я не сказал вам сразу. Сегодня ночью к Калагорре приблизился внушительный отряд кастильских гвардейцев, человек так сто. Их предводитель потребовал выдачи им графа де Уэльвы, чтобы в соответствии с полученными распоряжениями препроводить его в Толедо – заметьте, в целости и сохранности.
– Это приказ короля?
– Нет. Приказ подписан первым министром, поскольку дон Альфонсо внезапно заболел и, якобы, не в состоянии исполнять свои обязанности.
Эрнан шумно выдохнул:
– Слава Богу, мы поспели в самый раз. Хоть какой Фернандо де Уэльва ни подлец, он все же сын короля, и было бы крайне невежливо с моей стороны второпях перерезать ему горло.
– Вы совершенно правы, господин граф, – согласился Клавдий Иверо. – Я уже сообщил незваным гостям, что принц будет казнен по приказу короля, и предостерег от попыток силой освободить его. Сейчас я передам им тело Фернандо, пусть они отвезут его на родину, чтобы похоронить там со всеми надлежащими почестями. А вы поспешите. Король – если он еще жив, – должно быть, с нетерпением ожидает от вас вестей. Удачи вам, граф.
В ответ Эрнан лишь молча кивнул.
В тот же день вечером Эрнан, Гастон и Этьен остановились на ночлег в небольшом трактире вблизи Альмасана. Дорогой никто из них и словом не обмолвился об утренних событиях, и только после ужина, когда изрядное количество выпитого вина значительно улучшило настроение Гастона и позволило ему уже без внутреннего содрогания думать о происшедшем, он, растянувшись на своей кровати в отведенной им троим комнате, спросил у Эрнана:
– Ну, теперь-то ты будешь со мной откровенным, дружище, или опять станешь хитрить?
Шатофьер приподнялся в постели и поглядел на Монтини. Тот, до предела измотанный бешеной скачкой, а еще больше расстройством желудка, случившемся на нервной почве, дрыхнул без задних ног.
– О чем ты толкуешь?
– Ай, прекрати! Можно подумать, ты не понимаешь, что я имею в виду! Ведь ты с самого начала решил казнить Фернандо, верно? У тебя и в мыслях не было везти его в Толедо живым.
– Положим, я лишь исполнил желание короля...
– Вот как! Значит, и тут ты обманул меня? На самом деле он велел тебе...
– Он велел мне доставить к нему брата живым и лишь в крайнем случае прикончить его. Так было написано в письме.
– Тогда я ничего не понимаю.
– А здесь и понимать нечего. Между волей и желанием есть большое различие. Дон Альфонсо хотел казнить Фернандо, но из сентиментальных соображений никак не решался на этот шаг.
– И ты помог ему.
– Вот именно. Впрочем, он сам себе помог. Если бы он вправду хотел сохранить брату жизнь, то ограничился бы одним только письмом, где указывается, при каких обстоятельствах я имею право убить Фернандо. Этого было бы вполне достаточно – письмо, собственноручно написанное королем и скрепленное его личной печатью. Однако он прислал мне и указ о смертной казни Фернандо – для пущей верности, можешь возразить ты, не более того. Дон Альфонсо, пожалуй, тоже так думал. Но я убежден, что втайне, безотчетно он надеялся, что я расценю этот указ, как руководство к действию, и приму его к немедленному исполнению. Сам подумай: как я мог обмануть ожидания короля? Ведь другого такого указа могло и вовсе не последовать. Ты же видишь, что начали вытворять государственные сановники, едва лишь дон Альфонсо занемог.
– Ага! Так я и знал! – произнес Гастон, подняв к верху указательный палец. – Ты подозревал, что короля уже отравили.
– Да, я догадывался об этом.
– И с каких пор?
– С тех пор как получше узнал Бланку. Меня вообще удивляет, что это не пришло в голову другим осведомленным, тем, кто и раньше знал ее – Филиппу, Маргарите, обоим королям, самой Бланке, наконец... Недели три назад я сидел и смотрел, как она играет с тобой в шахматы, смотрел на выражение ее лица – сосредоточенное, решительное, волевое, даже жестокое... Тогда я подумал: как глуп был граф Бискайский, если он всерьез рассчитывал, что Инморте, который много времени проводил при кастильском дворе и наверняка хорошо знает крутой нрав Бланки, согласится возвести ее на престол. И тут-то я понял: граф вовсе не глуп; человек, спланировавший такое, без преувеличения, гениальное преступление, не может быть глупцом.
Будто подброшенный пружиной, Гастон вскочил и сел на кровати.
– Елки-палки! Это же было ясно, как Божий день!
– Да, да, да! Граф Бискайский, безусловно, знал, что представляет из себя его жена. Он знал, что ее хорошо знает Инморте и что отношения между ними крайне враждебные. Будь на месте Бланки женщина с характером Жоанны Наваррской... Да что там! Будь на ее месте даже Маргарита – и то графу, возможно, удалось бы убедить Инморте, что в конце концов он приберет жену к рукам и сам станет у кормила власти. Но Бланка... – Эрнан цокнул языком. – Одним словом, я тут же написал дону Альфонсо, что, по моему мнению, граф Бискайский либо выжил из ума – что маловероятно, либо – что более вероятно – Фернандо проболтался ему, что его брат уже отравлен и кризис должен наступить в конце ноября. А правду ли он сказал или же малость приврал, опережая события, судить я, мол, не берусь.
– И распоряжение немедленно доставить Фернандо в Толедо явилось ответом на твое письмо королю?
– Ну да. Как ты сам видишь, этот ответ чуть было не запоздал. У меня уже начало иссякать терпение. Я не знал, что мне думать, и даже начал всерьез помышлять о том, чтобы тайком пробраться в замок и самолично прикончить Фернандо. К счастью, все обошлось, и теперь, если дон Альфонсо умрет, королевой Кастилии станет Бланка. Осмелюсь предположить, что при ней иезуиты будут с ностальгией вспоминать о двух предыдущих царствованиях.
– Что верно, то верно, – согласился Гастон. – Уж она-то задаст им перцу... Ай, черт! – вскричал он, пораженный внезапной мыслью. – Ведь тогда Филипп может стать королем!
– А он и станет королем, – невозмутимо подтвердил Эрнан. – Королем Галлии.
– Нет, дружище, не о том речь. Боюсь, ты не понял меня...
Эрнан тоже сел в постели.
– Я прекрасно понял тебя, Гастон. Я еще неплохо соображаю и полностью отдаю себе отчет в том, что теперь у Филиппа появится большой соблазн разорвать свою помолвку с Анной Юлией и жениться на Бланке. Но этому не бывать! Не бывать, уразумел? Пока я жив, не допущу этого. Пускай они себе любятся, пусть рожают детей, но жениться я им не позволю. Дудки! В конце концов я гасконец, я галл. Галлия моя страна – а Филипп должен стать ее государем. Если же он вздумает противиться своей судьбе, то я силой заставлю его пойти под венец с Анной Юлией и все-таки посажу их обоих на престол... Чисто по-человечески, мне, конечно, жаль Бланку и Филиппа, они просто созданы друг для друга. Но они не обычные люди, от их решения зависят судьбы миллионов людей, и осознание всей глубины своей ответственности, ответственности перед Богом и грядущими поколениями, должно помочь им преодолеть свои человеческие слабости. А в случае чего – я буду начеку и подстрахую их.
С этими словами Эрнан бухнулся головой на подушку и спустя секунду комнату сотряс его могучий храп.

ГЛАВА LXVI. ЛЕДЯНОЕ ДЫХАНИЕ СМЕРТИ
Впервые король Кастилии Альфонсо XIII почувствовал себя плохо вечером во время заседания Государственного Совета. Внезапно у него закружилась голова, перед глазами поплыли разноцветные пятна, на лбу выступил холодный пот, а все тело прошиб озноб. Он мертвенно побледнел, пошатнулся и, наверное, упал бы с кресла, если бы его не поддержал камергер.
Члены Совета тотчас прекратили прения и устремили на короля встревоженные взгляды. Губы графа Саламанки тронула злорадная усмешка, но он тут же спрятал ее и изобразил на своем лице искреннее участие – даже чересчур искреннее, подозрительно искреннее.
Между тем король мягко отстранил от себя камергера, кивком поблагодарив его за помощь. Озноб и головокружение прошли. Он вытер со лба испарину, вяло улыбнулся и сказал:
– Все в порядке, господа. Верно, я переутомился.
А внутри у него что-то оборвалось.
«Господи! – подумал Альфонсо. – Неужели Шатофьер прав?.. Господи, я еще так молод, я так хочу жить... Ах, Фернандо, Фернандо! Как же ты мог, Каин?..»
Он с трудом проглотил застрявший в горле комок и продолжил совещание.
На следующее утро король был уже не в состоянии подняться с постели. Им овладела необычайная слабость, мысли едва ворочались в его голове, которая время от времени начинала кружиться, и тогда перед его глазами выплясывали свой зловещий танец разноцветные пятна неприятных, отталкивающих, ядовитых оттенков. Чуть позже, к обеду, его затошнило и то и дело рвало; вскоре его стало рвать желчью. Лекари, которые всего неделю назад уверяли его, что он совершенно здоров, теперь то хватались за головы, то беспомощно разводили руками; они никак не могли взять в толк, что же происходит с их королем.
На третий день тошнота прошла, но это не обмануло Альфонсо. Слабость все больше одолевала его. Даже незначительное умственное напряжение быстро утомляло, он слишком много спал, очень мало ел – у него напрочь пропал аппетит, и каждый кусок пищи ему удавалось проглотить лишь ценой невероятных усилий.
Перечитав реляции своего посла в Риме о течении болезни святейшего отца, Альфонсо избавился от последних сомнений и одновременно лишился последних надежд – его, как и папу, отравили, причем тем же самым ядом.
Открыв эту ужасную истину, отравленный король ничем не выдал своих подозрений. Прекрасно понимая, что сейчас сторонники Инморте и Фернандо начеку, Альфонсо отверг соблазн послать навстречу Эрнану гонца с распоряжением немедленно казнить Фернандо. Он знал, что его письмо вряд ли дойдет по назначению, и этим он только откроет врагу все свои карты, не говоря уже о том, что приговорит гонца, в сущности, ни в чем неповинного человека, к почти неминуемой смерти.
Альфонсо оставалось только ждать и надеяться, что у Эрнана хватит ума превысить свои полномочия, или, в крайнем случае, что он будет строго придерживаться полученных указаний передать ему брата из рук в руки, угрожая тут же прикончить его, если кто-то попытается воспрепятствовать этому. И тогда, как уже твердо решил Альфонсо, Фернандо живым из его спальни не выйдет.
Наши друзья прибыли в Толедо пополудни на седьмой день болезни короля. Дворцовая стража была предупреждена заранее, и как только Эрнан назвался, его немедленно провели в королевскую опочивальню.
При виде вошедшего Шатофьера Альфонсо приподнялся на подушках и велел всем присутствующим оставить их вдвоем. Усталый взгляд его оживился, дыхание участилось, а на щеках от волнения проступил слабый румянец.
– Ну! – нетерпеливо произнес он, едва двери опочивальни затворились за последним из вышедших дворян.
Эрнан почтительно поклонился:
– Государь! Согласно вашему приказанию, ваш брат дон Фернандо, граф де Уэльва, был казнен утром восьмого ноября в замке Калагорра, принадлежащем дону Клавдию, графу де Эбро. Приговор был приведен в исполнение именем вашего величества, с согласия вышеупомянутого сеньора дона Клавдия и с соблюдением всех необходимых формальностей.
Альфонсо облегченно вздохнул. Томительная неопределенность последних дней наконец была разрешена, и у него будто гора с плеч свалилась. Он вяло махнул рукой, указывая на стул возле кровати.
– Прошу садиться, господин граф. Расскажите все по порядку.
Эрнан осторожно устроился на довольно хрупкого вида стуле и поведал королю обо всем, что произошло в Калагорре, не преминув также упомянуть и про отряд гвардейцев, явно пришедших на выручку Фернандо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88