Обогнув кораль, я присел на корточки, прислонился к жердям и стал ждать.
Медленно тянулось время, и наконец я услышал мягкое шуршание шагов по траве и почувствовал присутствие женщины
— С тобой все в порядке?
Я прошептал слова едва слышно, но она сразу же подошла ко мне, а я встал, скрываясь за угловым столбом кораля.
— Они уехали, — сказала Тина.
— Что?
— Они уехали, — повторила она. — Я боялась за тебя.
Тина объяснила, что в деревьях за салуном для бандитов были приготовлены лошади, и пока они пили в баре, лошадей оседлали, и убийцы по одному скрылись в лесу.
— Они нас обманули… Попросту надули.
— Но один остался. Он на втором этаже, и утром, по-моему, тоже уедет.
— Кто?
— Человек, который привёз деньги. Блондин.
Феттерсон? Возможно.
— Ты видела, как он платил им?
— Да, сеньор, видела своими глазами. В основном там было золото. Этот человек сказал, что это остаток.
— Тина, они убили Хуана Торреса… Ты его знала?
— Да… Он был хорошим человеком.
— Ты бы стала свидетельствовать в суде? Ты могла бы рассказать, как этот человек платил бандитам деньги? Для тебя это опасно.
— Я выступлю в суде. Мне не страшно. — Она не шевелясь стояла в темноте. — Я знаю, ты любишь сеньориту Альварадо, но, пожалуйста, помоги мне. Помоги убежать отсюда. Этот человек в салуне, с которым ты разговаривал, он мой… Как это сказать? Он женился на моей матери.
— Отчим.
— Да… Но моя мать умерла, а он держит меня тут и заставляет работать. Так и состарюсь здесь. Я хочу уехать в 'Санта-Фе, но он меня не пускает.
— Ты уедешь. Обещаю.
Итак, бандиты исчезли, мы их не видели, но Тина сказала, что один из них — Пайсано. Он знала еще одного — приземистого, крепкого и очень нахального парня по имени Джим Дуайер. Я видел его у Пони-Рок. Однако Феттерсон находился все еще тут, а он-то мне был нужен больше всех.
Мы немного поспали, незадолго до рассвета поднялись и стряхнули с одежды солому. Я чувствовал себя грязным и неряшливым, мне страшно хотелось помыться и побриться, но мы проверили оружие и зашагали к отелю. На кухне светилось окно, и мы вошли через заднюю дверь.
В комнате стоял бармен в нижнем белье и в носках. На полу лежал грязный матрас и скомканные одеяла. Вокруг были разбросаны ботинки, сапоги и грязные носки, на стенах висела одежда, на гвозде болтался револьвер в кобуре. Я вынул его, крутанул барабан и вынул патроны. Бармен мрачно наблюдал за мной.
— Что это значит?
Развернув бармена, мы вытолкнули его в темный холл. Фонарь в руках Кэпа бросал блеклый, рассеянный свет.
— В какой он комнате?
Метис лишь посмотрел на меня, а Кэп, подмигнув, поинтересовался:
— Ну что, кончим его сейчас или выведем во двор? Там труп найдут позже.
Бармен переступил с ноги на ногу.
— Послушайте, не надо! — заартачился он. — Я ничего не сделал.
— Зачем он нам нужен? Только мешается, — задумчиво сказал я. — Так что давай лучше выведем.
Кэп выглядел достаточно сурово, чтобы выполнить обещанное, а глядя на меня люди всегда думают, что я убиваю чаще, чем улыбаюсь.
— Погодите, погодите минуту… Этот человек для меня ничего не значит. Он в шестой комнате наверху.
Не отводя от него взгляда, я распорядился:
— Кэп, держи его. — А затем пригрозил бармену. — Смотри, если наврал.
Я на цыпочках поднялся по лестнице, осторожно ступая на каждую ступеньку, а наверху, загородив фонарь полой куртки, прошел по коридору и распахнул дверь шестого номера.
Увидев свет фонаря, находившийся там человек открыл глаза и потянулся к лежащему на столике револьверу, но я предупредил:
— Давай, Феттерсон, хватай оружие, чтоб я смог убить тебя без зазрения совести.
Его рука зависла над оружием и медленно отодвинулась.
Феттерсон сел на кровати — крупный, ширококостный мужчина с гривой спутанных светлых волос и узким, как лезвие ножа, лицом. Глаза его, надо сказать, не светились радостью.
— Сэкетт? Мне следовало догадаться, что это будешь ты. — Осторожно, чтобы я не сомневался в его намерениях, он взял кисет и начал сворачивать самокрутку. — Чего. тебе нужно?
— Я предъявляю тебе обвинение в убийстве, Фетт. Если у тебя хороший адвокат, попробуй отвертеться, но если сделаешь хоть одно неверное движение, то от пули точно не уйдешь.
Он чиркнул спичкой и прикурил.
— Ладно… Я не Рид Карни. Будь у меня хоть один шанс, я бы выстрелил, но если револьвер застрянет в кобуре, мне крышка.
— Не обольщайся, не успеешь и руку протянуть.
— Ты приехал меня арестовать?
— Да. Одевайся.
Феттерсон не спеша оделся, а я его не торопил, считая, что так спокойнее: он, не сопротивляясь, поедет в Мору, в тюрьму. Он знал, что Приттс не оставит его, а с такой поддержкой дело едва ли дойдет до суда. У меня почти не было улик — только то, что расскажет Тина, и то, что я видел сам. Но этого слишком мало.
Одевшись, он прошел вперед, и мы спустились в холл, где Кэп держал на прицеле бармена. Забрав коня Феттерсона, мы отправились в Мору. С убийцами Торреса дело не закончено, что ж, им придется обождать, но я от своего не отступлю.
Обратная дорога заняла немного времени, хотелось доехать побыстрее, так как не исключено, что бармен сообщит о случившемся людям Приттса. Поэтому к полудню следующего дня Феттерсон уже сидел за решеткой. Город бурлил.
Когда я вошел, Феттерсон стоял, держась за стальные прутья решетки.
— Я здесь долго не задержусь, — сказал он. — Я ни в чем не виноват.
— Ты заплатил убийцам, а недавно выдал Пайсано аванс.
У Феттерсона задергалось веко. Я заметил этот тик еще в Абилине, когда он попал в безвыходное положение и понял, что живым не выберется.
— Не волнуйся, — успокоил я его, — пока дело дойдет до суда, у меня будет достаточно улик, чтобы тебя повесить.
Он презрительно рассмеялся, однако в его голосе чувствовалось натянутость.
— Ты до этого дня не доживешь! — воскликнул он. — Меня просто подставили.
Когда я выглянул на залитую солнцем улицу, напротив конторы шерифа слезал с повозки Джонатан Приттс.
У Джонатана Приттса была единственная положительная черта: действовал он без промедления.
Глава 17
Давненько я не стоял лицом к лицу со своим заклятым врагом. Приттс вошел в открытую дверь и остановился напротив меня в тесном кабинете. Его светло-голубые глаза сверкали гневом.
— У вас в тюрьме мистер Феттерсон. Освободите его.
— Извините, не могу.
— Какое обвинение ему предъявили?
— Соучастие в убийстве Хуана Торреса.
Приттс с яростью смотрел на меня.
— Вы арестовали этого человека из-за ненависти ко мне. Он невиновен, у вас нет улик. Какое вы имеете право держать его в заключении? Если вы не освободите Феттерсона, я добьюсь вашего увольнения.
Приттс даже не догадывался насколько глупо звучала его угроза. Он любил власть и не понимал, что я не держусь за эту работу, более того, уйду со своего поста с удовольствием.
— Он просидит здесь до суда.
Джонатан Приттс изучающе посмотрел на меня.
— Я вижу, что вы не склонны к благоразумию, — сказал он, чуть понизив голос.
— Совершено преступление, мистер Приттс. Вы же не думаете, что я освобожу подозреваемого только потому, что ко мне подошел первый встречный и попросил об одолжении. Пришло время покончить с преступлениями и насилием, — внушительно произнес я. — И с заказными убийствами.
Я рассчитывал, что это заденет Приттса, может, так и было, однако он не подал вида и лицо его осталось бесстрастным.
— Что вы этим хотите сказать?
— У нас есть свидетельства, что Феттерсон заплатил убийцам Хуана Торреса.
Ясное дело, я блефовал. У нас не было почти ничего, что можно предъявить в суде. Более того, нечем оправдать содержание Феттерсона в тюрьме. Я видел, как он передавал деньги Пайсано, а Тина сообщит, что он заплатил бандитам в Трес-Ритос. Можно еще доказать, что он встречался с убийцами.
— Это невозможно.
Взяв пачку бумаг, я принялся их раскладывать. Приттс привык, чтобы ему уделяли внимание, и мои действия его разъярили.
— Мистер Приттс, — продолжал я, — по-моему, вы тоже имеете отношение к этому преступлению. Если мои подозрения подтвердятся, будете висеть рядом с Феттерсоном и всей компанией.
Тут он меня удивил. Я надеялся, что Приттс бросится на меня с кулаками, но он лишь спросил:
— Вы говорили об этом со своим братом?
— Он знает, что я исполняю свои обязанности и вмешиваться не будет. Я в его дела тоже не лезу.
— Каков размер залога за мистера Феттерсона?
— Это дело судьи, однако обвиняемых в убийстве не выпускают под залог.
Приттс не стал мне угрожать или спорить, а просто повернулся и вышел. Если бы он знал, как мало у меня улик, то остался бы сидеть в конторе. Но меня не надо учить, как обращаться с такими людьми: если на них нажать, они начинают действовать слишком быстро и необдуманно, а потому допускают много ошибок.
Вошел Билл Секстон, за ним Олли. Оба выглядели встревоженными.
— Твое дело против Феттерсона крепкое? — спросил Секстон.
— Придет время, будет крепкое.
Секстон почесал подбородок и вынул сигару. Он молча изучал ее, а я смотрел на него, зная, что последует дальше. Мне было смешно смотреть, как Секстон подбирается к главному, и в то же время я чувствовал раздражение.
— Феттерсон, — сказал Билл, — близок к Джонатану Приттсу, нехорошо получится, если мы повесим на него убийство. У него есть доказательства, что он не был на месте засады.
— Есть еще одно обстоятельство, Тай, — сказал Олли. — Именно Джонатан помог Оррину на выборах.
— Ничего подобного. — Ноги у меня лежали на письменном столе, сказав это, я опустил их на пол и выпрямился в кресле. — Просто Приттс встал на нашу сторону, когда понял, что Оррин наверняка выиграет. Или Феттерсон остается в тюрьме, или я подаю в отставку.
— Это твое последнее слово? — спросил Олли.
— Ты меня знаешь.
Мне показалось, что он облегченно вздохнул. Олли Шеддок был в общем-то неплохим человеком, и если он принял решение, то своей позиции не изменит, а сейчас я делал то, что мы оба считали верным.
— Хорошо, — согласился Секстон, — раз ты считаешь, что дело в суде не провалится, мы тебя поддержим.
Кэп вернулся в контору шерифа. Почти стемнело. Я сидел, не зажигая света и кое-что обдумывал.
Кэп присел на корточки у стены и закурил трубку.
— В городе появился человек по имени Уилсон, — начал он, который любит приложиться к бутылке. Несколько дней назад он ходил без цента в кармане, а теперь у него куча денег.
— Какое красиво небо, — отозвался я. — Человек, который назвал эти горы Сангрэ-де-Кристос, должно быть, такими их и видел. Алое небо и вершины гор… Напоминает кровь.
— Он напился, — продолжал Кэп.
Я перестал покачиваться в кресле, встал, открыл дверь, отделяющую кабинет шерифа от камер и подойдя к решетчатой двери, посмотрел на лежащего Феттерсона. Я не видел его лица, различал лишь большой черный силуэт на фоне стены и ботинки. И еще светился огонек от сигареты.
— Когда тебе принести поесть?
Он опустил ноги на пол.
— Все равно. Когда хочешь.
— Ладно. — Я повернулся, затем, как бы между прочим, спросил: — Ты знаешь Уилсона?
Он вынул изо рта сигарету.
— Не припоминаю. А что, должен знать?
— Должен… Он слишком много пьет, по-настоящему пристрастился к бутылке. Есть люди, которым не следует давать деньги.
Когда я закрыл за собой дверь, Кэп зажег лампу.
— Человек, которому есть что скрывать, имеет повод для беспокойства.
Феттерсон никак не мог знать, что разболтает Уилсон, а воображение способно на самые фантастические варианты. Как там говорится в Библии? «Виновный бежит от своей тени»?
Самое тяжелое — ждать. В камере Феттерсону не оставалось ничего, кроме как думать с утра до вечера, а значит, скоро он начнет беспокоиться. А Джонатан Приттс не выразил желания повидаться с ним. Неужели Приттс хочет обрезать все ведущие к себе ниточки и оставить Феттерсона на произвол судьбы? Если это могло прийти в голову мне, то Феттерсону тем более.
Кэп остался в конторе, а я пошел в кафе перекусить. Неожиданно в дверном проеме возник Том Санди. Он был небрит и выглядел так, словно давно не отрывался от бутылки. Войдя, Том зажмурился от яркого света, пару раз моргнул, и увидев меня шагнул вперед. По-моему, его немного пошатывало… Или, может быть, я ошибся?
— Значит, ты взял Феттерсона? — ухмыльнулся он с легким презрением. — Ну и что собираешься делать с ним?
— Осудить за соучастие в убийстве, — ответил я. — Мы знаем, что он заплатил убийцам.
— Метишь в родственников, — утвердительно произнес Том с насмешкой в голосе. — А мнением братца поинтересовался?
— Его мнение значения не имеет. Но вообще-то он предложил мне действовать на свое усмотрение, ни о чем не беспокоясь.
— Это на него похоже, двуличный сукин сын.
— Том, — спокойно произнес я, — это определение относится и ко мне, мы, между прочим, братья.
Он долго смотрел на меня, и на какую-то секунду я решил, что он разозлится, и молил Бога, чтобы этого не произошло. Мне не хотелось драки с Томом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27