— Теперь точно — нету, — ухмыльнулся Роде. — Это выбитые с Березового острова шалили. Пытались, шельмы, по Неве на Ладогу пойти, но встретились с нами, новыми этими и ореховской дружиной, были разбиты и рассеялись в диких лесах. Лойму одну я себе прибрал, остальные спалил.
— Дела, — тряхнул головой князь. — Велика Россия, за всем не уследишь. А чего вестей не было?
— Повредили когг мы на Неве, — сказал Берналь за датчанина. — Пока чинились, пока назад шли…
— Мы тут грешным делом…
Басманов, вспомнив, сколько раз поминали экипаж капера, поперхнулся и замолчал.
— Не опостылела служба? — спросил он чуть погодя. — Все же одни в чистом поле… то есть — чистом море.
— Дело привычное, — отмахнулся датчанин. — Починимся и снова пойдем. А у вас, смотрю, уже крепко дело пошло.
Датчанин видел самое лишь начало строительства русской твердыни на Нарове, и теперь дивился, как можно за столь короткое время возвести каменную многобашенную крепость.
— Москва велит торопиться, — улыбнулся опричник. — С золотоглавой не поспоришь.
— Войска, смотрю, нагнали… — Как раз в ворота вливались два стрелецких потока — один от потешной крепостицы, закончивший учения, второй с тракта на Копорье, подмога.
— Скрывать нечего — скоро война, — Басманов сделался серьезен. — Сегодня весть пришла — не хотят рыцари дань выплачивать, зато какие-то свои земли отписывают рыцарям из Великого княжества Литовского.
— Ну литвины, ну хитрецы, — забормотал уязвленный Ежи Соболевский. — Опять наших обошли. Доколе такое твориться будет!
— А что ты делать станешь, — ткнул его в бок новгородец, — если Русь с ляхами сцепится?
— Нет никаких «ляхов», — принялся растолковывать Соболевский. — Если Вишневецкие за Ливонию — то мы, в Собачьей Кучке, вместе с Радзивиллами — за Русь. Если наоборот…
Они удалились от князя и заспорили на корме когга.
— Просьба есть у меня, княже, — сказал Карстен Роде, проводив болтунов недовольным взглядом.
— Все, что в силах Плещеевых… — Ладонь Басманова легла напротив сердца.
— Людей у меня теперь больше стало…
— Я уже думку думал, — прервал его опричник. — Под флот отвели мы во-он те терема, огородили их рогатками, чтобы не совались всякие. Там и столоваться будете, и верфь рядом, и причал.
Роде развел руками от избытка чувств.
— Вот и все просьбы твои? — рассмеялся Басманов. — Недавно у меня с одним южанином совсем другой разговор вышел.
— Какой еще южанин, — спросил Берналь напряженно.
— Об этом тоже надобно поговорить, — Басманов огляделся, подтянул ногой лавку и уселся. — Нужно нам крепко стоять в море студеном. Много кораблей надо, одного когга уже маловато будет. Я государя упрошу все это хозяйство под твою руку отдать, Карстен Роде, первый наш капитан. Пока же будем бить мы только вполсилы, не кулаком, а растопыренной пятерней.
— Много независимых капитанов, — догадался Берналь.
— А куда деваться? — спросил Басманов риторически. — Мы теперь многих на службу берем. Но не всех особо привечаем.
— Значит, — заметил Роде, — тот свен правду говорил — не протолкнуться на Балтике стало от русских.
Басманов заливисто рассмеялся и нескоро смог остановиться, утирая глаза.
— Свены так говорят? То ли еще будет, дай срок!
— Откуда капитан новый, — спросил датчанин. — Каков корабль?
— Когг у него, наподобие этого, — сказал Ярослав. — Сам из Гишпании. Зовут чудно — то ли сито, то ли…
— Де Сото, — упавшим голосом сказал Берналь.
— Точно — он, — подхватил Ярослав. — Привез нам известия важные, а дорогой пушки умыкнул у ливонцев.
— Пушки у него и верно знатные, — ледяным тоном произнес датчанин. — Попал в бок флейта — едва на дно не пустил. Одним ядром! Не зажег, а проломил.
— А что такое, — поочередно заглянул в глаза монаху и капитану внимательный к оттенкам речи и мимики опричник. — Знакомец старый?
— Знакомец, — датчанин явно замкнулся в себе, а Берналь не мог найти, что сказать.
— Если что худое про него ведаете, — строго и несколько напыщенно произнес Басманов, — так скажите сейчас. Нам варнаков не надо на Руси.
— Проверить надо вести кое-какие, — выдавил наконец Берналь. — Но прошу сердечно князя — не слишком доверяйте этому человеку.
— Если он жив еще, — вдруг произнес Роде.
— Что за бесовщина?
Ярослав и Басманов переглянулись и уставились на датчанина.
— Ежи! — заорал вдруг капитан. — Соболевский! Иди сюда, расскажи князю про призрака, в бурю встреченного.
Аях принялся сочно расписывать безумную затею с абордажем, потом пересказал эпизод с лоймой, полной мертвецов.
— За кормовым веслом, — докончил за поляка Роде, — мне померещился де Сото, окровавленный и какой-то… выпитый изнутри что ли…
— Байка! Басня! — в один голос вырвалось у князя и его дружинника.
Датчанин сердито засопел, и опричник тут же исправил свою оплошность:
— Верим мы вам и про бурю, и про свена, и про лойму с мертвяками. А что на ней рыцарь де Сото плыл — могло и прибредиться.
— Могло, — удивительно легко согласился вдруг Роде. — Подождем, когда «Спрут» вернется.
— Добро, — князь поднялся. — Терема те можете хоть сей час заселять. Ходите, где вам надо в городе, только Адашеву слишком часто не попадайтесь.
Он теперь большой голова надо всем… Но вы под моей рукой, запомните. Чуть что — прямо ко мне, не чинясь.
Едва поднявшись, Басманов вдруг наморщил лоб и спросил:
— Помните, была в Ругодиве, когда я вас на Русь забирал, заваруха у нас, в кабачке фрау Танбух…
— Помним, — сказали в один голос Берналь, Ежи и Роде, которые там как раз и познакомились.
— Вас вывела потайным ходом одна весьма любопытная особа, некая Гретхен.
— Она еще с нами в плавание ушла, — подтвердил датчанин.
— И что же с ней сталось? За борт упала?
— Эта шельма, — не удержался Соболевский, — оказалась весьма хитрой штучкой, княже. Травила нашего капитана ядом, пыталась корабль спалить, а потом и вовсе сбежала с остатками воинства Шлип-пенбаха. Так что искать ее можно только в свенской земле.
— Так я и подумал. — Басманов двинулся к борту. — Очень интересная фрау, был бы моложе — влюбился бы, ей-богу.
— Змея она, — просто сказал Берналь. — Холодная, как могила, и хитрая.
— Что хитрая — это точно. — Басманов перевесил ногу через борт и подергал веревку. — Она сейчас в Ганзе сидит. Большим уважением пользуется в Ливонии, между прочим. Надеюсь когда-нибудь накоротке с ней словцом перемолвиться.
— Не советую, — еще тише сказал Берналь. — К ведьме подходить близко может либо святой, либо пастырь Божий.
— Ну, а палач? — спросил Соболевский, по-детски наивно выпятив нижнюю губу.
— Заплечных дел мастер тут нужен, а не святой, — согласился князь. — Ну, бывайте. Быстрее вам починиться и в море выйти.
Глава 25
НАРОВСКИЕ БЕРЕГА
Мы тут в рутине погрязли, — насмешливо глядя на Басманова, цедил слова Адашев, — А наш воевода лихой такие дела на море творит, что глядишь — один он люб царю-батюшке будет.
— Это вряд ли, — Курбский подкрутил щегольский ус, пышнее которого были во всей Европе, верно, у одного Радзивилла. — Государь любит теперь людей набожных, кротких, пастырей для стада, а не волков.
Это был камень в огород Сильвестрова и того же Адашева, который мог часами прояснять в окружении дьяков темные места «Добротолюбия».
— А что на море особенного делается? — спросил через некоторое время покоритель Казани.
— Служат людишки, — неопределенно ответил Басманов.
— Третьего дня, — стал рассказывать Адашев, — явился в устье Наровы свенский флейт. Наши давай пушки наставлять, фитили палить, стрельцы от ратных учений бегут к пристани — словом, переполох изрядный. Сажаю я пять десятков чернокафтанников в челны, отправляю к свенскому корыту. Но палить не велю — кто их знает, может, говорить хотят, а не ратиться. И тут капитан свенский зовет на борт десятника, причем на потеху, десятника того зовут Михрютка Рябой. И этому вот Михрютке сдает свен свою саблю и спрашивает, куда ему флейт ставить.
— Это с чего такое диво? — Курбский даже усы оставил и уставился на Басманова. — Неужто твои водяные станичники так свенского льва запугали?
— Я капитана к себе приглашаю, — продолжал Адашев. — Интересуюсь, почему на аккорд сдался. А он говорит — спасу нет от русских станичников на Балтике. Один походя борт проломил ядром, от другого в бурю спрятались — так он и в бурю с саблями наголо полез абордаж учинять. И учинил! А потом повернулся, и говорит — сами добирайтесь до Иванго-рода, нам недосуг. И канул в бурю.
— И что тут кривда, что тут правда?
— Кривды нет, — ответил Басманов. — Полуправда есть.
— Это весьма превосходно, — возбудился вдруг Курбский, — что нас на Балтике бояться начали. Мы еще в Ливонию ни ногой, а нам сдаются корабли! Царь-батюшка зело обрадуется.
Адашев налил себе вина, пригубил и тут спохватился — стал и собеседникам лить.
— Без прислужников тяжко, — виновато и насквозь фальшиво, как обычно, улыбнулся Адашев.
Совещание проводили, затворив ставни, прогнав челядь. Дело неумолимо катилось к войне, боялись наушников. На беседы допускался только иной раз обозный воевода — Скуратов, да еще Бутурлин, присланный царем для командования передовым полком. Сейчас Бутурлин на правах младшего из государевых доверенных людей муштровал стрельцов.
— А я уж думал, — признался Курбский, — поднять полк любой, разметать рогатки и скинуть в реку твою банду заморскую, князь Басманов.
— Отчего же так?
— Спесивы, наглы, басурман на басурмане. Шапок не ломают ни перед кем, а какая польза с них — не ясно. Только носят им туда доски да гвозди, еду да ме-ды. Стрельцы, кстати сказать, волнуются. Говорят — нет ли там, за рогатками, измены какой хитрой.
— Про измену, — жестко сказал Басманов, — позволь нам, опричникам, думать.
Курбский насупился, Адашев вздрогнул, словно только и делал, что измышлял измены на государя.
— Ладно уж, — величественно позволил покоритель Казани, — пусть живут хоть в теремах, хоть на кораблях. Не слышал я про плененные и потопленные корабли, сейчас знаю. А слыхал я — торговля в Новгороде и Старой Руссе в гору пошла. У меня полки стояли в Копорье и Яме, по Ауге в городках разбросанные — думал, с голодухи опухнут. Деньга выдана, а в лесу медведю эту деньгу не покажешь, селезню мзду не дашь.
— Выжили? — сочувственно спросил Басманов.
— Не то слово, — воскликнул Курбский. — Жирком подернулись. И все через лотошников бродячих.
— Торговля растет — это замечательно, — заговорил Адашев. — А только жалуются на русских ви-тальеров те же датчане. А нам с ними и торговать, и воевать с немцем.
— То и жалуются, — заметил Басманов, — что их собственных витальеров мои людишки на корм рыбам пустили. Вот Новгород и вздохнул свободнее. Прикажете убрать корабли с моря? Я уберу, только кто будет твою, Курбский, рать кормить, пока ты, Адашев, политесы с принцем датским Магнусом и Радзивиллом разводишь?
— Опять началось, — возвел очи горе Адашев. — Все подлецы, одни опричники молодцы.
— Я доли в торге с датскими сукновальщиками не имею, — отрезал Басманов. — А поставки стрелецким полкам идут не из вотчин рода Плещеевых.
— Ты бы не отказался нашу рать одевать, — усмехнулся Курбский. — Как и все остальные Плещеевы, только кто вам даст? Царь-батюшка ясно все отписал — что опричь, а что в земство.
— Довольно, — хватил Басманов кулаком по лавке. — Мы будем дело обсуждать, или вдруг другу в бороды вцепимся?
— Ты ручками не маши на нас, — наставительно покачал пальцем и старательно нахмурился Адашев, — говори, что думаешь о делах Ливонских.
— То и думаю, что всегда, — Басманов говорил излишне резко, сам это понимал, но поделать с собой ничего не мог. — Орден развалится, как только мы на него надавим.
— Что и следует сделать, — елейно улыбнулся Курбский. — Договаривай уж, опричник.
— Что и следует свершить немедля, — Басманов указал на грубо намалеванную карту, брошенную поверх лавки под закрытыми ставнями. — Ударить, как стоим — Курбский из Пскова, а я с Бутурлиным — отсюда. Нарва падет, а магистр выведет свои рати в чисто поле. Курбский его стопчет и пойдет вглубь Ливонии. Войне конец.
— Какой ты быстрый, — развел руками Адашев. — Ливония — это сила.
— Ливония, — в тысячный раз за эти несколько дней повторил опричник, — это была сила. Была, да вся вышла.
— Кто перед государем ответит за погубленные полки? — спросил Адашев.
— Я и отвечу, коли доведется, — Басманов посмотрел на Курбского, опять занявшегося усами. — А что скажет казанский победитель?
— План отличный, — ответствовал тот. — Наскок на татарский манер — или все, или ничего. А Ливония — не Казань и не Крым. Тут Европа, тут постепенно и умно действовать надобно.
— И что с того, что не Крым? До Крыма, конечно, месяцами скакать надо, а татары тем временем степь зажгут и редкие колодцы трупами забьют. А тут — не загнав лошадей, можно всю Ливонию незнамо сколько раз кругами объехать за седьмицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39