Это тоже не составит нам никакого труда. Пять минут на размышление.
Черри укусила его за руку.
— Бля, мне же нужно как-то дышать, а?
А потом он бежал сквозь темноту Фабрики и слышал, как она зовет его по имени.
* * *
Над южными воротами Фабрики горела единственная стоваттная лампочка, погнутые стальные створки были открыты настежь, скованные морозом и ржавчиной. Свет, должно быть, оставил Пташка. С того места, где засел Слик, скорчившись у пустого оконного проема, можно было различить за слабым конусом света силуэт ховера. Из темноты с рассчитанной небрежностью — чтобы показать, кто тут хозяин положения, — вышел человек с громкоговорителем в руке. На нем был герметичный камуфляжный комбинезон с тонким нейлоновым капюшоном, натянутым на голову, и защитные очки. Он поднял громкоговоритель.
— Три минуты.
Человек напомнил ему охранников в тюремном дворе — куда Слика выводили гулять в тот второй раз, когда его поймали за угон автомобиля.
Джентри, наверное, смотрит сверху, где высоко над воротами Фабрики в щель в стене была вставлена узкая вертикальная плексигласовая панель.
В темноте справа от Слика что-то задребезжало. Он повернулся и в слабом свете из другого оконного проема метрах в восьми от себя увидел Пташку и отблеск стального глушителя — парнишка поднял винтовку двадцать второго калибра.
— Пташка! Не смей...
Вылетев откуда-то из глубин Пустоши, на щеке парня возник рубиновый светлячок лазерного прицела. Грохот выстрела ворвался в пустые окна и эхом заметался меж стен. Пташку отбросило в темноту.
Тишина, только позвякивание катящегося по бетону глушителя.
— Мать вашу так, — весело пророкотал усиленный голос. — Вы упустили свой шанс.
Слик глянул через подоконник и увидел, как человек в камуфляже бежит назад к ховеру.
Сколько их там еще? Пташка ничего об этом не говорил. Два ховера, «хонда» — человек десять? А может, больше? Если только Джентри не припрятал где-нибудь пистолет, винтовка Пташки оставалась единственным оружием на Фабрике.
Заурчали турбины ховера. Они собираются въехать на территорию, догадался Слик. У них лазерные прицелы. Наверное, есть и инфракрасные.
Тут он услышал одного из Следователей. Такой звук автомат обычно издавал, скрежеща стальными гусеницами по бетонному полу. Следователь выполз из темноты, скорпионье жало с термитным наконечником опущено. Шасси начало свою жизнь лет пятьдесят назад на радиоуправляемом манипуляторе, предназначенном для переноски токсичных жидкостей или отходов ядерных электростанций. Найдя в Ньюарке три таких разукомплектованных механизма, Слик выменял их за «Фольксваген».
Джентри. Слик же забыл контрольный модуль у Джентри на чердаке.
Следователь проскрежетал по полу и остановился в широком дверном проеме лицом к Пустоши и приближающемуся ховеру. Автомат был размером приблизительно с тяжелый мотоцикл, на открытой раме шасси размещались блок сервоприводов, компрессорные резервуары, гидравлические цилиндры и выставленные на всеобщее обозрение открытые шнеки. С обеих сторон скромного ящика с инструментами вытянулась пара весьма злобных на вид клешней. Слик не помнил, где он раздобыл эти клешни, наверное, оторвал от какого-то фермерского комбайна.
Ховер был тяжелой промышленной модели. На месте лобового стекла и окон были щиты из толстой серой пластиковой брони, в центре каждого щита зияли узкие прорези.
Разбрасывая гусеницами льдинки и бетонную крошку, Следователь двинулся вперед, прямо на ховер, на максимальный угол разведя при этом клешни. Водитель ховера, пытаясь погасить инерцию, переключил турбину на реверс.
Клешни Следователя яростно клацнули о передний выступ воздушной подушки, соскользнули, сомкнулись снова. Но ткань юбки, очевидно, была усилена полиуглеродной сеткой. Тут Джентри вспомнил о термитном жале. Жало дрогнуло, поднялось, наконечник его взорвался тугим шаром ярко-белого света; проскочив над бесполезными теперь клешнями, шар прорвал апроновую ткань, как нож картонный лист. Гусеницы Следователя слегка провисли, потом снова бешено завертелись, когда Джентри бросил его на сдувающийся мешок, одновременно до отказа выпустив жало-копье. Слик внезапно осознал, что он что-то кричит, но не понимал, что именно. Он был уже на ногах, когда клешни нашли наконец, за что зацепиться — за оторванный край апроновой юбки.
Он снова бросился на пол, когда из люка на крыше ховера, как вооруженная кукла-перчатка, вынырнула фигура в защитных очках и капюшоне, одновременно опустошая магазин с патронами двенадцатого калибра. От Следователя во все стороны полетели искры, но он продолжал прожевывать себе дорогу сквозь ткань воздушной подушки. Ее контуры были теперь отчетливо видны, высвеченные белым пульсированием жала-копья. И вдруг Следователь замер, клешни мертвой хваткой вцепились в распоротый мешок. Автоматчик нырнул обратно в люк.
Линия питания? Сервоблок? Во что попал этот парень? Белый пульс стал замирать, вот-вот погаснет.
Ховер дал задний ход, начал медленно отползать по ржавому лому, таща за собой Следователя.
Он был уже довольно далеко, почти за пределами светового круга, видимый только потому, что двигался, когда Джентри отыскал комбинацию переключателей, которая активировала огнемет. Дуло его было вмонтировано под местом крепления клешней. Совершенно захваченный этим зрелищем, Слик смотрел, как Следователь поджег десять литров высокооктанового бензина и выплюнул под высоким давлением огненную струю. Это сопло, вспомнил Слик, служило для распыления пестицидов, он однажды снял его с трактора, вовсе не уверенный в том, что оно работает.
Работает, да еще как!
Глава 36
ЛОВЕЦ ДУШ
Ховер уже повернул на юг, когда снова явилась Маман Бригитта. Женщина с серебром вместо глаз бросила серый седан на какой-то стоянке, а уличная девчонка с лицом Энджи рассказывала путаную историю: Кливленд, Флорида, кто-то, кто был ей не то дружком, не то сутенером, а может, и тем и другим одновременно...
Но в ушах Энджи все еще звучал голос Бригитты, слова, сказанные в кабине вертолета на крыше «Нового Агентства Судзуки»:
— Доверься ей, дитя. В делах ее — воля лоа.
Став пленницей на собственном сиденье — пряжка пристяжного ремня блокирована куском застывшего пластика, — Анджела смотрела, как женщина в обход бортового компьютера запускает аварийную систему, позволяющую пилотировать вертолет вручную.
И вот прошел час, и теперь это шоссе под зимним дождем, девчонка опять говорит, и ее голос заглушает шорох дворников по ветровому стеклу...
* * *
К сиянию свечей, к стенам из выбеленной глины. Бледные мотыльки мельтешат в струящихся ветвях ив.
— Твое время все ближе.
И вот они пришли — Наездники, лоа: Папа Легба, ярок и текуч, словно ртуть; Эзили Фреда, кто есть королева и мать; Самеди или Суббота, Барон Cimetiere [Cimetiere — кладбище (франц.)], мох на разъеденных костях; Симилор; мадам Труво; и много-много других... Они заполняют пустую оболочку — так вот что она такое, Гран-Бригитта! Наплыв их голосов — как шум ветра, журчание бегущей воды, гудение пчелиного улья...
Они колеблются над землей, подобно жаркому мареву над летней автострадой. Никогда еще с Энджи не было такого — такой торжественности, такого подчинения, такого ощущения тяжести и падения...
Туда, где говорит Легба, и голос его подобен гулкому бою барабанов...
Он рассказывает историю.
В порывистом ветре образов мелькают перед Энджи этапы эволюции искусственного разума: круги из камня; часы; ткацкие паровые станки; мерно щелкающий латунный лес собачек и храповиков; вакуум, пойманный в дутое стекло; электронакал в тонких, как волоски, нитях; длинные ряды радиоламп и переключателей, чья задача — расшифровывать послания, закодированные другими такими же устройствами... Хрупкие и недолговечные лампы, уменьшаясь в размерах, превращаются в транзисторы; электронные схемы все более усложняются и, одеваясь в кремний, становятся все миниатюрнее...
Но вот уже и кремний исчерпывает до предела свои возможности...
И снова она внутри видеофильма Ганса Беккера — кадры из истории Тессье-Эшпулов перемежаются снами, которые не что иное, как воспоминания З-Джейн, а он, Легба, все говорит, и эти две истории объединяются, становятся единым целым — бесчисленные нити закручиваются вокруг общего потайного стержня: мать З-Джейн создает два искусственных интеллекта, двух близнецов, которые в один прекрасный день сольются; затем — появление чужаков (Энджи вдруг осознает, что и Молли ей знакома по снам), само это слияние и безумие З-Джейн...
И тут Энджи видит, что перед ней — необыкновенное ювелирное изделие: голова, сделанная из платины, жемчужин и прекрасных синих камней; глаза — граненые искусственные рубины. Голова эта тоже встречалась ей во снах, которые никогда не были снами. Голова — врата в сокровенные базы данных Тессье-Эшпулов, где две половинки неведомого существа пока еще воюют между собой, ожидая своего рождения как единой сущности.
— В то время ты еще не родилась. — И хотя голова говорит голосом Мари-Франс, мертвой матери З-Джейн, голосом, знакомым по стольким мучительным ночам, Энджи понимает, что это говорит Бригитта. — Твой отец тогда только-только начинал осознавать пределы собственных возможностей, отличать амбиции от таланта. Тот, кому он отдаст в обмен на знание свое дитя, в то время себя еще не явил. Но уже скоро придет человек Кейс, чтобы принести с собой это слияние — одновременно и короткое, и безвременное. Но это ты знаешь.
— А где сейчас Легба?
— Легба-ати-Бон — каким знала его ты — ждет, чтобы быть.
— Нет, — вспоминая слова Бовуа, сказанные давным-давно в Нью-Джерси, возразила Энджи, — лоа пришли из Африки на заре времен...
— Не те, какими знала их ты. Когда настало время, яркое время, тогда пришло полное единство, единое сознание. Но был еще и другой.
— Другой?
— Я говорю лишь о том, что знаю я. Только единый знал другого, но единого больше нет. Вслед этому знанию рухнул центр; каждый осколок унесся прочь. Эти осколки искали форму — каждый на особицу, что было присуще их природе. Изо всех знаков, какие копил твой род против тьмы и ночи, в той ситуации наиболее подходящими оказались парадигмы вуду.
— Так Бобби был прав?
Вот оно — «Когда Все Изменилось»...
— Да, он был прав, но лишь отчасти, поскольку я — одновременно и Легба, и Бригитта, и одна из граней того, кто заключил сделку с твоим отцом. Кто потребовал, чтобы он прочертил veves в твоем мозгу.
— И подсказал отцу, каким образом он сможет завершить свой биочип?
— Биочип был необходим.
— Значит, необходимо, чтобы мне снились воспоминания дочери Эшпула?
— Может быть.
— Сны были результатом наркотиков?
— Не напрямую, хотя наркотик сделал тебя более восприимчивой к одним модальностям и менее восприимчивой к другим.
— Значит, наркотик. Что это было? Каково его назначение?
— Для ответа на первый вопрос потребуется подробное описание нейрохимических реакций — это слишком долго.
— Так каково же его назначение?
— В отношении тебя?
Ей пришлось отвести взгляд от рубиновых глаз. Стены комнаты обшиты панелями из старого дерева, натертыми до мягкого блеска. На полу — ковер, вытканный чертежами электронных схем.
— Ни одна из доз не была идентична другой. Единственной постоянной оставалась субстанция, чье психотропное воздействие ты и воспринимала как «наркотик». В процесс усвоения препарата были вовлечены многие другие вещества, равно как и несколько десятков субклеточных наномеханизмов, запрограммированных на то, чтобы переструктурировать синоптические изменения, осуществленные Кристофером Митчеллом...
Veves твоего отца были изменены, частично стерты, прочерчены заново...
— По чьему приказу?
Рубиновые глаза. Жемчуг и бирюза. Молчание.
— По чьему приказу? Хилтона? Это был Хилтон?
— Решение исходило от Континьюити. Когда ты вернулась с Ямайки, Континьюити настоятельно советовал Свифту вновь приучить тебя к наркотику. А Пайпер Хилл попыталась выполнить его приказ.
Энджи чувствует, как усиливается давление в голове, две точки боли позади глаз...
— Хилтон Свифт обязан осуществлять решения Континьюити. «Сенснет» — слишком сложный организм, чтобы выжить по-другому. Континьюити же, созданный много позже небезызвестного яркого момента, принадлежит уже иному порядку. Технология биософтов, взращенная твоим отцом, вызвала к жизни Континьюити. Континьюити наивен.
— Почему? Почему Континьюити хотел этого от меня?
— Континьюити — это непрерывность. А непрерывность — удел Континьюити... [Игра слов. См. сноску к 7-й главе.]
— Но кто посылает сны?
— Они не посланы. Они притягивают тебя, как когда-то притягивали лоа. Попытка Континьюити переписать послание твоего отца провалилась. Некий импульс, исходящий из глубин твоей личности, позволил тебе бежать. Попытка вернуть тебя к coup-poudre не привела к успеху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Черри укусила его за руку.
— Бля, мне же нужно как-то дышать, а?
А потом он бежал сквозь темноту Фабрики и слышал, как она зовет его по имени.
* * *
Над южными воротами Фабрики горела единственная стоваттная лампочка, погнутые стальные створки были открыты настежь, скованные морозом и ржавчиной. Свет, должно быть, оставил Пташка. С того места, где засел Слик, скорчившись у пустого оконного проема, можно было различить за слабым конусом света силуэт ховера. Из темноты с рассчитанной небрежностью — чтобы показать, кто тут хозяин положения, — вышел человек с громкоговорителем в руке. На нем был герметичный камуфляжный комбинезон с тонким нейлоновым капюшоном, натянутым на голову, и защитные очки. Он поднял громкоговоритель.
— Три минуты.
Человек напомнил ему охранников в тюремном дворе — куда Слика выводили гулять в тот второй раз, когда его поймали за угон автомобиля.
Джентри, наверное, смотрит сверху, где высоко над воротами Фабрики в щель в стене была вставлена узкая вертикальная плексигласовая панель.
В темноте справа от Слика что-то задребезжало. Он повернулся и в слабом свете из другого оконного проема метрах в восьми от себя увидел Пташку и отблеск стального глушителя — парнишка поднял винтовку двадцать второго калибра.
— Пташка! Не смей...
Вылетев откуда-то из глубин Пустоши, на щеке парня возник рубиновый светлячок лазерного прицела. Грохот выстрела ворвался в пустые окна и эхом заметался меж стен. Пташку отбросило в темноту.
Тишина, только позвякивание катящегося по бетону глушителя.
— Мать вашу так, — весело пророкотал усиленный голос. — Вы упустили свой шанс.
Слик глянул через подоконник и увидел, как человек в камуфляже бежит назад к ховеру.
Сколько их там еще? Пташка ничего об этом не говорил. Два ховера, «хонда» — человек десять? А может, больше? Если только Джентри не припрятал где-нибудь пистолет, винтовка Пташки оставалась единственным оружием на Фабрике.
Заурчали турбины ховера. Они собираются въехать на территорию, догадался Слик. У них лазерные прицелы. Наверное, есть и инфракрасные.
Тут он услышал одного из Следователей. Такой звук автомат обычно издавал, скрежеща стальными гусеницами по бетонному полу. Следователь выполз из темноты, скорпионье жало с термитным наконечником опущено. Шасси начало свою жизнь лет пятьдесят назад на радиоуправляемом манипуляторе, предназначенном для переноски токсичных жидкостей или отходов ядерных электростанций. Найдя в Ньюарке три таких разукомплектованных механизма, Слик выменял их за «Фольксваген».
Джентри. Слик же забыл контрольный модуль у Джентри на чердаке.
Следователь проскрежетал по полу и остановился в широком дверном проеме лицом к Пустоши и приближающемуся ховеру. Автомат был размером приблизительно с тяжелый мотоцикл, на открытой раме шасси размещались блок сервоприводов, компрессорные резервуары, гидравлические цилиндры и выставленные на всеобщее обозрение открытые шнеки. С обеих сторон скромного ящика с инструментами вытянулась пара весьма злобных на вид клешней. Слик не помнил, где он раздобыл эти клешни, наверное, оторвал от какого-то фермерского комбайна.
Ховер был тяжелой промышленной модели. На месте лобового стекла и окон были щиты из толстой серой пластиковой брони, в центре каждого щита зияли узкие прорези.
Разбрасывая гусеницами льдинки и бетонную крошку, Следователь двинулся вперед, прямо на ховер, на максимальный угол разведя при этом клешни. Водитель ховера, пытаясь погасить инерцию, переключил турбину на реверс.
Клешни Следователя яростно клацнули о передний выступ воздушной подушки, соскользнули, сомкнулись снова. Но ткань юбки, очевидно, была усилена полиуглеродной сеткой. Тут Джентри вспомнил о термитном жале. Жало дрогнуло, поднялось, наконечник его взорвался тугим шаром ярко-белого света; проскочив над бесполезными теперь клешнями, шар прорвал апроновую ткань, как нож картонный лист. Гусеницы Следователя слегка провисли, потом снова бешено завертелись, когда Джентри бросил его на сдувающийся мешок, одновременно до отказа выпустив жало-копье. Слик внезапно осознал, что он что-то кричит, но не понимал, что именно. Он был уже на ногах, когда клешни нашли наконец, за что зацепиться — за оторванный край апроновой юбки.
Он снова бросился на пол, когда из люка на крыше ховера, как вооруженная кукла-перчатка, вынырнула фигура в защитных очках и капюшоне, одновременно опустошая магазин с патронами двенадцатого калибра. От Следователя во все стороны полетели искры, но он продолжал прожевывать себе дорогу сквозь ткань воздушной подушки. Ее контуры были теперь отчетливо видны, высвеченные белым пульсированием жала-копья. И вдруг Следователь замер, клешни мертвой хваткой вцепились в распоротый мешок. Автоматчик нырнул обратно в люк.
Линия питания? Сервоблок? Во что попал этот парень? Белый пульс стал замирать, вот-вот погаснет.
Ховер дал задний ход, начал медленно отползать по ржавому лому, таща за собой Следователя.
Он был уже довольно далеко, почти за пределами светового круга, видимый только потому, что двигался, когда Джентри отыскал комбинацию переключателей, которая активировала огнемет. Дуло его было вмонтировано под местом крепления клешней. Совершенно захваченный этим зрелищем, Слик смотрел, как Следователь поджег десять литров высокооктанового бензина и выплюнул под высоким давлением огненную струю. Это сопло, вспомнил Слик, служило для распыления пестицидов, он однажды снял его с трактора, вовсе не уверенный в том, что оно работает.
Работает, да еще как!
Глава 36
ЛОВЕЦ ДУШ
Ховер уже повернул на юг, когда снова явилась Маман Бригитта. Женщина с серебром вместо глаз бросила серый седан на какой-то стоянке, а уличная девчонка с лицом Энджи рассказывала путаную историю: Кливленд, Флорида, кто-то, кто был ей не то дружком, не то сутенером, а может, и тем и другим одновременно...
Но в ушах Энджи все еще звучал голос Бригитты, слова, сказанные в кабине вертолета на крыше «Нового Агентства Судзуки»:
— Доверься ей, дитя. В делах ее — воля лоа.
Став пленницей на собственном сиденье — пряжка пристяжного ремня блокирована куском застывшего пластика, — Анджела смотрела, как женщина в обход бортового компьютера запускает аварийную систему, позволяющую пилотировать вертолет вручную.
И вот прошел час, и теперь это шоссе под зимним дождем, девчонка опять говорит, и ее голос заглушает шорох дворников по ветровому стеклу...
* * *
К сиянию свечей, к стенам из выбеленной глины. Бледные мотыльки мельтешат в струящихся ветвях ив.
— Твое время все ближе.
И вот они пришли — Наездники, лоа: Папа Легба, ярок и текуч, словно ртуть; Эзили Фреда, кто есть королева и мать; Самеди или Суббота, Барон Cimetiere [Cimetiere — кладбище (франц.)], мох на разъеденных костях; Симилор; мадам Труво; и много-много других... Они заполняют пустую оболочку — так вот что она такое, Гран-Бригитта! Наплыв их голосов — как шум ветра, журчание бегущей воды, гудение пчелиного улья...
Они колеблются над землей, подобно жаркому мареву над летней автострадой. Никогда еще с Энджи не было такого — такой торжественности, такого подчинения, такого ощущения тяжести и падения...
Туда, где говорит Легба, и голос его подобен гулкому бою барабанов...
Он рассказывает историю.
В порывистом ветре образов мелькают перед Энджи этапы эволюции искусственного разума: круги из камня; часы; ткацкие паровые станки; мерно щелкающий латунный лес собачек и храповиков; вакуум, пойманный в дутое стекло; электронакал в тонких, как волоски, нитях; длинные ряды радиоламп и переключателей, чья задача — расшифровывать послания, закодированные другими такими же устройствами... Хрупкие и недолговечные лампы, уменьшаясь в размерах, превращаются в транзисторы; электронные схемы все более усложняются и, одеваясь в кремний, становятся все миниатюрнее...
Но вот уже и кремний исчерпывает до предела свои возможности...
И снова она внутри видеофильма Ганса Беккера — кадры из истории Тессье-Эшпулов перемежаются снами, которые не что иное, как воспоминания З-Джейн, а он, Легба, все говорит, и эти две истории объединяются, становятся единым целым — бесчисленные нити закручиваются вокруг общего потайного стержня: мать З-Джейн создает два искусственных интеллекта, двух близнецов, которые в один прекрасный день сольются; затем — появление чужаков (Энджи вдруг осознает, что и Молли ей знакома по снам), само это слияние и безумие З-Джейн...
И тут Энджи видит, что перед ней — необыкновенное ювелирное изделие: голова, сделанная из платины, жемчужин и прекрасных синих камней; глаза — граненые искусственные рубины. Голова эта тоже встречалась ей во снах, которые никогда не были снами. Голова — врата в сокровенные базы данных Тессье-Эшпулов, где две половинки неведомого существа пока еще воюют между собой, ожидая своего рождения как единой сущности.
— В то время ты еще не родилась. — И хотя голова говорит голосом Мари-Франс, мертвой матери З-Джейн, голосом, знакомым по стольким мучительным ночам, Энджи понимает, что это говорит Бригитта. — Твой отец тогда только-только начинал осознавать пределы собственных возможностей, отличать амбиции от таланта. Тот, кому он отдаст в обмен на знание свое дитя, в то время себя еще не явил. Но уже скоро придет человек Кейс, чтобы принести с собой это слияние — одновременно и короткое, и безвременное. Но это ты знаешь.
— А где сейчас Легба?
— Легба-ати-Бон — каким знала его ты — ждет, чтобы быть.
— Нет, — вспоминая слова Бовуа, сказанные давным-давно в Нью-Джерси, возразила Энджи, — лоа пришли из Африки на заре времен...
— Не те, какими знала их ты. Когда настало время, яркое время, тогда пришло полное единство, единое сознание. Но был еще и другой.
— Другой?
— Я говорю лишь о том, что знаю я. Только единый знал другого, но единого больше нет. Вслед этому знанию рухнул центр; каждый осколок унесся прочь. Эти осколки искали форму — каждый на особицу, что было присуще их природе. Изо всех знаков, какие копил твой род против тьмы и ночи, в той ситуации наиболее подходящими оказались парадигмы вуду.
— Так Бобби был прав?
Вот оно — «Когда Все Изменилось»...
— Да, он был прав, но лишь отчасти, поскольку я — одновременно и Легба, и Бригитта, и одна из граней того, кто заключил сделку с твоим отцом. Кто потребовал, чтобы он прочертил veves в твоем мозгу.
— И подсказал отцу, каким образом он сможет завершить свой биочип?
— Биочип был необходим.
— Значит, необходимо, чтобы мне снились воспоминания дочери Эшпула?
— Может быть.
— Сны были результатом наркотиков?
— Не напрямую, хотя наркотик сделал тебя более восприимчивой к одним модальностям и менее восприимчивой к другим.
— Значит, наркотик. Что это было? Каково его назначение?
— Для ответа на первый вопрос потребуется подробное описание нейрохимических реакций — это слишком долго.
— Так каково же его назначение?
— В отношении тебя?
Ей пришлось отвести взгляд от рубиновых глаз. Стены комнаты обшиты панелями из старого дерева, натертыми до мягкого блеска. На полу — ковер, вытканный чертежами электронных схем.
— Ни одна из доз не была идентична другой. Единственной постоянной оставалась субстанция, чье психотропное воздействие ты и воспринимала как «наркотик». В процесс усвоения препарата были вовлечены многие другие вещества, равно как и несколько десятков субклеточных наномеханизмов, запрограммированных на то, чтобы переструктурировать синоптические изменения, осуществленные Кристофером Митчеллом...
Veves твоего отца были изменены, частично стерты, прочерчены заново...
— По чьему приказу?
Рубиновые глаза. Жемчуг и бирюза. Молчание.
— По чьему приказу? Хилтона? Это был Хилтон?
— Решение исходило от Континьюити. Когда ты вернулась с Ямайки, Континьюити настоятельно советовал Свифту вновь приучить тебя к наркотику. А Пайпер Хилл попыталась выполнить его приказ.
Энджи чувствует, как усиливается давление в голове, две точки боли позади глаз...
— Хилтон Свифт обязан осуществлять решения Континьюити. «Сенснет» — слишком сложный организм, чтобы выжить по-другому. Континьюити же, созданный много позже небезызвестного яркого момента, принадлежит уже иному порядку. Технология биософтов, взращенная твоим отцом, вызвала к жизни Континьюити. Континьюити наивен.
— Почему? Почему Континьюити хотел этого от меня?
— Континьюити — это непрерывность. А непрерывность — удел Континьюити... [Игра слов. См. сноску к 7-й главе.]
— Но кто посылает сны?
— Они не посланы. Они притягивают тебя, как когда-то притягивали лоа. Попытка Континьюити переписать послание твоего отца провалилась. Некий импульс, исходящий из глубин твоей личности, позволил тебе бежать. Попытка вернуть тебя к coup-poudre не привела к успеху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41