— Если бы так. Первоклассная оснастка, и все равно приходится ее вздрючивать, чтобы извлечь хоть немного фантазии, не говоря уже о безумии.
Кумико подошла ближе и присела на корточки рядом с Салли.
— Это конструкт?
Поставив фляжку с водкой на мостовую, Салли тронула сырой порошок кончиком перламутрового ногтя.
— Конечно. Ты их и раньше видела. Хочешь — воспоминания о реальном мире, хочешь — врубаешься в киберпространство. Я получил этот оракулов волчок, чтобы все время крутить его, понимаешь? — прибор издал странный звук: смех. — Любовные неприятности? Злая женщина тебя не понимает? — снова скрежещущий смех, похожий на раскаты статики. — На самом деле я скорее бизнес-консультант. А это добро оставляют здесь местные ребятишки. Вроде как, добавляет мистики к антуражу. Время от времени мне удается заполучить скептика, какого-нибудь ублюдка, который решает вдруг угоститься. — из прорези полыхнула тонкая, как волосок, алая линия, и где-то справа от Кумико взорвалась бутылка. И снова смех статики. — Так что привело тебя сюда, Молл? Тебя и, — розовый свет опять скользнул по лицу девочки, — дочь Янаки?
— Рейд на виллу «Блуждающий огонек», — сказала Салли.
— Давно это было, Молл...
— Она охотится за мной, Финн. Четырнадцать лет прошло, а эта сумасшедшая сучка все не хочет от меня отстать...
— Так, может, ей больше заняться нечем? Ты же знаешь, какие они, эти богатенькие...
— Где Кейс, Финн? Возможно, ей нужен он...
— Кейс — вне игры. Урвал пару-другую приличных кушей после того, как вы расстались, потом соскочил со стимуляторов и вышел подчистую. Сделай ты то же самое, не морозила бы сейчас свои прелести в тупике, а? Последнее, что я о нем слышал, у него четверо детей...
* * *
Следя за гипнотическим покачиванием сканирующего розового уголька, Кумико кое-как сообразила, с кем или с чем говорила Салли. В кабинете ее отца были похожие предметы: четыре черных лакированных кубика, расставленных на длинной сосновой полке. Над каждым кубиком висел официальный портрет. Портреты были черно-белыми фотографиями мужчин в темных костюмах и с галстуками; четыре очень серьезных джентльмена. Лацканы их пиджаков украшали маленькие металлические эмблемы, отец тоже иногда такую носил. Хотя мать ей и рассказывала, что в кубиках заключены призраки, духи злых предков отца, Кумико они скорее притягивали, чем пугали. Если в них сидят призраки, рассуждала она, то наверняка эти духи очень маленькие, ведь в кубик и голова ребенка не поместится.
Иногда отец подолгу медитировал перед кубиками, стоя на коленях на татами в позе, означающей глубочайшее почтение. Девочка не раз видела его в этой позе, но лишь когда ей исполнилось десять лет, она однажды услышала, как он обращается к ним вслух. И один ответил. Вопрос показался Кумико бессмысленным, а уж ответ — тем более, но размеренный голос духа заставил ее замереть, скорчившись за бумажной ширмой. Отец потом очень смеялся, найдя ее там, и, вместо того чтобы отругать дочь, объяснил, что кубики служат жилищами для записанных личностей прежних директоров корпорации. «Это их души?» — спросила девочка «Нет», — с улыбкой ответил отец и добавил, что различие тут очень тонкое. «У них нет сознания. Они отвечают на заданный вопрос приблизительно так же, как реагировали бы, будь они людьми. Если уж они призраки, то что тогда говорить о голограммах».
После лекции Салли об истории и иерархии якудза в робата-баре на Эрлз-Коурт Кумико решила, что каждый из мужчин на фотографии, каждый из этих записанных личностей был в свое время ойябуном.
Существо в бронированном футляре, наверное, имеет сходную природу, размышляла про себя девочка, ну, может быть, немного более сложную. Точно так же, как Колин — просто более сложная версия гида «Мишелин», какой носили с собой секретари отца в их экспедициях за покупками в Синдзюку.
Салли звала его Финн. И было ясно, что когда-то этот Финн был ей то ли другом, то ли партнером.
Интересно, подумала Кумико, а бодрствует ли он, когда тупик пуст? Сканирует ли его лазерный взгляд беззвучное кружение полуночного снега?
* * *
— Европа, — сказала Салли. — Отколовшись от Кейса, я исколесила весь континент. После той операции денег осталось даже больше, чем нужно, по крайней мере, так мне тогда казалось. ИскИн Тессье-Эшпулов выплатил все через швейцарский банк. Он же стер все следы того, что мы когда-либо поднимались вверх по колодцу. Я хочу сказать, вообще все: скажем, имен, под которыми мы путешествовали на «шаттле» «Джей-Эй-Эль», там просто не было. Кейс все проверил, когда мы вернулись в Токио, пробурился в самые разные базы данных — такое впечатление, что ничего из этого просто не происходило. Я не знаю, как такое возможно, ИскИн он или нет, но ведь никто так на самом деле и не понял, что случилось там, наверху, когда Кейс прогнал тот китайский ледоруб сквозь их базовый лед.
— ИскИн потом пытался выйти на вас?
— Я ничего об этом не знаю. Кейс считал, что он ушел — не исчез, а именно ушел, растворился во всей матрице в целом. Как будто он перестал существовать в киберпространстве, а просто стал им. Если ИскИну не хочется, чтобы его увидели, чтобы знали о его присутствии, ну тогда, думаю, нет никакой возможности его обнаружить. И нет никаких шансов доказать это кому-то еще, даже если ты что-то знаешь... Что до меня, я ничего не желала знать. Я хочу сказать: что бы там ни случилось, мне казалось, что с этим покончено. Армитаж мертв, Ривьера мертв, Эшпул мертв, пилот-растафари, который возил нас туда на буксире, вернулся к себе в кластер Сион и, вероятно, списал все происшедшее на еще один наркотический сон... Я оставила Кейса в токийском «Хайятте» и никогда больше его не видела...
— Почему?
— Кто знает? Да ни почему. Я была молода, и вообще казалось, что все позади.
— Но ее вы ведь оставили там, наверху. В «Блуждающем огоньке».
— Вот именно. И время от времени я раздумываю над этим. Финн, когда мы уходили, было такое впечатление, что ей на все наплевать. Наплевать, что я за нее убила ее больного сумасшедшего отца, а Кейс взломал их защиту и выпустил в матрицу их ИскИн... Но я внесла ее в список, так? Когда однажды на тебя сваливаются по настоящему крупные неприятности, когда тебя достают, ты проходишься по такому списку.
— И ты с самого начала вычислила ее?
— Нет. Список у меня довольно длинный.
Кейс, который, как показалось Кумико, был для Салли чем-то большим, нежели просто партнер, больше в рассказе не появлялся.
Сидя на корточках рядом с Салли и слушая рассказ о четырнадцати годах ее жизни, который ради Финна та сжала в стремительное стаккато мест и событий, Кумико вдруг обнаружила, что воображает себе более молодую Салли этакой бисонен, героиней традиционного романтического видеофильма: трагичной, элегантной и смертельно опасной. Кумико с трудом поспевала за деловито-сухой манерой Салли излагать свою жизнь. Слишком много ссылок на места и вещи, которые девочке ничего не говорили. Зато так легко было представить себе, как Салли одним взмахом руки добивается внезапных и блестящих побед, как и положено бисонен. Нет, подумалось ей, когда Салли отмахнулась от «неудачного года в Гамбурге» (тут в ее голосе вдруг зазвучал гнев — застарелый гнев, ведь с тех пор прошло десять лет), ошибочно оценивать эту женщину в японских понятиях. Никакая она не ронин, нет в ней ничего от странствующего самурая; и Салли и Финн говорили о бизнесе.
Насколько Кумико сумела понять, тот трудный год в Гамбурге наступил для Салли после того, как она приобрела и потеряла какое-то состояние. Получила она его как свою долю в «деле наверху», в том месте, которое Финн назвал «Блуждающим огоньком», — в партнерстве с мужчиной по имени Кейс. При этом она нажила себе врага.
— Гамбург, — перебил Финн, — я слышал рассказы о Гамбурге...
— Деньги закончились. Так оно всегда и бывает, когда ты молода... Вроде, сколько их ни сшибай, а все как-то не то, но я уже успела связаться с теми людьми из Франкфурта, оказалась по уши перед ними в долгу, а они хотели получить по счетам моим ремеслом.
— Каким ремеслом?
— Хотели, чтобы кое-кому перепало.
— А дальше?
— Я завязала. Как только смогла. Уехала в Лондон...
Возможно, решила Кумико, что Салли когда-то и походила на ронина, была кем-то вроде странствующего самурая. Однако в Лондоне она стала совсем другой, стала деловой женщиной. Обеспечивая себя неким неназванным способом, она постепенно превратилась в спонсора, субсидирующего различные деловые операции. (Что такое «спускать кредит»? Что значит «отмывать данные»?)
— Да уж, — протянул Финн, — неплохо поработала. Заполучила долю в каком-то немецком казино.
— «Аикс-ла-Шапель». Я входила в правление. Да и до сих пор там, если добуду нужный паспорт.
— Осела? — снова смех.
— Конечно.
— Немного о тебе было слышно в те времена.
— Управляла казино. Вот и все. Справлялась.
— Ты дралась на пари. «Мисти Стил» — «Туманная сталь», полулегкий вес. Восемь боев. Я ставил на пяти из них. Матч с кровью, конфетка. Все нелегальные.
— Хобби.
— Хорошенькое хобби. Я видел видеоролики. Малыш Бирманец прямо-таки вскрыл тебя, ты чуть жизни не лишилась...
Кумико вспомнила длинный шрам.
— Поэтому я завязала. Пять лет назад, а я и так уже была лет на пять старше, чем положено.
— Ты выглядела неплохо, но «Туманная сталь»... Господи Иисусе.
— Не цепляйся. Не я же придумала эту кличку.
— Хорошо-хорошо. Расскажи-ка о нашей подруге «сверху». Как она вышла на тебя?
— Через Суэйна. Роджера Суэйна. Однажды заявляется ко мне в казино шестерка этого ублюдка, якобы крутой по имени Прайор. С месяц назад.
— Лондонский Суэйн?
— Он самый. А у Прайора для меня подарок — с метр распечатки. Список. Имена, даты, места.
— Много?
— Все. Даже то, что я почти позабыла.
— И «Блуждающий огонек»?
— Все. Так вот, собрала я манатки и вернулась в Лондон к Суэйну. Ему, мол, очень жаль, но он вынужден меня прижать. Потому что некто прижимает его. У него тоже есть из-за чего нервничать — собственный метр распечатки.
Кумико услышала, как каблуки Салли проскрежетали по мостовой.
— Чего он хочет?
— Украсть кого-то тепленьким. Некую знаменитость.
— А почему ты?
— Да ладно, Финн, затем я к тебе и пришла. Спросить у тебя об этом.
— Насчет З-Джейн тебе сказал Суэйн?
— Нет. Это сказал мой компьютерный ковбой в Лондоне.
У Кумико заболели колени.
— А малышка? Где ты ее подцепила?
— Она объявилась однажды вечером в доме Суэйна. Янака пожелал убрать ее из Токио. Суэйн должен ему гири.
— Во всяком случае, она чиста, никаких имплантантов. Судя по тому, что до меня доходит из Токио, у Янаки забот по горло...
Кумико поежилась в темноте.
— Что за знаменитость они хотят? — продолжал Финн.
Кумико почувствовала, что Салли медлит.
— Анджелу Митчелл.
Безмолвно качается розовый метроном — слева направо, справа налево.
— Здесь холодно, Финн.
— Да уж. Хотелось бы мне это почувствовать. Я просто сделал небольшую пробежку тебя же ради. На Мемори-Лейн. Ты много знаешь о том, откуда взялась эта Энджи?
— Нет.
— Я играю в игру под названием «оракул», дорогуша, а не в «научную библиотеку». Ее отцом был Кристофер Митчелл. Большая шишка в исследованиях по биочипам «Маас Биолабс». Она выросла в их закрытом городке в Аризоне, так сказать, дочь компании. Приблизительно лет семь назад там что-то стряслось. Поговаривают, что «Хосака» снарядила команду своих профессионалов, чтобы помочь Митчеллу поменять хозяина. Архивные сводки новостей говорят, что во владениях «Мааса» произошел взрыв в несколько мегатонн, но никто так и не обнаружил никакой радиации. И наемников «Хосаки» тоже не нашли. «Маас» же объявил, что Митчелл мертв, самоубийство.
— Это библиотека. А что знает оракул?
— Слухи. Ничего, что выстраивалось бы в единую картинку. Улица говорит, что она объявилась здесь день или два спустя после взрыва в Аризоне,. связалась с какими-то очень странными, даже чудными латиносами, действовавшими на окраинах Нью-Джерси.
— Чем они занимались?
— Заключали сделки. В основном «железо», софт. Купля-продажа. Иногда покупали кое-что и у меня...
— Чем же они были странны?
— Они были колдуны. Считали, что в матрице полно мамбо и всяких прочих тварей. И знаешь, что я тебе скажу, Молл?
— Что?
— Они были правы.
Глава 23
СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ
Она очнулась, будто кто-то щелкнул переключателем.
Не открывать глаза. Слышно, как они переговариваются в соседней комнате. Болело в разных местах, но не намного хуже, чем после «магика». Черный отходняк уже совсем сошел, или, быть может, его заглушило тем, что ей вкатили, этим аэрозолем.
Бумажный халат царапал соски, они почему-то казались большими и нежными, а грудь — полной. По лицу извивались тоненькие ниточки боли, двойной тупой болью стягивало глазницы, во рту — будто все воспалено, к тому же привкус крови.
— Я не собираюсь учить тебя жить, — говорил Джеральд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41