в меньшей степени, хотя и значительно, пострадали рядовые партийцы и совсем незначительно — беспартийные. Это была жесточайшая «чистка» прежде всего партийного и государственного аппарата.
По поводу причин «ежовщины» существует несколько версий. Одни объясняют ее подозрительностью и жестокостью Сталина; другие — некомпетентностью, амбициями и садистскими наклонностями Ежова. Третьи указывают на объективные обстоятельства: множество тайных врагов партии, сталинского курса, СССР; необходимость укреплять устои государства перед неизбежной войной, очистить партию и общество от «сомнительных элементов».
Субъективные факторы, безусловно, должны были сказываться. И дело не в характере Сталина вообще: ведь он был чрезвычайно сдержанным и расчетливым человеком, умевшим подавлять свой личные чувства и амбиции. Но в ту пору он находился почти постоянно в сильнейшем интеллектуальном и нервном напряжении из-за лавины проблем, которые следовало обдумать, и вопросов, которые требовалось оперативно решать.
Добавим еще смерти родных и близких, неоднократные покушения. Он знал, что является мишенью для тайных организаций и разведслужб ряда государств. Убедился он и в том, что его могут предать даже еще недавние друзья. Все это содействовало тому, что он. настаивал на предоставлении НКВД возможности проводить репрессии без серьезного их обоснования в кратчайшие сроки.
Личность Ежова (а также его ближайшего сподручного Фриновского) тоже сыграла свою отрицательную роль. И дело не в том, каким он был вообще. Важно — каким он стал, сосредоточив в своих руках власть над сотнями тысяч, а в принципе — над миллионами людей. Он ощутил себя вершителем человеческих судеб, впав в административный и садистский раж. Нередко он карал тех, кто не был врагом Сталина, тем самым ослабляя его позиции, вызывая не только страх, но и недовольство, а то и возмущение в обществе. Объективно это было на руку врагам Сталина (прежде всего Троцкому), которые рассчитывали на массовые беспорядки и бунты в ответ на репрессии. И если бы террор проводился против советского народа, то так бы и произошло.
Но был еще один фактор, определявший разгул «ежовщины»: освобожденная стихия репрессий, которая развивалась с нарастанием, ускоренно, как большинство процессов с обратной связью, характерных для биологических и социальных систем. Брали одну группу подозреваемых, от них переходили к их сторонникам, а то и просто сочувствующим или даже хорошим знакомым, от которых якобы тянулись нити к другим участникам заговоров или тайных организаций. Надо было демонстрировать свою бдительность и проницательность, раскрывая все новых и новых противников советской власти. Приходилось добиваться — правдами и неправдами — признаний задержанных, чтобы не оставалось никаких сомнений в правильности арестов и подозрений. Добавим, что в органах НКВД было немало скрытых недругов Сталина. Они могли сознательно ужесточать репрессии, вовлекая в их круг его сторонников.
Благодаря полученным чрезвычайным полномочиям, руководство НКВД оказалось на положении высшей власти в стране, поставив под свой контроль не только военачальников, но и партаппарат. Сталин наверняка это понимал.
«Лишь в 1963 году, — писал П.А. Судоплатов, — я узнал, что действительно стояло за кардинальными перестановками и чисткой в рядах НКВД в последние месяцы 1938 года. Полную правду об этих событиях, которая так никогда и не была обнародована, рассказали мне Мамулов и Людвигов, возглавлявшие секретариат Берии, — вместе со мной они сидели во Владимирской тюрьме. Вот как была запущена фальшивка, открывшая дорогу кампании против Ежова и работавших с ним людей. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских торжеств. Акция по компрометации Ежова была успешно проведена. Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись „политически неблагонадежными“. Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности… В декабре 1938 года Берия официально взял в свои руки бразды правления в НКВД…»
Трудно поверить, что столь серьезные и крутые меры были приняты только благодаря доносу двух, пусть даже ответственных работников. Почему надо было доверять фальшивке, а не высшим должностным лицам НКВД?
Должны были существовать веские объективные причины для прекращения «ежовщины». Ее требовалось остановить, ибо масштабы репрессий грозили перейти все допустимые пределы и вызвать общественный протест. Было нарушено равновесие между главнейшими группами (можно сказать— партиями по интересам), стоявшими во главе СССР: руководством партии, вооруженными силами, органами НКВД, государственным аппаратом, советской властью на местах.
Требовалось как можно скорее покончить с гегемонией НКВД, который стал претендовать на абсолютную власть в стране. Ради этого пришлось пожертвовать многими его работниками. Такова была последняя «великая чистка», после того как сами карательные органы расправились с оппозиционерами и заговорщиками в партии, РККА, госаппарате, в местных органах советской власти.
Можно согласиться с мнением П.А. Судоплатова: «Жизнь показала, что ненависть Сталина и руководителей ВКП(б) к политическим перерожденцам и соперникам в борьбе за власть была оправданной. Решающий удар по КПСС и Советскому Союзу был нанесен именно группой бывших руководителей партии. При этом первоначально узкокорыстные интересы борьбы за власть эти деятели маскировали заимствованными у Троцкого лозунгами борьбы с бюрократизмом и господством партаппарата».
Впрочем, партаппарат со времен Хрущева действительно захватил всю власть в стране, а потому его руководителям удалось под лживыми лозунгами провести «революцию сверху».
…Проводником «либеральной реформы», ограничившей всевластие карательных органов, стал автор приказа по НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 года. Там, в частности, говорилось:
«…В целях обеспечения неуклонного проведения в жизнь постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. все органы НКВД при осуществлении этого постановления обязываются руководствоваться следующими указаниями:
1) Немедленно прекратить производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению…
2) Аресты производить в строго индивидуальном порядке… Отменить практику составления так называемых справок или меморандумов на арест. Аресты должны быть предварительно согласованы с прокурором…
…12) В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности задержанных. Задержание не должно длиться больше 48 часов…
15) Отменить практику продления наказания находящимся в ссылке и лагерях. Лица, отбывающие установленный для них срок наказания, освобождаются…
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Берия».
1 декабря 1938 года появилось постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором указывалось, что разрешения на аресты военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА могут даваться только самим наркомом обороны.
А летом следующего года Берия издал приказ о порядке вызова военнослужащих в органы НКВД, в котором говорилось:
«От командования частей поступают жалобы, что в практике работы особых отделов имеют место случаи вызова военнослужащих без ведома и согласия командования.
Вызовы военнослужащих производятся по всякому, даже незначительному поводу, а зачастую просто по «усмотрению» оперативного работника… Каждый подобного рода необоснованный вызов военнослужащего нервирует личный состав РККА и РККФ…»
Как видим, и на местах, в воинских частях, представители НКВД были не прочь показать свою власть над военными. Теперь этому пришел конец. «Вызовы военнослужащих в органы НКВД, — сказано в приказе, — проводить только с ведома и согласия комиссара части».
Началось оздоровление обстановки не только в НКВД и Красной армии, но и по всей стране. Несколько сократилось количество политзаключенных. Перед реальной угрозой войны требовалось консолидировать народ, укрепляя решимость противостоять врагу.
На этом фоне несколько странно выглядят демографические показатели. Если в 1937 —1939 годах рождаемость составляла 3,9—3,7%, а естественный прирост был высок: 2,0—1,9%, то в 1940 году эти цифры заметно снизились, соответственно до 3,1 и 1,3%, несмотря на то что народ в целом стал жить лучше, а масштабы репрессий резко сократились.
Чем объяснить такой феномен?
Главная причина — предчувствие войны. Не локальной, как с Финляндией, а смертельно опасной, жесточайшей — с фашистской Германией.
Смерть врага
Как свидетельствуют «Очерки истории российской внешней разведки»: «Активная работа по троцкистским организациям за границей началась с марта 1936 года». Столь позднее развертывание борьбы с этими антисталинскими группировками некоторые исследователи склонны объяснять происками Ягоды, связанного с Троцким. Однако Ягода был вовсе не всесилен, и если бы последовала команда «свыше», его подчиненные вынуждены были бы по меньшей мере создавать видимость бурной деятельности. Судя по всему, такой команды не поступало.
Сам Лев Давидович вынуждал советское руководство приступать к решительной борьбе с ним самим, а затем и перейти к операциям по его уничтожению. Мы уже приводили его высказывания, призывающие «убрать Сталина». А вот что писал он в манифесте IV Интернационала:
«Подготовка революционного низвержения московской касты есть одна из центральных задач IV Интернационала. Это не простая и не легкая задача. Она требует героизма и жертв».
Это уже призыв не просто к свержению существующего в СССР строя, но и указание на необходимость сделать это путем вооруженного восстания внутри страны и участия в этом интернациональных сил. Иначе говоря, Интернационал, по Троцкому, должен был в первую очередь героически и не считаясь с жертвами подготовить и осуществить контрреволюцию.
Можно возразить: а разве не Сталин первым перешел к террору в отношении Троцкого и его близких? Ведь 16 февраля в парижском госпитале во время операции по удалению аппендикса при загадочных, как нередко пишут, обстоятельствах умер сын и первый помощник Троцкого Лев Седов. Говорят, узнав об этом известии, Ежов сказал:
— Хорошая операция. Вот здорово мы его!
Присутствовавший при этом один из главных руководителей закордонных акций С.М. Шпигельглас едва сдержался. Было от чего прийти в замешательство: ведь, по его сведениям, не поступало приказа ликвидировать Седова. До этого Шпигельглас был одним из организаторов похищения в Париже генерала Миллера, возглавлявшего Русский общевоинский союз, а также устранения (убийства) в Швейцарии Игнатия Рейсса (капитана госбезопасности Натана Порецкого), оказавшегося тайным троцкистом и пытавшегося скрыться.
Как это не покажется странным на первый взгляд, но ликвидация Льва Седова была совершенно не выгодна советской разведке. Его внезапная смерть была равносильна потере чрезвычайно важного источника информации о троцкистской сети за рубежом и в СССР.
Дело в том, что основной центр троцкизма находился в Париже. Возглавлял его Лев Седов. Его окружали наиболее доверенные лица.
С 1933 года в Париже действовала группа советских разведчиков, руководил которой Борис Манойлович Афанасьев. Она освещала работу эмигрантских центров. Однако постепенно подрывная деятельность белогвардейцев пошла на убыль (их постоянные провалы во многом определялись работой советских агентов — Фермера и его жены). В марте 1936 года группа Афанасьева была переориентирована преимущественно на разработку троцкистского центра.
Им было поручено блокировать и дезорганизовать деятельность троцкистов. Для этого следовало проникнуть в руководящий состав троцкистского центра и получить доступ к архивам Троцкого. Они подразделялись на две части: личные и оперативные документы. Последние и представляли наибольший интерес для советской резидентуры, ибо в них отражались нелегальные формы текущей работы этого центра.
Кроме Тюльпана (Зборовского) в окружение Седова проник иностранец— советский агент по кличке Томас. Он быстро сблизился с наиболее влиятельными функционерами троцкистского центра, занял в нем солидное положение и установил хорошие личные отношения с Львом Седовым.
Прежде всего требовалось узнавать, какие инструкции и указания давал Троцкий сыну. Томас сумел добиться того, что корреспонденция Троцкого до ее поступления к Седову попадала к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
По поводу причин «ежовщины» существует несколько версий. Одни объясняют ее подозрительностью и жестокостью Сталина; другие — некомпетентностью, амбициями и садистскими наклонностями Ежова. Третьи указывают на объективные обстоятельства: множество тайных врагов партии, сталинского курса, СССР; необходимость укреплять устои государства перед неизбежной войной, очистить партию и общество от «сомнительных элементов».
Субъективные факторы, безусловно, должны были сказываться. И дело не в характере Сталина вообще: ведь он был чрезвычайно сдержанным и расчетливым человеком, умевшим подавлять свой личные чувства и амбиции. Но в ту пору он находился почти постоянно в сильнейшем интеллектуальном и нервном напряжении из-за лавины проблем, которые следовало обдумать, и вопросов, которые требовалось оперативно решать.
Добавим еще смерти родных и близких, неоднократные покушения. Он знал, что является мишенью для тайных организаций и разведслужб ряда государств. Убедился он и в том, что его могут предать даже еще недавние друзья. Все это содействовало тому, что он. настаивал на предоставлении НКВД возможности проводить репрессии без серьезного их обоснования в кратчайшие сроки.
Личность Ежова (а также его ближайшего сподручного Фриновского) тоже сыграла свою отрицательную роль. И дело не в том, каким он был вообще. Важно — каким он стал, сосредоточив в своих руках власть над сотнями тысяч, а в принципе — над миллионами людей. Он ощутил себя вершителем человеческих судеб, впав в административный и садистский раж. Нередко он карал тех, кто не был врагом Сталина, тем самым ослабляя его позиции, вызывая не только страх, но и недовольство, а то и возмущение в обществе. Объективно это было на руку врагам Сталина (прежде всего Троцкому), которые рассчитывали на массовые беспорядки и бунты в ответ на репрессии. И если бы террор проводился против советского народа, то так бы и произошло.
Но был еще один фактор, определявший разгул «ежовщины»: освобожденная стихия репрессий, которая развивалась с нарастанием, ускоренно, как большинство процессов с обратной связью, характерных для биологических и социальных систем. Брали одну группу подозреваемых, от них переходили к их сторонникам, а то и просто сочувствующим или даже хорошим знакомым, от которых якобы тянулись нити к другим участникам заговоров или тайных организаций. Надо было демонстрировать свою бдительность и проницательность, раскрывая все новых и новых противников советской власти. Приходилось добиваться — правдами и неправдами — признаний задержанных, чтобы не оставалось никаких сомнений в правильности арестов и подозрений. Добавим, что в органах НКВД было немало скрытых недругов Сталина. Они могли сознательно ужесточать репрессии, вовлекая в их круг его сторонников.
Благодаря полученным чрезвычайным полномочиям, руководство НКВД оказалось на положении высшей власти в стране, поставив под свой контроль не только военачальников, но и партаппарат. Сталин наверняка это понимал.
«Лишь в 1963 году, — писал П.А. Судоплатов, — я узнал, что действительно стояло за кардинальными перестановками и чисткой в рядах НКВД в последние месяцы 1938 года. Полную правду об этих событиях, которая так никогда и не была обнародована, рассказали мне Мамулов и Людвигов, возглавлявшие секретариат Берии, — вместе со мной они сидели во Владимирской тюрьме. Вот как была запущена фальшивка, открывшая дорогу кампании против Ежова и работавших с ним людей. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских торжеств. Акция по компрометации Ежова была успешно проведена. Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись „политически неблагонадежными“. Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности… В декабре 1938 года Берия официально взял в свои руки бразды правления в НКВД…»
Трудно поверить, что столь серьезные и крутые меры были приняты только благодаря доносу двух, пусть даже ответственных работников. Почему надо было доверять фальшивке, а не высшим должностным лицам НКВД?
Должны были существовать веские объективные причины для прекращения «ежовщины». Ее требовалось остановить, ибо масштабы репрессий грозили перейти все допустимые пределы и вызвать общественный протест. Было нарушено равновесие между главнейшими группами (можно сказать— партиями по интересам), стоявшими во главе СССР: руководством партии, вооруженными силами, органами НКВД, государственным аппаратом, советской властью на местах.
Требовалось как можно скорее покончить с гегемонией НКВД, который стал претендовать на абсолютную власть в стране. Ради этого пришлось пожертвовать многими его работниками. Такова была последняя «великая чистка», после того как сами карательные органы расправились с оппозиционерами и заговорщиками в партии, РККА, госаппарате, в местных органах советской власти.
Можно согласиться с мнением П.А. Судоплатова: «Жизнь показала, что ненависть Сталина и руководителей ВКП(б) к политическим перерожденцам и соперникам в борьбе за власть была оправданной. Решающий удар по КПСС и Советскому Союзу был нанесен именно группой бывших руководителей партии. При этом первоначально узкокорыстные интересы борьбы за власть эти деятели маскировали заимствованными у Троцкого лозунгами борьбы с бюрократизмом и господством партаппарата».
Впрочем, партаппарат со времен Хрущева действительно захватил всю власть в стране, а потому его руководителям удалось под лживыми лозунгами провести «революцию сверху».
…Проводником «либеральной реформы», ограничившей всевластие карательных органов, стал автор приказа по НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 года. Там, в частности, говорилось:
«…В целях обеспечения неуклонного проведения в жизнь постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. все органы НКВД при осуществлении этого постановления обязываются руководствоваться следующими указаниями:
1) Немедленно прекратить производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению…
2) Аресты производить в строго индивидуальном порядке… Отменить практику составления так называемых справок или меморандумов на арест. Аресты должны быть предварительно согласованы с прокурором…
…12) В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности задержанных. Задержание не должно длиться больше 48 часов…
15) Отменить практику продления наказания находящимся в ссылке и лагерях. Лица, отбывающие установленный для них срок наказания, освобождаются…
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Берия».
1 декабря 1938 года появилось постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором указывалось, что разрешения на аресты военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА могут даваться только самим наркомом обороны.
А летом следующего года Берия издал приказ о порядке вызова военнослужащих в органы НКВД, в котором говорилось:
«От командования частей поступают жалобы, что в практике работы особых отделов имеют место случаи вызова военнослужащих без ведома и согласия командования.
Вызовы военнослужащих производятся по всякому, даже незначительному поводу, а зачастую просто по «усмотрению» оперативного работника… Каждый подобного рода необоснованный вызов военнослужащего нервирует личный состав РККА и РККФ…»
Как видим, и на местах, в воинских частях, представители НКВД были не прочь показать свою власть над военными. Теперь этому пришел конец. «Вызовы военнослужащих в органы НКВД, — сказано в приказе, — проводить только с ведома и согласия комиссара части».
Началось оздоровление обстановки не только в НКВД и Красной армии, но и по всей стране. Несколько сократилось количество политзаключенных. Перед реальной угрозой войны требовалось консолидировать народ, укрепляя решимость противостоять врагу.
На этом фоне несколько странно выглядят демографические показатели. Если в 1937 —1939 годах рождаемость составляла 3,9—3,7%, а естественный прирост был высок: 2,0—1,9%, то в 1940 году эти цифры заметно снизились, соответственно до 3,1 и 1,3%, несмотря на то что народ в целом стал жить лучше, а масштабы репрессий резко сократились.
Чем объяснить такой феномен?
Главная причина — предчувствие войны. Не локальной, как с Финляндией, а смертельно опасной, жесточайшей — с фашистской Германией.
Смерть врага
Как свидетельствуют «Очерки истории российской внешней разведки»: «Активная работа по троцкистским организациям за границей началась с марта 1936 года». Столь позднее развертывание борьбы с этими антисталинскими группировками некоторые исследователи склонны объяснять происками Ягоды, связанного с Троцким. Однако Ягода был вовсе не всесилен, и если бы последовала команда «свыше», его подчиненные вынуждены были бы по меньшей мере создавать видимость бурной деятельности. Судя по всему, такой команды не поступало.
Сам Лев Давидович вынуждал советское руководство приступать к решительной борьбе с ним самим, а затем и перейти к операциям по его уничтожению. Мы уже приводили его высказывания, призывающие «убрать Сталина». А вот что писал он в манифесте IV Интернационала:
«Подготовка революционного низвержения московской касты есть одна из центральных задач IV Интернационала. Это не простая и не легкая задача. Она требует героизма и жертв».
Это уже призыв не просто к свержению существующего в СССР строя, но и указание на необходимость сделать это путем вооруженного восстания внутри страны и участия в этом интернациональных сил. Иначе говоря, Интернационал, по Троцкому, должен был в первую очередь героически и не считаясь с жертвами подготовить и осуществить контрреволюцию.
Можно возразить: а разве не Сталин первым перешел к террору в отношении Троцкого и его близких? Ведь 16 февраля в парижском госпитале во время операции по удалению аппендикса при загадочных, как нередко пишут, обстоятельствах умер сын и первый помощник Троцкого Лев Седов. Говорят, узнав об этом известии, Ежов сказал:
— Хорошая операция. Вот здорово мы его!
Присутствовавший при этом один из главных руководителей закордонных акций С.М. Шпигельглас едва сдержался. Было от чего прийти в замешательство: ведь, по его сведениям, не поступало приказа ликвидировать Седова. До этого Шпигельглас был одним из организаторов похищения в Париже генерала Миллера, возглавлявшего Русский общевоинский союз, а также устранения (убийства) в Швейцарии Игнатия Рейсса (капитана госбезопасности Натана Порецкого), оказавшегося тайным троцкистом и пытавшегося скрыться.
Как это не покажется странным на первый взгляд, но ликвидация Льва Седова была совершенно не выгодна советской разведке. Его внезапная смерть была равносильна потере чрезвычайно важного источника информации о троцкистской сети за рубежом и в СССР.
Дело в том, что основной центр троцкизма находился в Париже. Возглавлял его Лев Седов. Его окружали наиболее доверенные лица.
С 1933 года в Париже действовала группа советских разведчиков, руководил которой Борис Манойлович Афанасьев. Она освещала работу эмигрантских центров. Однако постепенно подрывная деятельность белогвардейцев пошла на убыль (их постоянные провалы во многом определялись работой советских агентов — Фермера и его жены). В марте 1936 года группа Афанасьева была переориентирована преимущественно на разработку троцкистского центра.
Им было поручено блокировать и дезорганизовать деятельность троцкистов. Для этого следовало проникнуть в руководящий состав троцкистского центра и получить доступ к архивам Троцкого. Они подразделялись на две части: личные и оперативные документы. Последние и представляли наибольший интерес для советской резидентуры, ибо в них отражались нелегальные формы текущей работы этого центра.
Кроме Тюльпана (Зборовского) в окружение Седова проник иностранец— советский агент по кличке Томас. Он быстро сблизился с наиболее влиятельными функционерами троцкистского центра, занял в нем солидное положение и установил хорошие личные отношения с Львом Седовым.
Прежде всего требовалось узнавать, какие инструкции и указания давал Троцкий сыну. Томас сумел добиться того, что корреспонденция Троцкого до ее поступления к Седову попадала к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61