— Это ужасно. Массовое убийство — тысячи солдат сгорели заживо, — вздохнула Лизелл. — Мы ведь в каком-то смысле тоже приложили к этому руку.
— Действительно ужасно, — согласился Гирайз. — Но у Искусного Огня есть только одна альтернатива — Вечный Огонь. Ну да, Грейсленд вкусил прелесть Искусного Огня. У них нет оружия, хотя бы отдаленно равного по мощи, и они знают это. Вполне возможно, что Огонь больше никогда не будет применяться против армии противника. Одной его угрозы вполне достаточно, чтобы сдерживать Империю.
— Только до той поры, пока Грейсленд не купит или не украдет его, или не научится зажигать свой собственный зеленый огонь.
— Такое никогда нельзя исключать. Самое лучшее, что может сделать Вонар, я считаю — с максимальной эффективностью воспользоваться полученной передышкой. Укрепить свои силы, не повторять прошлых ошибок, никогда впредь не позволять Империи и ей подобным силам набрасываться на неподготовленный мир.
— Сколько эта передышка будет длиться?
— Может быть, дни, а может быть, месяцы.
— А что потом?
— Посмотрим.
Речной базар остался позади. Снова они шли по дорожке вдоль берега реки, под приятной сенью деревьев. Некоторое время они шли молча, пока Гирайз не спросил:
— У тебя было несколько недель, чтобы обдумать полученные предложения — лекции, статьи, книги и так далее. Ты что-нибудь решила?
— Ну, я еще не приняла окончательного решения, — призналась она. — Каждое предложение по-своему интересно, но мне все не потянуть. Я с уверенностью приму только одно предложение — членство в академии.
— Понятно. Значит, ты весь будущий год проведешь в Ширине.
— Большую часть — да.
— И, конечно же, будешь очень занята.
— Очень, и я хочу этого.
— Как ты думаешь, в твой плотный график можно будет вписать свадьбу?
— Чью?
— Нашу.
— Нашу? — она остановилась и посмотрела на него. Он улыбался, и эта улыбка, как всегда, согревала ее, ей захотелось обнять его. Эта улыбка и это лицо стали частью ее существа, и всегда будут. Ее сердце колотилось, и она, наконец, поняла, каких глубоких и сильных страданий ей стоил этот второй шанс. Согласие готово было вырваться у нее, но она плотно сжала зубы и сдержалась. Нужно было подумать, прежде чем поддаваться эмоциональному порыву, и она сказала себе, как бы сказал Его честь, что она уже не зеленая девчонка.
— Я бы ни за кого другого не вышла, — сказала она. — Но мы уже были помолвлены. Помнишь, чем это все закончилось? Катастрофой.
— Это было несколько лет назад. Мы оба изменились с тех пор.
— Да, хотя что-то осталось неизменным. Ты все так же хочешь иметь жену, которая будет разрываться между Ширином и Бельферо. Я все так же хочу свободно путешествовать и заниматься своей работой. И какой бы сильной ни была наша любовь, пройдет время — и мы вцепимся друг другу в горло.
— И какой бы сильной ни была наша любовь, мы останемся рассудительными, разумными взрослыми людьми, разве нет? Мы способны договориться и заключить контракт.
— Контракт? — она попробовала слово на вкус. Ее лицо медленно растянулось в улыбке. — Нам что, придется нанимать адвокатов?
— Мы сами будем выступать в этой роли.
— Ты разве не знаешь, что люди об этом скажут?
— Мы докажем им, что они не правы. Ну, давайте, мисс Дивер, изложите свои условия.
— Я должна продолжать свою карьеру, это обязательно. Я должна свободно путешествовать.
— Насколько свободно? Уточните.
— Ну, — она задумалась. — Одна поездка каждые полтора года и продолжительностью не более восьми месяцев.
— Не чаще одного раза в три года и продолжительностью не более трех месяцев.
— Нет, это до смешного неразумно!
— Ваше встречное предложение.
— Ну, каждые полтора года и продолжительностью шесть месяцев.
— Каждые два года и продолжительностью максимум шесть месяцев.
— Хм, ну, это совсем не так уж плохо. Хорошо, я могу согласиться на это условие, если ты хочешь.
— Хорошо, об этом договорились. Что еще?
— Я буду продолжать читать лекции, и в мой адрес не будет поступать обвинений и упреков в недопустимости выступать на сцене.
— Согласен. Но разве ты слышала от меня хоть один такой упрек?
— В этом — нет. Я продолжу писать и публиковаться под своим собственным именем. Я не буду давать тебе свои рукописи для проверки, если у меня не будет в том потребности, и ты не будешь радикально определять их содержание.
— Я никогда не стремился к редакторской деятельности. Но есть одна поправка. В твоих книгах никогда не будет описаний нашей семейной жизни, наших друзей, там не будет ничего личного.
— Согласна. Я не торговец скандалами, меня это не интересует. Я буду получать за работу деньги, и это будут мои деньги, которые я буду тратить по своему усмотрению.
— Прекрасно, если только ты их не будешь использовать для финансирования анархистов.
— Хорошо, никаких анархистов. Я буду читать все, что хочу, есть и пить то, что хочу, носить то, что хочу, ходить туда, куда хочу, не спрашивая чьего бы то ни было разрешения, и сама буду выбирать себе друзей, независимо от того, нравятся они тебе или нет.
— Согласен при условии, что ты не будешь при этом нарушать закон и не будешь никому навязывать свои вкусы, пристрастия и поступки.
— Некоторые законы несправедливы, и их нужно переступать.
— Лучше менять.
— Это слишком медленный процесс! Но я обещаю, что приложу все разумные усилия, чтобы не оказаться в тюрьме.
— Думаю, ваши пожелания будут исполнены. А теперь несколько условий с моей стороны. Первое: ты можешь дружить с кем хочешь, но ты не будешь навязывать мне общество тех, кто мне неприятен, в качестве гостей в Бельферо или Ширине.
— Разумно.
— Ты не будешь завязывать дружеские отношения с мужчиной, склоняющим тебя к встречам наедине как в частных, так и в общественных местах.
— Согласна, если ты сам не будешь позволять себе подобное с другими женщинами.
— Распоряжение деньгами и имуществом в'Ализанте останется в моих руках. Будут приветствоваться твои пожелания и советы, но конечное решение будет оставаться за мной. После того, как решение принято, ты не будешь его оспаривать и примешь без возражений.
— Очень хорошо.
— И, наконец, когда ты забеременеешь…
— Что?
— Да, когда ты забеременеешь, на протяжении всего срока ты будешь направлять все свои порывы на благо ребенка…
— Тебе не нужно мне об этом говорить, Гирайз!
— И после рождения ребенка в течение четырех лет ты не будешь оставлять его более чем на двадцать два дня…
— Ага, я вижу, куда ты клонишь, но так не пойдет. После рождения ребенка я согласна не оставлять его более чем на семь дней при условии, что ребенку будет разрешено ездить со мной время от времени в экспедиции…
— Что?
— Ну а почему бы и нет?
— Ты же не потащишь наследника в'Ализанте на Бомирские острова или в леса Орекса, где он может закончить свои дни в котле дикарей? Не забывай о законе, предписывающем заботу о ребенке. Истинное благополучие ребенка требует присутствия обоих родителей, поэтому ты не можешь увозить его от отца на длительный срок. Боюсь, тебе придется помнить об этом…
— Ты прав, это будет несправедливо. Поэтому, Гирайз, ты должен быть готов к жертве — тебе иногда придется ездить с нами. Ради ребенка.
— Но ребенка ведь еще нет.
— Но ты сам поднял эту тему. Послушай, это ведь будет так здорово!
— Да, может быть, и совсем неплохо, у меня появился вкус к путешествиям. Но каждые два года? Нет, может быть, раз в пять лет.
— Четыре.
— Согласен. Что-нибудь еще?
— Нет. Я всем довольна, — сообщила Лизелл. — Все условия приняты. Я почти стала женой.
— Тогда давай скрепим сделку.
Он поцеловал ее прямо на дорожке, совершенно не обращая внимания на десятки прохожих, смотревших на них с удивлением и неодобрением. Казалось, город каруселью закружился вокруг них. Когда он отпустил ее, лицо ее пылало, дыхание перехватило и она чувствовала себя опять счастливой, как никогда прежде.
— Ты знаешь, это все для нас, — произнесла она, когда смогла говорить.
— Что, Лизелл?
— Весь мир и все его радости.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103