как только Лика осознала себя внутри Великой Реки, себя, двигающуюся с этой рекой, в ней и сквозь нее; как только знание это переполнило Лику настолько, что, казалось, еще чуть-чуть и непостижимо огромное знание просто разорвет маленькую несчастную девочку Лику – она увидела. Нет, не так. Сказать увидела, значит, ничего не сказать.
Перед ее глазами возник вдруг калейдоскоп видений, настолько стремительных, что она не всегда успевала их рассмотреть, или осознать увиденное, или его запомнить, и настолько отрывочных, казалось, совершенно не связанных между собой, что Лика зачастую просто не понимала, что же такое она видит. А может быть, дело было в том, что в силу ограниченности своего знания Лика просто не все из увиденного могла понять. И все же некоторые из мгновенных образов пробуждали в ней непосредственный отклик. Не разум, оглушенный водопадом впечатлений, но ее душа откликалась на что-то, что не успевало войти в ее сознание, закрепиться там, остаться, чтобы быть осмыслено и понято. Отдельные видения вызывали в ней чувство протеста, другие будили неясные воспоминания, принадлежащие ей и не принадлежавшие ей, заставляли ее гневаться и ликовать, сжимали сердце в тисках тоски или погружали его в негу чистой радости, в счастье, в сияние.
…Закат, отразившийся в клинке меча. Боль. Потеря. Тоска. Горящий лес. «Павшие не возвращаются, королева, но живые…» Весна. Счастье в крови и в пузырьках светлого пенного вина, и в веселой песне ручья, и в ликующей синеве небес… Война, огонь, и сталь, и кровь, заливающая глаза, и агония умирающих легких, не способных сделать еще одно, пусть последнее, усилие… Боль… Снова боль, когда болит душа, умирающая в продолжающем жить теле. Сплетенные в яростном порыве тела. Не борьба, но… Любовь? Макс? Макс, сердце мое! Печаль. Смерть, и кровь, и новая боль. И лица, тысячи лиц, миллионы жизней, бесконечная череда людей и не людей, и… Тишина. Великая Тишина.
Глава 10
СМЕРТНЫЕ ПОЛЯ
Лика снова стояла в коридоре. Как она сюда попала, она не помнила, но, видимо, это было неважно, и Лика об этом даже не задумалась. Просто промелькнула где-то по краю сознания какая-то необязательная мысль и растаяла, как снежинка на ладони. Нет, не так. От снежинки остается мокрое пятнышко, а от этой мысли вскоре не осталось ничего. Была и нет.
Она пересекла коридор по диагонали и толкнула следующую дверь, дощатую, окрашенную охрой. Внутреннее ощущение было такое, что идти следует именно сюда. Шаг, еще один, и Лика оказалась внутри большого шатра. Снаружи, за стенками из толстой грубой ткани, по-видимому, была ночь, но здесь в высоких бронзовых подсвечниках горели несколько свечей, и малиновое сияние стояло над углями, рдевшими в железной жаровне.
Лика огляделась. В деревянном походном кресле, стоявшем у центрального столба, дремал человек, одетый в богато изукрашенные доспехи. Конический шлем с поднятым золотым забралом в виде улыбающегося лица, стоял на раздвижном столике рядом со спящим. У мужчины были короткие седые волосы, ничем не примечательное мягкое лицо, струйка слюны, тянущаяся из полуоткрытого рта по нижней оттопыренной толстой губе и стекающая на раззолоченный панцирь. Больше здесь никого не было. Лика уже собиралась выйти из шатра, чтобы посмотреть на других людей, чье присутствие угадывалось по разнообразным приглушенным шумам, доносящимся снаружи, но как раз в этот момент полог над входом качнулся вбок, и в шатер вошел высокий – ему пришлось пригнуться – грузный мужчина в меховом плаще, под которым виднелась стальная кираса. На голове у него был красный шерстяной берет с белым пером, пристегнутым заколкой с изумрудами.
– Ваше величество! – сказал человек хриплым простуженным голосом. – Ваше величество!
Мужчина в кресле что-то буркнул со сна, от чего на губах его запузырилась слюна, и открыл глаза. Он посмотрел на вошедшего мутным взглядом и хотел что-то сказать, но голос изменил ему, и из горла раздалось только какое-то шипение. Тогда он откашлялся, одновременно удобнее устраиваясь в кресле, и зло посмотрев на вошедшего, по-прежнему стоявшего перед ним сгорбившись, чтобы не задевать головой полотняный потолок, спросил:
– Что вам угодно, граф?
Теперь выяснилось, что голос у него высокий и тонкий, и раздражение, отчетливо слышавшееся в этом голосе, звучало несколько комично, как у смешных королей в мультиках. Настолько комично, что Лика хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. Но внимания на нее никто не обратил.
– Ваше величество, – хрипло сказал граф. – Пришли кагой – вожди Круга воев. Они хотят с вами говорить.
– Что?! – возмущенно воскликнул король. («Ведь он король, раз ему говорят ваше величество», – подумала Лика.) – В такое время? Который час?
– Два часа после полуночи, – ответил граф. – Сожалею, ваше величество, но вам необходимо с ними говорить. Это Старшие кагой.
– Да? – Король провел ладонью правой руки по лицу, как бы стирая сон. – Ну тогда… Ладно, пусть войдут.
В голосе его по-прежнему слышались раздражение и недовольство, но теперь к ним добавилась еще и капля смирения. Согласия с необходимостью, так, наверное.
Грузный мужчина кивнул, коротко поклонился и исчез за входным клапаном.
Король хлопнул в ладоши, и из-за тканого занавеса, делившего шатер надвое, поспешно появился молодой мужчина в цветастой одежде – что-то сложное, желтое с зеленым и красным, – держащий в одной руке серебряный тазик, а в другой золотой кубок. Через руку, держащую тазик, был перекинут платок из тонкого полотна. Слуга («а кем бы ему еще быть?») подскочил к королю. Тот, поморщившись, взял из тазика мокрую тряпицу и отер лицо и руки. Бросив тряпицу обратно в тазик, король взял с протянутой к нему руки платок и вытер лицо и руки уже насухо. Наконец слуга подал ему кубок, и именно в этот момент чей-то сильный молодой голос возгласил за пологом:
– Кагой Круга воев к его королевскому величеству!
Снова сдвинулся полог, и в шатер один за другим вошли пятеро мужчин, снаряженных к бою, – они были в кольчугах и панцирях, но без оружия. Четверо остановились у самого входа, лишь разойдясь в стороны, чтобы не тесниться, а пятый шагнул вперед и, быстро преклонив колено перед королем, выпрямился во весь рост.
Мужчина был невысок, но в нем чувствовалась огромная физическая сила. В рыжих вьющихся волосах пробивалась седина, а лицо, казалось, было вырублено грубо, но добротно из твердой светлой древесины; его серые глаза смотрели спокойно и уверенно. Как и другие кагой, он был одет для битвы, и Лика отметила для себя, что кем бы он ни являлся в обычной жизни, но его светлые доспехи, украшенные чернью, должны были стоить целого состояния. Впрочем, на его широкие плечи был наброшен простой коричневый плащ из плотной шерстяной ткани, служивший контрастом богатому снаряжению.
– Я кагой Иэр Коон, – сказал мужчина со сдержанным поклоном.
Голос у него был низкий и звучный, и от него исходила аура силы и власти.
– Король, я пришел к тебе говорить от имени Великого Круга. Мои уста – уста Совета.
– Говори! – приказал король. В его голосе не чувствовалось уверенности.
– Так случилось, – медленно сказал мужчина, глядя прямо в глаза королю, – что король гегх заболел.
При этих словах король вздрогнул и непроизвольно подался вперед.
– Сейчас, – продолжал Коон, – он лежит в горячке. Такая беда.
Он помолчал секунду, давая королю возможность осмыслить сказанное.
– Поэтому, – мужчина чуть усилил свой мощный бас, отмечая произнесенное им слово, – в своей милости и заботе о народе гегх король приказал, чтобы на рассвете гегх пошли в бой под водительством князя Вера – Ойна Великого Круга.
Он закончил, и в шатре наступила тишина. Слышалось только частое дыхание короля. Пауза длилась долго – пожалуй, слишком долго.
– Да будет так, – сказал наконец король устало, откидываясь на спинку кресла. – Идите.
Кагой поклонились и один за другим покинули шатер. Последним вышел Коон.
Подчиняясь мгновенному порыву, следом за ними вышла и Лика, оставив короля дремать в своем совсем не королевском шатре. Снаружи было темно и знобко. Вокруг, в неверном свете лун и всполохах многочисленных костров, скорее угадывался, чем виделся, огромный военный лагерь: шатры и палатки, воины, сидящие и лежащие у костров или идущие из неизвестных Лике мест в другие неизвестные ей места, по своим непонятным делам. Где-то справа, судя по всхрапыванию лошадей, находились коновязи, и именно туда шли сейчас пятеро кагой. Пошла за ними и Лика.
В полном молчании кагой дошли до коновязи, она действительно находилась недалеко, и слуги сразу же подвели им оседланных лошадей. По-прежнему не произнеся ни одного слова, кагой поднялись в седла и тронулись на запад, если судить по положению лун. Лика не знала, что ей теперь делать: ведь пешком она верховых догнать не могла ни за что, какой бы тихой рысцой ни бежали их кони. Но, кажется, кто-то решал за нее такие вопросы с необыкновенной и внушающей страх легкостью. Только что Лика стояла у коновязи, провожая взглядом растворяющихся во мгле всадников, и вот она уже стоит на просторной лесной поляне, среди догорающих костров, образующих правильный круг, и слышит приближающийся, но еще далекий стук копыт по подмерзшей земле.
Вокруг стояла холодная осенняя ночь – Лика откуда-то точно знала, что теперь осень, – и в прозрачном морозном воздухе хорошо видны были бесчисленные звезды Западного Тхолана. Одета она была легко, и, по идее, ей должно было быть холодно, но от холода она не страдала, хотя и ощущала знобкое дыхание ночи. Впрочем, она ведь побывала уже и в открытом космосе – хотя и бестелесная, но все же, – так что удивляться своему новому состоянию Лика не стала. Приняла как должное. «То ли еще будет!» – радостно пропел в душе чей-то звонкий голос, и Лика, пожав плечами, вернулась к «злобе дня».
«Почему злобе?» – подумала она, привычно уже отмечая всплывающие в голове обрывки каких-то не ее слов.
Оглядевшись вокруг, Лика поняла, что где-то когда-то она уже видела нечто похожее: поляна в лесу, костры, большой камень посередине с приличных размеров деревянной чашей, установленной на нем. Казалось, она даже знает, что все это значит, но окончательно вспомнить у нее никак не получалось.
– Кто ты? – раздался голос за ее спиной, и Лика резко обернулась, наверное, от испуга.
Перед ней стоял высокий статный мужчина. Несмотря на холод, он был голым до пояса – темные узкие штаны обтягивали его длинные сильные ноги, – и лунный свет превратил его мускулистое тело в подобие скульптуры.
– Кто ты, красавица? – спросил мужчина.
«Это я красавица?» – удивилась Лика и ответила так, как ответила недавно на вопрос принцессы Сцлафш:
– Я королева Нор.
– Мое почтение, ваше величество! – кажется, совершенно не удивившись, произнес мужчина и отвесил приличествующий случаю поклон. Как в кино. – Но я чувствую в вас сестру, как это возможно?
«Сестра? – еще больше удивилась Лика и вдруг поняла: – Ну да, сестра. Ведь он же Ойн».
То, что никак не припоминалось еще минуту назад, теперь проявилось, как фотография в проявителе.
– Ты Вер, Зовущий Зарю, – сказала она. – А я Нор, Зовущая Зарю.
– Но, – возразил он, пристально вглядываясь в Лику – она видела темные провалы его глаз, устремленных на нее, – по обычаю, короли не могут быть Ойн.
– Обычай соблюден, – сухо ответила она. – Сначала меня избрал Круг воев, и только потом я стала королевой.
– Значит, страхи королей Фар были не напрасны, – задумчиво произнес князь Вер, все так же глядя на нее. – Однажды это случилось.
И добавил секунду погодя, не дав Лике возразить и объяснить, что династия Фар пресеклась за много столетий до того, как император короновал ее во время Праздника Вод:
– Ты красива. Ты удивительно красива, королева Нор. И ты… – он усмехнулся, и в его голосе зазвучала печаль, – ты как две капли воды похожа на графиню Ай Гель Нор. Ты знаешь, я… Она трижды отвергла предложение стать моей женой. Не судьба.
– Где она теперь? – неожиданно для себя спросила Лика.
– Где-то там. – Он махнул рукой на север. – На рассвете она поведет в бой рейтаров своего графства. Она отчаянная женщина, ты знаешь? Как и ты.
– У вас есть шанс? – спросила она.
– Ты должна знать это лучше меня, – возразил он. – Ведь так?
– Но ведь ничего еще не случилось, – сказала Лика.
– Да, для меня, – согласился он. – А для тебя?
Она хотела ответить, но, видимо, тот, кто распоряжался ею в этом странном квесте, решил иначе.
Солнце еще не встало, но серый призрачный свет уже освещал неровное обширное пространство между лесами Королевской Десятины и цепью холмов, отмечавших начало подъема к западноаханскому нагорью. Легатовы поля были затянуты низовым туманом, но с Плавника Большой Рыбы – скалы, торчащей из быстрых вод Ледяной ближе к правому ее берегу, на котором и должно было произойти решающее сражение, – уже можно было рассмотреть обе армии, начавшие свое неторопливое движение к смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Перед ее глазами возник вдруг калейдоскоп видений, настолько стремительных, что она не всегда успевала их рассмотреть, или осознать увиденное, или его запомнить, и настолько отрывочных, казалось, совершенно не связанных между собой, что Лика зачастую просто не понимала, что же такое она видит. А может быть, дело было в том, что в силу ограниченности своего знания Лика просто не все из увиденного могла понять. И все же некоторые из мгновенных образов пробуждали в ней непосредственный отклик. Не разум, оглушенный водопадом впечатлений, но ее душа откликалась на что-то, что не успевало войти в ее сознание, закрепиться там, остаться, чтобы быть осмыслено и понято. Отдельные видения вызывали в ней чувство протеста, другие будили неясные воспоминания, принадлежащие ей и не принадлежавшие ей, заставляли ее гневаться и ликовать, сжимали сердце в тисках тоски или погружали его в негу чистой радости, в счастье, в сияние.
…Закат, отразившийся в клинке меча. Боль. Потеря. Тоска. Горящий лес. «Павшие не возвращаются, королева, но живые…» Весна. Счастье в крови и в пузырьках светлого пенного вина, и в веселой песне ручья, и в ликующей синеве небес… Война, огонь, и сталь, и кровь, заливающая глаза, и агония умирающих легких, не способных сделать еще одно, пусть последнее, усилие… Боль… Снова боль, когда болит душа, умирающая в продолжающем жить теле. Сплетенные в яростном порыве тела. Не борьба, но… Любовь? Макс? Макс, сердце мое! Печаль. Смерть, и кровь, и новая боль. И лица, тысячи лиц, миллионы жизней, бесконечная череда людей и не людей, и… Тишина. Великая Тишина.
Глава 10
СМЕРТНЫЕ ПОЛЯ
Лика снова стояла в коридоре. Как она сюда попала, она не помнила, но, видимо, это было неважно, и Лика об этом даже не задумалась. Просто промелькнула где-то по краю сознания какая-то необязательная мысль и растаяла, как снежинка на ладони. Нет, не так. От снежинки остается мокрое пятнышко, а от этой мысли вскоре не осталось ничего. Была и нет.
Она пересекла коридор по диагонали и толкнула следующую дверь, дощатую, окрашенную охрой. Внутреннее ощущение было такое, что идти следует именно сюда. Шаг, еще один, и Лика оказалась внутри большого шатра. Снаружи, за стенками из толстой грубой ткани, по-видимому, была ночь, но здесь в высоких бронзовых подсвечниках горели несколько свечей, и малиновое сияние стояло над углями, рдевшими в железной жаровне.
Лика огляделась. В деревянном походном кресле, стоявшем у центрального столба, дремал человек, одетый в богато изукрашенные доспехи. Конический шлем с поднятым золотым забралом в виде улыбающегося лица, стоял на раздвижном столике рядом со спящим. У мужчины были короткие седые волосы, ничем не примечательное мягкое лицо, струйка слюны, тянущаяся из полуоткрытого рта по нижней оттопыренной толстой губе и стекающая на раззолоченный панцирь. Больше здесь никого не было. Лика уже собиралась выйти из шатра, чтобы посмотреть на других людей, чье присутствие угадывалось по разнообразным приглушенным шумам, доносящимся снаружи, но как раз в этот момент полог над входом качнулся вбок, и в шатер вошел высокий – ему пришлось пригнуться – грузный мужчина в меховом плаще, под которым виднелась стальная кираса. На голове у него был красный шерстяной берет с белым пером, пристегнутым заколкой с изумрудами.
– Ваше величество! – сказал человек хриплым простуженным голосом. – Ваше величество!
Мужчина в кресле что-то буркнул со сна, от чего на губах его запузырилась слюна, и открыл глаза. Он посмотрел на вошедшего мутным взглядом и хотел что-то сказать, но голос изменил ему, и из горла раздалось только какое-то шипение. Тогда он откашлялся, одновременно удобнее устраиваясь в кресле, и зло посмотрев на вошедшего, по-прежнему стоявшего перед ним сгорбившись, чтобы не задевать головой полотняный потолок, спросил:
– Что вам угодно, граф?
Теперь выяснилось, что голос у него высокий и тонкий, и раздражение, отчетливо слышавшееся в этом голосе, звучало несколько комично, как у смешных королей в мультиках. Настолько комично, что Лика хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. Но внимания на нее никто не обратил.
– Ваше величество, – хрипло сказал граф. – Пришли кагой – вожди Круга воев. Они хотят с вами говорить.
– Что?! – возмущенно воскликнул король. («Ведь он король, раз ему говорят ваше величество», – подумала Лика.) – В такое время? Который час?
– Два часа после полуночи, – ответил граф. – Сожалею, ваше величество, но вам необходимо с ними говорить. Это Старшие кагой.
– Да? – Король провел ладонью правой руки по лицу, как бы стирая сон. – Ну тогда… Ладно, пусть войдут.
В голосе его по-прежнему слышались раздражение и недовольство, но теперь к ним добавилась еще и капля смирения. Согласия с необходимостью, так, наверное.
Грузный мужчина кивнул, коротко поклонился и исчез за входным клапаном.
Король хлопнул в ладоши, и из-за тканого занавеса, делившего шатер надвое, поспешно появился молодой мужчина в цветастой одежде – что-то сложное, желтое с зеленым и красным, – держащий в одной руке серебряный тазик, а в другой золотой кубок. Через руку, держащую тазик, был перекинут платок из тонкого полотна. Слуга («а кем бы ему еще быть?») подскочил к королю. Тот, поморщившись, взял из тазика мокрую тряпицу и отер лицо и руки. Бросив тряпицу обратно в тазик, король взял с протянутой к нему руки платок и вытер лицо и руки уже насухо. Наконец слуга подал ему кубок, и именно в этот момент чей-то сильный молодой голос возгласил за пологом:
– Кагой Круга воев к его королевскому величеству!
Снова сдвинулся полог, и в шатер один за другим вошли пятеро мужчин, снаряженных к бою, – они были в кольчугах и панцирях, но без оружия. Четверо остановились у самого входа, лишь разойдясь в стороны, чтобы не тесниться, а пятый шагнул вперед и, быстро преклонив колено перед королем, выпрямился во весь рост.
Мужчина был невысок, но в нем чувствовалась огромная физическая сила. В рыжих вьющихся волосах пробивалась седина, а лицо, казалось, было вырублено грубо, но добротно из твердой светлой древесины; его серые глаза смотрели спокойно и уверенно. Как и другие кагой, он был одет для битвы, и Лика отметила для себя, что кем бы он ни являлся в обычной жизни, но его светлые доспехи, украшенные чернью, должны были стоить целого состояния. Впрочем, на его широкие плечи был наброшен простой коричневый плащ из плотной шерстяной ткани, служивший контрастом богатому снаряжению.
– Я кагой Иэр Коон, – сказал мужчина со сдержанным поклоном.
Голос у него был низкий и звучный, и от него исходила аура силы и власти.
– Король, я пришел к тебе говорить от имени Великого Круга. Мои уста – уста Совета.
– Говори! – приказал король. В его голосе не чувствовалось уверенности.
– Так случилось, – медленно сказал мужчина, глядя прямо в глаза королю, – что король гегх заболел.
При этих словах король вздрогнул и непроизвольно подался вперед.
– Сейчас, – продолжал Коон, – он лежит в горячке. Такая беда.
Он помолчал секунду, давая королю возможность осмыслить сказанное.
– Поэтому, – мужчина чуть усилил свой мощный бас, отмечая произнесенное им слово, – в своей милости и заботе о народе гегх король приказал, чтобы на рассвете гегх пошли в бой под водительством князя Вера – Ойна Великого Круга.
Он закончил, и в шатре наступила тишина. Слышалось только частое дыхание короля. Пауза длилась долго – пожалуй, слишком долго.
– Да будет так, – сказал наконец король устало, откидываясь на спинку кресла. – Идите.
Кагой поклонились и один за другим покинули шатер. Последним вышел Коон.
Подчиняясь мгновенному порыву, следом за ними вышла и Лика, оставив короля дремать в своем совсем не королевском шатре. Снаружи было темно и знобко. Вокруг, в неверном свете лун и всполохах многочисленных костров, скорее угадывался, чем виделся, огромный военный лагерь: шатры и палатки, воины, сидящие и лежащие у костров или идущие из неизвестных Лике мест в другие неизвестные ей места, по своим непонятным делам. Где-то справа, судя по всхрапыванию лошадей, находились коновязи, и именно туда шли сейчас пятеро кагой. Пошла за ними и Лика.
В полном молчании кагой дошли до коновязи, она действительно находилась недалеко, и слуги сразу же подвели им оседланных лошадей. По-прежнему не произнеся ни одного слова, кагой поднялись в седла и тронулись на запад, если судить по положению лун. Лика не знала, что ей теперь делать: ведь пешком она верховых догнать не могла ни за что, какой бы тихой рысцой ни бежали их кони. Но, кажется, кто-то решал за нее такие вопросы с необыкновенной и внушающей страх легкостью. Только что Лика стояла у коновязи, провожая взглядом растворяющихся во мгле всадников, и вот она уже стоит на просторной лесной поляне, среди догорающих костров, образующих правильный круг, и слышит приближающийся, но еще далекий стук копыт по подмерзшей земле.
Вокруг стояла холодная осенняя ночь – Лика откуда-то точно знала, что теперь осень, – и в прозрачном морозном воздухе хорошо видны были бесчисленные звезды Западного Тхолана. Одета она была легко, и, по идее, ей должно было быть холодно, но от холода она не страдала, хотя и ощущала знобкое дыхание ночи. Впрочем, она ведь побывала уже и в открытом космосе – хотя и бестелесная, но все же, – так что удивляться своему новому состоянию Лика не стала. Приняла как должное. «То ли еще будет!» – радостно пропел в душе чей-то звонкий голос, и Лика, пожав плечами, вернулась к «злобе дня».
«Почему злобе?» – подумала она, привычно уже отмечая всплывающие в голове обрывки каких-то не ее слов.
Оглядевшись вокруг, Лика поняла, что где-то когда-то она уже видела нечто похожее: поляна в лесу, костры, большой камень посередине с приличных размеров деревянной чашей, установленной на нем. Казалось, она даже знает, что все это значит, но окончательно вспомнить у нее никак не получалось.
– Кто ты? – раздался голос за ее спиной, и Лика резко обернулась, наверное, от испуга.
Перед ней стоял высокий статный мужчина. Несмотря на холод, он был голым до пояса – темные узкие штаны обтягивали его длинные сильные ноги, – и лунный свет превратил его мускулистое тело в подобие скульптуры.
– Кто ты, красавица? – спросил мужчина.
«Это я красавица?» – удивилась Лика и ответила так, как ответила недавно на вопрос принцессы Сцлафш:
– Я королева Нор.
– Мое почтение, ваше величество! – кажется, совершенно не удивившись, произнес мужчина и отвесил приличествующий случаю поклон. Как в кино. – Но я чувствую в вас сестру, как это возможно?
«Сестра? – еще больше удивилась Лика и вдруг поняла: – Ну да, сестра. Ведь он же Ойн».
То, что никак не припоминалось еще минуту назад, теперь проявилось, как фотография в проявителе.
– Ты Вер, Зовущий Зарю, – сказала она. – А я Нор, Зовущая Зарю.
– Но, – возразил он, пристально вглядываясь в Лику – она видела темные провалы его глаз, устремленных на нее, – по обычаю, короли не могут быть Ойн.
– Обычай соблюден, – сухо ответила она. – Сначала меня избрал Круг воев, и только потом я стала королевой.
– Значит, страхи королей Фар были не напрасны, – задумчиво произнес князь Вер, все так же глядя на нее. – Однажды это случилось.
И добавил секунду погодя, не дав Лике возразить и объяснить, что династия Фар пресеклась за много столетий до того, как император короновал ее во время Праздника Вод:
– Ты красива. Ты удивительно красива, королева Нор. И ты… – он усмехнулся, и в его голосе зазвучала печаль, – ты как две капли воды похожа на графиню Ай Гель Нор. Ты знаешь, я… Она трижды отвергла предложение стать моей женой. Не судьба.
– Где она теперь? – неожиданно для себя спросила Лика.
– Где-то там. – Он махнул рукой на север. – На рассвете она поведет в бой рейтаров своего графства. Она отчаянная женщина, ты знаешь? Как и ты.
– У вас есть шанс? – спросила она.
– Ты должна знать это лучше меня, – возразил он. – Ведь так?
– Но ведь ничего еще не случилось, – сказала Лика.
– Да, для меня, – согласился он. – А для тебя?
Она хотела ответить, но, видимо, тот, кто распоряжался ею в этом странном квесте, решил иначе.
Солнце еще не встало, но серый призрачный свет уже освещал неровное обширное пространство между лесами Королевской Десятины и цепью холмов, отмечавших начало подъема к западноаханскому нагорью. Легатовы поля были затянуты низовым туманом, но с Плавника Большой Рыбы – скалы, торчащей из быстрых вод Ледяной ближе к правому ее берегу, на котором и должно было произойти решающее сражение, – уже можно было рассмотреть обе армии, начавшие свое неторопливое движение к смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71