Морские пехотинцы вышли на площадку всего-то в трех-четырех метрах впереди. И хотя в лабиринте стоял вечный сумрак, разбавленный лишь зеленоватым светом редких плафонов дежурного освещения, не столько освещавших коридоры, сколько их обозначавших, не заметить чужих стрелки просто не могли. Виктор, стоявший лицом к выходу, ощутил движение, и тут же, инстинктивно, взбросил бластер, одновременно начиная уже различать с помощью оптических линз штурмового комплекса все новые и новые детали. Его разведчики тоже среагировали мгновенно, но стрелять не спешили, пытаясь удостовериться, что это не те, кого они ищут, а как раз наоборот, те, кто тоже пришел за жемчужным Ё. Только с другой целью. А потом ядовитую тьму вонючего лабиринта разорвали рукотворные молнии энергетических импульсов, и все было кончено раньше, чем морпехи смогли сообразить, что им пришел конец.
Быстро, но тщательно проверив галерею, из которой пришли флотские, стрелки продолжили свой путь, оставив на площадке три обгорелых трупа, которые так и будут здесь лежать, пока их не съест разложение, помноженное на сумасшедшую химию. Живности, даже мутировавшей, на этом горизонте не водилось. А еще через двадцать минут они наконец нашли беглецов.
Макс, как и предполагал Виктор, привел всех в шестой очистной стакан. В огромном керамитовом цилиндре стакана стоял неумолкаемый грохот и рев, порождаемый рушащимся с двадцатиметровой высоты потоком, но и воздух и вода здесь были настоящими, прошедшими уже все этапы очистки. Макс и «девочки» сидели на ажурной, сплетенной из тонких керамитовых шестов площадке, скрытые от чужих глаз не только тьмой, но и телом потока. Так что место Макс выбрал удачное во всех смыслах и, как выяснилось из краткого, на ходу, «разбора полетов», собирался, если не появится Виктор, отсидеться здесь сутки-двое, пока не схлынет первая волна террора, а потом пробираться в Диш, где находился большой торговый терминал, и уходить в космос по плану Зеро.
Вообще говоря, план Зеро был придуман не просто на всякий случай, а на самый крайний, немыслимый, невероятный и труднопредставимый девять лет назад случай. На случай, если – непонятно, правда, с чего вдруг – все полетит в тартарары. Было решено всем вместе или порознь, это уж как сложится, прорываться в космос и уходить обратно на Землю. То ли навсегда, то ли на время, но лететь на Землю, а там видно будет. Когда все это придумывалось, они и сами шутили над своей паранойей, а вот и пригодились планы, и вышло, что ничего из сделанного втуне не пропадает, и никакая предусмотрительность не бывает лишней.
– Значит, уходим, – подытожила Вика быстрый, на скорую руку обмен мнениями.
– А что, есть другие варианты? – спросил Виктор, пытаясь рассмотреть во мгле подземелья Яну, оставшуюся вместе с другими девочками стоять в стороне под присмотром дамы Ё.
– На данный момент нет, – кивнул Макс. – Но мне от империи отказываться не хочется.
– Мне тоже, – согласился с ним Виктор. – Но делать нечего. Снявши голову, по волосам не плачут. Не так ли? Если никто не против, играем Зеро.
– Играем, – грустно улыбнулась Вика.
– Тогда так, – продолжил свою мысль Виктор. – Сейчас вылезем, и я сразу свяжусь с Йёю и бароном. Может быть, они уже что-нибудь нашли.
– В принципе у меня есть подходящий борт, – неожиданно сообщил Макс.
– Вот как! Что за борт? – сразу же встал в стойку Виктор.
– В группе Ярша есть такой тип – капитан Зуярша, – объяснил Макс. – Он аханк, но много лет работал с Яршем, все проверки прошел, печати легионерские у него стоят. Он Торговец. Борт у него зарегистрированный, «Жасмин» называется. И он сейчас на Тхолане должен быть. Если уцелел, конечно.
– Да, это было бы очень кстати, – задумчиво протянул Виктор. – Если уцелел.
Упоминание имени Ярша ему было неприятно. Темная эта история, не разгаданная полностью и по сей день, смущала разум и тревожила душу Виктора. Остальные, насколько он знал, тоже чувствовали себя неуютно, но, в конце концов, чем виноват капитан Зуярша? Тем, что когда-то, давным-давно, когда все они – ну, кроме Лики, конечно – тихо доживали свои искусственные жизни на Земле, здесь в Ахане его вербанул Рыжий Ярш? Так он много кого завербовал, и все эти люди вполне исправно служили компаньонам, даже не догадываясь, какой сукой был их прежний шеф и от чего он на самом деле подох. Так что ничем капитан перед ними не провинился и даже, напротив, мог сослужить сейчас службу, в которой все они нуждались. А значит…
– Хорошо, – сказал он, закрывая тему. – Вылезем наверх, и свяжешься с этим твоим торговцем. Пошли.
И они пошли.
Глава 6
ЛАУРЕАТ
За спиной тихо клацнули запоры тяжелой броневой двери, и Йёю остался один. Перед ним лежал просторный погруженный в полумрак операционный зал. 360 кубических метров пространства, украденного у горы и закованного в полуметровой толщины металкерамитовый кожух. Здесь царили мертвая тишина и кладбищенский покой годами никем не потревоженного мира. Мира взаймы. Йёю огляделся, припоминая, где здесь что, и не торопясь, прошел к письменному столу, стоявшему справа от входной двери. Как только он приблизился к столу, с потолка упал луч желтого «солнечного» света, и полумрак вокруг стола превратился во мглу, испуганно отпрянувшую от Йёю. Йёю невесело усмехнулся и, поставив на стол дорожную сумку, стал медленно вынимать из нее и выкладывать на стол вещи, которые неожиданно для самих себя превратились в последний привет утраченного мира.
Первой встала на стол тяжелая окованная золотом малахитовая шкатулка. Йёю щелкнул замком и откинул крышку. Внутри ларца лежали фамильные драгоценности герцогов Йёю. Сейчас в нарушение традиции здесь вместе лежали мужские и женские украшения. Их было мало, но зато это были подлинные сокровища, ценность которых определялась не столько величиной и количеством драгоценных камней или талантом и именем мастера, их создавшего, сколько временем, в течение которого они украшали герцогов и герцогинь Йёю. Вот это кольцо, например, узкую полоску невзрачной платины с одним-единственным среднего размера бриллиантом, его первый предок подарил своей невесте, отправляясь на Легатовы поля. Во всяком случае, так гласило семейное предание. Откуда на самом деле взялось это кольцо, сказать было трудно, но когда 2487 лет назад был составлен первый из сохранившихся реестров сокровищницы, в нем уже было записано и оно. Под номером три. Йёю взял кольцо в руку и поднес к глазам. На внутренней поверхности кольца была выгравирована надпись. Только одно слово: «Люблю», и все. Традиция, помноженная на время своего существования, – сильнее разума, разрушительнее чувств.
Йёю бережно опустил кольцо на место, закрыл шкатулку и продолжил свой малый труд. Вещь за вещью появлялись из недр сумки и занимали место на тщательно оструганной поверхности деревянной столешницы. Последней он извлек из сумки кожаную папку малого формата, закрытую на нефритовые застежки. Взяв ее в руку, Йёю прошел к рабочему столу, сопровождаемый все тем же «солнечным» лучом. Не садясь, он положил папку с края стола и вызвал проекцию, запустив поисковую систему, настроенную на системы флотского информационного поля. Пока поисковики вскрывали внешние защитные оболочки коммуникационных систем Адмиралтейства, полевого штаба и других доступных ему источников, Йёю открыл встроенный в тумбу стола холодильник и достал оттуда керамитовый термос долговременного хранения. Широкий массивный цилиндр был маркирован датой, которая наступит только через шесть лет. Йёю удовлетворенно кивнул и вскрыл пломбы. Когда, сняв герметизирующую крышку, Йёю вынул из узкого горлышка плотно притертую пробку, над столом поплыл дивный аромат «Спокойствия Снегов». Долгую минуту Йёю стоял неподвижно, с наслаждением вдыхая изысканный аромат крепкой можжевеловой водки, потом налил себе немного в костяную чашечку и пригубил. Водка была превосходна. Даже крошечный глоток ее подарил ему тепло и каплю радости посреди бедствий, обрушившихся на него и на империю. Теперь Йёю мог сесть. Он неторопливо раскурил трубку, просматривая между делом каналы связи флота; сделал еще один глоток и, разделив проекцию на три независимые зоны, определил центральную под передаваемые связистами флота в режиме реального времени сводки для оперативного штаба генерал-губернатора Метрополии. Боковые же поля были замкнуты на необработанные потоки информации, идущие в аналитический центр Академии и в штаб Главного квартирмейстера. Оставшись доволен результатами, он сделал еще один маленький глоток, долил в чашку водку из термоса и взял наконец терпеливо дожидающуюся его внимания папку. Йёю расстегнул застежки, раскрыл папку и извлек из нее плоский керамитовый футляр, запечатанный его личными кодами. Раскрыв футляр, он вынул из него небольшой пакет, завернутый в алый шелковый платок. Перед тем как развернуть платок, он снова отпил из чашечки и только после этого извлек из шелка простой, без надписей, белый бумажный пакет, а из него – тонкую книжечку в кожаном выцветшем переплете. Бережно раскрыв книгу – а это был подлинник «Малого Послания», – он с чувством восхищения и трепета пробежал глазами по написанным от руки мелким, но четким почерком строчкам. Йёю знал эту книгу наизусть, но перечитывал множество раз в течение всей жизни, каждый раз находя в ней что-нибудь новое, созвучное его нынешнему настроению или обстоятельствам своей жизни в этот конкретный отрезок времени.
«Война – это зеркало, в которое смотрится поколение».
Эти слова принадлежали герцогу Йёю-Ян, деду его деда. Эссе, написанное 487 лет назад, называлось «Сущность Отражения», и Йёю полагал, что это было лучшее, что написал за свою долгую жизнь адмирал Ян. Не безупречное с точки зрения стилистики, концептуально оно породило бурю и положило начало крайне интересной дискуссии. Даже теперь, когда иное поколение отпевало последние песни другой эпохи, ищущий ум был способен отыскать в «Малом Послании» Йёю-Яна немало золотых нитей, сшиваюших пространство имперского дискурса.
«Так что же отразило зеркало новой войны? – Вопрос был не праздный, как могло бы показаться поверхностному человеку, и Йёю, которого не могли назвать поверхностным даже его враги, не зря тратил быстротекущее время, рассматривая концепцию Отражения в перспективе обрушившихся на империю несчастий. – Каким предстанет мое поколение в беспристрастном зеркале тотального конфликта?»
Сейчас Йёю снова находился в изгнании. Добровольность изгнания ничего не меняла в сути произошедших событий. На бытийном уровне не было никакой разницы между волей императора и волей обстоятельств. В любом случае Йёю находился сейчас не в своем городском замке, а прятался от ужасов войны в жалкой пастушьей хибаре, крохотном домике, сложенном из дикого желтовато-коричневого камня. Это была самая глубокая щель, в которую он мог забиться. Самое надежное убежище, которое у него было. Когда с ним связался аназдар Вараба, Йёю предавался смертному греху, вернее, двум смертным грехам сразу. Он проявлял слабость, недостойную мужчины и воина, и пытался врачевать тоску средствами, предназначенными для радостного служения богам. Он ласкал новую игрушку, взятую накануне в качестве приза за поединок с графом Йшцайей, и пил травницу, горькую водку, сваренную из сахаристых трав восточной пустыни. У игрушки была нежная податливая грудь и полыхающее жаром лоно, но Йёю не мог перестать думать о Цо. Водка наполняла его рот горечью, но чем была эта горечь по сравнению с ядом разлуки? Он упивался своим несчастьем, которое не было несчастьем и которому не следовало позволять прорасти в своей душе. От окончательного падения его спас Вараба.
– Герцог, – без предисловий сказал князь Яагш. – Уносите ноги, ратай уже здесь.
Слова бригадира отрезвили Йёю, определив меру и его эгоизму и мелким неприятностям, случившимся с ним в мирное время. Зеркало войны исправило искажения, привнесенные днями мира и довольства, и перед глазами Йёю предстала холодная и жестокая в своей объективности реальность. Цо находилась на другом конце галактики, и помочь ей сейчас он ничем не мог. Он даже не мог знать, что теперь происходит на забытой богами Ойг и происходит ли там что-нибудь вообще. Зато он доподлинно знал, что в ближайшее время произойдет на Тхолане. Что может на нем произойти.
Еще через две минуты сигнал тревоги передал его агент в Адмиралтействе, и Йёю побежал. Естественно, он не сорвался с места нагим, каким явил его испытующим богам случай. Он оделся и вызвал слуг. Их было четверо, тех, с кем он решил разделить свое изгнание. Он потратил еще семь минут драгоценного времени, чтобы бросить в дорожный мешок самое ценное из своего архива и сокровищницы и послать по почте несколько неотложных сообщений. И все. Он уже летел на своем флаере на север, стараясь успеть долететь раньше, чем служба тыла очистит тхоланские небеса от мешающих ей гражданских бортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Быстро, но тщательно проверив галерею, из которой пришли флотские, стрелки продолжили свой путь, оставив на площадке три обгорелых трупа, которые так и будут здесь лежать, пока их не съест разложение, помноженное на сумасшедшую химию. Живности, даже мутировавшей, на этом горизонте не водилось. А еще через двадцать минут они наконец нашли беглецов.
Макс, как и предполагал Виктор, привел всех в шестой очистной стакан. В огромном керамитовом цилиндре стакана стоял неумолкаемый грохот и рев, порождаемый рушащимся с двадцатиметровой высоты потоком, но и воздух и вода здесь были настоящими, прошедшими уже все этапы очистки. Макс и «девочки» сидели на ажурной, сплетенной из тонких керамитовых шестов площадке, скрытые от чужих глаз не только тьмой, но и телом потока. Так что место Макс выбрал удачное во всех смыслах и, как выяснилось из краткого, на ходу, «разбора полетов», собирался, если не появится Виктор, отсидеться здесь сутки-двое, пока не схлынет первая волна террора, а потом пробираться в Диш, где находился большой торговый терминал, и уходить в космос по плану Зеро.
Вообще говоря, план Зеро был придуман не просто на всякий случай, а на самый крайний, немыслимый, невероятный и труднопредставимый девять лет назад случай. На случай, если – непонятно, правда, с чего вдруг – все полетит в тартарары. Было решено всем вместе или порознь, это уж как сложится, прорываться в космос и уходить обратно на Землю. То ли навсегда, то ли на время, но лететь на Землю, а там видно будет. Когда все это придумывалось, они и сами шутили над своей паранойей, а вот и пригодились планы, и вышло, что ничего из сделанного втуне не пропадает, и никакая предусмотрительность не бывает лишней.
– Значит, уходим, – подытожила Вика быстрый, на скорую руку обмен мнениями.
– А что, есть другие варианты? – спросил Виктор, пытаясь рассмотреть во мгле подземелья Яну, оставшуюся вместе с другими девочками стоять в стороне под присмотром дамы Ё.
– На данный момент нет, – кивнул Макс. – Но мне от империи отказываться не хочется.
– Мне тоже, – согласился с ним Виктор. – Но делать нечего. Снявши голову, по волосам не плачут. Не так ли? Если никто не против, играем Зеро.
– Играем, – грустно улыбнулась Вика.
– Тогда так, – продолжил свою мысль Виктор. – Сейчас вылезем, и я сразу свяжусь с Йёю и бароном. Может быть, они уже что-нибудь нашли.
– В принципе у меня есть подходящий борт, – неожиданно сообщил Макс.
– Вот как! Что за борт? – сразу же встал в стойку Виктор.
– В группе Ярша есть такой тип – капитан Зуярша, – объяснил Макс. – Он аханк, но много лет работал с Яршем, все проверки прошел, печати легионерские у него стоят. Он Торговец. Борт у него зарегистрированный, «Жасмин» называется. И он сейчас на Тхолане должен быть. Если уцелел, конечно.
– Да, это было бы очень кстати, – задумчиво протянул Виктор. – Если уцелел.
Упоминание имени Ярша ему было неприятно. Темная эта история, не разгаданная полностью и по сей день, смущала разум и тревожила душу Виктора. Остальные, насколько он знал, тоже чувствовали себя неуютно, но, в конце концов, чем виноват капитан Зуярша? Тем, что когда-то, давным-давно, когда все они – ну, кроме Лики, конечно – тихо доживали свои искусственные жизни на Земле, здесь в Ахане его вербанул Рыжий Ярш? Так он много кого завербовал, и все эти люди вполне исправно служили компаньонам, даже не догадываясь, какой сукой был их прежний шеф и от чего он на самом деле подох. Так что ничем капитан перед ними не провинился и даже, напротив, мог сослужить сейчас службу, в которой все они нуждались. А значит…
– Хорошо, – сказал он, закрывая тему. – Вылезем наверх, и свяжешься с этим твоим торговцем. Пошли.
И они пошли.
Глава 6
ЛАУРЕАТ
За спиной тихо клацнули запоры тяжелой броневой двери, и Йёю остался один. Перед ним лежал просторный погруженный в полумрак операционный зал. 360 кубических метров пространства, украденного у горы и закованного в полуметровой толщины металкерамитовый кожух. Здесь царили мертвая тишина и кладбищенский покой годами никем не потревоженного мира. Мира взаймы. Йёю огляделся, припоминая, где здесь что, и не торопясь, прошел к письменному столу, стоявшему справа от входной двери. Как только он приблизился к столу, с потолка упал луч желтого «солнечного» света, и полумрак вокруг стола превратился во мглу, испуганно отпрянувшую от Йёю. Йёю невесело усмехнулся и, поставив на стол дорожную сумку, стал медленно вынимать из нее и выкладывать на стол вещи, которые неожиданно для самих себя превратились в последний привет утраченного мира.
Первой встала на стол тяжелая окованная золотом малахитовая шкатулка. Йёю щелкнул замком и откинул крышку. Внутри ларца лежали фамильные драгоценности герцогов Йёю. Сейчас в нарушение традиции здесь вместе лежали мужские и женские украшения. Их было мало, но зато это были подлинные сокровища, ценность которых определялась не столько величиной и количеством драгоценных камней или талантом и именем мастера, их создавшего, сколько временем, в течение которого они украшали герцогов и герцогинь Йёю. Вот это кольцо, например, узкую полоску невзрачной платины с одним-единственным среднего размера бриллиантом, его первый предок подарил своей невесте, отправляясь на Легатовы поля. Во всяком случае, так гласило семейное предание. Откуда на самом деле взялось это кольцо, сказать было трудно, но когда 2487 лет назад был составлен первый из сохранившихся реестров сокровищницы, в нем уже было записано и оно. Под номером три. Йёю взял кольцо в руку и поднес к глазам. На внутренней поверхности кольца была выгравирована надпись. Только одно слово: «Люблю», и все. Традиция, помноженная на время своего существования, – сильнее разума, разрушительнее чувств.
Йёю бережно опустил кольцо на место, закрыл шкатулку и продолжил свой малый труд. Вещь за вещью появлялись из недр сумки и занимали место на тщательно оструганной поверхности деревянной столешницы. Последней он извлек из сумки кожаную папку малого формата, закрытую на нефритовые застежки. Взяв ее в руку, Йёю прошел к рабочему столу, сопровождаемый все тем же «солнечным» лучом. Не садясь, он положил папку с края стола и вызвал проекцию, запустив поисковую систему, настроенную на системы флотского информационного поля. Пока поисковики вскрывали внешние защитные оболочки коммуникационных систем Адмиралтейства, полевого штаба и других доступных ему источников, Йёю открыл встроенный в тумбу стола холодильник и достал оттуда керамитовый термос долговременного хранения. Широкий массивный цилиндр был маркирован датой, которая наступит только через шесть лет. Йёю удовлетворенно кивнул и вскрыл пломбы. Когда, сняв герметизирующую крышку, Йёю вынул из узкого горлышка плотно притертую пробку, над столом поплыл дивный аромат «Спокойствия Снегов». Долгую минуту Йёю стоял неподвижно, с наслаждением вдыхая изысканный аромат крепкой можжевеловой водки, потом налил себе немного в костяную чашечку и пригубил. Водка была превосходна. Даже крошечный глоток ее подарил ему тепло и каплю радости посреди бедствий, обрушившихся на него и на империю. Теперь Йёю мог сесть. Он неторопливо раскурил трубку, просматривая между делом каналы связи флота; сделал еще один глоток и, разделив проекцию на три независимые зоны, определил центральную под передаваемые связистами флота в режиме реального времени сводки для оперативного штаба генерал-губернатора Метрополии. Боковые же поля были замкнуты на необработанные потоки информации, идущие в аналитический центр Академии и в штаб Главного квартирмейстера. Оставшись доволен результатами, он сделал еще один маленький глоток, долил в чашку водку из термоса и взял наконец терпеливо дожидающуюся его внимания папку. Йёю расстегнул застежки, раскрыл папку и извлек из нее плоский керамитовый футляр, запечатанный его личными кодами. Раскрыв футляр, он вынул из него небольшой пакет, завернутый в алый шелковый платок. Перед тем как развернуть платок, он снова отпил из чашечки и только после этого извлек из шелка простой, без надписей, белый бумажный пакет, а из него – тонкую книжечку в кожаном выцветшем переплете. Бережно раскрыв книгу – а это был подлинник «Малого Послания», – он с чувством восхищения и трепета пробежал глазами по написанным от руки мелким, но четким почерком строчкам. Йёю знал эту книгу наизусть, но перечитывал множество раз в течение всей жизни, каждый раз находя в ней что-нибудь новое, созвучное его нынешнему настроению или обстоятельствам своей жизни в этот конкретный отрезок времени.
«Война – это зеркало, в которое смотрится поколение».
Эти слова принадлежали герцогу Йёю-Ян, деду его деда. Эссе, написанное 487 лет назад, называлось «Сущность Отражения», и Йёю полагал, что это было лучшее, что написал за свою долгую жизнь адмирал Ян. Не безупречное с точки зрения стилистики, концептуально оно породило бурю и положило начало крайне интересной дискуссии. Даже теперь, когда иное поколение отпевало последние песни другой эпохи, ищущий ум был способен отыскать в «Малом Послании» Йёю-Яна немало золотых нитей, сшиваюших пространство имперского дискурса.
«Так что же отразило зеркало новой войны? – Вопрос был не праздный, как могло бы показаться поверхностному человеку, и Йёю, которого не могли назвать поверхностным даже его враги, не зря тратил быстротекущее время, рассматривая концепцию Отражения в перспективе обрушившихся на империю несчастий. – Каким предстанет мое поколение в беспристрастном зеркале тотального конфликта?»
Сейчас Йёю снова находился в изгнании. Добровольность изгнания ничего не меняла в сути произошедших событий. На бытийном уровне не было никакой разницы между волей императора и волей обстоятельств. В любом случае Йёю находился сейчас не в своем городском замке, а прятался от ужасов войны в жалкой пастушьей хибаре, крохотном домике, сложенном из дикого желтовато-коричневого камня. Это была самая глубокая щель, в которую он мог забиться. Самое надежное убежище, которое у него было. Когда с ним связался аназдар Вараба, Йёю предавался смертному греху, вернее, двум смертным грехам сразу. Он проявлял слабость, недостойную мужчины и воина, и пытался врачевать тоску средствами, предназначенными для радостного служения богам. Он ласкал новую игрушку, взятую накануне в качестве приза за поединок с графом Йшцайей, и пил травницу, горькую водку, сваренную из сахаристых трав восточной пустыни. У игрушки была нежная податливая грудь и полыхающее жаром лоно, но Йёю не мог перестать думать о Цо. Водка наполняла его рот горечью, но чем была эта горечь по сравнению с ядом разлуки? Он упивался своим несчастьем, которое не было несчастьем и которому не следовало позволять прорасти в своей душе. От окончательного падения его спас Вараба.
– Герцог, – без предисловий сказал князь Яагш. – Уносите ноги, ратай уже здесь.
Слова бригадира отрезвили Йёю, определив меру и его эгоизму и мелким неприятностям, случившимся с ним в мирное время. Зеркало войны исправило искажения, привнесенные днями мира и довольства, и перед глазами Йёю предстала холодная и жестокая в своей объективности реальность. Цо находилась на другом конце галактики, и помочь ей сейчас он ничем не мог. Он даже не мог знать, что теперь происходит на забытой богами Ойг и происходит ли там что-нибудь вообще. Зато он доподлинно знал, что в ближайшее время произойдет на Тхолане. Что может на нем произойти.
Еще через две минуты сигнал тревоги передал его агент в Адмиралтействе, и Йёю побежал. Естественно, он не сорвался с места нагим, каким явил его испытующим богам случай. Он оделся и вызвал слуг. Их было четверо, тех, с кем он решил разделить свое изгнание. Он потратил еще семь минут драгоценного времени, чтобы бросить в дорожный мешок самое ценное из своего архива и сокровищницы и послать по почте несколько неотложных сообщений. И все. Он уже летел на своем флаере на север, стараясь успеть долететь раньше, чем служба тыла очистит тхоланские небеса от мешающих ей гражданских бортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71