Ну почти тишина, и Лике ужасно захотелось повернуться и посмотреть, что там, за ее спиной, происходит, но повернулась она не сразу – ей было страшно и противно, – а только тогда, когда рыцарь заговорил.
– Надеюсь, тебе это понравилось, дорогая, – произнес прямо над ухом Лики сильный низкий голос.
Лика снова вздрогнула и оглянулась. Рыцарь уже поднялся на ноги и стоял совсем близко к ней, но смотрел не на Лику и говорил не с ней. Теперь Лика смогла его наконец рассмотреть. Он был высок и широк в плечах, если, конечно, наплечники и буфы не слишком приукрашивали его истинное телосложение. У него оказалось властное и жестокое лицо, и он был совсем не так стар, как подумалось ей вначале. Но все это Лика увидела лишь мельком и отметила лишь краем сознания, потому что все ее внимание практически сразу сосредоточилось на той, к кому рыцарь обращался. Оказалось, что здесь есть еще один человек, женщина, присутствия которой Лика прежде не заметила, наверное, потому, что рыцарь закрывал ее своим телом. Женщина лежала на мозаичном полу у самого основания трона. Она казалась мертвой, как и другие женщины в зале, не шевелилась и если и дышала, то так тихо, что Лика этого не видела и не слышала. Но глаза ее были открыты, и они смотрели на Лику. И Лика утонула в этих полных боли, муки и безысходности глазах. Все остальное перестало ее интересовать, перестало что-либо значить, и, кажется, рухни тут все с грохотом, она все равно не обратила бы на это внимания. Она смотрела в глаза женщины, она…
«Кто ты? » – спросили глаза.
«Я …» – Лика запнулась, пытаясь понять, кто же она такая, потому что этот простой вопрос застал ее врасплох. Как оказалось, она не знала на него ответа.
«Я королева Нор », – сказала она, наконец, недоумевая, откуда взялись эти странные слова и что они должны означать.
«Смотри и слушай, королева Нор , – сказали глаза. – Запоминай !»
– Мне понравилось, – сказал над Ликиным ухом рыцарь. – А тебе? Молчишь? И правильно. Теперь твой удел – молчать.
Он коротко хохотнул и заорал во всю мощь своего голоса:
– Тза, сукин сын! Где ты прячешься, подлая тварь?!
– Я здесь, ваша милость! – раздался откуда-то из-за трона робкий голос, и из-за угла тронного возвышения показался здоровый парень, одетый в черную кольчугу наподобие хаумбергона и кольчужные же штаны до колен. Из-за его левого плеча торчала рукоять меча.
– Найди мою одежду и принеси наверх, – приказал рыцарь. – Я буду в Бирюзовых покоях.
– Шаш, – сказал он, обращаясь к воину с шаром, – держи ее в сознании! Сможешь?
– Смогу, ваша милость, – напряженным голосом ответил сверху человек, которого, по-видимому, и звали Шаш.
– Вот видишь, принцесса, – сказал тогда рыцарь, переводя взгляд на женщину. – Мой колдун не хуже твоего грязного црой. Кстати, о нем.
Рыцарь зло усмехнулся прямо в глаза беспомощной женщине.
– Я прикажу перерезать ему глотку на твоих глазах, милая. – Рыцарь осклабился, показав крупные желтые зубы. – Он посмотрит на то, чем стала ты, а ты увидишь, чем станет он. Конечно, ты уже видела сегодня и не такое, но пусть это будет последним ударом колокола.
Он повернулся и пошел прочь, переступая через мертвые тела. Было очевидно, что трупы его нисколько не волнуют. Уже отдалившись метров на десять, рыцарь остановился и оглянулся через плечо.
– Тебе лучше было оставаться калекой, принцесса, – сказал он громко. – Не правда ли? Но твой отец захотел невозможного. Игры с колдунами – опасные игры. Теперь ты знаешь.
Вероятно, после этих слов старого рыцаря («Это был Седой Лев, ведь так?») Лика впала в ступор. Иначе как объяснить, что какой-то отрезок времени – судя по солнцу, часа два, не меньше – просто выпал из ее сознания, и в памяти не осталось ровным счетом ничего из того, что происходило в это время в зале. Получалось так, что вот Седой Лев говорит свои жестокие злые слова, смысла которых Лика так и не поняла, и вот уже она снова стоит рядом с нагой женщиной, распростертой у подножия трона, а солнце уже перевалило за полдень и феерическое сияние, наполняющее зал, утратило часть своей силы.
За спиной раздались голоса. Послышались брань и смех, и Лика оглянулась. По направлению к ней неспешно шагали несколько солдат в кожаных панцирях, вооруженные алебардами и копьями, а между ними шел высокий старый негр с руками, связанными за спиной. Это был первый негр, увиденный Ликой здесь, и она искренне удивилась, потому что подсознательно считала, что в этой сказке негров нет. Оказалось, есть. Кожа у старика была совершенно черная («Как эбеновое дерево»), а длинные седые волосы были заплетены в две толстые косы, спускавшиеся вдоль висков по обеим сторонам лица. Впрочем, сейчас они почта расплелись, одежда на нем – лиловые штаны и туника – была разорвана, а на лице были видны следы побоев. Но шел старик, горделиво выпрямившись во весь свой немалый рост, и смотрел прямо перед собой, игнорируя как своих сторожей, так и ужасные картины резни, учиненной захватчиками в тронном зале.
Они подошли вплотную к Лике, так что и женщина, лежавшая по-прежнему без движения, могла их видеть, и один солдат – на плече у него была синяя с красным повязка десятника – громко сказал, обращаясь к старому негру:
– Ну что, колдун? Что скажешь?
«Колдун? Ах да, колдун. Лев сказал… црой? Црой?» – удивилась Лика, и откуда-то из далекого далека, из неведомой другой жизни пришел тихий ровный голос.
«Црой , – сказал кто-то. – Были врагами аханков тогда, когда мы еще не встретили вас, гегх. Црой были полностью истреблены, их культ уничтожен и предан забвению вместе с памятью о црой. Но слово «Цшайя» еще какое-то время использовалось ».
Лика вздрогнула.
«Гегх? Цшайя?»
В голове зашумело, как будто и там завозились жирно жужжащие мухи, сдавило грудь.
Что-то нарастало в ней, или вырастало, или правильнее, быть может, возвращалось? Но только она чувствовала, что в ней происходит нечто очень серьезное. Однако и события вокруг нее на месте не стояли.
Колдун молчал. Его глаза ничего не выражали. Ровным счетом ничего.
– А ты, принцесса, тоже ничего не хочешь сказать? – спросил десятник, ухмыляясь. – А! Я и забыл. Ты же не можешь!
И он радостно засмеялся. Остальные солдаты тоже заржали, хотя, по мнению Лики, ничего смешного сказано не было.
– Ну ладно, – отсмеявшись, сказал десятник. – Поговорили и будет. Тебя как, црой, проткнуть или зарубить? Я добрый сегодня, выбирай!
– Я хотел бы сделать это сам. – Голос у старика был неожиданно высокий, почти тенор.
– Сам? – удивился десятник. – Это как?
– Развяжите меня и дайте нож. Я перережу себе горло. – Старик говорил ровным, ничего не выражающим голосом.
– А что! – обрадовался десятник. – Тоже хорошая идея. Только смотри, без шуток! Мы за тобой будем следить.
– Следите, – согласился старик, а десятник кивнул одному из солдат, и тот, проворно выхватив из-за пояса кинжал с широким выпуклым лезвием – «бычий язык, кажется», – рассек узлы связывавших пленника веревок и с опаской передал тому кинжал.
Солдаты поспешно разошлись в стороны и изготовили оружие: приподняли алебарды, готовясь нанести рубящие удары, и опустили копья, направляя их на старика. Тот постоял секунду, рассматривая кинжал в своей руке, потом посмотрел на принцессу и громко произнес:
– Это последнее, что я могу для тебя сделать, Цшайя! И да свершится правосудие.
Лика как зачарованная смотрела на то, как старик поднимает руку и коротким точным движением рассекает свое собственное горло. Кровь из ужасной раны хлынула почти мгновенно, но за миг до этого старик неожиданно бросил свое тело вперед. Никто не успел среагировать на его движение, так что он оказался около принцессы, распростертой на мозаичном полу, раньше, чем кто-нибудь из солдат успел нанести ему удар или помешать каким-либо другим способом. Струя крови окатила лежащую без движения женщину, ее глаза отразили рвущийся наружу из темницы тела и не находящий выхода ужас, а старик уже зашатался, извергая из разверстой раны все новые и новые потоки крови, и наконец рухнул лицом вниз, погребая под собой тело принцессы.
Обескураженные солдаты застыли в тех же позах, в которых находились в момент броска колдуна, они только повернули головы и теперь с удивлением смотрели на тело старика црой, лежащее поверх облитой его кровью женщины.
– Чего это он? – протяжно выдохнул десятник, делая шаг к принцессе.
Другие солдаты тоже зашевелились, издавая какие-то нечленораздельные звуки, шумно вздыхая, лупая глазами, удивленно покачивая головами. А Лика, напротив, замерла, потому что отчетливо поняла – что-то случится! Колдун ничего этого не сделал бы, если бы в этом не было смысла.
«Но что?» – спросила она себя.
И ответ пришел.
Солдаты успели сделать всего, быть может, шаг-два, когда тело коддуна-црой отлетело в сторону, как тряпичная кукла, и им навстречу метнулась с пола залитая кровью женская фигура. Прыжок был выполнен из абсолютно невозможного положения и с силой, которую едва ли можно было предполагать. В следующее мгновение время для Лики остановилось, и внутри этого замершего и бесконечно длящегося мгновения двигалась только неожиданно ожившая принцесса. О! Она была великолепна в своей смертоносной ярости, ее движения были грациозны и естественны, и каждое ее движение несло смерть. Лика увидела, как принцесса изогнулась в запредельно сложном и упоительно прекрасном па, как будто принадлежавшем изысканному ритуальному танцу, и как походя, без усилия и напряжения, пальцы ее левой руки пробили висок одного солдата, а правая рука перебила горло другому, тогда как левая нога женщины ударила в грудь третьего. От удара солдат улетел метров на десять – его полет был долгим, завязшим в сгустившемся времени, – и упал замертво.
Колдовское мгновение завершилось, и время вернуло себе власть над восприятием. Мертвые солдаты лежали среди убитых ими людей, и страшно кричал десятник, корчась в луже собственной и чужой крови. Принцесса вырвала ему живот, предварительно разорвав голыми руками панцирь из толстой кожи с нашитыми на нем стальными бляшками.
«Вот, королева », – сказала принцесса Сцлафш, не раскрывая рта. Она стояла рядом с воином, державшим шар. Сейчас одна ее рука сжимала горло воина, а другая лежала на сером каменном шаре.
«Вот , – сказала она. – Этот Камень называют «Пленителем Душ» .
Она резко сжала пальцы правой руки и легко перехватила шар, выпавший из мертвых рук.
«Цшайя может творить с ним чудеса, королева, но сама беззащитна перед его властью ».
«Кровь, королева ! – сказала принцесса. – Запомните, ваше величество, кровь !»
И в этот момент с оглушительным грохотом лопнули великолепные витражи тронного зала аханских королей. Град битого цветного стекла и обломков свинцовых переплетов обрушился на выложенные бесценным мрамором полы, и порыв сильного ветра, ворвавшегося в открывшиеся проемы окон, донес до Лики тошнотворный запах гари. И сразу же, как будто они только того и дожидались, за окнами взметнулись высокие языки пламени.
«Это горит Тхолан . – Принцесса подняла с пола чей-то оброненный плащ и накинула себе на плечи. – Тхолан большой город, королева, он будет гореть долго ».
Принцесса отвернулась от Лики и сделала шаг по направлению к выходу. А Лика замешкалась, соображая, что же ей теперь, собственно, делать, и, как сразу же выяснилось, опоздала с решением, потому что эта история уже завершилась. Закончилась для нее.
Заваленный трупами зал и пламя горящего города за проемами разбитых окон, все это потускнело вдруг, выцвело, потеряв убедительность существующего на самом деле, и стало стремительно терять материальность, присущую даже бездарным декорациям. Мир вокруг Лики стал неверной фата-морганой, а сквозь него уже прорастала новая реальность, сначала едва различимая, как бы просвечивавшая через теряющий вещность мир, а затем набравшая силу и заместившая прежний мир с решительностью Имеющего Право. И Лика оказалась в горном лесу. О том, что исполинские деревья, среди которых она теперь стояла, принадлежат лесу и что лес этот покрывает бесконечным ковром невысокие горные цепи Западного Ахана, никто Лике не сказал, но она об этом откуда-то знала. Просто знала, и все.
Она стояла у подножия одного из великанов Черного Леса, потерявшись между его огромными корнями, и рассматривала сквозь зеленую полумглу титанические стволы – она и видела-то, самое большее, три дерева, – кустарник подлеска, мхи, усыпанные опавшей хвоей, и ни о чем не думала. Ее охватило чувство полного и окончательного покоя. К ней нежданно пришло понимание вечности, с которым ей совершенно нечего было делать. «Вечность, это как?» – спросила она себя, но вопрос был неважный, заданный по привычке, и отсутствие ответа Лику не смутило. А между тем она узнала вдруг, что такое Медленное Время. И как только ощущение этого неспешного плавного потока, устремленного из ниоткуда в никуда, пришло к ней;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Надеюсь, тебе это понравилось, дорогая, – произнес прямо над ухом Лики сильный низкий голос.
Лика снова вздрогнула и оглянулась. Рыцарь уже поднялся на ноги и стоял совсем близко к ней, но смотрел не на Лику и говорил не с ней. Теперь Лика смогла его наконец рассмотреть. Он был высок и широк в плечах, если, конечно, наплечники и буфы не слишком приукрашивали его истинное телосложение. У него оказалось властное и жестокое лицо, и он был совсем не так стар, как подумалось ей вначале. Но все это Лика увидела лишь мельком и отметила лишь краем сознания, потому что все ее внимание практически сразу сосредоточилось на той, к кому рыцарь обращался. Оказалось, что здесь есть еще один человек, женщина, присутствия которой Лика прежде не заметила, наверное, потому, что рыцарь закрывал ее своим телом. Женщина лежала на мозаичном полу у самого основания трона. Она казалась мертвой, как и другие женщины в зале, не шевелилась и если и дышала, то так тихо, что Лика этого не видела и не слышала. Но глаза ее были открыты, и они смотрели на Лику. И Лика утонула в этих полных боли, муки и безысходности глазах. Все остальное перестало ее интересовать, перестало что-либо значить, и, кажется, рухни тут все с грохотом, она все равно не обратила бы на это внимания. Она смотрела в глаза женщины, она…
«Кто ты? » – спросили глаза.
«Я …» – Лика запнулась, пытаясь понять, кто же она такая, потому что этот простой вопрос застал ее врасплох. Как оказалось, она не знала на него ответа.
«Я королева Нор », – сказала она, наконец, недоумевая, откуда взялись эти странные слова и что они должны означать.
«Смотри и слушай, королева Нор , – сказали глаза. – Запоминай !»
– Мне понравилось, – сказал над Ликиным ухом рыцарь. – А тебе? Молчишь? И правильно. Теперь твой удел – молчать.
Он коротко хохотнул и заорал во всю мощь своего голоса:
– Тза, сукин сын! Где ты прячешься, подлая тварь?!
– Я здесь, ваша милость! – раздался откуда-то из-за трона робкий голос, и из-за угла тронного возвышения показался здоровый парень, одетый в черную кольчугу наподобие хаумбергона и кольчужные же штаны до колен. Из-за его левого плеча торчала рукоять меча.
– Найди мою одежду и принеси наверх, – приказал рыцарь. – Я буду в Бирюзовых покоях.
– Шаш, – сказал он, обращаясь к воину с шаром, – держи ее в сознании! Сможешь?
– Смогу, ваша милость, – напряженным голосом ответил сверху человек, которого, по-видимому, и звали Шаш.
– Вот видишь, принцесса, – сказал тогда рыцарь, переводя взгляд на женщину. – Мой колдун не хуже твоего грязного црой. Кстати, о нем.
Рыцарь зло усмехнулся прямо в глаза беспомощной женщине.
– Я прикажу перерезать ему глотку на твоих глазах, милая. – Рыцарь осклабился, показав крупные желтые зубы. – Он посмотрит на то, чем стала ты, а ты увидишь, чем станет он. Конечно, ты уже видела сегодня и не такое, но пусть это будет последним ударом колокола.
Он повернулся и пошел прочь, переступая через мертвые тела. Было очевидно, что трупы его нисколько не волнуют. Уже отдалившись метров на десять, рыцарь остановился и оглянулся через плечо.
– Тебе лучше было оставаться калекой, принцесса, – сказал он громко. – Не правда ли? Но твой отец захотел невозможного. Игры с колдунами – опасные игры. Теперь ты знаешь.
Вероятно, после этих слов старого рыцаря («Это был Седой Лев, ведь так?») Лика впала в ступор. Иначе как объяснить, что какой-то отрезок времени – судя по солнцу, часа два, не меньше – просто выпал из ее сознания, и в памяти не осталось ровным счетом ничего из того, что происходило в это время в зале. Получалось так, что вот Седой Лев говорит свои жестокие злые слова, смысла которых Лика так и не поняла, и вот уже она снова стоит рядом с нагой женщиной, распростертой у подножия трона, а солнце уже перевалило за полдень и феерическое сияние, наполняющее зал, утратило часть своей силы.
За спиной раздались голоса. Послышались брань и смех, и Лика оглянулась. По направлению к ней неспешно шагали несколько солдат в кожаных панцирях, вооруженные алебардами и копьями, а между ними шел высокий старый негр с руками, связанными за спиной. Это был первый негр, увиденный Ликой здесь, и она искренне удивилась, потому что подсознательно считала, что в этой сказке негров нет. Оказалось, есть. Кожа у старика была совершенно черная («Как эбеновое дерево»), а длинные седые волосы были заплетены в две толстые косы, спускавшиеся вдоль висков по обеим сторонам лица. Впрочем, сейчас они почта расплелись, одежда на нем – лиловые штаны и туника – была разорвана, а на лице были видны следы побоев. Но шел старик, горделиво выпрямившись во весь свой немалый рост, и смотрел прямо перед собой, игнорируя как своих сторожей, так и ужасные картины резни, учиненной захватчиками в тронном зале.
Они подошли вплотную к Лике, так что и женщина, лежавшая по-прежнему без движения, могла их видеть, и один солдат – на плече у него была синяя с красным повязка десятника – громко сказал, обращаясь к старому негру:
– Ну что, колдун? Что скажешь?
«Колдун? Ах да, колдун. Лев сказал… црой? Црой?» – удивилась Лика, и откуда-то из далекого далека, из неведомой другой жизни пришел тихий ровный голос.
«Црой , – сказал кто-то. – Были врагами аханков тогда, когда мы еще не встретили вас, гегх. Црой были полностью истреблены, их культ уничтожен и предан забвению вместе с памятью о црой. Но слово «Цшайя» еще какое-то время использовалось ».
Лика вздрогнула.
«Гегх? Цшайя?»
В голове зашумело, как будто и там завозились жирно жужжащие мухи, сдавило грудь.
Что-то нарастало в ней, или вырастало, или правильнее, быть может, возвращалось? Но только она чувствовала, что в ней происходит нечто очень серьезное. Однако и события вокруг нее на месте не стояли.
Колдун молчал. Его глаза ничего не выражали. Ровным счетом ничего.
– А ты, принцесса, тоже ничего не хочешь сказать? – спросил десятник, ухмыляясь. – А! Я и забыл. Ты же не можешь!
И он радостно засмеялся. Остальные солдаты тоже заржали, хотя, по мнению Лики, ничего смешного сказано не было.
– Ну ладно, – отсмеявшись, сказал десятник. – Поговорили и будет. Тебя как, црой, проткнуть или зарубить? Я добрый сегодня, выбирай!
– Я хотел бы сделать это сам. – Голос у старика был неожиданно высокий, почти тенор.
– Сам? – удивился десятник. – Это как?
– Развяжите меня и дайте нож. Я перережу себе горло. – Старик говорил ровным, ничего не выражающим голосом.
– А что! – обрадовался десятник. – Тоже хорошая идея. Только смотри, без шуток! Мы за тобой будем следить.
– Следите, – согласился старик, а десятник кивнул одному из солдат, и тот, проворно выхватив из-за пояса кинжал с широким выпуклым лезвием – «бычий язык, кажется», – рассек узлы связывавших пленника веревок и с опаской передал тому кинжал.
Солдаты поспешно разошлись в стороны и изготовили оружие: приподняли алебарды, готовясь нанести рубящие удары, и опустили копья, направляя их на старика. Тот постоял секунду, рассматривая кинжал в своей руке, потом посмотрел на принцессу и громко произнес:
– Это последнее, что я могу для тебя сделать, Цшайя! И да свершится правосудие.
Лика как зачарованная смотрела на то, как старик поднимает руку и коротким точным движением рассекает свое собственное горло. Кровь из ужасной раны хлынула почти мгновенно, но за миг до этого старик неожиданно бросил свое тело вперед. Никто не успел среагировать на его движение, так что он оказался около принцессы, распростертой на мозаичном полу, раньше, чем кто-нибудь из солдат успел нанести ему удар или помешать каким-либо другим способом. Струя крови окатила лежащую без движения женщину, ее глаза отразили рвущийся наружу из темницы тела и не находящий выхода ужас, а старик уже зашатался, извергая из разверстой раны все новые и новые потоки крови, и наконец рухнул лицом вниз, погребая под собой тело принцессы.
Обескураженные солдаты застыли в тех же позах, в которых находились в момент броска колдуна, они только повернули головы и теперь с удивлением смотрели на тело старика црой, лежащее поверх облитой его кровью женщины.
– Чего это он? – протяжно выдохнул десятник, делая шаг к принцессе.
Другие солдаты тоже зашевелились, издавая какие-то нечленораздельные звуки, шумно вздыхая, лупая глазами, удивленно покачивая головами. А Лика, напротив, замерла, потому что отчетливо поняла – что-то случится! Колдун ничего этого не сделал бы, если бы в этом не было смысла.
«Но что?» – спросила она себя.
И ответ пришел.
Солдаты успели сделать всего, быть может, шаг-два, когда тело коддуна-црой отлетело в сторону, как тряпичная кукла, и им навстречу метнулась с пола залитая кровью женская фигура. Прыжок был выполнен из абсолютно невозможного положения и с силой, которую едва ли можно было предполагать. В следующее мгновение время для Лики остановилось, и внутри этого замершего и бесконечно длящегося мгновения двигалась только неожиданно ожившая принцесса. О! Она была великолепна в своей смертоносной ярости, ее движения были грациозны и естественны, и каждое ее движение несло смерть. Лика увидела, как принцесса изогнулась в запредельно сложном и упоительно прекрасном па, как будто принадлежавшем изысканному ритуальному танцу, и как походя, без усилия и напряжения, пальцы ее левой руки пробили висок одного солдата, а правая рука перебила горло другому, тогда как левая нога женщины ударила в грудь третьего. От удара солдат улетел метров на десять – его полет был долгим, завязшим в сгустившемся времени, – и упал замертво.
Колдовское мгновение завершилось, и время вернуло себе власть над восприятием. Мертвые солдаты лежали среди убитых ими людей, и страшно кричал десятник, корчась в луже собственной и чужой крови. Принцесса вырвала ему живот, предварительно разорвав голыми руками панцирь из толстой кожи с нашитыми на нем стальными бляшками.
«Вот, королева », – сказала принцесса Сцлафш, не раскрывая рта. Она стояла рядом с воином, державшим шар. Сейчас одна ее рука сжимала горло воина, а другая лежала на сером каменном шаре.
«Вот , – сказала она. – Этот Камень называют «Пленителем Душ» .
Она резко сжала пальцы правой руки и легко перехватила шар, выпавший из мертвых рук.
«Цшайя может творить с ним чудеса, королева, но сама беззащитна перед его властью ».
«Кровь, королева ! – сказала принцесса. – Запомните, ваше величество, кровь !»
И в этот момент с оглушительным грохотом лопнули великолепные витражи тронного зала аханских королей. Град битого цветного стекла и обломков свинцовых переплетов обрушился на выложенные бесценным мрамором полы, и порыв сильного ветра, ворвавшегося в открывшиеся проемы окон, донес до Лики тошнотворный запах гари. И сразу же, как будто они только того и дожидались, за окнами взметнулись высокие языки пламени.
«Это горит Тхолан . – Принцесса подняла с пола чей-то оброненный плащ и накинула себе на плечи. – Тхолан большой город, королева, он будет гореть долго ».
Принцесса отвернулась от Лики и сделала шаг по направлению к выходу. А Лика замешкалась, соображая, что же ей теперь, собственно, делать, и, как сразу же выяснилось, опоздала с решением, потому что эта история уже завершилась. Закончилась для нее.
Заваленный трупами зал и пламя горящего города за проемами разбитых окон, все это потускнело вдруг, выцвело, потеряв убедительность существующего на самом деле, и стало стремительно терять материальность, присущую даже бездарным декорациям. Мир вокруг Лики стал неверной фата-морганой, а сквозь него уже прорастала новая реальность, сначала едва различимая, как бы просвечивавшая через теряющий вещность мир, а затем набравшая силу и заместившая прежний мир с решительностью Имеющего Право. И Лика оказалась в горном лесу. О том, что исполинские деревья, среди которых она теперь стояла, принадлежат лесу и что лес этот покрывает бесконечным ковром невысокие горные цепи Западного Ахана, никто Лике не сказал, но она об этом откуда-то знала. Просто знала, и все.
Она стояла у подножия одного из великанов Черного Леса, потерявшись между его огромными корнями, и рассматривала сквозь зеленую полумглу титанические стволы – она и видела-то, самое большее, три дерева, – кустарник подлеска, мхи, усыпанные опавшей хвоей, и ни о чем не думала. Ее охватило чувство полного и окончательного покоя. К ней нежданно пришло понимание вечности, с которым ей совершенно нечего было делать. «Вечность, это как?» – спросила она себя, но вопрос был неважный, заданный по привычке, и отсутствие ответа Лику не смутило. А между тем она узнала вдруг, что такое Медленное Время. И как только ощущение этого неспешного плавного потока, устремленного из ниоткуда в никуда, пришло к ней;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71