Поэтому он предложил облачиться в скафандры, продолжить полет, понаблюдать, во что выльется эта защитная мера, а потом уже и принимать окончательное решение о продолжении или прекращении экспедиции. К общей радости простейшая защита, предложенная борт-врачом, оказалась на удивление действенной: уже после первой недели пребывания в скафандрах у заболевших появились признаки выздоровления, а через месяц-полтора, в зависимости от тяжести поражения, болезнь окончательно покинула корабль. Конечно, все время жить и работать в скафандрах невозможно. Но методом проб и ошибок, экспериментируя прежде всего на себе самом, Индра установил благоприятный режим корабельного бытия: два часа в сутки можно было безбоязненно проводить без скафандра. И космонавты с максимальной пользой и удовольствием научились использовать это «свободное» время.
Так или иначе, экспедиция по рукаву Ориона была продолжена. Болезнь, поразившая экипаж «Антареса», позже была названа тоннельной болезнью. Поначалу специалисты астральной медицины считали, что тоннельная болезнь обусловлена самою длительностью непрерывного гиперсветового хода. Но предположение это было опровергнуто и углублёнными исследованиями побочных факторов, сопровождающих движение тел с гиперсветовой скоростью, и самою практикой длительных полётов на гиперсвете в обычном пространстве — ничего похожего на тоннельную болезнь при этом не возникало. Не оправдалось и другое предположение — о том, что подпространство изначально, так сказать, «болеет» тоннельным эффектом. Хотя некоторое время полагали, что достаточно специально не защищённому человеку побыть в условиях подпространства достаточно долго, как он заболевает тоннельной болезнью.
Действительность оказалась похитрее этих догадок. Тоннельный эффект оказался очень слабой гравитационной составляющей, формировавшейся на корпусах гиперсветовых кораблей за счёт их взаимодействия с внутренней поверхностью каналов. И сказывалось влияние этой слабой гравитации на человека лишь во время длительных полётов на гиперсветовой скорости.
Между кругосветным плаванием Фернандо Магеллана и загалактическим путешествием Андрея Дзю с товарищами обнаружилась и ещё одна любопытная, но не очень приятная аналогия. Как известно, свой выход в просторы Тихого океана Магеллан начал с открытия и прохода крайне запутанного пролива, который он нарёк проливом Всех Святых. Позже пролив этот получил его собственное имя. Рукав Ориона, по которому «Антарес» шёл к межгалактическим просторам, заканчивался своеобразным горлом, в котором обычное пространство вкупе с подпространством образовывали сложную систему ходов с одним генерализованным руслом. Антаресовцы назвали этот лабиринтоподобный выход проливом Персея, потому что рукав Ориона выходил на продолжение одной из двух главных спиральных ветвей Галактики ветви Персея.
Когда пролив Персея был маркирован, а его тупиковые ветви реперированы запрещающими знаками, проходить его, само собой, стало легче. И все равно проход его оставался ответственной, если не рискованной операцией. Ну, а первопроходцы на «Антаресе» были поставлены и вовсе в критическое положение. Дзю сохранил гиперсветовой ход, ибо он позволял автоматически следовать по изгибам подпространственного канала, но сбросил его до минимума, чтобы предельно сократить дистанцию срочного торможения. И не напрасно! Конечно, вероятность самофокусировки «Антареса» на проливе была существенно выше, чем на его боковых, в том числе и слепых ответвлениях. Но вероятность и есть вероятность. Несколько ответвлений пролива «Антарес», ведомый опытной рукой Андрея Дзю, проскочил благополучно. Но в один из аппендиксов, слепых ответвлений пролива, возле самых ворот в межгалактический простор корабль все-таки затянуло. Не помогли ни бдительность Андрея Дзю, ни пилотажное искусство лоцмана. Чтобы избежать гравитационного взрыва, было выполнено срочное торможение. Собственно, это было не просто срочное торможение, а торможение на грани возможного по мощности двигателей, — аппендикс пролива Персея оказался предательски коротким. Катастрофы удалось избежать, но один из двух маршевых двигателей рейдера, выдержавший нелёгкое испытание непрерывной трехлетней работой, вышел из строя. Да и второй двигатель после этого сверхсрочного торможения работал на пределе технических норм. Точно раненый тигр, припадающий на одну ногу и с ворчанием зализывающий на боку другую рану, «Антарес» кое-как, натужно воя уцелевшим двигателем и потряхивая разболтанным на перегрузках торможения корпусом, выполз из пролива Персея, убрал ход и завис в межгалактическом пространстве на удалении шестидесяти тысяч световых лет от невидимого отсюда Солнца. В смотровой рубке рейдера расшторилось двухметровое овальное окно. И столпившиеся возле него космонавты первыми из людей увидели бархатное небо большой Вселенной и сияющий ярче полной луны диск галактического центра — звёздно-газовый балдж с ослепительной искрой аккреции в сердцевине. Там, где гигантская чёрная дыра, разрушая звезды и заставляя сгорать их новыми и сверхновыми вспышками, жадно всасывает в себя звёздные останки, заставляя раскаляться и пламенеть бурлящие с околосветовой скоростью потоки газа. Почти половину небосвода охватывали светящиеся крылья Млечного Пути, раскинутые галактическим центром. Сама Галактика, гигантской светоносной птицей парящая в бархатном мраке бесконечности, глянула в души космонавтов своим воспалённым циклопическим оком. Потрясение, и веря и не веря своим глазам, разглядывали космонавты ещё никогда не виданный людьми галактический небосвод. И плакали! И не стыдились слез.
Когда утихли восторги и улеглось волнение, небосвод пролива Персея был подвергнут обстоятельному обозрению. И тут антаресовцев ждал приятный сюрприз! На участке неба, противоположного светокрылой Галактике, сияла ярчайшая звезда точечное оранжевое солнышко. Спешно проведённая обсервация показала, что звезда эта, оранжевый карлик класса M-I, которую Андрей Дзю нарёк Уиктой, по гиперсветовым масштабам находится буквально рядом — в шести световых неделях от места аварийной стоянки «Антареса». В этом же секторе неба, в конусе с раствором порядка сорока градусов, было обнаружено ещё восемь оранжевых и красных звёзд-карликов, разбросанных друг от друга на удалении в десятки световых лет. Наличие этого малочисленного и разряженного звёздного скопления тем не менее подтвердило ранее высказанную догадку о том, что через подпространственный рукав Ориона в межгалактическое пространство была выброшена значительная масса вещества, причём часть этого выброса завершилась звездообразованием.
Обследование маршевых двигателей «Антареса» показало, что надёжно отремонтировать их без замены горячих блоков рабочей зоны невозможно. А поскольку выходить на гиперсвет на ненадёжных двигателях равносильно попытке самоубийства, решили сбалансировать рейдер по Уикте как по опорной точке и оставаться в этом районе на свободной стоянке, ожидая помощи с Земли. Связь с ней установили через выставленную по рукаву Ориона лонг-линию. Подпространственный рукав почти в двадцать раз сокращал расстояние до Земли, превращая шестьдесят тысяч световых лет, отделяющих от неё рейдер, в три тысячи. Информационный сигнал шёл по лонг-линии со скоростью гравитационной ударной волны, пропорциональной кубу скорости света, поэтому переговоры с Землёй на таком расстоянии шли напрямую — без временных задержек. Но посылка даже единичного сигнала по лонг-линии длиною в три тысячи световых лет требовала больших расходов энергии, поэтому информационный обмен между «Антаресом» и Землёй был свернут до минимума.
Земля поздравила экспедицию с выходом за пределы Галактики и уведомила, что на помощь ей высылается большой транспортно-спасательный рейдер «Спика». По уже обследованному «Антаресом» и реперированному рукаву Ориона «Спика» прошла с большей, нежели первопроходец «Антарес», скоростью. Но и на этой скорости ждать её в проливе Пегаса можно было лишь через два с половиной года. Запасов энергии и жизнеобеспечения на «Антаресе» было вполне достаточно для того, чтобы спокойно переждать этот срок. И все-таки — два с половиной года! Долгих, страшно далёких от Земли два с половиной года! Благополучно пережить это нелёгкое время можно было конечно же лишь загрузив себя полезными, по возможности интересными делами. Перед экипажем «Антареса» вырисовывались две группы таких дел. Дела внутренние — тотальный ремонт корабля, в ходе которого надо было исправить и привести в работоспособное состояние все, что в той или иной мере вышло из строя за время трехлетнего хода на гиперсвете и, особенно, при срочном торможении в проливе Пегаса. И дела внешние: обследование окружающего «Антарес» космического пространства всеми имеющимися средствами. По обоим этим делам были составлены развёрнутые программы. При этом конечно же встал вопрос о полёте к Уикте на малом исследовательском корабле — на двухместном шлюпе, который в целости и сохранности стоял в бортовом эллинге «Антареса», благополучно пережив все приключения трехлетнего полёта за пределы Галактики.
Полет к Уикте, помимо чисто научных мотиваций, напрашивался по двум причинам. Во-первых, по гиперсветовым масштабам Одинокая Звезда была буквально рядом со стоянкой «Антареса», рукой подать — в неделе крейсерского хода на шлюпе с учётом стартового разгона и финишного торможения. Во-вторых, детальное обследование Уикты показало, что на орбитах вокруг неё расположено тринадцать планет и что четыре из них являются планетами земной группы. Но самое интересное — одна из этих четырех планет, вторая по счёту от оранжевого солнца, была похожа на Землю как родная сестра. Множество признаков свидетельствовало, что на этой планете — маленькой Уикте существует высокоразвитая белково-кислородная жизнь. И хотя ноосферы, свидетельствующей о наличии разума, высокой культуры и техники, у маленькой Уикты обнаружено не было, вопрос о полёте к ней на двухместном бортовом шлюпе «Антареса» был предрешён.
В порядке исключения шлюпу было дано собственное имя — «Надежда», свидетельствовавшее об исследовательских притязаниях загалактических посланников Земли.
Место в экспедиции на Уикту Андрею Дзю отводилось изначально — не только как командиру «Антареса» и самому опытному из космонавтов, но и как наименее пострадавшему от тоннельной болезни. А вот на второе место в «Надежде» претендентов было много — уж очень заманчиво, да и престижно было участвовать в исследовании обитаемой загалактической планеты. Ей пока не давали собственного имени и продолжали называть маленькой Уиктой, резонно полагая, что лишь прямое её обследование поможет установить, какого имени она заслуживает. После довольно бурных дискуссий антаресовцы пришли к принципиальному решению, что Андрея Дзю должен сопровождать либо врач, Раджив Индра, второй специальностью которого была биология, либо биолог, Пламен Делчев, второй специальностью которого была медицина. Маленькая Уикта была планетой обитаемой! С этим приходилось считаться и по чисто исследовательским резонам, и по соображениям безопасности. Дилемму выбора из двух кандидатур решил жребий, указавший своим слепым перстом на Пламена Делчева — к его великой радости и к огорчению экспедиционного врача.
Старт «Надежды» к Уикте, после соответствующей подготовки и утверждения Землёй, состоялся в начале третьего месяца пребывания на выходе пролива Персея, когда чёрный небосвод с одноглазой птицей Галактикой стал для антаресовцев почти таким же привычным, как звёздное небо невидимой отсюда Солнечной системы. Через расчётное время — шесть суток семнадцать часов и сорок восемь минут — «Надежда» вынырнула уже на субсветовой скорости в системе Одинокой Звезды. А ещё через трое суток сложного маневрирования вышла на орбиту, центрированную относительно малой Уикты. Наблюдения с орбиты не только подтвердили первоначальные выводы о сходстве Уикты с Землёй, но и установили, что уровень его — уникален! Проще было говорить не о географическом сходстве, а об отличиях Земли и Уикты. Так, мировой океан Уикты был поменьше, чем у Земли, охватывая три пятых поверхности, а поверхность суши, образованная пятью большими и тремя малыми континентами, несколько больше. Имея почти идеально совпадающую с Землёй массу, плотность, а стало быть и силу тяжести на своей поверхности, Уикта обладала несколько более разреженной атмосферой. Это и естественно, Уикта была старше Земли примерно на миллиард лет, а поэтому большее количество воздуха успело «убежать» в космос из её экзосферы. Но зато в атмосфере Уикты было больше кислорода — около двадцати семи процентов, что и компенсировало, если говорить о пребывании на ней людей, пониженное атмосферное давление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Так или иначе, экспедиция по рукаву Ориона была продолжена. Болезнь, поразившая экипаж «Антареса», позже была названа тоннельной болезнью. Поначалу специалисты астральной медицины считали, что тоннельная болезнь обусловлена самою длительностью непрерывного гиперсветового хода. Но предположение это было опровергнуто и углублёнными исследованиями побочных факторов, сопровождающих движение тел с гиперсветовой скоростью, и самою практикой длительных полётов на гиперсвете в обычном пространстве — ничего похожего на тоннельную болезнь при этом не возникало. Не оправдалось и другое предположение — о том, что подпространство изначально, так сказать, «болеет» тоннельным эффектом. Хотя некоторое время полагали, что достаточно специально не защищённому человеку побыть в условиях подпространства достаточно долго, как он заболевает тоннельной болезнью.
Действительность оказалась похитрее этих догадок. Тоннельный эффект оказался очень слабой гравитационной составляющей, формировавшейся на корпусах гиперсветовых кораблей за счёт их взаимодействия с внутренней поверхностью каналов. И сказывалось влияние этой слабой гравитации на человека лишь во время длительных полётов на гиперсветовой скорости.
Между кругосветным плаванием Фернандо Магеллана и загалактическим путешествием Андрея Дзю с товарищами обнаружилась и ещё одна любопытная, но не очень приятная аналогия. Как известно, свой выход в просторы Тихого океана Магеллан начал с открытия и прохода крайне запутанного пролива, который он нарёк проливом Всех Святых. Позже пролив этот получил его собственное имя. Рукав Ориона, по которому «Антарес» шёл к межгалактическим просторам, заканчивался своеобразным горлом, в котором обычное пространство вкупе с подпространством образовывали сложную систему ходов с одним генерализованным руслом. Антаресовцы назвали этот лабиринтоподобный выход проливом Персея, потому что рукав Ориона выходил на продолжение одной из двух главных спиральных ветвей Галактики ветви Персея.
Когда пролив Персея был маркирован, а его тупиковые ветви реперированы запрещающими знаками, проходить его, само собой, стало легче. И все равно проход его оставался ответственной, если не рискованной операцией. Ну, а первопроходцы на «Антаресе» были поставлены и вовсе в критическое положение. Дзю сохранил гиперсветовой ход, ибо он позволял автоматически следовать по изгибам подпространственного канала, но сбросил его до минимума, чтобы предельно сократить дистанцию срочного торможения. И не напрасно! Конечно, вероятность самофокусировки «Антареса» на проливе была существенно выше, чем на его боковых, в том числе и слепых ответвлениях. Но вероятность и есть вероятность. Несколько ответвлений пролива «Антарес», ведомый опытной рукой Андрея Дзю, проскочил благополучно. Но в один из аппендиксов, слепых ответвлений пролива, возле самых ворот в межгалактический простор корабль все-таки затянуло. Не помогли ни бдительность Андрея Дзю, ни пилотажное искусство лоцмана. Чтобы избежать гравитационного взрыва, было выполнено срочное торможение. Собственно, это было не просто срочное торможение, а торможение на грани возможного по мощности двигателей, — аппендикс пролива Персея оказался предательски коротким. Катастрофы удалось избежать, но один из двух маршевых двигателей рейдера, выдержавший нелёгкое испытание непрерывной трехлетней работой, вышел из строя. Да и второй двигатель после этого сверхсрочного торможения работал на пределе технических норм. Точно раненый тигр, припадающий на одну ногу и с ворчанием зализывающий на боку другую рану, «Антарес» кое-как, натужно воя уцелевшим двигателем и потряхивая разболтанным на перегрузках торможения корпусом, выполз из пролива Персея, убрал ход и завис в межгалактическом пространстве на удалении шестидесяти тысяч световых лет от невидимого отсюда Солнца. В смотровой рубке рейдера расшторилось двухметровое овальное окно. И столпившиеся возле него космонавты первыми из людей увидели бархатное небо большой Вселенной и сияющий ярче полной луны диск галактического центра — звёздно-газовый балдж с ослепительной искрой аккреции в сердцевине. Там, где гигантская чёрная дыра, разрушая звезды и заставляя сгорать их новыми и сверхновыми вспышками, жадно всасывает в себя звёздные останки, заставляя раскаляться и пламенеть бурлящие с околосветовой скоростью потоки газа. Почти половину небосвода охватывали светящиеся крылья Млечного Пути, раскинутые галактическим центром. Сама Галактика, гигантской светоносной птицей парящая в бархатном мраке бесконечности, глянула в души космонавтов своим воспалённым циклопическим оком. Потрясение, и веря и не веря своим глазам, разглядывали космонавты ещё никогда не виданный людьми галактический небосвод. И плакали! И не стыдились слез.
Когда утихли восторги и улеглось волнение, небосвод пролива Персея был подвергнут обстоятельному обозрению. И тут антаресовцев ждал приятный сюрприз! На участке неба, противоположного светокрылой Галактике, сияла ярчайшая звезда точечное оранжевое солнышко. Спешно проведённая обсервация показала, что звезда эта, оранжевый карлик класса M-I, которую Андрей Дзю нарёк Уиктой, по гиперсветовым масштабам находится буквально рядом — в шести световых неделях от места аварийной стоянки «Антареса». В этом же секторе неба, в конусе с раствором порядка сорока градусов, было обнаружено ещё восемь оранжевых и красных звёзд-карликов, разбросанных друг от друга на удалении в десятки световых лет. Наличие этого малочисленного и разряженного звёздного скопления тем не менее подтвердило ранее высказанную догадку о том, что через подпространственный рукав Ориона в межгалактическое пространство была выброшена значительная масса вещества, причём часть этого выброса завершилась звездообразованием.
Обследование маршевых двигателей «Антареса» показало, что надёжно отремонтировать их без замены горячих блоков рабочей зоны невозможно. А поскольку выходить на гиперсвет на ненадёжных двигателях равносильно попытке самоубийства, решили сбалансировать рейдер по Уикте как по опорной точке и оставаться в этом районе на свободной стоянке, ожидая помощи с Земли. Связь с ней установили через выставленную по рукаву Ориона лонг-линию. Подпространственный рукав почти в двадцать раз сокращал расстояние до Земли, превращая шестьдесят тысяч световых лет, отделяющих от неё рейдер, в три тысячи. Информационный сигнал шёл по лонг-линии со скоростью гравитационной ударной волны, пропорциональной кубу скорости света, поэтому переговоры с Землёй на таком расстоянии шли напрямую — без временных задержек. Но посылка даже единичного сигнала по лонг-линии длиною в три тысячи световых лет требовала больших расходов энергии, поэтому информационный обмен между «Антаресом» и Землёй был свернут до минимума.
Земля поздравила экспедицию с выходом за пределы Галактики и уведомила, что на помощь ей высылается большой транспортно-спасательный рейдер «Спика». По уже обследованному «Антаресом» и реперированному рукаву Ориона «Спика» прошла с большей, нежели первопроходец «Антарес», скоростью. Но и на этой скорости ждать её в проливе Пегаса можно было лишь через два с половиной года. Запасов энергии и жизнеобеспечения на «Антаресе» было вполне достаточно для того, чтобы спокойно переждать этот срок. И все-таки — два с половиной года! Долгих, страшно далёких от Земли два с половиной года! Благополучно пережить это нелёгкое время можно было конечно же лишь загрузив себя полезными, по возможности интересными делами. Перед экипажем «Антареса» вырисовывались две группы таких дел. Дела внутренние — тотальный ремонт корабля, в ходе которого надо было исправить и привести в работоспособное состояние все, что в той или иной мере вышло из строя за время трехлетнего хода на гиперсвете и, особенно, при срочном торможении в проливе Пегаса. И дела внешние: обследование окружающего «Антарес» космического пространства всеми имеющимися средствами. По обоим этим делам были составлены развёрнутые программы. При этом конечно же встал вопрос о полёте к Уикте на малом исследовательском корабле — на двухместном шлюпе, который в целости и сохранности стоял в бортовом эллинге «Антареса», благополучно пережив все приключения трехлетнего полёта за пределы Галактики.
Полет к Уикте, помимо чисто научных мотиваций, напрашивался по двум причинам. Во-первых, по гиперсветовым масштабам Одинокая Звезда была буквально рядом со стоянкой «Антареса», рукой подать — в неделе крейсерского хода на шлюпе с учётом стартового разгона и финишного торможения. Во-вторых, детальное обследование Уикты показало, что на орбитах вокруг неё расположено тринадцать планет и что четыре из них являются планетами земной группы. Но самое интересное — одна из этих четырех планет, вторая по счёту от оранжевого солнца, была похожа на Землю как родная сестра. Множество признаков свидетельствовало, что на этой планете — маленькой Уикте существует высокоразвитая белково-кислородная жизнь. И хотя ноосферы, свидетельствующей о наличии разума, высокой культуры и техники, у маленькой Уикты обнаружено не было, вопрос о полёте к ней на двухместном бортовом шлюпе «Антареса» был предрешён.
В порядке исключения шлюпу было дано собственное имя — «Надежда», свидетельствовавшее об исследовательских притязаниях загалактических посланников Земли.
Место в экспедиции на Уикту Андрею Дзю отводилось изначально — не только как командиру «Антареса» и самому опытному из космонавтов, но и как наименее пострадавшему от тоннельной болезни. А вот на второе место в «Надежде» претендентов было много — уж очень заманчиво, да и престижно было участвовать в исследовании обитаемой загалактической планеты. Ей пока не давали собственного имени и продолжали называть маленькой Уиктой, резонно полагая, что лишь прямое её обследование поможет установить, какого имени она заслуживает. После довольно бурных дискуссий антаресовцы пришли к принципиальному решению, что Андрея Дзю должен сопровождать либо врач, Раджив Индра, второй специальностью которого была биология, либо биолог, Пламен Делчев, второй специальностью которого была медицина. Маленькая Уикта была планетой обитаемой! С этим приходилось считаться и по чисто исследовательским резонам, и по соображениям безопасности. Дилемму выбора из двух кандидатур решил жребий, указавший своим слепым перстом на Пламена Делчева — к его великой радости и к огорчению экспедиционного врача.
Старт «Надежды» к Уикте, после соответствующей подготовки и утверждения Землёй, состоялся в начале третьего месяца пребывания на выходе пролива Персея, когда чёрный небосвод с одноглазой птицей Галактикой стал для антаресовцев почти таким же привычным, как звёздное небо невидимой отсюда Солнечной системы. Через расчётное время — шесть суток семнадцать часов и сорок восемь минут — «Надежда» вынырнула уже на субсветовой скорости в системе Одинокой Звезды. А ещё через трое суток сложного маневрирования вышла на орбиту, центрированную относительно малой Уикты. Наблюдения с орбиты не только подтвердили первоначальные выводы о сходстве Уикты с Землёй, но и установили, что уровень его — уникален! Проще было говорить не о географическом сходстве, а об отличиях Земли и Уикты. Так, мировой океан Уикты был поменьше, чем у Земли, охватывая три пятых поверхности, а поверхность суши, образованная пятью большими и тремя малыми континентами, несколько больше. Имея почти идеально совпадающую с Землёй массу, плотность, а стало быть и силу тяжести на своей поверхности, Уикта обладала несколько более разреженной атмосферой. Это и естественно, Уикта была старше Земли примерно на миллиард лет, а поэтому большее количество воздуха успело «убежать» в космос из её экзосферы. Но зато в атмосфере Уикты было больше кислорода — около двадцати семи процентов, что и компенсировало, если говорить о пребывании на ней людей, пониженное атмосферное давление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26