Не думая об этом сознательно, Всеволод, оказывается, все-таки считал, что любовь Ивана к Лене Зим заслуживает большего, чем простое горе, умело сокрытое в недрах профессионального самообладания. Понимая разумом, что это глупо, Всеволод, тем не менее, никак не мог отделаться от мысли, нет-нет да и приходившей ему в голову, мысли о том, что Иван, пусть сам того не понимая, пусть самую чуточку, но все-таки изменил своей любви. Нарушил верность Лене! Собственно, именно поэтому, а не по какой-то другой причине, Снегин растерялся, когда Иван спокойно сказал, что не собирается лететь на Далию вместе с Климом и Алексеем и что у него есть какие-то другие, свои дела. Снегин и удивился, потому что никогда не представлял себе даже в мыслях экипаж «Торнадо» разрозненным, и обрадовался. Обрадовался разумом, а сердцем, точно так же, как в своё время, огорчился. И понял, что Иван на что-то ещё надеется. Что-то придумал!
— Иван! — окликнул Снегин задумавшегося товарища.
Лобов не сразу сбросил своё тяжёлое раздумье.
— Да?
— Поговорим откровенно. Ты на что-то надеешься? Прости, я говорю о Лене.
— Конечно. Иначе бы я не сидел здесь, рядом с тобой.
Взгляд Ивана был спокоен и упрям, лишь в самой глубине его читалось уже отстоявшееся, злое горе. Что-то Иван придумал!
— Ты надеешься, но на что? — вслух спросил Всеволод.
— На то, что Лена жива.
Снегин не сдержал удивлённого движения, помолчал, обдумывая услышанное, и довольно сухо спросил:
— Стоит ли строить несбыточные надежды? По-моему, ты выше этого.
— Это маленькая надежда. Очень маленькая, Всеволод! Но вполне реальная. Я не только вычислил её, но и проиграл на тренажёре.
Присматриваясь к Лобову, Снегин покачал головой:
— Побей меня Бог, если я догадываюсь, что ты имеешь в виду.
— Эффект сёрфинга, — коротко пояснил Иван.
Снегин сразу понял, что он имеет в виду, восхитившись его идеей, и тут же усомнившись в её практической ценности. Гравитационные волны, образующиеся при вспышках новых и сверхновых звёзд и некоторых галактических процессах, распространяются в подпространственных каналах, как в волноводах, с умопомрачительной быстротой, пропорциональной кубу скорости света. Собственно говоря, подпространственные каналы представляют собой своеобразные локальные трещины в обычном пространстве, образованные ударами гравитационных сил. Каждый такой канал — это как бы застывший, окаменевший до следующего гравитоудара след слабо ветвящейся молнии, рассекающий тело трехмерного пространства в четвёртом измерении. Подпространственные каналы с одной стороны поглощают энергию гравитационных взрывов, демпфируя их воздействие на трехмерный мир, а с другой стороны меняют свою конфигурацию под действием бегущего с колоссальной скоростью гравитоудара, схлопывая некоторые старые свои ветви и образуя новые. В результате такого схлопывания «Денебола» и потерпела катастрофу. Что касается шлюпа, на котором находились лоцман Сладки и Лена, то специалисты считали, что он попал под прямой удар фронта гравитационной волны, которая смяла, разжевала его в молекулярную пыль и унесла за десятки световых лет от места катастрофы. Теоретические расчёты показывали, однако, что такой исход не фатален. Если корабль имеет попутный гиперсветовой ход и если фронт догоняющей его гравитационной волны ложится на него под углом, то он может оседлать её гребень и помчаться далее вместе с ним, подобно тому, как доска опытного серфингиста скользит вместе с гребнем океанской волны в полосе прибоя. И когда постепенно теряющая энергию и скорость гравитационная волна наконец рассыплется, серфингирующий корабль съезжает с неё на песок обычного пространства выходит на свой ход, в мгновенье ока оказавшись на расстоянии в десятки световых лет от места гравитационного удара. И чем сильнее этот удар, ломающий гиперсветовые корабли и самое пространство своим фронтом, тем дальше он может забросить на гребне своей волны умело серфингирующий корабль.
— К сожалению, это всего лишь теоретические расчёты, — не столько сказал, обращаясь к Ивану, сколько просто подумал вслух Снегин.
— Не только расчёты, — возразил Лобов.
Снегин перевёл на него взгляд.
— Верно. Но практика сохраняла не самые корабли, а лишь их обломки.
— Эти обломки и позволили обосновать эффект сёрфинга!
— Обломки, — вздохнул Снегин.
— Обломки возникали потому, что удержаться на гребне гравитационной волны трудно. — Лобов был сдержанно-терпелив в своей аргументации, и эта спокойная уверенность убеждала лучше всяких эмоций. — Во-первых, надо не растеряться в момент первого контакта с гравитационной волной, когда эффект сёрфинга возникает сам собой. Во-вторых, надо большое искусство, чтобы удержаться на гребне гравитационной волны и глиссировать по её все время падающему фронту. Для этого нужно быть пилотом высокого класса.
— Ты бы удержался?
— А я удержался. Группа специалистов под руководством самого Ли Чена моделировала на тренажной аппаратуре гравитационные удары разной мощности — от самых слабых до предельно сильных. А я ловил контакт и пытался серфингировать. В благоприятных ходовых условиях, когда волна падала под углами от тридцати до шестидесяти градусов с любого борта, — неизменно удачно. Проще всего оказалось серфингировать на гравитационных волнах средней мощности, не особенно сильных и не особенно слабых. А ведь именно такая волна и обрушилась на «Денеболу» и её шлюп!
— Ты бы удержался, — в раздумье повторил Снегин. — А Сладки, он бы удержался?
— Мир Сладки — лоцман.
— Ну и что?
— Он неважный командир и руководитель, — нехотя пояснил Иван, не любивший давать характеристики товарищам по профессии. — Но пилот он милостью Божьей! Поэтому и стал лоцманом. Убеждён, возникни в момент гравитоудара эффект сёрфинга. Сладки инстинктивно держал бы его штурвалом до конца.
— Знать бы, до какого конца, — пробормотал Всеволод.
Лобов, следивший за его реакцией, сцепил пальцы рук и сказал, не скрыв огорчения:
— Надеялся, что ты меня поддержишь.
Снегин непонимающе взглянул на него.
— Конечно поддержу. — Он провёл рукой по лицу, его синие глаза стали ещё синее, чётко очерченные губы тронула улыбка. — Конечно, все задуманное тобой — авантюра с шансами на успех один из тысячи. Но это святая авантюра, черт побери! Авантюра во имя дружбы, любви и верности, что может быть прекраснее? Да честно говоря, я бы, наверное, разочаровался в тебе, старый товарищ, если бы тебя не осенила какая-нибудь сумасшедшая идея вроде сёрфинга! Я тебя поддержу руками, ногами и зубами, если это потребуется. Но для поддержки мне нужны не мечты, а реальности, понимаешь? Поэтому ты должен ответить на все мои вопросы и говорить мне правду, всю правду и ничего кроме правды!
— Спрашивай.
— Итак, ты надеешься, что Лена жива, и собираешься отправиться на её поиски?
— Не только её. Мира Сладки тоже.
— Это само собой разумеется. Хотя думаю, если бы на борту шлюпа был один Сладки, ты бы вряд ли затеял эту операцию, рассеянно заметил Снегин. — Но если Лена и Мир живы, почему они до сих пор не вышли на связь?
— Потому что гравитационная волна забросила шлюп слишком далеко, не хватает дальности его бортовой связи.
— Но жизненные запасы на шлюпе ограничены!
— Верно, — согласился Лобов. — По норме месячный срок. Но я рассчитываю на то, что шлюп выбросило к Уикте — одинокой звезде. Среди её тринадцати планет есть одна, которая, как и сама звезда-солнце, называется Уиктой, с кислородной атмосферой и жизнью земного типа. Если Лена и Мир живы, а я верю в это, их надо искать на Уикте!
Глава 11
Звёздный путь развития, путь галактической экспансии земной цивилизации — трудный, опасный, но вместе с тем и самый перспективный, самый увлекательный путь человечества в будущее. Планет, пригодных для естественного обитания человека, чрезвычайно мало даже в галактических масштабах. В поисках таких планет звёздное население Галактики приходилось буквально просеивать на весах комплексного анализа. Полушутливо-полусерьёзно характеризуя радости и горести открытий планет земного типа, Всеволод Снегин как-то процитировал начало известной басни: «Навозну кучу разрывая, петух нашёл жемчужное зерно». Далеко не всякая планета земного типа оказывалась пригодной для естественного обитания человека. Для инозвездной колонизации была нужна не просто планета земного типа. Нужна была вторая Земля! Её родная, в крайнем случае, двоюродная сестра. Таких планет в двадцать третьем веке были открыты считанные единицы. И каждое такое открытие становилось эпохальным событием, исторически сравнимым разве что с открытием Америки в средневековые времена.
Одной из таких редчайших планетарных жемчужин, найденных в многомиллиардной куче «пустого» с позиций земного освоения звёздного населения, была Уикта. Она оказалась планетой уникальной не только в силу своего близкого сходства с Землёй, но по своему расположению в космосе и характеру открытия её человечеством.
Звезда Уикта расположена в свободном космосе на удалении почти в тридцать тысяч световых лет от внешнего края Галактики — спиральной ветви Персея, и вдвое дальше, на шестьдесят тысяч световых лет, от Солнца. Когда Уиктой стали называть не только звезду, но вторую по счёту земноподобную планету, обращающуюся вокруг неё, то сама звезда по особенности своего расположения в космосе получила и второе имя — Одинокая Звезда.
Солнечная система, вместе с прародиной человечества Землёю, располагается между двумя главными спиральными ветвями Галактики: между ещё туго закрученной здесь ветвью Стрельца и уже развёрнутой ветвью Персея, в рукаве Ориона. Ещё в двадцать втором веке было высказано предположение, что рукав Ориона остался именно рукавом, — зачатком спиральной структуры, потому что здесь проходит крупный подпространственный канал, через который из Галактики произошёл выброс вещества, рассеявшегося в межгалактическом пространстве. В двадцать третьем веке в полутысяче световых лет от Солнца был обнаружен вход в этот гигантский по обычным масштабам канал, который сохранил название рукава Ориона. Для его обследования и космографирования был направлен гиперсветовой рейдер «Антарес». Ради увеличения запасов энергии и жизнеобеспечения экипаж «Антареса» был сокращён до одной рабочей пятёрки. Командиром рейдера и всей экспедиции был назначен самый опытный и заслуженный гиперсветовик того времени Андрей Дзю.
На расчётной гиперсветовой скорости, иначе проникнуть в подпространство невозможно, «Антарес» благополучно вошёл в «подвалы» звёздного рукава Ориона. Резко спрямляя обычное пространство и постепенно расширяясь от нескольких световых часов до нескольких световых дней, рукав Ориона вывел «Антарес» за пределы Галактики — в ещё не обследованное человечеством межгалактическое пространство.
По хорошо сформированному подпространственному каналу можно смело идти на любой скорости: гиперсветовой корабль движется по нему, точно луч света в волноводе, автоматически, в безинерционном режиме обходя попадающиеся включения обычного пространства — острова по терминологии лоцманов-гиперсветовиков. Три года на крейсерской гиперсветовой скорости шёл «Антарес» по гигантскому в своей протяжённости рукаву Ориона, ведя компьютерную космографическую съёмку и выставляя лонг-линию для связи с Землёй. По ходу обследования рукава Ориона были один за другим побиты рекорды дальности и длительности непрерывного полёта на гиперсвете. «Антарес», ведомый Андреем Дзю, уносился все дальше от Солнца в неизведанные глубины большой Вселенной, подобно тому, как «Тринидад» Фернандо Магеллана восемью столетиями ранее уходил в неизведанные дали Тихого океана. Имя Магеллана напрашивается тут потому, что между первым кругосветным путешествием под парусами и первым загалактическим полётом землян на гиперсветовом рейдере сложились некоторые аналогии.
На экспедицию Магеллана в Тихом океане обрушилась эпидемия цинги, загадочной в те времена болезни, которую легко можно было принять за грозную кару Божью.
И на экспедицию «Антареса» обрушилась неизвестная болезнь с симптомами болезни Паркинсона. У космонавтов обозначился тремор пальцев, а затем и кистей рук, началось нарушение координации движений. У четырех человек, в том числе у бортового врача Раджива Индры, эти симптомы постепенно подходили к рубежу, опасному для профессиональных занятий, у двух других, включая и командира рейдера Андрея Дзю, они были выражены заметно слабее. Несмотря на все усилия, Индра так и не смог сказать о причинах этой новой астральной болезни ничего определённого. После продолжительных дебатов и голосования экспедиция по рукаву Ориона была продолжена на компромиссных началах. Индра предположил, что неизвестный фактор, вызвавший заболевание экипажа «Антареса», представляет собой некое слабое излучение, не регистрируемое штатной бортаппаратурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Иван! — окликнул Снегин задумавшегося товарища.
Лобов не сразу сбросил своё тяжёлое раздумье.
— Да?
— Поговорим откровенно. Ты на что-то надеешься? Прости, я говорю о Лене.
— Конечно. Иначе бы я не сидел здесь, рядом с тобой.
Взгляд Ивана был спокоен и упрям, лишь в самой глубине его читалось уже отстоявшееся, злое горе. Что-то Иван придумал!
— Ты надеешься, но на что? — вслух спросил Всеволод.
— На то, что Лена жива.
Снегин не сдержал удивлённого движения, помолчал, обдумывая услышанное, и довольно сухо спросил:
— Стоит ли строить несбыточные надежды? По-моему, ты выше этого.
— Это маленькая надежда. Очень маленькая, Всеволод! Но вполне реальная. Я не только вычислил её, но и проиграл на тренажёре.
Присматриваясь к Лобову, Снегин покачал головой:
— Побей меня Бог, если я догадываюсь, что ты имеешь в виду.
— Эффект сёрфинга, — коротко пояснил Иван.
Снегин сразу понял, что он имеет в виду, восхитившись его идеей, и тут же усомнившись в её практической ценности. Гравитационные волны, образующиеся при вспышках новых и сверхновых звёзд и некоторых галактических процессах, распространяются в подпространственных каналах, как в волноводах, с умопомрачительной быстротой, пропорциональной кубу скорости света. Собственно говоря, подпространственные каналы представляют собой своеобразные локальные трещины в обычном пространстве, образованные ударами гравитационных сил. Каждый такой канал — это как бы застывший, окаменевший до следующего гравитоудара след слабо ветвящейся молнии, рассекающий тело трехмерного пространства в четвёртом измерении. Подпространственные каналы с одной стороны поглощают энергию гравитационных взрывов, демпфируя их воздействие на трехмерный мир, а с другой стороны меняют свою конфигурацию под действием бегущего с колоссальной скоростью гравитоудара, схлопывая некоторые старые свои ветви и образуя новые. В результате такого схлопывания «Денебола» и потерпела катастрофу. Что касается шлюпа, на котором находились лоцман Сладки и Лена, то специалисты считали, что он попал под прямой удар фронта гравитационной волны, которая смяла, разжевала его в молекулярную пыль и унесла за десятки световых лет от места катастрофы. Теоретические расчёты показывали, однако, что такой исход не фатален. Если корабль имеет попутный гиперсветовой ход и если фронт догоняющей его гравитационной волны ложится на него под углом, то он может оседлать её гребень и помчаться далее вместе с ним, подобно тому, как доска опытного серфингиста скользит вместе с гребнем океанской волны в полосе прибоя. И когда постепенно теряющая энергию и скорость гравитационная волна наконец рассыплется, серфингирующий корабль съезжает с неё на песок обычного пространства выходит на свой ход, в мгновенье ока оказавшись на расстоянии в десятки световых лет от места гравитационного удара. И чем сильнее этот удар, ломающий гиперсветовые корабли и самое пространство своим фронтом, тем дальше он может забросить на гребне своей волны умело серфингирующий корабль.
— К сожалению, это всего лишь теоретические расчёты, — не столько сказал, обращаясь к Ивану, сколько просто подумал вслух Снегин.
— Не только расчёты, — возразил Лобов.
Снегин перевёл на него взгляд.
— Верно. Но практика сохраняла не самые корабли, а лишь их обломки.
— Эти обломки и позволили обосновать эффект сёрфинга!
— Обломки, — вздохнул Снегин.
— Обломки возникали потому, что удержаться на гребне гравитационной волны трудно. — Лобов был сдержанно-терпелив в своей аргументации, и эта спокойная уверенность убеждала лучше всяких эмоций. — Во-первых, надо не растеряться в момент первого контакта с гравитационной волной, когда эффект сёрфинга возникает сам собой. Во-вторых, надо большое искусство, чтобы удержаться на гребне гравитационной волны и глиссировать по её все время падающему фронту. Для этого нужно быть пилотом высокого класса.
— Ты бы удержался?
— А я удержался. Группа специалистов под руководством самого Ли Чена моделировала на тренажной аппаратуре гравитационные удары разной мощности — от самых слабых до предельно сильных. А я ловил контакт и пытался серфингировать. В благоприятных ходовых условиях, когда волна падала под углами от тридцати до шестидесяти градусов с любого борта, — неизменно удачно. Проще всего оказалось серфингировать на гравитационных волнах средней мощности, не особенно сильных и не особенно слабых. А ведь именно такая волна и обрушилась на «Денеболу» и её шлюп!
— Ты бы удержался, — в раздумье повторил Снегин. — А Сладки, он бы удержался?
— Мир Сладки — лоцман.
— Ну и что?
— Он неважный командир и руководитель, — нехотя пояснил Иван, не любивший давать характеристики товарищам по профессии. — Но пилот он милостью Божьей! Поэтому и стал лоцманом. Убеждён, возникни в момент гравитоудара эффект сёрфинга. Сладки инстинктивно держал бы его штурвалом до конца.
— Знать бы, до какого конца, — пробормотал Всеволод.
Лобов, следивший за его реакцией, сцепил пальцы рук и сказал, не скрыв огорчения:
— Надеялся, что ты меня поддержишь.
Снегин непонимающе взглянул на него.
— Конечно поддержу. — Он провёл рукой по лицу, его синие глаза стали ещё синее, чётко очерченные губы тронула улыбка. — Конечно, все задуманное тобой — авантюра с шансами на успех один из тысячи. Но это святая авантюра, черт побери! Авантюра во имя дружбы, любви и верности, что может быть прекраснее? Да честно говоря, я бы, наверное, разочаровался в тебе, старый товарищ, если бы тебя не осенила какая-нибудь сумасшедшая идея вроде сёрфинга! Я тебя поддержу руками, ногами и зубами, если это потребуется. Но для поддержки мне нужны не мечты, а реальности, понимаешь? Поэтому ты должен ответить на все мои вопросы и говорить мне правду, всю правду и ничего кроме правды!
— Спрашивай.
— Итак, ты надеешься, что Лена жива, и собираешься отправиться на её поиски?
— Не только её. Мира Сладки тоже.
— Это само собой разумеется. Хотя думаю, если бы на борту шлюпа был один Сладки, ты бы вряд ли затеял эту операцию, рассеянно заметил Снегин. — Но если Лена и Мир живы, почему они до сих пор не вышли на связь?
— Потому что гравитационная волна забросила шлюп слишком далеко, не хватает дальности его бортовой связи.
— Но жизненные запасы на шлюпе ограничены!
— Верно, — согласился Лобов. — По норме месячный срок. Но я рассчитываю на то, что шлюп выбросило к Уикте — одинокой звезде. Среди её тринадцати планет есть одна, которая, как и сама звезда-солнце, называется Уиктой, с кислородной атмосферой и жизнью земного типа. Если Лена и Мир живы, а я верю в это, их надо искать на Уикте!
Глава 11
Звёздный путь развития, путь галактической экспансии земной цивилизации — трудный, опасный, но вместе с тем и самый перспективный, самый увлекательный путь человечества в будущее. Планет, пригодных для естественного обитания человека, чрезвычайно мало даже в галактических масштабах. В поисках таких планет звёздное население Галактики приходилось буквально просеивать на весах комплексного анализа. Полушутливо-полусерьёзно характеризуя радости и горести открытий планет земного типа, Всеволод Снегин как-то процитировал начало известной басни: «Навозну кучу разрывая, петух нашёл жемчужное зерно». Далеко не всякая планета земного типа оказывалась пригодной для естественного обитания человека. Для инозвездной колонизации была нужна не просто планета земного типа. Нужна была вторая Земля! Её родная, в крайнем случае, двоюродная сестра. Таких планет в двадцать третьем веке были открыты считанные единицы. И каждое такое открытие становилось эпохальным событием, исторически сравнимым разве что с открытием Америки в средневековые времена.
Одной из таких редчайших планетарных жемчужин, найденных в многомиллиардной куче «пустого» с позиций земного освоения звёздного населения, была Уикта. Она оказалась планетой уникальной не только в силу своего близкого сходства с Землёй, но по своему расположению в космосе и характеру открытия её человечеством.
Звезда Уикта расположена в свободном космосе на удалении почти в тридцать тысяч световых лет от внешнего края Галактики — спиральной ветви Персея, и вдвое дальше, на шестьдесят тысяч световых лет, от Солнца. Когда Уиктой стали называть не только звезду, но вторую по счёту земноподобную планету, обращающуюся вокруг неё, то сама звезда по особенности своего расположения в космосе получила и второе имя — Одинокая Звезда.
Солнечная система, вместе с прародиной человечества Землёю, располагается между двумя главными спиральными ветвями Галактики: между ещё туго закрученной здесь ветвью Стрельца и уже развёрнутой ветвью Персея, в рукаве Ориона. Ещё в двадцать втором веке было высказано предположение, что рукав Ориона остался именно рукавом, — зачатком спиральной структуры, потому что здесь проходит крупный подпространственный канал, через который из Галактики произошёл выброс вещества, рассеявшегося в межгалактическом пространстве. В двадцать третьем веке в полутысяче световых лет от Солнца был обнаружен вход в этот гигантский по обычным масштабам канал, который сохранил название рукава Ориона. Для его обследования и космографирования был направлен гиперсветовой рейдер «Антарес». Ради увеличения запасов энергии и жизнеобеспечения экипаж «Антареса» был сокращён до одной рабочей пятёрки. Командиром рейдера и всей экспедиции был назначен самый опытный и заслуженный гиперсветовик того времени Андрей Дзю.
На расчётной гиперсветовой скорости, иначе проникнуть в подпространство невозможно, «Антарес» благополучно вошёл в «подвалы» звёздного рукава Ориона. Резко спрямляя обычное пространство и постепенно расширяясь от нескольких световых часов до нескольких световых дней, рукав Ориона вывел «Антарес» за пределы Галактики — в ещё не обследованное человечеством межгалактическое пространство.
По хорошо сформированному подпространственному каналу можно смело идти на любой скорости: гиперсветовой корабль движется по нему, точно луч света в волноводе, автоматически, в безинерционном режиме обходя попадающиеся включения обычного пространства — острова по терминологии лоцманов-гиперсветовиков. Три года на крейсерской гиперсветовой скорости шёл «Антарес» по гигантскому в своей протяжённости рукаву Ориона, ведя компьютерную космографическую съёмку и выставляя лонг-линию для связи с Землёй. По ходу обследования рукава Ориона были один за другим побиты рекорды дальности и длительности непрерывного полёта на гиперсвете. «Антарес», ведомый Андреем Дзю, уносился все дальше от Солнца в неизведанные глубины большой Вселенной, подобно тому, как «Тринидад» Фернандо Магеллана восемью столетиями ранее уходил в неизведанные дали Тихого океана. Имя Магеллана напрашивается тут потому, что между первым кругосветным путешествием под парусами и первым загалактическим полётом землян на гиперсветовом рейдере сложились некоторые аналогии.
На экспедицию Магеллана в Тихом океане обрушилась эпидемия цинги, загадочной в те времена болезни, которую легко можно было принять за грозную кару Божью.
И на экспедицию «Антареса» обрушилась неизвестная болезнь с симптомами болезни Паркинсона. У космонавтов обозначился тремор пальцев, а затем и кистей рук, началось нарушение координации движений. У четырех человек, в том числе у бортового врача Раджива Индры, эти симптомы постепенно подходили к рубежу, опасному для профессиональных занятий, у двух других, включая и командира рейдера Андрея Дзю, они были выражены заметно слабее. Несмотря на все усилия, Индра так и не смог сказать о причинах этой новой астральной болезни ничего определённого. После продолжительных дебатов и голосования экспедиция по рукаву Ориона была продолжена на компромиссных началах. Индра предположил, что неизвестный фактор, вызвавший заболевание экипажа «Антареса», представляет собой некое слабое излучение, не регистрируемое штатной бортаппаратурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26