— Может быть, он сам себя назовет.
— “Мистер Граймс” вполне сойдет, — пробормотал он.
— Здравствуйте, мистер Граймс, — вежливо поздоровалась Элла. — Здесь что-нибудь не так?
— Это просто рутина, — сообщил он и вспыхнул, осознав, что повторяет мои слова.
— Они ловят парня, которого зовут Кэнтел, — сообщил я Элле и посмотрел на Граймса. — Хотя его уже и след простыл. Вы, я думаю, теряете понапрасну время. Могли бы искать его в других привычных ему местах.
— Мы не единственные, кто ищет его.
— Почему его ищут? — спросила Элла.
— Они думают, что он кого-то убил, — объяснил я. Тут двое копов вернулись и отрицательно покачали головами. Копы редко друг с другом разговаривают. Они только кивают, качают головой, разводят руками или свистят. Этот жест языка знаков — покачивание головой — означал на данный момент, что ни одному из них не пришло в голову заглянуть в стеллаж под музыкальным центром и, следовательно, я могу не спешить собирать вещички. Как только слуги закона уберутся, я поеду в Новую Англию, что все-таки получше, нежели топать в тюрьму.
Граймс, которого появление коллег освободило от смущения, с облегчением поднялся и сердито бросил мне:
— Хотел бы я, чтобы вы поверили бродяге. Хотел бы я, чтобы он спрятался здесь и я мог бы с чистой совестью забрать вас обоих с собой.
— Мистер Граймс, — с достоинством сказал я, — если бы я убедился, что Билли-Билли говорит правду о том, как его подставили, я бы тут же позвонил в полицию. Ведь не замухрышка наркоман — опасный убийца гуляет на свободе!
— Точно! И его зовут Кэнтел! Если он, возможно, вернется, вам таки следует позвонить мне.
— Вы собираетесь следить за входной дверью? — невинно спросил я.
— Может быть.
— А как насчет черного хода?
— Не исключено.
— Если он возникнет, я тут же сообщу вам. Я законопослушный гражданин.
— Да, гражданин, — кисло признал он. — И это мешает нам. Во всяком случае, мы не можем тебя прищучить!
Я не оскорбился, что он мне тыкнул, наоборот, улыбнулся:
— Вы шутник, мистер Граймс.
— И вы тоже!
Он нахлобучил шляпу на голову и пошел к двери. Копы за ним. Я замыкал шествие. Я сказал этим быкам положенные прощальные слова, Граймс пробурчал что-то, что я не вполне расслышал, и я с облегчением закрыл за ними дверь.
Элла зажгла две сигареты и протянула одну мне.
— Что будет теперь? — спросила она.
— Теперь я еду в Новую Англию, — сообщил я.
— Ты должен ехать?
— У меня нет выбора, дорогая. Я предпочел бы остаться с тобой, но — надо.
— Клей, он действительно убил кого-то?
— Сомневаюсь. Больше похоже, что его и впрямь подставили, чтобы посадить.
Она устроилась на диване, поджав под себя ноги. Вид у нее был встревоженный.
— Клей, тебе приходилось убивать людей? — Ее глаза испытующе смотрели на меня.
— Послушай...
— Ты устраивал несчастные случаи, как ты сказал по телефону.
— Дорогая, у меня сейчас-нет ни времени, ни...
— Ты бы устроил ему, как там его зовут, несчастный случай, если бы твой босс приказал, правда?
— Дорогая, мы поговорим об этом, когда я вернусь. У меня ни минуты лишней.
Это было правдой, но и предлогом. Мне не понравилось, как она смотрела на меня, и еще меньше вопросы, которые она принялась задавать. Я не хотел терять Эллу — первую женщину за последние девять лет, которую мне хотелось бы удержать. Я мысленно обругал Билли-Билли за то, что он лично доставил мою работу мне прямиком на дом.
— Мне надо ехать, — угрюмо повторил я. — Мы можем поговорить, когда я вернусь. Хорошо?
— Ладно, Клей.
Мне хотелось сказать больше, убедительнее, добрее, но время поджимало. Я оставил ее и побежал в кабинет, чтобы извлечь из тайника Билли-Билли. Я знал, как нам улизнуть из здания. Вверх по пожарной лестнице, потом перебежкой через несколько крыш, спуститься вниз по другой пожарной лестнице, пролезть в окно, и мы на третьем этаже большого гаража, где я держу свой “мерседес”. Я пользовался этим путем несколько раз, когда люди, с которыми мне не хотелось встречаться, поджидали меня у моих дверей.
Влетев в кабинет, я отодвинул дверцу и уставился на пустое место. Билли-Билли испарился, представляете? Я изумленно оглядел комнату, даже потолок, пытаясь сообразить, куда, к черту, он мог подеваться. И тут заметил, что окно, ведущее на пожарную лестницу, закрыто. А я, помню, оставил его открытым на несколько дюймов. Должно быть, Билли-Билли услышал, о чем мы говорили в гостиной, понял, что копы пойдут с обыском, и удрал через пожарную лестницу. Он плотно — сообразил ведь! — закрыл за собой окно, чтобы полицейским не пришло на ум выглянуть наружу.
Я подошел к окну, открыл его. В квартире работал кондиционер, но на улице стояла нестерпимая августовская жара. Было такое ощущение, будто я сунул голову в кипу перегретого хлопка. Я посмотрел вверх, на крышу, потом вниз, потом по сторонам, но не увидел и тени Билли-Билли. Этот дурень совсем спятил от страха и смылся. Будто он на крыльях улетел. Гадай теперь, где его искать!
Моя приятная, тихая, спокойная ночь пошла ко всем чертям. Я выругался, захлопнул окно и продолжал изощряться в ругательствах, пока шел в спальню. Элла снова сидела в постели, как ни в чем не бывало.
— А теперь в чем дело? — спросила она.
— Он удрал, зараза. Мне придется снова звонить Эду. Я позвонил, и Тони Челюсть отозвался. Мы поворчали друг на друга.
Потом Эд взял трубку, и я рассказал ему, что произошло.
— Прекрасно! — обрадовался он. — Найди его. Найди его и спрячь где-нибудь понадежнее. Сбор правления в девять часов в конторе Клэнси Маршалла. Отыщи Билли-Билли, припрячь его и будь у Клэнси в десять. После собрания ты сможешь отвезти его к бабушке.
— Он убежал перепуганный насмерть, Эд. Одному Богу известно, куда его понесло.
— Должен же он где-то приткнуться. Тебе известны его привычки, ты знаешь людей, с которыми он водится. Он должен к кому-то из них отправиться. Найди его! И приходи к Клэнси в девять.
— О'кей, Эд, — ответил я, повесил трубку и состроил огорченную гримасу Элле:
— Теперь я должен разыскивать этого дурня. Пожалуй, тебе лучше лечь спать. С сегодняшней ночью нам не повезло.
— Разве ты должен ехать прямо сейчас? — спросила она. — И никак не смог бы задержаться на пару минут?
Встревоженное выражение исчезло с ее лица, глаза лучились, и она определенно давала понять, что у нас снова все как надо.
— Считаю, я вовсе не должен мчаться прямо сейчас. Можно дать возможность законникам чуть-чуть расслабиться.
— Вот и чудненько.
Я ушел от нее через полчаса.
Глава 2
Снаружи был город, и он вонял. Воздух жаркий и влажный. Дышалось с трудом.
Я подумал о Граймсе и о тех ребятах, которых он оставил где-то напротив в надежде, что я приведу их к Билли-Билли Кэнтелу. Я в одиночестве шагал по улице, большинство окон в домах были темны. Лишь на верхних этажах были освещены несколько квартир. По обе стороны улицы отдыхали машины. Меньше чем через четыре часа, в восемь утра, они все уберутся — вступит в силу запрещение на парковку. При дневном свете машины, должно быть, отличались окраской — от нежно-розовых до голубых и других пастельных оттенков, но сейчас, в четыре часа утра, в душной тьме ночи все они казались черными. Даже отблеск хромированных деталей был приглушен.
Эту часть улицы освещал лишь один фонарь слева впереди и один справа, на той стороне. Парни Граймса, видимо, сидят в одной из машин, стоящих напротив, затаились в темноте так, чтобы на них не попадал свет ни одного из фонарей.
Моя улица, одна из западных восьмидесятых, была с односторонним движением. Гараж, в котором я держал свой “мерседес”, находился в восточном конце квартала. Попасть туда можно с моей улицы и с Коламбас-авеню. Если полицейские собирались сесть мне на хвост, а их машина стояла в середине квартала в направлении Сентрал-парка, то, поскольку я двинусь по Коламбас-авеню прямо в центр, им придется объезжать весь квартал, чтобы попасть туда, откуда я стартовал. Пожалуй, избавиться от хвоста не будет такой уж сложной проблемой.
Я тащился в сторону гаража. Как только вышел на улицу, сразу сильно вспотел. Адская жарища. Капли заструились по лбу, готовые скатиться с бровей в глаза. Белая рубашка под темно-серым костюмом прилипла к телу, а галстук казался обрывком теплой веревки на шее. Было слишком душно, чтобы бодро двигаться и спокойно думать и уж тем более, выскочив из прохладной квартиры с кондиционером, с воодушевлением бегать по всему Нью-Йорку в поисках ничтожного наркомана.
Оранжевая машина такси прошуршала мимо меня. На крыше тускло светился желтый огонек — указатель, что машина свободна. Она напомнила мне почему-то большую зубастую рыбу с широкой пастью, слоняющуюся среди водорослей на океанском мелководье. Сравнение было неожиданно прохладным, и я постарался удержать его в воображении, пока не разглядел таксиста, вцепившегося в руль. Похоже, ему было вдвое жарче, нежели мне. Я ощутил, как рубашка еще плотнее прилипла к моей спине — из сочувствия к нему, наверное.
Я вошел в контору гаража. Парнишка-пуэрториканец, работавший по ночам, сидел за столом и рассматривал комикс. Он улыбнулся, кивнул мне и, не сказав ни слова, ушел за машиной.
Контору заливал яркий желтый свет. Парнишка оставил комикс раскрытым, и я полистал его, пока ждал. Слова, которыми обменивались персонажи, были на испанском, языке. Но для того чтобы читать комиксы, не обязательно знать алфавит. Что там напыщенно вещал тот издатель комиксов? Что-то вроде: “Мы боремся с невежеством!” Я полистал страницы, разглядывая картинки, призванные якобы нести неграмотным свет знаний.
"Мерседес” загудел, плавно спускаясь по пандусу. Парень выскочил из него с сияющей мордашкой. Не важно, что ни одна машина в гараже не принадлежит ему. Он был счастлив тем, что имел право разъезжать на них вверх и вниз по пандусу. У многих ли пуэрториканских ребят есть возможность водить “Мерседес-Бенц-190”?
Он вылез из машины и придержал дверь для меня.
— Все в порядке, мистер! — радостно сказал он.
— Спасибо!
Я сел за руль, и он захлопнул дверь.
— Довольно поздно, — заметил он, глядя на меня сквозь открытое окно. — Вы уезжаете из города?
— Нет, через некоторое время я вернусь.
— О'кей!
Мы улыбнулись друг другу, и я вырулил на Коламбас-авеню. Я знал, что ставлю пуэрториканца в тупик, так же как и привратника в доме, где живу. Я выгляжу и одеваюсь как молодой преуспевающий чиновник: тридцать два года, рост сто восемьдесят два сантиметра, темные, коротко стриженные волосы. Лицо волевое, решительное. Ну и не глупое — я вполне смахивал на выпускника университета. Моя внешность годилась для студенческой Мэдисон-авеню.
Если же присмотреться, то вел я несколько странный образ жизни. Иногда уезжал из города на несколько недель. Случалось, днями не вылезал из квартиры. Я уходил и приходил без всякого расписания. И примерно раз или два обо мне справлялись полицейские. Привратник ни разу не уведомил меня об этом, а пуэрториканец иногда пытался расспрашивать меня как бы случайно. И у нас находилась тема для разговора, когда я забирал или отдавал машину.
Я проехал квартал по Коламбас-авеню и свернул направо. Проскочил Западную авеню и направился в центр. И все время внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Когда обнаружил, что машина, шедшая за мной по Коламбас-авеню, все еще сопровождает меня, то понял, что мне не удалось так легко отделаться от копов. Должно быть, они сторожили меня на двух машинах и переговаривались по рации.
Но это могла быть и случайность, так что пришлось проверять. Свернул налево на следующем углу, вернулся снова на Коламбас-авеню, снова направо и еще раз направо на следующем перекрестке, ан нет, сукин сын все еще висел у меня на хвосте примерно на расстоянии в полквартала. Я выбрался снова на Западную авеню, повернул налево и притормозил перед светофором.
Это произошло наконец. Я остановился довольно далеко от перекрестка. Впереди виднелись скользящие огни такси, но мой преследователь и я оказались рядом. Он сидел за рулем черного “шевроле” 56-го года, как я и думал. Полицейские вечно так. В этой стране, должно быть, миллионов двенадцать машин, и десять миллионов из них похожи на пластиковые игрушки из Японии — блестящие, розовые или желтые. Поэтому, когда коп хочет затеряться, на какой машине он поедет? Конечно, на черном “шевроле”. Странно, что, имея таких противников, Эд Ганолезе еще не захватил всю страну.
Коп за рулем казался еще более неприметным. Вместо того чтобы рвануть вперед рядом со мной по соседнему ряду, как сделал бы любой нормальный водитель, он ждал светофора позади меня. И тут я от него отделался.
Зажегся зеленый свет, и я изо всех сил вдавил акселератор. “Мерседес” прыгнул вперед и вынесся на перекресток, как пантера, сиганувшая с ветки. И тут же я резко ударил по тормозам. Коп, полагавший, что мы будем гнать наперегонки, тоже газанул, “шевроле” ринулся за мной, слегка выйдя из-под контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— “Мистер Граймс” вполне сойдет, — пробормотал он.
— Здравствуйте, мистер Граймс, — вежливо поздоровалась Элла. — Здесь что-нибудь не так?
— Это просто рутина, — сообщил он и вспыхнул, осознав, что повторяет мои слова.
— Они ловят парня, которого зовут Кэнтел, — сообщил я Элле и посмотрел на Граймса. — Хотя его уже и след простыл. Вы, я думаю, теряете понапрасну время. Могли бы искать его в других привычных ему местах.
— Мы не единственные, кто ищет его.
— Почему его ищут? — спросила Элла.
— Они думают, что он кого-то убил, — объяснил я. Тут двое копов вернулись и отрицательно покачали головами. Копы редко друг с другом разговаривают. Они только кивают, качают головой, разводят руками или свистят. Этот жест языка знаков — покачивание головой — означал на данный момент, что ни одному из них не пришло в голову заглянуть в стеллаж под музыкальным центром и, следовательно, я могу не спешить собирать вещички. Как только слуги закона уберутся, я поеду в Новую Англию, что все-таки получше, нежели топать в тюрьму.
Граймс, которого появление коллег освободило от смущения, с облегчением поднялся и сердито бросил мне:
— Хотел бы я, чтобы вы поверили бродяге. Хотел бы я, чтобы он спрятался здесь и я мог бы с чистой совестью забрать вас обоих с собой.
— Мистер Граймс, — с достоинством сказал я, — если бы я убедился, что Билли-Билли говорит правду о том, как его подставили, я бы тут же позвонил в полицию. Ведь не замухрышка наркоман — опасный убийца гуляет на свободе!
— Точно! И его зовут Кэнтел! Если он, возможно, вернется, вам таки следует позвонить мне.
— Вы собираетесь следить за входной дверью? — невинно спросил я.
— Может быть.
— А как насчет черного хода?
— Не исключено.
— Если он возникнет, я тут же сообщу вам. Я законопослушный гражданин.
— Да, гражданин, — кисло признал он. — И это мешает нам. Во всяком случае, мы не можем тебя прищучить!
Я не оскорбился, что он мне тыкнул, наоборот, улыбнулся:
— Вы шутник, мистер Граймс.
— И вы тоже!
Он нахлобучил шляпу на голову и пошел к двери. Копы за ним. Я замыкал шествие. Я сказал этим быкам положенные прощальные слова, Граймс пробурчал что-то, что я не вполне расслышал, и я с облегчением закрыл за ними дверь.
Элла зажгла две сигареты и протянула одну мне.
— Что будет теперь? — спросила она.
— Теперь я еду в Новую Англию, — сообщил я.
— Ты должен ехать?
— У меня нет выбора, дорогая. Я предпочел бы остаться с тобой, но — надо.
— Клей, он действительно убил кого-то?
— Сомневаюсь. Больше похоже, что его и впрямь подставили, чтобы посадить.
Она устроилась на диване, поджав под себя ноги. Вид у нее был встревоженный.
— Клей, тебе приходилось убивать людей? — Ее глаза испытующе смотрели на меня.
— Послушай...
— Ты устраивал несчастные случаи, как ты сказал по телефону.
— Дорогая, у меня сейчас-нет ни времени, ни...
— Ты бы устроил ему, как там его зовут, несчастный случай, если бы твой босс приказал, правда?
— Дорогая, мы поговорим об этом, когда я вернусь. У меня ни минуты лишней.
Это было правдой, но и предлогом. Мне не понравилось, как она смотрела на меня, и еще меньше вопросы, которые она принялась задавать. Я не хотел терять Эллу — первую женщину за последние девять лет, которую мне хотелось бы удержать. Я мысленно обругал Билли-Билли за то, что он лично доставил мою работу мне прямиком на дом.
— Мне надо ехать, — угрюмо повторил я. — Мы можем поговорить, когда я вернусь. Хорошо?
— Ладно, Клей.
Мне хотелось сказать больше, убедительнее, добрее, но время поджимало. Я оставил ее и побежал в кабинет, чтобы извлечь из тайника Билли-Билли. Я знал, как нам улизнуть из здания. Вверх по пожарной лестнице, потом перебежкой через несколько крыш, спуститься вниз по другой пожарной лестнице, пролезть в окно, и мы на третьем этаже большого гаража, где я держу свой “мерседес”. Я пользовался этим путем несколько раз, когда люди, с которыми мне не хотелось встречаться, поджидали меня у моих дверей.
Влетев в кабинет, я отодвинул дверцу и уставился на пустое место. Билли-Билли испарился, представляете? Я изумленно оглядел комнату, даже потолок, пытаясь сообразить, куда, к черту, он мог подеваться. И тут заметил, что окно, ведущее на пожарную лестницу, закрыто. А я, помню, оставил его открытым на несколько дюймов. Должно быть, Билли-Билли услышал, о чем мы говорили в гостиной, понял, что копы пойдут с обыском, и удрал через пожарную лестницу. Он плотно — сообразил ведь! — закрыл за собой окно, чтобы полицейским не пришло на ум выглянуть наружу.
Я подошел к окну, открыл его. В квартире работал кондиционер, но на улице стояла нестерпимая августовская жара. Было такое ощущение, будто я сунул голову в кипу перегретого хлопка. Я посмотрел вверх, на крышу, потом вниз, потом по сторонам, но не увидел и тени Билли-Билли. Этот дурень совсем спятил от страха и смылся. Будто он на крыльях улетел. Гадай теперь, где его искать!
Моя приятная, тихая, спокойная ночь пошла ко всем чертям. Я выругался, захлопнул окно и продолжал изощряться в ругательствах, пока шел в спальню. Элла снова сидела в постели, как ни в чем не бывало.
— А теперь в чем дело? — спросила она.
— Он удрал, зараза. Мне придется снова звонить Эду. Я позвонил, и Тони Челюсть отозвался. Мы поворчали друг на друга.
Потом Эд взял трубку, и я рассказал ему, что произошло.
— Прекрасно! — обрадовался он. — Найди его. Найди его и спрячь где-нибудь понадежнее. Сбор правления в девять часов в конторе Клэнси Маршалла. Отыщи Билли-Билли, припрячь его и будь у Клэнси в десять. После собрания ты сможешь отвезти его к бабушке.
— Он убежал перепуганный насмерть, Эд. Одному Богу известно, куда его понесло.
— Должен же он где-то приткнуться. Тебе известны его привычки, ты знаешь людей, с которыми он водится. Он должен к кому-то из них отправиться. Найди его! И приходи к Клэнси в девять.
— О'кей, Эд, — ответил я, повесил трубку и состроил огорченную гримасу Элле:
— Теперь я должен разыскивать этого дурня. Пожалуй, тебе лучше лечь спать. С сегодняшней ночью нам не повезло.
— Разве ты должен ехать прямо сейчас? — спросила она. — И никак не смог бы задержаться на пару минут?
Встревоженное выражение исчезло с ее лица, глаза лучились, и она определенно давала понять, что у нас снова все как надо.
— Считаю, я вовсе не должен мчаться прямо сейчас. Можно дать возможность законникам чуть-чуть расслабиться.
— Вот и чудненько.
Я ушел от нее через полчаса.
Глава 2
Снаружи был город, и он вонял. Воздух жаркий и влажный. Дышалось с трудом.
Я подумал о Граймсе и о тех ребятах, которых он оставил где-то напротив в надежде, что я приведу их к Билли-Билли Кэнтелу. Я в одиночестве шагал по улице, большинство окон в домах были темны. Лишь на верхних этажах были освещены несколько квартир. По обе стороны улицы отдыхали машины. Меньше чем через четыре часа, в восемь утра, они все уберутся — вступит в силу запрещение на парковку. При дневном свете машины, должно быть, отличались окраской — от нежно-розовых до голубых и других пастельных оттенков, но сейчас, в четыре часа утра, в душной тьме ночи все они казались черными. Даже отблеск хромированных деталей был приглушен.
Эту часть улицы освещал лишь один фонарь слева впереди и один справа, на той стороне. Парни Граймса, видимо, сидят в одной из машин, стоящих напротив, затаились в темноте так, чтобы на них не попадал свет ни одного из фонарей.
Моя улица, одна из западных восьмидесятых, была с односторонним движением. Гараж, в котором я держал свой “мерседес”, находился в восточном конце квартала. Попасть туда можно с моей улицы и с Коламбас-авеню. Если полицейские собирались сесть мне на хвост, а их машина стояла в середине квартала в направлении Сентрал-парка, то, поскольку я двинусь по Коламбас-авеню прямо в центр, им придется объезжать весь квартал, чтобы попасть туда, откуда я стартовал. Пожалуй, избавиться от хвоста не будет такой уж сложной проблемой.
Я тащился в сторону гаража. Как только вышел на улицу, сразу сильно вспотел. Адская жарища. Капли заструились по лбу, готовые скатиться с бровей в глаза. Белая рубашка под темно-серым костюмом прилипла к телу, а галстук казался обрывком теплой веревки на шее. Было слишком душно, чтобы бодро двигаться и спокойно думать и уж тем более, выскочив из прохладной квартиры с кондиционером, с воодушевлением бегать по всему Нью-Йорку в поисках ничтожного наркомана.
Оранжевая машина такси прошуршала мимо меня. На крыше тускло светился желтый огонек — указатель, что машина свободна. Она напомнила мне почему-то большую зубастую рыбу с широкой пастью, слоняющуюся среди водорослей на океанском мелководье. Сравнение было неожиданно прохладным, и я постарался удержать его в воображении, пока не разглядел таксиста, вцепившегося в руль. Похоже, ему было вдвое жарче, нежели мне. Я ощутил, как рубашка еще плотнее прилипла к моей спине — из сочувствия к нему, наверное.
Я вошел в контору гаража. Парнишка-пуэрториканец, работавший по ночам, сидел за столом и рассматривал комикс. Он улыбнулся, кивнул мне и, не сказав ни слова, ушел за машиной.
Контору заливал яркий желтый свет. Парнишка оставил комикс раскрытым, и я полистал его, пока ждал. Слова, которыми обменивались персонажи, были на испанском, языке. Но для того чтобы читать комиксы, не обязательно знать алфавит. Что там напыщенно вещал тот издатель комиксов? Что-то вроде: “Мы боремся с невежеством!” Я полистал страницы, разглядывая картинки, призванные якобы нести неграмотным свет знаний.
"Мерседес” загудел, плавно спускаясь по пандусу. Парень выскочил из него с сияющей мордашкой. Не важно, что ни одна машина в гараже не принадлежит ему. Он был счастлив тем, что имел право разъезжать на них вверх и вниз по пандусу. У многих ли пуэрториканских ребят есть возможность водить “Мерседес-Бенц-190”?
Он вылез из машины и придержал дверь для меня.
— Все в порядке, мистер! — радостно сказал он.
— Спасибо!
Я сел за руль, и он захлопнул дверь.
— Довольно поздно, — заметил он, глядя на меня сквозь открытое окно. — Вы уезжаете из города?
— Нет, через некоторое время я вернусь.
— О'кей!
Мы улыбнулись друг другу, и я вырулил на Коламбас-авеню. Я знал, что ставлю пуэрториканца в тупик, так же как и привратника в доме, где живу. Я выгляжу и одеваюсь как молодой преуспевающий чиновник: тридцать два года, рост сто восемьдесят два сантиметра, темные, коротко стриженные волосы. Лицо волевое, решительное. Ну и не глупое — я вполне смахивал на выпускника университета. Моя внешность годилась для студенческой Мэдисон-авеню.
Если же присмотреться, то вел я несколько странный образ жизни. Иногда уезжал из города на несколько недель. Случалось, днями не вылезал из квартиры. Я уходил и приходил без всякого расписания. И примерно раз или два обо мне справлялись полицейские. Привратник ни разу не уведомил меня об этом, а пуэрториканец иногда пытался расспрашивать меня как бы случайно. И у нас находилась тема для разговора, когда я забирал или отдавал машину.
Я проехал квартал по Коламбас-авеню и свернул направо. Проскочил Западную авеню и направился в центр. И все время внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Когда обнаружил, что машина, шедшая за мной по Коламбас-авеню, все еще сопровождает меня, то понял, что мне не удалось так легко отделаться от копов. Должно быть, они сторожили меня на двух машинах и переговаривались по рации.
Но это могла быть и случайность, так что пришлось проверять. Свернул налево на следующем углу, вернулся снова на Коламбас-авеню, снова направо и еще раз направо на следующем перекрестке, ан нет, сукин сын все еще висел у меня на хвосте примерно на расстоянии в полквартала. Я выбрался снова на Западную авеню, повернул налево и притормозил перед светофором.
Это произошло наконец. Я остановился довольно далеко от перекрестка. Впереди виднелись скользящие огни такси, но мой преследователь и я оказались рядом. Он сидел за рулем черного “шевроле” 56-го года, как я и думал. Полицейские вечно так. В этой стране, должно быть, миллионов двенадцать машин, и десять миллионов из них похожи на пластиковые игрушки из Японии — блестящие, розовые или желтые. Поэтому, когда коп хочет затеряться, на какой машине он поедет? Конечно, на черном “шевроле”. Странно, что, имея таких противников, Эд Ганолезе еще не захватил всю страну.
Коп за рулем казался еще более неприметным. Вместо того чтобы рвануть вперед рядом со мной по соседнему ряду, как сделал бы любой нормальный водитель, он ждал светофора позади меня. И тут я от него отделался.
Зажегся зеленый свет, и я изо всех сил вдавил акселератор. “Мерседес” прыгнул вперед и вынесся на перекресток, как пантера, сиганувшая с ветки. И тут же я резко ударил по тормозам. Коп, полагавший, что мы будем гнать наперегонки, тоже газанул, “шевроле” ринулся за мной, слегка выйдя из-под контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29